Оптимистка

«Я умерла вчера, тихим дождливым вечером. Как – не помню, пришла в себя - ноги в луже, и в оба сапога уже налилась ледяная вода. Длинное пальто набухло от жидкой грязи так, что будь я жива, не смогла бы его приподнять ни за что. Я мокрый пододеяльник из ванны-то поднимала с трудом, а тут – драповое пальто. Кстати, удачное пальто, оно мне так шло при жизни. Дорогое, правда, зато материал качественный, надолго хватит… хватило… хватит… черт с ним!
Знаете ли, как неудобно сразу вот так взять и умереть, это ведь надо отвыкнуть пить, есть, дышать, двигаться…
Я думала – фигня, прорвемся. А ничего подобного… надо было чуть раньше… чуть раньше…
Это все еще мерзкий холодный дождь или уже теплый снег? Снег!.. Как я любила эти первые попытки зимы замаскировать выстраданную осенью грязь… Первый снег – это детская мечта о сказке, это замирание девушки перед ожиданием судьбы, это воспоминания женщины с уставшей улыбкой … Снег… Он с каким-то присвистом падал вниз, прямо мне на зрачки. И было не то, что бы больно, но досадно как-то, унизительно. А глаза закрыть не было никакой возможности, приходилось терпеть.
Милый врач, брось, наконец, писать эти затрепанные в регистратуре карточки, приди, закрой мне веки».

И в этот момент он действительно захлопнул исписанную медицинскими каракулями книжицу на имя Буркиной Анны Сергеевны, 1934 года рождения. Прислушался к заунывной боли в животе, хотелось жрать.
"Почему я никак не избавлюсь от этой дурацкой привычки лопать на бегу что придется. Пора бы научиться готовить… или жениться». Сеня сладко потянулся, под мышкой у халата треснуло, что заставило молодого врача тут же вернуться в исходное положение. «Да как они вообще здесь работают, годами, сумасшедшие… вот руку набью – обязательно смотаю в какую-нибудь частную клинику".
А задержался на работе Сеня Вяникин по глупости (пардон, по молодости: домой не тянуло, свое дело хотелось сделать как можно лучше). Да, был он странно молод и деятелен. Он даже еще не подошел к тому возрасту, когда любые лужи на своем пути люди обходят и не жалеют о том времени, которое на это потрачено. Хороший умненький Сеня никогда-никогда не умирал и даже не думал об этом… почти никогда.

Она-то знала, что врач пройдет именно этой дорогой между гаражей прямо к ее луже, споткнется о вывороченную арматуру и увидит ее неестественно откинутую в сторону руку.
Потом будет слышен визг шин (это "скорая"), матюги разбуженного сторожа (это морг), рев со всхлипами старшей сестры (это дом).
«Я все это слышу, все чувствую… даже муку деверя, который два дня назад откусил заусенец на большом пальце, и теперь страдает от дикой пульсирующей боли. А я ему даже ничего не могу пакостного посоветовать. Лучше б он отошел от гроба и засунул бы этот палец себе…
Ладно, чего это я? Мировой мужик, когда трезвый.
Забавно о себе говорить в прошедшем времени… Интересно, что думала после смерти матушка? Она, наверное, ни о чем не думала, она просто устала думать, да и жить. А раз я еще думаю…. так, мне пора!»

«По-моему, хватит на сегодня аутотренинга, уже полегчало. Кого это тут тянуло спрыгнуть с 14 этажа и полететь птицей к чертовой бабушке в ад? Нет, не меня».
- Да-да, спасибо, доктор, очень помогли, спасибо. Конечно… обязательно. До встречи.
«Вот чудак, так ведь и думает, что меня успокоил воображаемый шум морского прибоя, запах в сосновом бору и счастливое отражение своей рожи в зеркале. А что если предложить этому мальчику, копошащемуся в чужих проблемах, умереть однажды, как умираю каждый раз я, умереть и почувствовать, что жить все-таки стоит?..»