Кладбище. Фанфик про группу Ария

КЛАДБИЩЕ
Автор: Плакса Миртл (judgelinch@rambler.ru)
Пэйринг: Маврин/Кипелов, Холстинин, Дубинин, Грановский
Рейтинг: G
Жанр: юмор
Направленность: слэш
Саммари: Как создали группу «Мастер» и как в «Арию» взяли Маврина. Как Дубинин и Холстинин зарабатывали деньги.
Отказ: События вымышлены для собственного увеселения.


Где-то огни. Рекламы. Автомобили. Где-то ночной город живет своей жизнью, а здесь все так же, как было много веков назад. Старая сосна, ледяной ветер, патриархальная тишина, и ничто не посмеет ее нарушить – это подтверждала даже злобная старая луна, готовая расхохотаться вслед ночному посетителю кладбища.
 Черное пятно продырявило темноту в стороне от фонарей, и внезапно тишину прорезал дикий, истеричный, злобный вой, он замораживал кровь, яростно впиваясь леденящими жалами ужаса и отчаяния.
 Какое существо могло издавать этот вой? Зверь? Птица? Нет. На одном из памятников, угрюмо сгорбившись, сидел лохматый панк. Его одежда и выражение лица соответствовали месту и времени. Задрав голову к луне, он выл так, что любой, услышав эти звуки, в ужасе обратился бы в бегство. Так мог выть разве что голодный оборотень, ищущий себе жертву. Вдруг вой затих, и его автор бессильно уронил лохматую голову на руки.
 Темная тень сзади накрыла его, и он почувствовал прижавшееся к нему тело, обвившие его руки, рыжие пряди, брошенные ветром ему в лицо.
 – Замолчи! Перестань… Ты же голос сорвешь!
 – Голос? Нафиг дворнику голос? – взвизгнул панк. В мыслях он уже видел себя в оранжевом жилете, разгружающим вагоны, укладывающим шпалы, а то и бредущим по сельской местности к ближайшему орешнику за новою метлой.
Выплюнув угодившие ему в рот рыжие волосы, панк зачастил:
 – Я думал, ты вообще не придешь. Я думал – может, ты шел и встретился: «Мужик, ты че такой патлатый, пидарок?» - и лежишь ты в подворотне с пробитым черепом. Или менты тебя загребли, сидишь сейчас в КПЗ. А может, и хуже! Может, ты меня бросить решил! Дома отоспаться, на мягкой перине под одеялом! А я тут буду ждать до утра! Могильную плиту греть задницей! Беда одна не ходит, все сразу! – брызгая слюной, кричал он другу в лицо, судорожно обвивая его руками и ногами. - Все навалилось! Со всех сторон! Ты почему опоздал? Почему я тут сижу три часа, рассвет уж близится, а Маврина все нет? И так плохо, все у меня плохо! Если еще и ты меня пошлешь, я утоплюсь в Москве-реке!
 – Махровый эгоист! – сквозь зубы прошипел рыжий, отталкивая панка от себя. – Ты не знаешь, что произошло, – и отвернулся. Лунный луч при этом осветил его лицо.
 – Господи! Маврик! Это кто ж тебя так?..
 Да, обличье гривастого посетителя кладбища было разукрашено качественно. Судя по его трагическим инсинуациям, это было дело рук четверых волосатиков, металлюг, именовавших себя группой «Мастер». Они арендовали на одну ночь студию звукозаписи МДМ, но там между собой перессорились и пустили в ход кулаки, изрядно покалечив аппаратуру. Примчался сторож в лице Маврина с попыткою воспрепятствовать. Те были уже невменяемы. Он дрался яростно, но непрофессионально… Пока труженики тамтама и балалайки расправлялись с Мавриным, четвертый волосатик, вокалист, побежал звонить в милицию. Всех повязали.
 – Ну, что… Мелкое хулиганство. Меня мгновенно вышвырнули. А ты говоришь – опоздал… Ты прости, чем обидел, но не до тебя мне было, Валера!
 Трудовая биография Маврина включала список рок-групп, в которых он терзал все возможные инструменты, от бубна до синтезатора. Из последнего бэнда, «Металлаккорд», он вылетел с большим «у-ухом» и нанялся сторожем на студию МДМ. Но недолго он там сторожил.
 – Группа «Мастер», ты таких не знаешь? – меланхолично спрашивал Маврин. – Я еще внимание обратил, что у того мудака, который мне этот фонарь поставил, большого пальца на руке нету…
 – ПАЛЬЦА НА РУКЕ НЕТ???
 И Кипелов взахлеб заговорил о катаклизмах в его группе – «Ария».

