Чубайс Игорь. Разгаданная Россия Опыт философской
Игорь Чубайс определяет патриотизм, как иммунную систему общества. Так почему же в России патриотизм разрушился и можно ли его восстановить? Вот что он пишет:
Национальная идея определяется как существующие объективно, сохраняемые многими поколениями и характерные для данного народа глубинные правила и традиции, которые порождают ряд иных его особенностей и характеристик.
«Существует объективно» – значит, ее нельзя выдумать. Ведь Ньютон не выдумал, а выявил закон тяготения. Вот и Игорь Чубайс национальную идею не придумывает, а обнаруживает и выявляет.
Жить в стране, быть ее полноценным сознательным гражданином, активно участвовать или противодействовать различным общественным призывам, не позволять себя обманывать, не понимая, что это за страна, какова ее ключевая идея и главные ценности, – очень затруднительно. Можно сказать и более категорично: без идеи не существует и страны.
Игорь Чубайс провел контент-анализ народного фольклора как источника представлений о русской идее. Метод обобщенного выражения смысла успешно применялся Михаилом Гаспаровым для анализа басен Эзопа. Анализ показывает, что Бог выступает как действительный создатель системы духовных координат, как точка отсчета русской культуры. Именно поэтому в представлении самых широких слоев православного народа живет убеждение, что честь дороже жизни (а ведь каждый советский школьник должен был заучить слова Н. Островского «Самое дорогое у человека – это жизнь»).
Не случайно и то, что в отличие от латиноязычных культур, в русском языке наряду с понятием «истина» существует не менее значимая категория «правда», т. е. такая истина, которая нравственна и человечна. Точного аналога этому слову в западноевропейских языках просто не существует.
Не менее любопытен анализ российской поэзии как зеркала представлений о русской идее. Русские поэты свободно рассказывали о достоинствах и недостатках своего отечества. Анализ поэзии, как и исследование истории, подтверждает, что собирание земель было для россиян важнейшим делом.
Таким образом выявляются три кита, на которых держалась русская идея, это православие, собирание земель, переросшее в имперскую политику, и общинный коллективизм.
Первый толкователь русской идеи Владимир Сергеевич Соловьев писал: «Истинная церковь всегда осудит доктрину, утверждающую, что нет ничего выше национальных интересов, это новое язычество, творящее из нации новое божество, это ложный патриотизм, стремящийся стать на место религии. Церковь признает права наций, нападая в то же время на национальный эгоизм; она утверждает власть государства, но противоборствует его абсолютизму». (Соловьев В. С. Русская идея. Сочинения: В 2 т. М., 1989. Т. I. С. 227.)
Внутри Европы сложилось свое культурно-ценностное разделение. Для западного континента отправной стала пришедшая из Рима идея права, российский приоритет – духовно-нравственная идея. Это различие проявляется во многих социокультурных образованиях. А. И. Солженицын в одной из своих работ справедливо отмечал, что герои западной литературы отстаивают ценности власти, карьеры, деньги, любви, у нас же положительные герои стоят за нравственность, справедливость и любовь. Русский герой, как правило, правдоборец и правдоискатель. Похожие наблюдения есть и у В. М. Шукшина, писавшего, что за свою историю русский народ отобрал, сохранил, возвел в степень уважения человеческие качества, не подлежащие пересмотру, - честность, совестливость, трудолюбие и доброту. Можно сказать, что законно-правовое и духовно-нравственное – две координатные системы, две имманентные традиции европейской культуры.
Каждый из нас является на свет принадлежащим к определенному полу – мужскому или женскому. Каждый чувствует себя свободно и естественно в том гендерном пространстве, в которое его поместила природа. Комплекса несвободы ни у мужчин, ни у женщин не возникает. (О смене пола здесь говорить не стоит, это другая тема.) Причем ни до, ни после рождения никто не тянул жребий, не принимал осознанное решение о принадлежности к определенному полу, решение принималось без нас.
Явно или неявно люди признают – выбор природы делает природа, выбор народа принадлежит народу, а выбор некоей большой социальной группы в руках этой группы, и негоже все эти права присваивать отдельному индивиду.
Возникает закономерный вопрос – можно ли сделать так, чтобы свобода действовала во благо и не действовала во зло? Представим себе семью, жившую в России или в каком-то другом уголке Европы столетие назад. Ее уклад, в сравнении с нынешней ситуацией, предполагал существование множества серьезных, разноуровневых регламентов и ограничений. Чтобы выжить, нужно было иметь много детей, которые едва подрастая, тут же, вместе со взрослыми, включались в общую работу. А когда родители старели, дети, кроме прочего, становились своеобразной «живой пенсией». Все вместе должны были постоянно ткать ткань, вязать шерсть, шить одежду, выращивать зерно, картофель, выпасать скот, ставить дом. Ни пьянства, ни наркомании, ни аморализма здесь быть не могло, для этого просто не было ни культурного времени, ни культурного пространства.
Однако, выйдя из мира жесткой необходимости, мы зачастую не можем найти ей разумной и органичной замены. В результате общество попало в зависимость от свободы, иначе говоря, от собственных праздных слабостей и страстей. Исламский терроризм порожден не столько экстремизмом Востока, сколько аморализмом и глубинной несостоятельностью Запада.
Вывод состоит в том, что главная задача времени – возрождение утраченных устойчивых, высших социальных, духовных начал.
Свидетельство о публикации №206110900112