По образу и подобию

-- И горько раскаются люди эти, ибо велик грех их. Гораздо страшней слова изреченного слово писаное, так как западает в умы многих тысяч людей. И не все сильны в вере так, чтобы противостоять словам лживым. Многие не придут в Царство Божие лишь потому, что не узрели грязи под позолотой. А хуже всего придется тем, кто писал. Трудным будет путь к прощению, и немногие получат его. Раскаются сочинители, но будет поздно. Утянет на дно грех великий -–совращение добрых людей с пути истинного. Мы же не поддадимся на лживые слова, будем крепки в вере. И приидем в Царство Божие, ибо заперты умы наши от лжеписателей, порочащих имя господа нашего.
Отец Арсений закончил гневную проповедь. Одни прихожане согласно кивали головами, другие виновато прятали улыбки, вспоминая читанные недавно рассказы. Священник видел это.
Да, глубоко проникла зараза. Он ведь и сам читал. Смешно, интересно. Вот и хихикают люди над святым, всякий страх потерявши.
Мысли вконец расстроили. Отец Арсений быстренько закончил церемонию, отпустил прихожан. Оставшись один, вздохнул, опустился на колени и вознёс глаза вверх:
-- Господи, прости неразумных, которые порочат имя твое рассказами глупыми. Не со зла они.
-- Знаю, что не со зла. А вот за что прощать, честно говоря, не понимаю.
Священник покрутил головой. Никого. То ли чья-то шутка, то ли видение. Он осторожно спросил:
-- Ты ли это, Господи?
-- Я. Так что не беспокойся, у тебя не галлюцинации. Ну так за что я их прощать должен?
-- Грешны они сильно.
-- Неужели? По-моему, в пределах нормы. Кто-то больше, кто-то меньше.
-- Но как же рассказы богомерзкие? Ведаешь ли ты о них, Господи?
-- Как же, почитываю периодически. Иногда очень неплохие вещи встречаются.
-- Но ведь порочат имя твое. Сомневаются в существовании твоем.
-- Почему?
-- Смеются же.
-- Ну и что? Смеются – значит, верят. Ты когда-нибудь пробовал шутить над тем, чего нет?
-- Но над тобой!
-- И чем я хуже других? К тому же смех продлевает жизнь, соответственно, на небесах меньше работы. Да и людям со мной общаться проще. Если над кем-то по-доброму пошутили, а он к этому спокойно отнесся, то и страхов глупых меньше. А ежели как истукан каменный, чуть что, сразу громы и молнии метающий… Интересно, что мне это напоминает?
-- Грешен я, зело грешен! – отец Арсений повалился на пол.
-- Да ладно тебе. Кто из нас не грешен. Одни, конечно, больше, другие меньше, но…
Священник не слышал божественных рассуждений:
-- Каюсь, каюсь, Господи! Любое наказание снесу, которое соизволишь наложить на меня! Яви строгость свою!
-- Вообще-то я всепрощающ. Но раз настаиваешь, готов пойти навстречу. Вот только что бы такого придумать? Надо проявить строгость к человеку, известному весьма строгим отношением к себе. Анекдот какой-то. А что? Мысль.
-- Что же ты решил, Господи?
-- В общем, сам напросился. Будешь рассказывать анекдоты. По одному на каждую проповедь.
-- О чём?
-- Обо мне. О сыне моем. Ангелах, архангелах, апостолах, святых.
-- А о чём-нибудь другом можно?
-- Нельзя.
-- Но, может…
-- Нет.
-- А если…
-- Если только о патриархе. Или Папе Римском. И не чаще, чем один раз на десять проповедей.
-- Но где же я такие анекдоты возьму?
-- Твои проблемы.

Апостол Петр скосил глаза и тяжело вздохнул. К нему чинно шел архангел Михаил. Точнее, неприлично трусил, помогая для скорости крыльями.
“Архангел-фанат – это чересчур,” – подумал апостол. – “Господу, что ли, намекнуть?”
Михаил начал без предисловий:
-- Привет. Новый анекдот слышал?
-- Да.
Не помогло.
-- Слушай.
Затащил раз Бог архангела Гавриила амброзию пить. И принялся под это дело мудрости божественные толкать. А у Гавриила как раз пикничок. Сваливать надо поскорей. Вот он и говорит:
-- Велика твоя мудрость, Господи. Нет здесь никого, кто бы понял тебя.
Мол, пошел я отсюда, все равно слушать бесполезно.
Господь вздохнул и отвечает:
-- Неправда, Гаврюша, есть тут двое. Да вот беда: один не пьет, другой не просыхает.
-- В оригинале было “архангел Михаил”.
-- Не придирайся к мелочам. Давай, я лучше еще анекдот расскажу.
Попал убежденный атеист в чистилище. Посмотрел архангел Гавриил на дела его: человек хороший, особых грехов нет. А то, что в Бога не верит, его дело. Ну и говорит:
-- Ступай в рай.
-- Хорошо, -- кивает тот. – Но хочу заявить сразу: все равно не верю я ни в рай, ни в ад, ни в Бога, ни в чёрта.
-- Тогда в ад, -- решает Гавриил.
-- За что!?
-- Да какая тебе разница. Все равно же в ад не веришь.
Ну как?
-- Работать не мешай.
-- Скучный ты какой-то.
-- Я уже слышал все анекдоты.
-- И этот? Сидит Иисус…
-- Да.
Сидит Иисус в чистилище и что-то пишет. Подходит к нему Рон Хаббард и орёт:
-- Привет, коллега!
-- С чего это мы коллеги? – удивляется Иисус.
-- Ну как же. Оба – основатели мировых религий.
-- Мысль, -- соглашается Сын Божий и пишет:
“Уважаемый Люцифер. Когда будете придумывать наказание для Рона Хаббарда, попробуйте представить, что к вам в руки попался сам Иисус Христос.”
Этот?
-- Этот, этот. И откуда ты все знаешь?
-- А кто, как думаешь, первым с душами общается?
-- Люцифер! Он всегда первый!
-- А если не хочешь огрести гнев господен на голову свою?
-- Ну ты, чего уж там спорить.
-- Вот так-то. Поэтому не отвлекай меня от работы.
Суровой отповеди надолго не хватило.
-- Так ты, получается, всё первым узнаешь?
-- О, господь всемилостивый, всемогущий и всезнающий. Сам видишь, почётное второе место.
-- И анекдоты первым узнаешь? То есть вторым.
-- Догадался наконец-то. Может, теперь…
-- Расскажешь свеженький, а?
-- Ладно, слушай.
Вбегает архангел Михаил к Господу и орет:
-- Боже, все по высшему разряду сделал! Два города до основания! В живых практически никого! Одна семья только проскочила, да и та не без потерь.
Смотрит на него Господь удивленно и говорит:
-- Я, вроде бы, только соляной столб заказывал.
-- Дурацкий анекдот.
-- А мне почему-то нравится.
Архангел Михаил обиженно замолчал. Секунд на тридцать.
-- Пётр, я вот никак не пойму: мужик ведь был сухарь сухарем, лишний раз не улыбнется. И откуда у него чувство юмора взялось?
Апостол Петр лишь пожал плечами:
-- Все мы сделаны по образу и подобию божьему.