Бессонница

Ночь первая.


Первая ночь без сна. Сижу на полу, совершенно чужая себе.
Декабрь.
 Я сижу без света
 На шершавом полу у окна.
 Написала письмо,
 Жду ответа.
 Почему, почему я одна?
 Ты скучаешь?
 Напишешь два слова:
 Да, скучаю.
 Потом тишина…
 Я сижу на полу,
 Чуть живая.
 Ночь.
 Декабрь.
 И я у окна.
 Ты к себе забери.
 На распутье,
 На ветру,
 На полу у окна
 В декабре…
 Провожаю
 Рождественский отблеск,
 Одна.
 Когда-то я написала это стихотворение. Странно, что помню. Вообще – то не знаю наизусть ни одного своего стихотворения. Да и сколько времени я уже не пишу стихи…. Четыре месяца. С тех пор, как он бросил меня. Или как мы расстались. Или… не знаю, как назвать. Как часто я говорю: не знаю. Что же я знаю? Что ничего не знаю. Но это сказали уже задолго до меня. И употреблять это высказывание уже пошло и … и чего я прицепилась к этим словам?
 Ревность. Он просто мне не поверил. И тут я впервые поняла, что в романах, оказывается, пишут правдивые истории. Это не так уж наивно и банально страдать из-за любви. Кода-то мне казалось, что эти слова слишком пафосны. Героиня, льющая слезы из-за козла, попавшегося ей на пути, часто виделась мне кисейной барышней. А если страдал мужчина. Да нет, не верила, что мужчина может страдать из-за любви. Ан нет…. Это очень актуально, страдать…
 Вот он сказал. И я стою посреди комнаты и даже вздохнуть не могу. Мир действительно может рухнуть за одну секунду. И чего больше в моем взгляде, удивления или ужаса? Я думала… ничего я не думала. Думаю я сейчас в шоке. Стеклянные от слез глаза. Холодно. Так холодно. Это что, я не могу сейчас дотронуться до него?
 То ли я сошла с ума, то ли он? Две минуты назад я еще видела себя в подвенечном платье. Не было бы так горько, я бы рассмеялась ему в лицо. Первый порыв – крикнуть ему в лицо:
- Прочь! Прощай! Как подло! Это же так подло! Нельзя же так предавать! Ну нельзя!
 И биться в истерике и слезах, разбить в кровь руки.
 Я обвела взглядом его квартиру. Светлые стены, большое окно с видом на город. Картина, на которой унылый желто-коричневый пейзаж, который никогда не нравился мне. Лампа на тумбочке у кровати, большая упаковка апельсинового сока. Молча ушла.
 Как же хотелось плакать. А нельзя. Что-то разумное еще осталось во мне. И это разумное говорило: сейчас утро: тебе нужно отработать день. Нельзя прийти на работу с размазанной тушью и опухшими от слез глазами. Подбежит секретарша Анечка и начнет своим красивым любопытным носиком лезть в твою душу, которая за одну минуту превратилась в болото и туман.
 Я отработала до обеда, а потом пошла домой. По набережной. По снегу… Пять дней назад был новый год… И я первый раз удивилась своей пустоте.
 Это было четыре месяца назад…. Очень быстро я поняла, что быть без него абсолютно невозможно. А потом еще быстрее поняла, как унизительно прятаться от его прошлого и годами ждать, что он изменится . Будто я ползу за ним на коленях и хватаюсь за полы его императорского наряда. А уйти нет сил. Только если он сам оставит меня. А день без него - … в тот я не живу, я существую. Я существую уже четыре месяца. Я падаю в пропасть, черно в глазах, и слышу колокольный звон старого церковного колокола. И дикое ощущение ненужности и одиночества, которое затмило все остальное. Я умерла. Так хочется ему сказать.
- Ты меня убил.
Но если он бросит меня второй раз, он убьет меня дважды. Вот уж не думала, что такое бывает. Ведь я же не могу уснуть. Наверное, я бы сейчас очень хорошо смотрелась с сигаретой. Дым сигарет с ментолом. Что за бред я несу? Меня тошнит от этого запаха.
 Я шла по набережной с грустью думая, что она скоро закончится, и нужно будет выбираться в шумный город… Сначала подумала: может, развернуться и пойти обратно. И ходить по набережной, пока будут силы? Потом твердо сказала себе: нет, ни шагу назад. Нельзя идти обратно, это будут шаги в прошлое. Нет, только вперед. И я даже не оглянулась, чтобы посмотреть на блестящий купол храма, что возвышается над замерзшей рекой.
 Недолго я была такой уверенной. Я снова с ним. Только теперь украдкой. Иду по дороге, а почва уходит из-под ног и совсем не понятно, иду я вперед или назад. Жизнь остановилась. Хотя дни бегут так быстро, что я путаюсь в днях недели и числах. Как близки мне стали придуманные Достоевским «униженные и оскорбленные». Конечно, он вкладывал в эти слова немного другой смысл. Хотя…
 Неужели во мне нет ни грамма гордости? Как это, уйти и не вернуться?! Принять театральную позу, серьезные глаза, в которых боль и как бы попытка скрыть слезы. Уверенный, поднятый вверх подбородок. Волосы гладко зачесаны назад. Все строго. Почти Настасья Филипповна. Но что это я, она была сумасбродна и неуправляема. Зато как красиво бросила деньки в камин. Вот так бы выбросить любовь свою. И пусть горит! Дотла, чтобы ничего не осталось! Чтобы ни слез, ни обиды, ни тоски! Ни этой пустоты, такой холодной и колючей, как ноябрьский снег! Чтобы все стало темно… но знать, что снова загорится свет. А так нет никакой надежды. Чтобы запеть, а не завыть.
 Но все не так. Я покорно опустила голову. И почти простила. Нет, просто стараюсь не вспоминать эту боль. И поменьше думать, чтобы не сойти с ума.
Не дай мне Бог сойти с ума,
Уж лучше голод и чума. Или сума? Не помню…. Гений прав, как всегда.
 Я склонилась, преклонилась, смирилась, опустилась, растворилась, опустошилась. Все что и осталось мне, паника и страх, которые быстро сменяются равнодушием. Я просто не умею жить без не него и не знаю, как жить с ним.




