Двадцать четвёртое с половиной февраля

В виске отражается моя боль, как будто глядишь в зеркало, отрывисто, пульсирующе, забирая сознание,
трубящее приложить лёд к этой неопределённости. Волны тоски в обход сердца, прямо к правому виску,
пенятся, вздымаются, ударяясь о выступы мозга. Запрокидывая голову на мягкую сидушку дивана, мои глаза устремлены в потолочную бель, чуть шероховатую, с тенями от плафона лампы, зажженной нахлынивающими образами. Тени сливаются с пришедшим гулом пылесоса за соседней стеной, отгороженной, растворившейся в течении дней.

Боль событий стрижет мне висок. Ножницы прошлого проворно бегают в руках неумелого парикмахера. Но есть ли причиной всего этого Миранда, либо Валери, или это моя обширная шевелюра, требующая ежедневного омывания обесточенной водой, ждущей рубильника?

Лёд не помогает. Ведь Это - Изнутри, неизвестное. Зеркальце, бинокль, очки, зелёное донышко бутылки - всё лучистое и гладкое, преломляющее и напоминающее... Всё, неосторожно спускающееся к мутной дали, чтобы сделать глоток, два, три, залп, колодец, реку разлившейся в тишине памяти.

О этот потолок, о эта стена, о это пространство - отпусти меня вглубь, раствори молекулы воздуха, чтобы я смог проникнуть в космическое естество, и уйти от этой боли, незаметным взглядом Пришельца!