Судьбы людей с характером

Вышла в свет новая книга Павла Макарова «ПЕРСОНА: Судьба и Характер».
Четырнадцатого декабря состоялась презентация этой книги в двух вариантах – на эстонском и русском языках. В книге на русском языке собраны двадцать пять интервью с такими людьми, у которых характер явно присутствует.
 
Первым в новой книге представлен Алитис Дьердь.
Он – потомственный венгерский дворянин. Во время войны воевал на стороне фашистской Германии (врачом), попал в плен, из которого бежал одиннадцать раз. Во время побегов добирался и до Польши, и до Венгрии. Воспитание не позволило ему, подобно дикарю, общаться с победителями жестами. Алтис Дьердь выучил русский язык.
Но, пройдя сталинские тюрьмы и лагеря, он не сломался. Жизнь сложилась так, что он остался жить в России.
Живет очень своеобразно и достойно.

Актриса Ольга Волкова советует:
«Когда попадаешь в трудное положение, надо брать сантиметр и измерять тень своей глупости».

Остроумнейший Валентин Гафт говорит:
«Умный человек может найти общий язык и с извозчиком и с академиком. А когда сумеешь не только поговорить, но и взять что-то от извозчика и академика – тогда считай себя интересным человеком».

Рассказ об Ольге Лепешинской интересен по многим причинам.
Среди многочисленных любопытных историй самая невероятная – это история отношений балерины с Иоахимом Риббентропом, министром иностранных дел Германии.
Когда он прилетел в Москву, чтобы заключить договор о дружбе между Советским Союзом и Германией (названый позже «пактом Молотова – Риббентропа»), то первым делом его, как это было принято, повели в Большой театр. На Риббентропа неизгладимое впечатление произвела Ольга Лепешинская.
Придавая колоссальное значение переговорам, Сталин приказал компетентным органам всячески ублажать посланца Гитлера и потакать любой его прихоти.
Так Ольга Лепешинская (легенда приписывает ей звание полковника) оказалась в номере гостиницы «Метрополь»…

Представлены в книге и многие наши земляки: Юри Куускемаа, Лаури Леэзи, Алар Мяндсалу, Вероника Кнауб, Виталий Злобин, Аала Гитт.

Мне же было особенно интересно прочесть эссе Павла Макарова «О себе (попытка автобиографии)».
Его путь, ответственное отношение к своей работе, определения, которые он дает понятиям счастья, добра, справедливости, порядочности, религии – все это вызывает глубокое уважение к автору.

Татьяна Толстая писала, что интервью есть плод симбиоза спрашивающего и отвечающего. Отвечающий растекается во все стороны мыслию по древу, стараясь не злоупотреблять междометиями и мимикой, так как знает по опыту, что они, даром что несут на себе большую информационную нагрузку, заведомо подвергнутся усекновению, спрашивающие же делятся на категории: болван, артист, мечтатель, идеолог, болтун, фанатик, раб, рупор, и так далее. Отвечающий может врать, притворяться, дразнить, молчать, раздражаться, мямлить, не знать и прочее. Спрашивающий организует и выстраивает контекст. Чем активнее и артистичнее интервьюер, тем громче бьют в военные барабаны читатели.
В этом и заключается вся прелесть профессии журналиста.
Отвечающий ведь не знает, кому он служит моделью: Шишкину или Пикассо? Ему любопытно, каков будет портрет: может быть, глаз на лбу и восемь ног по периметру? А то и просто пустая рама?

Но Павел Макаров – отличный журналист и мастер жанра. Его задача, в частности – почувствовать читателя, оркестровать разговор так, чтобы задеть и спровоцировать публику на ответную реакцию, на высказывания, в которых читатель раскрылся бы максимально полно, чтобы он, волнуясь и крича, нарисовал, в свою очередь, коллективный портрет нашего времени.

Ему это удалось, читатель закричал и нарисовал себя.
Во-первых, подтвердилось извечное: читатель не понимает роли интервьюера, не понимает, что журналист проделывает огромную и тяжкую работу: вырезает, сжимает, отбрасывает. Читатель как бы верит, что напечатанное – оно вот так прямо и произнесено, без экивоков, оговорок и купюр. Открыл рот и – как по писаному: с причастными оборотами, знаками препинания… (А на магнитофонной ленте знаков препинания нет. Там можно очень по-разному трактовать фразу: «Казнить нельзя помиловать»).

Читатель наивен: он взывает к «сбалансированности суждений», когда журналист тщательно упустил все, что мешало красоте постройки. Читатель глух: он вцепляется в слово или выражение, вставленное журналистом для цементирования диалога, и, приписывая это слово автору, строит на нем песочный замок своей аргументации. Впрочем, это естественно: чем выше мастерство журналиста, тем больше веры в реальность созданного им гомункулуса.

Удивительно, что находятся люди, которые с жаром оспаривают личные вкусы некоторых «персон», представленных в книге.

Это все равно, что, прочтя запись, сделанную Львом Толстым в дневнике наутро после свадьбы: «НЕ ТО», указывать писателю: «Минуточку, то есть как это: не то?» А что вы хотели? А что вам еще надо-то? Вот – познакомьтесь – уважаемые товарищи, были в аналогичной ситуации, и свидетельствуют: очень даже то!..»