Ночь вторая

Еле-еле дождалась конца рабочего дня. Казалось, что усну перед компьютером. Но это только казалось. Вот сейчас, например, я дома. Время - 3:45. Через три часа нужно уже собираться на работу. А денек был забавный. Есть у нас в офисе один забавный сотрудник. Над ним все смеются. И я смеялась, над семенящей походкой, сутуловатой спиной. И то, как он двумя пальцами берет горячую чашку кофе, с любопытством смотрит на черную жидкость, морщится, потом долго дует на кофе, затем чему – то улыбается, - это действительно смешно. Он всегда спотыкается на пороге моего кабинета. Изо дня в день. А я вот всегда спотыкаюсь на пороге самых важных дней в своей жизни. И что же, выгляжу смешно? И надомной смеяться нужно? Ну… может и смеются.
 Время 4:01 Ночные люди разъезжаются по домам. Вот напротив моих окон – ночной ресторан восточной кухни. Как раз около четырех утра все начинают разъезжаться. Дверцы машин открыты, оттуда льется музыка. Нет, музыка просто подпрыгивает, и машина вместе с ней, и дом… Пьяные мужчины, пьяные женщины – все они такие некрасивые… потому что только играют роль веселья, потому что большинство мужчин – изменят женам, а большинство женщин, которые выходят из этого ресторана в 4 утра – проститутки. Голоса, страшные крики. Часто там кого – то бьют, кого – то запихивают в машины. А я наблюдаю…. Отнюдь не нравится мне это зрелище…. Но если нет снов. Приходится смотреть сны ночного города.


Ночь третья.


