Территория повышенной секретности. Чернобыль в центре Москвы

Виолетта Баша, "Единая Россия", декабрь 2004 г.

Репортаж с "площадки" Курчатовского института

В самом центре Москвы расположен сверхсекретный объект, охраняемый войсками и обнесенный высоким забором, «периметром», как его здесь называют. По сути – это целый город, занимающий 100 гектар. Вплотную к нему подходят жилые дома. В недалекие времена чтобы попасть на территорию института имени Курчатова, надо было пройти проверку спецслужб, длившуюся от полутора до двух месяцев. Секретность сохранилась и сейчас. Однако проверяли нас всего пару дней. Журналистам попасть сюда практически невозможно. Для нашей газеты было сделано исключение. Такая секретность оправдана. Ведь именно здесь создавалось советское ядерное оружие. В 1943 году с этой целью и был организован институт. Делать атомную бомбу нужно было срочно: стоял вопрос, быть ли стране. В такой ситуации думать о безопасности было некогда - ядерные отходы зарывали прямо на территории института. С приходом гласности поползли слухи. Самый нелепый пересказал вицепрезидент института академик Пономарев-Степной. Якобы один лаборант, живший по соседству, не только светился, но и сумел «заразить радиацией» целый дом! Подобные слухи в институте рассказывают вместо анекдотов. И все-таки проблема с «бериевским наследием» была: три года назад было решено вскрыть могильники и вывести ядерные отходы подальше от Москвы. А заодно и демонтировать 6 из 12 реакторов. У них выработался ресурс. К тому же такие реакторы – потенциальная мишень для террористов.

После нескольких дней ожидания звонок: разрешение получено, нас ждут и готовы ответить на вопросы. Нас спросили о размере одежды и обуви. Это на случай, если нам разрешат доступ на «площадку». Попадем ли мы туда, пока неясно.
В назначенный день к 11 утра нас ждут на въезде в институт. Опаздывать нельзя. Мы приезжаем в 10-30, и … едва успеваем: впереди очередь машин со спецпропусками. Открываются внешние ворота. Машина въезжает в «клетку», внешние ворота закрываются. Вооруженные военнослужащие проверяют документы, багажник, салон. Попади террорист в зону, где действуют 6 ядерных реакторов, - мало не покажется! Затем открываются внутренние ворота, и машина въезжает на территорию.
Как и в любом городе, здесь есть свои улицы, а расстояния такие, что без машины не обойтись. С момента создания института здесь работают лучшие «мозги», фанатики. А может быть, не так уж и опасны отходы, захороненные глубоко под землей? Но факт – первые сотрудники института жили здесь же, на его территории. Один из них - академик Игорь Васильевич Курчатов. Сохранился его домик. Вокруг - корпуса сталинской постройки. Но дыхание истории – только видимость. Начинка, то есть приборы и техника здесь – самая современная.
Кабинет директора Центра по энергетике и эксплуатации Виктора Глебовича Волкова похож на военный штаб: на стене - панорама зоны, на другой – доска с формулами, на столе – компьютер с большим жидкокристаллическим монитором. На нем показана «площадка». Но проще увидеть ее во всех подробностях из окна директорского кабинета. По внешнему периметру зоны расположены датчики радиоактивности. То, что проникает за пределы зоны, не превышает принятой в Москве фон - 15 микро рентген в час. Если превысит – датчики запищат! Но такого не случается.
Мы приготовились к тому, что дело ограничится только интервью, но Виктор Глебович приглашает нас на площадку. Мы – первые журналисты, которые увидят все своими глазами, могут расспросить любого из исполнителей работ. Всего в них занято около 300 сотрудников института. Большинство из них занято в исследованиях.
- А на самой площадке мы не допускаем лишних людей. – Объясняет Виктор Глебович. – Там работает около 20-30 человек в зависимости от объема работ.
Итак, мы идем на «площадку». А для этого нам надо пересечь еще два ограждения – «периметра». «Площадка», как объяснил нам Виктор Глебович, это зона площадью около 2 га. Раньше здесь был задний двор, куда закапывали ядерные отходы. Последние из них зарыли около тридцати лет назад. Первоначально их хоронили просто в глубоком овраге. Прямо в его стенках, вперемешку с грунтом. Потом стали хранить в бетонных емкостях разного объема – от 100 кубометров до 600. Прошло время, эти захоронения перекрыли, сверху засыпали грунтом. А могильник окрестили «площадкой для временного хранения РАО» и оставили до лучших времен. Ведь уборка радиоактивного мусора – удовольствие дорогое. На Западе оно оценивается примерно в миллиард долларов в год. И работы длятся годами. У нас оценка та же, только в рублях.
Разумеется, нас интересует вопрос о террористах. Могут ли они, к примеру, вынести радиоактивный материал, чтобы использовать его в своих целых?