 * * *

 В воздухе мастерской пульсировали сгустки ненависти – там стояли вокалист Валерик Кипелов и басист Алик Грановский.
 – Мы, это вот я, Саша, Андрей, – после концерта нас больше в эту мастерскую не жди! Мы уже давно договорились, но теперь мы немедленно уходим! Не нравится мне, как ты на нас орешь из-за трех аккордов или вот его хватаешь за волосы и проводишь носом по клавишам. Я на что спокойный, но ты кого угодно доведешь. Ты, Холст, меня зря звал играть с этим придурочным кастратом.
 Да, лучше бы Грановскому воздержаться от последней фразы! Вулкан разбудить – не муравейник растревожить! Глаза у Кипелова налились кровью. Сжав кулаки, он возопил:
 – Да я сам тебя сейчас кастрирую! Собственными зубами! – и метнулся приводить угрозу в исполнение.
 Грановский отскочил назад, а его рука, словно отделившись от тела, совершила плавное движение по воздуху и припечатала рассвирепевшему Кипелову челюсть. И тут же комнату потряс обезумевший от боли вопль: Кипелов обеими руками вцепился в конечность Грановского и сомкнул зубы на его пальце.
 Холстинин кинулся их разнимать.
 И прежде чем все успели опомниться – Грановский стоял, в ужасе подняв руку с окровавленным большим пальцем. Секунду он болтался на тоненькой полоске кожи, затем оторвался совсем.
 – Замажь, – завопил Холстинин и подсунул Грановскому пузырек, но мстительный басист, прежде чем его удержали, прыжком пересек комнату и вылил зеленку на голову Кипелова.
 – Скорей в больницу!!!
 Грановский, клавишник и барабанщик рванули вон из мастерской, но Грановский запнулся об недоделанный гроб и упал, а от сотрясения с крышки гроба, прислоненной к стене, ему на шею упал венок с надписью «Любимой теще», как воротник английского графа эпохи Шекспира.
 – Эй, куда венок потащил? – заорал Холстинин. – Оставь венок!
 Грановский сорвал украшение и убежал. Холстинин подобрал венок и придирчиво осмотрел – не порвал ли его дезертир.