Взяла виолончель. Я всегда смешно смотрелась с виолончелью. И до сих пор, самым загадочным фактом в моем детстве остается этот: почему я выбрала данный инструмент?
 Звуки выходят длинные, тянущиеся как жвачка, скулящие как собака. Скулит моя душа, пытаясь заглушить равнодушие. Пальцы уверенно держат смычок. Струны податливо прогибаются и скрипят.
 Столько лет училась музыке и не помню ничего наизусть. Выдавливаю звуки как слезы.. Нужно уснуть. Так не может продолжаться долго. Третья ночь без сна.
 В комнате темно. Очертания предметов казались нагромождением мыслей. За окном мигали огни, неслаженно и неярко. Шипели машины. А на столе тикали часы, заменяя мне метроном. Скоро, скоро стрелочки приблизятся к одиннадцати, и сосед постучит по трубе. Я все равно буду играть. А он закричит: «Хватит выть!» И я услышу эти слова… И буду выть…. Мне сегодня нужно повыть…
 Не знаю, от тоски или от одиночества, я все-таки пошла к Диме. Было очень ярко, и оттого все деревья и люди растворялись в свете. Или потому что не спала две ночи. И почти не было сил. Мы встретились на набережной. И он как-то сразу схватил меня и привлек к себе. Именно схватил. Видимо, это было проявление страсти. Хотя, казалось, словно он боится, что я могу убежать. Нет, что ты, милый Дима, у меня совсем нет сил, чтобы бежать…. И я почувствовала его язык на своих губах, в своем рту. И … засмеялась… Так непривычно это было. Я не закрыла глаза, я бесстыдно смотрела в глаза неба. Даже удивилась что ничего не чувствую… Замечала каждое его движение. Словно он насмотрелся фильмов. И видимо, я смотрела те же фильмы, что и Дима, потому что могла предугадать каждое его движение… Это совсем не понравилось. Я помнила другие губы. Тогда кружилась голова, и совершенно невозможно было удержаться на ногах. Хотя, все равно приятно стоять вот так у всех на виду и целоваться. Интересно, получают ли удовольствие от поцелуев актрисы на съемочной площадке, когда вместо солнца – софиты, и вместо прохожих – внимательный взгляд режиссера и оператора? Может быть, скорее всего…. Не знаю…
 Мимо шли люди. Женщина с двумя детьми. Старший мальчик так внимательно посмотрел, как мы с Димой целуемся, а потом стыдливо закрыл лицо ладошками. Рядом целовались другие пары. Солдатик с блондинкой, и совсем молоденькие, маленькие, мальчик и девочка, лет по тринадцать. Пробежал мужчина в тельняшке, с длинными распущенными седыми волосами и крикнул нам весело
- Любовь, как хорошо! Ура влюбленным!
 И весело подмигнул нам. А мне стало как-то не по себе. Любовь? Где здесь любовь? Поцелуи, оказывается, не всегда рождаются от любви.
 А он тянул меня за руку.
- Пойдем ко мне, пойдем ко мне….