- Как проверяют каждую въезжающую и выезжающую сюда машину, вы уже видели, - объясняет Виктор Глебович. – На каждую из них нужен спецпропуск, и не только. За каждый груз на документах расписывается не один человек, который своей подписью отвечает за этот груз. Мало того, что наш периметр охраняется войсками МВД. Мы площадку окружили отдельным забором. Кроме того, стоят везде датчики. Если вы выносите что-то, уровень излучения чего выше фона, они тут же срабатывают.

 Чтобы попасть на «площадку», надо пройти ПУСО - пункт усиленной санитарной обработки. Там нас встречает главный инженер Комплекса реабилитации Анатолий Дмитриевич Шиша. Теперь он вместе с Виктором Глебовичем будет сопровождать нас по всему комплексу на площадке. ПУСО - это блок из двух комнат. В первой надо снять верхнюю одежду и обувь. В резиновых шлепанцах переходим во вторую комнату. Там нам выдают специальные куртки, шапки и тяжелые, похожие на армейские ботинки. Спецодежда защитит нас от ненужной радиации. Наконец, миновав третий «периметр», мы попадаем на площадку. Странно, но дозиметров нам не дали. На площадке достаточно датчиков, контролирующий уровень радиации.
 Аналогичный ПУСО есть и для машин.
- С этого места начинается въезд и выезд на площадку. – Объясняет Виктор Глебович. - В этом помещении вся техника обмеряется, и если есть остаточное загрязнение на колесах, на других частях, то машина потоком горячей воды под высоким давлением отмывается. Дальше вода поступает по желобу в спец. канализацию, и техника еще раз обмеряется. Только после этого она выпускается с территории площадки.


- Возможность очистить территорию появилась, когда было создано НПО «Радон», занимающееся захоронением радиоактивных отходов. – Рассказывает Виктор Глебович. - Первое постановление на этот счет появилось еще лет 20 назад. Но работы оказались очень дорогими, и средств на них не нашли. Наконец вышло постановление Правительства Москвы и Федерального руководства, но оно появилось через день после объявления дефолта, и естественно, что деньги не нашлись. Работы по вывозу РАО начались в конце 2002 года. Мы работаем над этой программой уже в течение трех лет. За это время мы расчистили площадку практически целиком. Из 10 хранилищ, которые там были, 8 уже убраны, РАО увезены в «Радон». Сейчас осталось 2 хранилища.
  Мы направились к одному из них. Хранилище имеет вид оврага глубиной примерно метра 4, сверху и по бокам самой активной зоны излучения установлены железобетонные плиты. Уровень излучения в этом хранилище столь высок, что персонал не может там работать, приходится иметь дело с дистанционно управляемыми роботами. При подходе к хранилищу мы увидели, как работает один из них, белый и довольно красивый. Управляет им при помощи пульта и монитора оператор Алексей Владимирович Лемос. Самого робота оператор не видит – подходить в зону видимости опасно.
- Это наиболее высокорадиоактивное из всех хранилищ на площадке. Поэтому мы построили защитное сооружение. Внутри него всю работу делают роботы - копают, разрушают, фрагментируют, упаковывают отходы в контейнеры. Сразу же сортируют их по радиоактивности.
Неподалеку от оператора на краю оврага работает экскаватор. У него освинцованные стекла кабины. Внутри кабины мерцает экран монитора. На нем видно то, как в глубине хранилища работает робот.