 * * *

 – Больше мы их не видели, – заключил Кипелов. – Но если не наберем вот к послезавтра новый состав, то прощай, «Скорбота». Ты, конечно, не погнушаешься играть на похоронах?
 – Я понял, почему ты меня позвал именно сюда, – Маврин попрал ботинком неизвестное надгробие, на котором сидела парочка, – привычный путь, сюда и на работу, сюда и на свидание…
 – Ты что, покойников боишься?
 – Я живых боюсь…
 Слова застряли у Кипелова в горле. Ему мгновенно припомнились слухи о гробокопателях, в поисках серег, колец, часов забиравшихся в свежевырытые могилы. Нарушители кладбищенского спокойствия больше ни на одном погосте не орудовали. Только на этом, находящемся в ведении «Скорботы».
 – Не к тебе же мы пойдем… Квартира в хрущобе, комната всего одна. Что я твоей сестре скажу… А моя соседка, я в 7-й комнате, она в 8-й, все на мою берлогу облизывается… Думает, отсудит себе и вторую комнату в коммуналке… Стены, сам знаешь, картонные, если соседи узнают, что я с парнем, побегут меня сдавать, а сами оттяпают комнату – мне она уже не понадобится. В другом месте проживем три года. По сто двадцать первой статье.
 – А ты и больше!.. Ты бешеный! О чем ты только думал! Я видел Грановского, будка железобетонная, ты думаешь, он тебе простит???
 – Сейчас темно, хорошо, что ты, Маврик, не видишь, как я выгляжу. Он же мне зеленку на черепушку вылил! Я пришел домой в коммуналку, помыл голову шампунем – волосы зеленые. Второй раз помыл – зеленые. Тогда я со всей дури «Белизны» на голову налил – и под кран. Так сейчас у меня вся образина красная, зудит, щиплет, а волосы все равно зеленые…
 – Тебе придется побрить голову налысо, – посоветовал Маврин.
 – Что? Налысо? Мои волосы, мои белокурые волосы!
 – Твои бесцветные жиденькие лохмушки! – хихикнул Маврин. – Глупенький, ты можешь их продать в любую парикмахерскую.
 – Ты меня унижаешь, что у меня не такие чудесные густые рыжие волосы, как у тебя? Помнишь, как мы причесывали друг друга, а теперь, я буду лысый…
 Ледяной ветер, получеловеческие тени деревьев, мечущиеся в свете луны… Маврин смертельно жалел, что поддался на уговоры Кипелова и пришел на кладбище. Он обнял Кипелова покрепче и постарался думать только об этом.
 – Кажись, это здесь!!!
 Луч фонарика полоснул темноту, и если бы Кипелов не рванул Маврина за руку, заставляя спрятаться за памятник, их бы заметили.
 Унылый пейзаж погоста разнообразили своим присутствием два волосатика. Один, краснорожий детина с портретом Бивиса на майке, светил фонариком. Его подручный, длинный, тощий, с лошадиной физиономией, волок две лопаты и какой-то хитроумный агрегат наподобие рычага. Они остановились так близко, что непременно бы услышали голос Кипелова, если б ему вздумалось сообщить, что обладатель лошадиной физиономии – Володька Холстинин, отец-основатель «Арии». А его краснорожий спутник – Виталик Дубинин, Холстининский кум.
 – Ого! Тут кто-то триста грамм на могилке оставил! Причастимся, Холст!
 Сгрузив на землю инструмент, новоприбывшие вкусили расположенный на черном гранитном памятнике заботливыми родственниками продукт. Памятник был совсем свежий, засыпанный еще не увядшими цветами, и, судя по его чересчур шикарному для скорбного ритуала виду, это и была цель Холстинина и Дубинина.
 – Остаканились, теперь давай ВСКРОЕМ.
 – Подожди… – Дубинин поднес фонарик к газете, на которой стояла выпивка. – «На темы дня… совершено еще одно варварское разграбление могил на Северном кладбище… Следствие… оперуполномоченный следователь обещает… контора «Скорбота» занималась благоустройством всех поврежденных памятников… опросят всех, от директора до похоронного оркестра…» Ну вот!!! Еще одна могила, и на нас 100% выйдут! Мы ведь трогаем только тех, на чьих похоронах играли!!!
 – Возьми лопату и без паники! Истеричка!
 Гробокопатели подсоединили к украшению погоста свой агрегат, и после нескольких минут усилий могильная плита сдвинулась.
 – Ой, не по душе мне это дело, – поежился Дубинин. – Привыкнуть не могу…
 – Не для себя стараемся. Надо ж на что-то выпустить альбом «Арии»... А ИМ оно все равно не нужно. Бери лопату.
 – Отомстят покойнички за себя. Отомстят, попомни мое слово, – и суеверный Дубинин, взяв в руку лопату, осенил себя крестным знамением.
 И тут в подтверждение его слов гробокопателей оглушил истошный, оглушительный вой. Вой этот, по мысли Кипелова, должен был бы указать душам гробокопателей направление «в пятки», которыми они бы тут же усердно и заработали, бросив свои лопаты. Но - Холстинин с Дубининым заглянули за памятник и обнаружили там припавших к земле Кипелова и Маврина.
- У-у-у, а-а-а-а, у-у-у…
- Опять ты! – вздохнул Холстинин. – И здесь ты, вся группа в сборе.
- У-у-у, а-а-а…
- Харэ орать, не на концерте… Да харэ уже!
- Выследил нас? – прошипел Дубинин. – Увязался, по пятам шел! Что – хочешь нас ментам сдать, шантажнуть, чтоб поделились, да?!
- Нет-нет, мужики, вы все не так поняли… - пробормотал Маврин и снова нырнул носом в землю.
- Бери лопату, помогать будешь! – зловеще потребовал Холст, сделав угрожающий жест лопатой.
Кипелов, дрожа, поднялся. За ним выпрямился и Маврин, вытирая землю с подбородка.
- Давай, копай, а мы посмотрим! – Дубинин скрестил руки на груди.
Маврин начал торговаться:
- Э нет, мужики, пять минут мы копаем – пять минут вы!
- Ладно, - поморщился Холст. - Бери лопату…

 * * *

 Коридор бюро ритуальных услуг «Скорбота» обычно всегда был заполнен в высшей степени скорбящими клиентами, но в данный момент его занимал исключительно бывший сотрудник. Грановский сидел на подоконнике, подперев виски кулаками, и с выражением зубной боли изучал свои ботинки.
 В конце коридора нарисовались четыре волосатика «Ария», которые направлялись на похороны. Об этом свидетельствовал и монолог Холстинина:
 – Да в основном на похоронАх играем…
 – А что-нибудь повеселее можете? – поинтересовался клиент.
 – One, two, three, four! – и волосатик набрал несколько душераздирающих аккордов, явно бывших его гордостью и больше всего подходивших для украшения чьих-нибудь проводов в последний путь.
 – Да это же сторож со студии звукозаписи! – узнал Грановский, вперив взгляд в новичка.
 – Бывший. Из-за вас меня выперли!
 – Серега Маврин, познакомься, Алик Грановский! Наш вокалист откусил ему палец, и он больше не может играть.
 – Как тесен мир!
 – А я пришел сказать, что подаю в суд! Где Кипелов?
 – Пошел в больницу Кащенко. За справкой, что он инвалид II группы. Так что подавай, не подавай, а он все равно отмажется.
 Грановский развернулся и рванул вон из «Скорботы».