 И я пошла. Так просто. Ничего не чувствуя, словно наблюдая за всем происходящим со стороны. Даже грустно стало от своего равнодушия. Дворы, лужи, гаражи, высотный дом. Вот мы целуемся в лифте, проходим в квартиру и у порога нас встречает старый кот. Дима проходит на кухню. Я несколько минут общаюсь с котом. Кот нравится мне решительно больше, нежели его хозяин. А так хочется тепла. Тоже пошла на кухню. Снова поцелуи. Хм… он одинаково целуется, вот его руки на моей спине, проникают под мою розовую кофточку, как разведчик на вражескую территорию. Я рассматриваю ремонт на кухне. Нет, люстра мне не нравится… Ой, наверное нужно как-то проявить свои чувства. Он старается. И это мне не нравится больше всего. Снова все напоминает пошлое, малобюджетное кино. Чувствую себя… нет, я ничего не чувствую. Слишком тихо. И я слышу, как кричат за окном дети, как подъезжает машина, стучат чьи-то каблуки по мокрому асфальту. Нет, все должно быть как-то не так. Интересно, он чувствует тоже самое?
 Мы проходим в комнату. И вот я уже на его кровати. Он ласкает мое тело, а я смотрю на солнечный день за окном, на изящно переплетенные ветви деревьев. Птицы поют, звонко и переливчато. О, ему пришла smsка… Кажется, что Дима тоже думает ни обо мне. Или это только кажется. Я нежная и ласковая, он пытается быть страстным.
 Вот мы сели на кровати. Мы улыбаемся друг другу, и вдруг я понимаю, что сегодня мы видимся в первый и в последний раз. Еще страшнее понимание того, что это не я оставлю его, а он меня. Вот он смотрит на меня, вот задумался. И я знаю о ком он думает. Дима сравнивает свои ощущения, когда он был со своей любимой девушкой, и когда он был со мной.
 - Да, правильно, не будем торопиться.
- Да, - киваю я, и улыбаюсь.
 -Да…
 Иногда он говорит так тихо и невнятно, что мне сложно его понять. Странно, что в эти минуты я совсем не думала о нем…о том, который уже бросил… Думаю о том, кто меня бросит сейчас. И как-то неприятно. Это была его попытка забыть свою любовь и моя попытка не вспоминать любовь свою. Автоматически сравниваю его тело с телом Димы. Он, видимо, тоже производит это сравнение. Вижу по глазам, что не в мою пользу. Но мне уже не важно. Удивляюсь сама себе. Куда девались мои робость и стеснительность? Сижу голая на кровати у почти незнакомого мужчины в чужой квартире. Думаю о другом мужчине, да еще и обижаюсь, что сейчас меня бросят.
 Так и вышло. Он ведет меня за руку, я еле успеваю, он куда-то торопится и потому не может проводить меня до дома. Автовокзал, который ремонтируют. Дима рассказывает. Что скоро здесь будет красиво. Он даже говорит быстро. Перебегаем дорогу, и я чувствую себя почему-то маленькой девочкой, которую папа спешит отвести в детский сад, уже опаздывая на работу. Я смотрю по сторонам, запоминаю мелькающие мимо пейзажи. Зачем? - не знаю. Просто так.
 В метро холодный ветер и много людей. Все с работы едут домой. Я несу букет цветов, сумочку и пояс от куртки и вижу его затылок.
- Давай ты на следующем поезде поедешь.
 Я киваю, и мы целуемся. Я думаю, что мне всегда нравилось целоваться в метро. Но так обидно от всего, что случится… Потому что больше мы не увидимся, это мы оба понимаем. Смотрим друг другу в глаза и улыбаемся. Кажется, у меня обиженное лицо, потому что он просит не обижаться и понять его. А мне так не хочется никого понимать. Вот подходит четвертый поезд, и он подталкивает меня к вагону, быстрый поцелуй. Я еще не зашла в вагон, стою в толпе и вижу его спину. Он спешит. Или просто быстро ходит…. Мне показалось, что я приехала очень скоро к станции, где мне нужно