- Через верхние перекрытия защитного сооружения мы извлекаем низкоактивные отходы, не представляющие угрозы для персонала. – Продолжает Алексей Владимирович. - А вот отходы, которые пролежали здесь более 30 лет. Активность их разная. В эти контейнеры (оператор показывает на один) мы кладем не очень активные. Высокоактивные отходы в железобетонные контейнеры укладывает робот. В них может быть тысяча фонов.
На площадке расположены контейнеры – с виду такие же, как для вывоза мусора из жилых домов.
- Вы спрашивали, может ли террорист своровать отходы? Теперь вы видите, в каких они хранятся контейнерах. Вот эти контейнеры легкие, всего тонн 5. А вот и тяжелые, тонн так на 7. В кармане такие не унесешь! Отходы были в свое время залиты в бетоном. Мы их сначала выбиваем из бетона, а потом сортируем по активности. И раскладываем в разные контейнеры. Металлические отходы тоже сортируем по внешнему виду и активности для отправки их на переплавку. При необходимости отмываем водой под давлением. Затем закрываем в контейнер, контейнер завариваем, производится дозконтроль, и контейнер уходит в НПО «Радон» специальным транспортом на захоронения в Сергиев Посад. И там их заглубляют примерно на 4 метра, ставят в специальные хранилища, пересыпают бентонитовыми глинами, и дальше они хранятся в этих контейнерах под контролем. Эти хранилища первоначально были рассчитаны на 70 лет, но казались настолько хорошими, что сейчас сроки их хранения увеличиваются. Период полураспада изотопов, которые мы отправляем туда, примерно 30 лет. Так что за рассчитанный срок хранения все это практически распадется.
Мы подходим к открытому контейнеру с наиболее высокоактивными отходами. Это металлические пруты и элементы железобетонной арматуры. Их отправят на переработку в Санкт-Петербург. Стоять долго около таких контейнеров нам не советуют. Можно получить дозу 10-20 микро рентген за несколько минут. А всего за день оператор может получить до 2-3 мили рентгена ( 1мили рентген – это тысяча микро рентген).
- Сколько получают те, кто здесь работает? – Интересуюсь я.
- Бывает и 5 тысяч мл рентген в год. Но по норме доза не должна превышать 2 тысячи мл рентген в год.
- До жилых домов радиация не доходит?
- Я вам показывал датчик, который сверху стоит. Но еще есть датчики на заборах. Все они настроены на предельный фон. На самой площадке нормой считается 4-5 фонов фон, то есть 80 мк рентген в час. Но снаружи, например, на окнах жилых домов, будет норма - 12- 15 микро рентген. Бетонная защита специально сделана так, чтобы никакое излучение не поступало на жилые дома.

