Глава 1 - Старик

СТАРИК

-1-

Шел, поминутно оглядываясь. Страх рукой в резиновой перчатке сдавливал что-то дрожащее внутри него. Люди шли навстречу и следом… Один… Другой… А вот еще… Еще один…
Люди прятались в воротники плащей и пальто, книжки, кроссворды, газетки, мобильники, часы. «Следят…» - подумал он обреченно, - «Не уйти… Под колпаком…» В парке целофаново шумел дождь, скреб иголочками капель листья, траву, немногочисленные цветы на клумбах. «Иголки… Иголки… Иголки под ногти…» Бросило в пот. «Нет, теперь я уже не дамся так просто… Сволочи… Посмотрим…»
Дождь разошелся, тяжелыми шлепками капли ложились на траву. Поднялся ветер, хлесткий, злобный, норовящий вырвать зонт из рук замечтавшейся девушки в ярко-зеленом плаще, затушить негаснущую «чистА пацАнскую настАящую» зажигалку Zippo в руках молодого коротко стриженного парня в дешевой кожанке. Он уже не шел – бежал, не боясь привлечь к себе внимание…
Светлый плащ превратился в промокший насквозь мешок, мешающий бежать, липнущий к телу. Парк сменился затихающей улицей, та еще одной, затем совсем темный проулок… Нырнул в подворотню… Колодец… Тупик… Откуда-то слева гулко затопали две пары ног: быстрый шаг, рысца… рванули в его сторону… «Нет, нет… все как-то не так… Бежать…»
Это вранье, что удара не помнишь. Резкая тяжесть лопнула в его затылке… «Это только начало…» Осел, даже не охнув. Так: часы, бумажник… мобила… какие-то бумажки… Шухер!

-2-

… И ты прикинь, это meathead moron прет прямо на меня. Я ему, главное, говорю: «Стой, урод!!! I’m from police!!!», а он don’t give a shit на мои слова, пошел руками махать. Ну, я ему как в боксе: jab – jab - hook, потом дубинкой доработал…
- Да, что-то совсем распустились, зря, зря, говорю тебе, concentration camp закрыли. Хоть чего-то боялись, а сейчас развели, ****ь, демократию… Look, is it a body over there?
- Точно… Надо бы проверить.. Ah, shit! Форму заляпал, у него, кажись, head is broken…
- Да он totally zonked, наверное. Брось ты его… Нажрался, упал, башку свою stupid разбил, - вот и все!
- Really? Я не слышу запаха of alcohol. Может все-таки нападение?
- А тебе не pohui? Это ж старикан какой-то, он все равно скоро will kick the bucket. Пойдем. Вытри boots о плащ, он все равно весь в какой-то slime.
- Вот что за!.. Другим дали нормальные районы, а нам, of course, эту industrial snakepit!
- Да забей!..
-…

-3-

«Пытали… Наверняка пытали… Пытали и выбросили, черт знает где…» Чей-то ботинок размазал по плащу грязь и кровь. «Мою…» На затылке запекшаяся корка. «А, черт, больно!..» Рядом, в асфальтово-мутной луже, среди глянцевых бензиновых разводов плавал бычок. Собака, огромная грязная псина, глухо лаяла, вперив взгляд куда-то в облупившуюся зассаную желтую кирпичную стену.
  Он поднялся, с трудом, конечно. Его мутило и тянуло блевать. В голове что-то плыло. Он облокотился на стену, проверил карманы. «Так, телефон… Память стерта, симка в потайном кармашке… Хрен с ним… Бумажник?.. Козлы!.. Бумаги?.. БУМАГИ?!? Все, мне ****ец… Мне ****ец…» Сумасшедшая старуха, стоявшая посреди двора, пошла к нему, тряся клюкой и изрыгая ругательства на чистейшем кокни:
- Look me in the Drum, you bloody Tea Leaf!.. I’ll kick you up the Khyber… I’ll smash you in the Boat… [В лицо мне смотри, ворюга ****ный! Сейчас я твою жопу на британские флаги порву… Ебло твое сучье вскрою…]
Все быстрее и быстрее; скоро даже отдельных фраз нельзя было разобрать: какое-то мычание, вой, шум, - ничего общего с человеческой речью – животное! Ее глаза выцвели и потускнели, в уголках губ скопилась слюна; болоньевый плащ был порван и небрежно зашит в нескольких местах. Весь ее вид внушал омерзение. Сумасшедшая попыталась ударить его клюкой, он с силой оттолкнул ее. Упав, она заголосила еще громче:
- Do a Vincent now Jo!!! You’re a Jam Roll!!! [Уебывай отсюда, сука!!! Мудак!!! ]
Старика стошнило. «Пропал плащ… Надо бежать… Нет, нельзя – подозрительно… Спокойно дойду до квартиры… Шевели заготовками, старый козел… Нет, нет, нет, не торопиться… Спокойно… С достоинством…» Его стошнило еще раз; нетвердой походкой он выбрался в переулок.

-4-
Всю свою жизнь старик считал себя неудачником. Какое бы дело он не начинал, что бы там себе не выдумывал, - все рассыпалось, разлеталось, разваливалось, разламывалось и разбивалось. Старик был уверен, что это карма, что очень давно, тысячелетия назад, он совершил что-то настолько страшное, что боги не простили его до сих пор.
«Кармический неудачник» - это определение снимало с него все возможные обвинения в трусости, малодушии, бездействии. Princeps omnium… Даже сейчас свой провал он объяснял кармой. Листовки, прокламации, манифесты, - все это теперь досталась врагам. Режиму известно решительно все. «Позор… Меня не простят… Товарищеский суд – ревтрибунал… Плесень интеллигентская, куда уж тебе…»
А как он рвался к ним, к вольнодумцам, к борцам… К своим студентам, кому он читал курс английской и американской литературы, кого он учил не бояться думать и говорить. Он рассказывал о Робе Рое и Тайлере Дердоне, капитане Ахаве, Рентоне, Кайфоломе и Бегби. Ему всегда хотелось быть как ОНИ: решительным, смелым, молодым, красивым и СВОБОДНЫМ... Свобода... Он бредил ею, лишенный даже призрачного намека на обладание хотя бы ее крупицей. …Ложечку за маму… - …Вставай, пора в школу… - …Никаких тебе прогулок… - …Тяните билет… - …Чтоб я ее здесь больше не видела… - …В среду придете на пересдачу… – …Сёдня, кр’че идем на гопотеку… - …Вот, познакомься со Светой… - …Так, зайдите-ка в деканат… - …Венчается Раб Божий… - …Ну, что ты сидишь, иди в магазин…
Его студенты не боялись. Сам же он большую часть своей жизни провел в страхе. Боялся завучей, старшеклассников, директора пока учился в школе; боялся декана, физруков и госов – в институте; ректора, шпаны и взяток, когда стал преподавателем.
Теперь старик боялся только Комиссара, руководителя городской ячейки партизанского подполья.