делать переход. Вышла из метро, и не стала пересаживаться на троллейбус. Шла шесть остановок пешком, сжимал в руках уставшие за день цветы. Смотрела на свою тень и боялась, не идет ли какая-нибудь тень следом. То мне казалось, что Дима идет за мной, все же хочет проводить. Навстречу попадались исключительно влюбленные парочки всех возрастов. Хотя, может, у них такая же любовь, как и у нас с Димой… только этих девушек и дам провожают домой, и они гордо держат голову. И у них расправлены плечи. А я иду чуть сутулясь. И как – то неловко идти одной с цветами. Кажется, тюльпаны больше не мои любимые цветы…. Да… давно не ходила пешком… Автомобиль избаловал женщину… Забыла как пахнет одинокая весна…
 И вот я сижу дома в темной комнате. Цветы стоят в синей вазе на столе, а я играю на виолончели. Мне нужно сегодня повыть. Рядом с цветами, на столе, лежит его фотография. Смуглое лицо, сильные плечи и черный, пронизывающий взгляд. И улыбка.. такая улыбка.. Как-то я сказала ему, что Бог был в хорошем настроении, когда придумал его улыбку.. Других слов не могу подобрать… Вокруг него какой-то ареол. Столько энергии, что она захлестывает тебя как волна и сбивает с ног. И я упала. И вот все те же гальки и мокрое холодное полотенце на берегу черного моря. Мы были там вместе всего несколько дней. Но его тело было жарче солнца, а моя любовь ослепила меня. Я сгорела, как сгорает кожа, после долгого пребывания на солнце. Я могу узнать его тело из миллиона, мои руки помнят каждый его сантиметр… гладкое смуглое тело с цитрусовым вкусом. Мой апельсиновый мужчина. Кто сейчас ласкает эти плечи? Я не знаю кто. И от этого только страшнее картины, которые рисует мое сильно развитое воображение. Их тела, ее волосы, в которых запутались его руки, и он улыбается для неё. Что? В этом мире что-то не так… нельзя было так жестоко убивать мою любовь. Теперь я мучаюсь равнодушием. Я стала теплой, и от этой температуры противно даже мне самой. К равнодушию примешивается боль. Иногда кажется, что я люблю его так, что невозможно жить и дышать, иногда рождаются чувства, похожие на ненависть, но все чаще подбирается равнодушие. Но это, видимо от бессонницы. Я не могу уснуть.
 Да, сегодня нужно повыть виолончели. Зря сосед стучит тапком по батарее. Прости сосед. Сегодня меня опять бросили. Как котенка. Приласкали, допустили к рукам, а потом вышвырнули на улицу, осознав, что это ответственность за живое существо сейчас не по плечам…. А котенку уже все равно было, где жить. Так хотелось ласки и тепла. Я опять попыталась поверить. Но равнодушие оказалось сильнее меня. Может, стоит простить мальчишку. Который приласкал и бросил? Может, он смог увидеть мою душу, заплутавшую в лабиринтах чувств? Нет, о чем это я. Его душа сама заплутала. Или нет души. Я теперь никому не верю. И потому так жалобно стонет моя неуклюжая виолончель. Мяуканье котенка, брошенного мокнуть под дождем, еще помнящего теплые руки хозяина.
 Что же, я теперь и кошек любить не буду?
 Мурмур, зачем говорил красивые слова? Твоим словам так хотелось верить.
Я не обиделась. Просто на душе стало еще паршивее.
 Уснуть бы…