 Кромке контейнеров на площадке расположены ангары. Здесь не строят стационарных зданий. Вместо них используют палатки, специально созданные в Санкт-Петербурге. Они быстро возводятся. И кроме того, их покрытие из специального пластика легко дезактивируется. Когда оно за время работы загрязнится, его просто сжигают в специальных печах и заменяют на новое.
- В процессе очистки были разработаны многие новые технологии. – Рассказывает Виктор Глебович. - Например, гамма зрение. Когда вы работаете с отходами, вы не знаете, в каком виде они там расположены. Черный ящик. А вам надо знать, где лежат более активные, где менее активные. Нужен был прибор, с помощью которого можно было бы это увидеть. Но таких приборов не было. Мы их создали еще в свое время для Чернобыля, а сейчас модернизировали.
Дело в том, что простой телекамеры не достаточно. Она не может показать, где в овраге самые активные отходы, откуда идет основное излучение. Мы направляемся в специально оборудованную палатку на краю оврага, и на мониторах рассматриваем «гамма фильм». На картинке ярко алое пятно расположено на задней стенке ямы, непосредственно за роботом. Расшифровать увиденное нам помогает заместитель начальника отдела средств и методов диагностики Вячеслав Евгеньевич Степанов:
- Прибор стоит внизу, в свинцовом ящике внутри хранилище. В палатке – вывод на экран компьютера. Гамма изображение передается в непрерывном режиме с экспозицией примерно 2 минуты. Наиболее яркое пятно на экране – это место, откуда идет самое интенсивное излучение. Используя это изображение, робот забирает наиболее активные части, чтобы снизить дозу внутри хранилища. Прежде, чем вытаскивать отходы за пределы хранилища, ковш с РАО подносится к датчику, осуществляется контроль мощности дозы и на основе этого принимается решение, можно ли загрузку в контейнер производить на поверхности за пределами хранилища или внутри хранилища. Для высокоактивных РАО предназначены только железобетоные контейнеры.
 На площадке много техники белого цвета. Это не только белые роботы внутри оврага. Это еще и белые машины МЧС.
- Мы работает с Московским НПО «Радон» и с МЧС. - Поясняет Виктор Глебович. - Вы сейчас видите белые красивые машины. Это машины МЧС. На них вывозят отходы. Еще одна проблема – это грунт. За долгие годы отходы перемешались с грунтом. Это несколько тысяч кубометров. Вывозить все это в таком виде очень дорого. Ведь оплата зависит от объема. Поэтому мы построили там фабрику, которая этот грунт очищает. Вы тоже ее увидите. Она позволяет вывозить гораздо меньше отходов, а очищенный грунт мы оттуда засыпаем назад. Вывоз – это самое узкое место. За год мы вынимаем примерно тысячу кубов отходов, Они готовы к вывозу. Но реально в этом году мы вывезли 700 кубов. 300 кубов все еще стоят на площадке. Они готовы к вывозу, но нет денег, чтобы их вывести. Для вывоза этих 300 кубов нам нужно заплатить «Радону» пример 74-75 миллионов рублей. На днях Правительство Москвы приняло решение эти деньги выделить.
- Кроме того, мы оптимизируем затраты. Было придумано несколько новых технологий. У нас немало бетонных конструкций, которые надо бы взрывать. Это десятки кубометров монолитного бетона, причем бетон сталинский, его очень трудно разрушить. Мы придумали электрический взрыв - то есть взрыв скважинный, но вместо взрывчатки работает электрический разряд в воде, поэтому нет продуктов выброса, а, тем не менее бетон разрушается. Это новая технология. Затем нам нужно резать металлические отходы. Резать их автогеном нельзя, потому что летят радиоактивные разряды. Мы используем холодную резку водой под давлением – 2-2,5 тысячи атмосфер. Чтобы металлические отходы не хранить, а это очень дорого, мы вместе с ленинградскими коллегами, придумали технологию переплавки.
По дороге на фабрику очистки мы проходим мимо отвалов лежащего прямо на земле радиоактивно загрязненного грунта. Здесь его около 2 тысяч кубов.
- Мы его уже отсепарировали и сложили сюда. - Показывает на отвалы Виктор Глебович. - Здесь небольшие излучения, но этот грунт нельзя использовать, потому что есть превышение нормы. Поэтому мы его чистим. И сейчас покажем, как.
Начальник этой установки (фабрика по очистке грунта).
- В основном радионуклеиды расположены в мелокодисепрсной фракции грунта. Грунт забирается в площадки и подается загрузочный бункер. Оттуда конвейером он подается вращающееся специальное устройство (скрупербутара, «сито» по -русски) , где происходит дезагрегация. С камней отделяются кусочки глины, песок. Все это промывается водой. Наклонная труба. На конце там вращающееся сито. Происходит разделение грунта по фракциям по крупности (по размеру). Ячейки в три миллиметра. Песчинки не больше 3 миллиметров смываются вместе с водой. Песок в этой водой насосом подается во внутреннюю классификацию, гидроциклон, где осуществляется еще разделение грунта на фракции по крупности, это можно делать во 2 стадии и в одну. Там разделяется на грунт с частицами меньше 0, 1 миллиметра и сливается в еще один приемный бак, который стоит внизу. А песок чистый дополнительно … проходит…. И подается на выгрузку в контейнер. В сливе содержатся частицы меньше 0,1 миллиметра.
- Все камешки крупнее 3 миллиметров выводятся в контейнер.
- (….подробно описал технологический процесс…).
- Вода сливается обратно в цикл. По воде – замкнутый цикл. В ней радионуклеиды практически не извлекаются. Они все уходят в глину. Осажденная сгущенная глина подается в аппарат, называемый фильтр-пресс. Здесь раствор глины отжимается, и подается в контейнер. В нем – отжатый прессованный кек. Это то, что получается на выходе. Он уже идет на захоронение. Вода почти чистая. Но тем не менее у нас есть блок очистки оборотной воды. Вода очищается и опять возвращается в цикл.
- На входе мы имеем грунт с активностью от 80 до 100 килопиккрелей на кг, фон 15 мк рентген в час. А у нас до 1000 мк рентген в час на входе. На выходе отмытые фракции, песок – не более 300 мк рентген в час. Для неограниченного использования его применять нельзя. Но по нашим нормативам на нашей площадке повторно использовать можно. Вы видели на площадке большие ямы?
- Да.
- Вот оттуда мы его вынули. Там грунт грязный. Мы его отмыли и высыпали в отвалы. Его активность уменьшается в 4-5 раз. На территории. Потом им будут засыпать эти же ямы.
- А активный кек у вас на выходе?
- Там активность раза в 3-4.5 увеличилась. ( То есть около 3000 – 4500 мк рентген в час). По объему они составляют 15-20 процентов от исходного. Контейнеры закрываются и отправляются на хранение.
- А вот стоит контейнер с повышенной активностью, и он открыт? Там же 3-4 тысячи мк рентген в час?
- За счет влажности у нас пониженный уровень радиоактивных аэрозолей, они не летят.
- Но контейнер же открыт, и подойдя к нему близко, человек получает большую дозу?
- В принципе может. Но надо понимать, что мы работаем во вредных условиях.
На расстоянии метра 2 интенсивность уменьшается в 4 раза.
- А сколько этот контейнер дает сейчас мк рентген в час?
- Открытый и вплотную – до 1500 мк р в час. Они подлежат захоронению в специальных хранилищах, что и делается. Мос. НПО «Радон». Захоранивать очень дорого, мы сейчас из тонны РАО получаем 150-200 кг. Мы надеемся еще уменьшит выход раза в 3-4. Будем получать кг 50-60. Второе направление – мы надеемся. Что нам удастся раз в 5 снизить активность чистых фракций на выходе. Практически до уровня неограниченного использования. То есть фона. Мы сейчас переработали порядка 240 кубометров грунта, который нужно было захоранивать как отходы. Если даже взять минимальную цену за захоронения, то это порядка 36 миллионов рублей. Мы получили 34 куба этого кэка. Это захоронить стоит порядка 5-6 миллионов, вместо 36! (Экономия составила уже 30 млн). Эксплуатация за время работы составила всего порядка 240 тысяч рублей (зарплата, электроэнергия и пр. с июля месяца).