Ночь четвертая.
 
 Ночные чаепития стали традицией. Я шла по длинному коридору, громко шлепая тапками, заворачивала не кухню… Четко нажимала кнопку на чайнике и внимательно смотрела на чайник, в ожидании пока из его элегантного носика повалит горячий дым и кнопка щелкнет, сообщая тишине: вода вскипела. 100 градусов по Цельсию… Потом открывала дверцу шкафа доставала из желтой пачки Lipton пакетик чая, бросала его в кружку, заливала кипятком, оставляя место для молока. Подходила к холодильнику, доставала пакет с молоком, медленно наливала молоко в чай…
 Возвращаясь в комнату, все также шлепала тапками. Думая при этом, что этот противный звук хорошо слышно соседям в ночной тишине. Шлеп… шлеп… шлеп…. Звонко и гулко… шлеп… шлеп… резиновой подошвой по голому полу… А если бы босяком по мокрой траве? Или по мокрому песку к морю? Или по острой гальке? Так, чтобы морщится от боли, ойкать, подпрыгивать на одной ножке и торопиться добежать до расстеленного недалеко от воды цветного полотенца, возле которого валяются очки от солнца последней модели, прочитанный до середины глянцевый журнал, от которого пахнет рекламными духами и полупустая банка солнцезащитного крема….. О чем это я….
 Все-таки это иррационально длинный коридор… Лучше бы балкон подлиннее и пошире… С кружкой чая садилась на расправленный диван. И несколько минут любовалась небольшой глиняной кружкой, стоящей на блюдце. И цвет кружки растворялся в цвете чая с молоком… Такой нежный цвет… И каждый раз была надежда, что чай поможет уснуть, что я почувствую, как разливается тепло по телу, веки становятся тяжелее, а ресницы начинают моргать чаще, не справляясь уже с тяжестью грядущих сновидений. На какое-то мгновение казалось, что сон уже совсем близко… но нет… глаза упрямо смотрели в темноту окна.
 Дима, конечно, не перезвонил. Теперь знаю, больше всего ненавижу в мужчинах трусость. Имей смелость сказать в лицо, что ты чувствуешь. Нет, так нет. Никто тебя не держит. Это, может, потому, что нет любви? Но честнее сказать правду, таем более, что и он и я знаем её, чем молчать и прятаться. Так некрасиво и противно, как будто грязь из под колес машины забрызгала новое белое пальто. Да что я это я говорю….
 Что ж, мои надежды на излечение не оправдали себя. Курс реабилитации только усугубил процесс болезни. Вычеркиваю и этого человека из своей жизни.
 Чертова бессонница! Сколько можно мучить меня!!!
Уснуть, уснуть бы. Я уже почти ничего не вижу. Предметы окончательно потеряли свои очертания, боль и чувства притупились. Улицы и люди в тумане. Все предметы видятся так, словно смотришь в воду. И рябь на воде. Я почти уже не понимаю, что мне говорят, и сама не могу говорить. Речь бессвязна и бессмысленна. Я и в лучшие – то времена не отличалась логикой, теперь эта приславутая логика напрочь отсутствует в моих действиях, и в моих мыслях. Какой- то протяжный стон разливается по телу. Ярославна плачет по своему мужу, стоя на городской башне. И перед взором открывается степь, ветер волнами гонит траву по земле, а в небе парит коршун. Коршун парит? Это же не орел… Причет здесь птицы? О чем я?
 Сегодня упала в метро. Уснула и упала. Открыла глаза – лежу на сиденье, на меня смотрят восемь пар глаз. Или больше…. И громкий старческий голос объявляет следующую остановку. Я готова была всех убить за то, что меня разбудили! От злости на глазах появились слезы! Выскочила из вагона на этой же остановке. Вслед мне что-то кричали и пожимали плечами. Скорее, скорее домой, уснуть!
 Сижу перед чашкой остывшего чая и слушаю стоны тела. Скоро рассвет.