- Во сколько обходятся эти работы, и кто их финансирует?
Финансирование идет из 3 источников: федеральное финансирование (Минатом), Правительство Москвы (в частности по вывозу отходов), и собственные средства, которые мы зарабатываем на договорах.
- Это все-таки Центр Москвы, а о какой радиоактивности идет речь?
- Первоначально мы оценили общую активность около 100 тысяч кюри. На самой площадке уровни в некоторых местах доходили до чернобыльских до начала работ.
- Альфа излучения практически не было, в основном гамма и бета.
-
-
- Известно, что институт планирует демонтаж нескольких реакторов. Расскажите об этом.
- Мы разбили работу на несколько этапов. Сначала почистить территорию отходов. Далее. Демонтаж реактора начинается с его разгрузки – облученного ядерного топлива. Сейчас мы начали его вывоз. На прошлой неделе ушел первый эшелон в «Маяк» на переработку. Примерно 3 года мы будем вывозить это топливо. Затем мы начнем демонтаж самих конструкций реакторов.
- В связи с чем возникла необходимость демонтажа реакторов?
- Любой реактор имеет свой срок службы. Мы хотели бы эти помещения освободить, дезактивировать, ля того, чтобы поставить там следующую экспериментальную установку.
- Ставить новые реакторы вы там не планируете?
- Нет. В Москве уже не будет новых реакторов. Это связано в том числе и с террористической угрозой. Кроме того, с реакторной базой удобней работать не в Москве. Реакторы нуждаются в большой санитарно-защитной зоне. И т.д. У нас на территории останется несколько реакторов. В частности, старейший в мире, который еще Игорь Васильевич Курчатов запускал. Это полностью безопасный реактор, он может проработать еще лет триста.
- А сколько реакторов действует сейчас?
- Шесть. А всего у нас 12. Шесть остановлено. И мы прежде всего будем демонтировать остановленные реакторы, а шесть пока останется, но мы планируем понизить и это количество. Но для этого нужно финансирование – разборка каждого реактора – дорогая вещь. На западе это стоит от полу миллиарда до миллиарда долларов. У нас – те же цифры, но в рублях.