Ночь пятая

Бессонница преследует меня тенью. Интересно, сколько можно плакать и не хотеть спать? А за окном дворник расчищает снег. И скрип снега и лопаты… скрежет… это так похоже на одиночество. Мурашки по коже. Выпито столько успокоительных, столько снотворного.. а сна нет… потому что нет рук, которые обнимут, потому что не к кому прижаться, потому что никто не поцелует. И не понятно как жить с этой пустотой и болью. Неизвестно, где брать силы, чтобы противостоять разочарованиям. И где взять сны, чтобы уснуть… Сон как недосягаемое блаженство. Сон без снов, в которых кажется, что он рядом. Потом невозможно просыпаться. Может, потому и не сплю.
 Вот сегодня была в одном доме… Там готовятся к поминкам. Я сидела в пустой комнате, где зановешанно черной тряпкой зеркало, где холодно и тихо и скорбно. И только равномерное степенное тиканье больших старинных часов. Траур по моим мечтам. А особенно дико, потом что в этот день женится его друг.

Ночь шестая


На работе уже не откликаюсь на своё имя. Всем интересно, что со мной происходит. А мне самой интересно. Как я могла не заметить едущую на меня газель с пассажирами? И даже не услышать? Наверное, я уснула по дороге на работу… Может, взять отгулы? Ага, кто же меня отпустит. Сегодня же разрыдалась на плече у нашего чудака. Он перешагнул порог моего кабинета, запнулся, рассыпал все документы, которые мне нужно было просмотреть. Поспешила помочь ему поднять всю эту макулатуру, дабы он окончательно не перепутал все листы. И почему – то расплакалась. Бедный Юра. Он совсем растерялся. А я плакала и плакала… И решила, что на сегодня хватит работать. Пошла домой пешком. Оставила машину на стоянке у офисов. По-моему, мне уже опасно садиться за руль. Все расплывается… У домов, кажется, пластичные стены, а люди умеют сквозь это стены проходить. Вот и не нужны никакие наркотики. Всего – то 6 дней без сна. И был дождь. А я вспомнила лучший дождь в своей жизни.
Одежда прилипла к телу, я вся продрогла, зонт абсолютно не спасал. Было такое ощущение, что идешь по каменистому пляжу, по самой кромке берега. И это прибой окатывает ноги… Но это был город. И мы не знали, куда идти. Просто шли и улыбались, держа друг друга за руки. И серый дождливый день я видела через радугу: красная ветровка, оранжевые огоньки проезжающих машин, желтые оттенки заходящего солнца, зеленая трава на газонах, голубое, синие, фиолетовое небо. А дождь все не прекращался. И стоя у дороги, я впервые прижалась к его сердцу. Сколько раз потом я прикладывала руку к его груди и слушала… слушала, что сердце мне говорит. Там были бури, страсти, огонь, который обжигал ладонь или холод, от которого душа переставала даже вздрагивать. Но никогда это сердце не молчало! Именно в тот день, я впервые услышала его (сердца) голос. И струи холодной воды бежали по волосам, плечам. И так не хотелось прекращать объятия. Но загорелся зеленый свет, и нам нужно было перейти дорогу. Вот и сейчас. Объятья разомкнулись, потому что нужно идти дальше. Только пошли мы почему – то по разным дорогам.
Был самый лучший в мире дождь…
Вот и сейчас идет дождь. Ночь. Я одна. Сижу перед окном с чашкой чая. Чай с молоком. Очень хочется выпить. У меня осталась от гостей начатая бутылка мартини. Но я выпила столько снотворных. Конечно, результата нет. Я не сплю. Но кто знает, что будет, если смешать их со снотворными? Умереть во время самого длинного дождя в истории? Нет, это больше для книги рекордов Гиннеса. Я справлюсь. Ну подумаешь, дождь. Подумаешь, не получается уснуть. Когда – нибудь усну.

Ночь седьмая

 Мне кажется, я сплю с открытыми глазами. И во сне вижу только его. Сегодня в четырех мужчинах увидела его. Даже окликнула! О ведь не один из них и близко не был похож на него… И зачем окликала? Разве расстались мы так, чтобы можно было продолжить разговор? Нет. И вот, бремя одиночества и бессонницы тянет меня к земле… мечтаю только об одном: уснуть. Потому что не то что стены домов, я сама уже стала прозрачной. Сегодня показалось, что я могу войти домой, проскользнув через его кирпичные стены. Да-да, извиваясь между каждым кирпичиком. Я ведь уже не чувствую стену. Благо, упала как раз перед тем, чтобы осуществить свой замысел. Упала. Рухнула. В белом пальто. Помогла подняться соседка. Довела до квартиры. Посоветовала обратиться к врачу.
 Сижу у окна. Телевизор что – то шепчет. Но слова уже второй день представляют для меня нечто иноязычное, абстрактное, неведомое. Леший все дальше уводит за собой по тропинке в чащу леса. Вернусь ли обратно?
 Я вот всё думаю…. А если бы он позвонил и попросил вернуться? Простила бы? А ведь в одну реку нельзя войти дважды. И именно потому, что любовь была – огромная. Потому что любящего человека легко ранить, обидеть. И раны такие же большие, как любовь. И это огромную обиду невозможно простить. Вот и получается, что двое, любящие друг другу безумно – никогда друг друга не простят, никогда не будут вместе. Лучше оставить себе воспоминания. Да, плохое забудется, если быть на расстоянии. Будет все только светлое, радостное. Как слайды, как кадры из любимого фильма снова и снова, будет счастливое прошлое мелькать перед глазами. Вот ведь парадоксально человеческое сознание: если это счастливое прошлое попытаться вернуть в настоящее – вспомнятся только обиды. Получается, что и так и так – грустно. Но пусть лучше грусть о красивом, чем безобразная боль густи…
 Прилягу… Он не позвонит. Никогда. Зимний снег растаял, столько воды утекло.. столько слез. Засыпа…..


P.S.
 Я спала 15 часов подряд. Никогда не чувствовала себя такой счастливой. А утром снова показалось, что жить не так уж и плохо.