Вицепрезидент РНЦ центра «Курчатовский институт» академик Николай Николаевич Пономарев-Степной:
- Прошла передача по каналу «Россия» «Фитиль». В ней абсолютно необоснованно те работы, которые мы проводим по очистке территории, подвергались критике.
Два года назад здесь было очень большое и в очень плохом состоянии радиационное наследие первых лет разработки атомной программы, которая велась для того, чтобы создать атомное оружие. Здесь были десятки тысяч Кюри, на этой площадки. Об этом говорили, писали. В частности говорили в Министерстве атомной промышленности. В федеральном правительстве. Как же так, в центре Москвы такое? Это было сделано вынужденно когда-то, потому что стоял вопрос «быть или не быть» России. Надо было быстро работать. Конечно, обращали внимание и на эту проблему, но не имели возможности решить проблему радиационной безопасности. Здесь были сделаны так называемые временные захоронения радиоактивности. В 2002 году мы решили, что пора решить эту проблему. Вы видите вокруг здесь дома. С помощью и Минатом, и правительства Москвы и даже иностранной помощи. Существует договоренность между Россией и семеркой стран о том, что вопросы реабилитации последствий холодной войны. Иностранная помощь была технической, денег они не дали. С начала работ прошло 2 года, и сейчас здесь остался маленький кусочек, который мы дочищаем. На самом деле это было в очень неприглядном состоянии. Мы существенно улучшили ситуацию.
- Есть ли финансовые проблемы у института?
- Только что прошло совещание руководства института и его директор Поляков, который сказал, что мы кончаем год в хорошем финансовом положении. Нет проблем с выплатами зарплат, коммунальными платежами и прочим.
- А деньги на вывоз РАО, с этим есть проблемы?
- Очистка – очень затратная работа. Деньги поступают из Минатома, где понимают важность этой работы. Несколько косвенным образом финансируются Московским правительством.
- Нет задержек с финансированием?
- Нет. В начале года принимается решение, и потом оно безукоризненно выполняется.
- Было сказано, что необходимы 73 миллиона рублей, чтобы вывести уже подготовленные для этого отходы?
- Естественно, их надо вывести. Есть специальные хранилища, созданные в своей время по инициативе Курчатовского института. Этим занимается объединение «Радон», у которого есть такие хранилища. Для этого нужны эти 73 миллиона. Московским правительством принято решение о их выделении.
- Сколько всего отходов вывезено за все время работ?
Полторы тысячи кубометров. Это примерно миллиард рублей. Для того, чтобы снизить эти расходы, мы сделали специально фабрику, которая очищает грунт.