Андеркласс

 


 1.

 «Андеркласс – нищие, бомжи, «некласс».
 Слой, который ниже других классов. Нищие,
 которые выпадают из официальной иерархии
 доходов».
 Лекции по социологии


Их всегда можно было увидеть вместе. Невысокий плотный мужчина в полушубке из некого курчавого меха. Женщина – высокая и худая, похожая на рельсу. И черный пудель на длинном поводке. Чуть поодаль от них шла девочка лет двенадцати, в старом пуховике сиреневого цвета.
 Мама называла её Ленкой, мужчина в курчавом полушубке – Аленкой, знакомые бомжи – Лелькой. Однажды, проходивший мимо мужчина, одетый по последней моде, окинул её взглядом, назвал сначала Лелей, а потом Лелитой. В ответ девочка кокетливо пожала плечами. Мужчина засмеялся, сел в красивую машину и исчез.
 Они жили, где придется, ели, что найдут. Время от времени, Олегыч работал на проспекте Космонавтов – инвалидом. Он надевал пятнистую форму, прятал под себя одну ногу, усаживался в инвалидную коляску. В таком виде его вывозили на дорогу. Олегыч подруливал к машинам, жалостливо смотрел на водителей, тянул руку, просил деньги. Машин много, постоянные пробки, духота даже зимой. И копоть. Вечером его привозили на базу, мыли, забирали деньги. Зато давали одежду и немного еды. Лелька собирала бутылки вместе с мамой. Это нужно было делать осторожно. Нищая братия разделила между собой все районы и помойки. Иногда Лельке удавалось стащить из чужого сквера пару бутылок и на полученные деньги от их сдачи, покупала себе шоколад. Это был праздник.
 Каждый день они осматривали помойки. Часто находились замечательные вещи: старая одежда, сломанные табуретки, чашки с отломанными ручками и даже игрушки. Кукол Лелька складывала в большой мешок. Иногда доставала их и любовалась. Она никогда с куклами не играла, они были слишком красивые. Приходили к помойкам и пенсионеры. Им позволяли брать еду. Олегыч пару раз пытался снять шапку с прохожих, но был настолько неумел и пьян, что даже хрупкая девушка оттолкнула его и громко выругалась.
 А Лелька просто наблюдала.
 В последнее время они обосновались на Уралмаше. Ходили с одной улицы на другую, пока не нашли тихий дворик среди полнометражек. Жили за гаражами, возле помойки.
 Нынче им повезло. Зима выдалась теплой и малоснежной, с частыми оттепелями. Такая, какой обычно случается весна, с сосульками и капелями. Но Лелька все равно мерзла. Олегыч разводил костер, но он быстро гас на ветру, только раздразнив своим теплом. Мама с Олегычем, почти всегда пьяные, быстро засыпали. Лена лежала между взрослыми и смотрело на небо. Однажды в январе, совсем рано утром, блеснула молния, и раздался гром. Лелька испугалась и заплакала. У неё была мечта, услышать, как дождь стучит по карнизу, по окну, как падает с крыш растаявший снег, как с грохотом разбиваются сосульки, срываясь с балкона. А Лена бы сидела в кресле и пила какао. Она никогда не пробовала какао… С этими мыслями, Лелька засыпала каждую ночь. И просыпалась от холода. Или оттого, что черный пудель пытался залезть к ней на живот и лизнуть своим шершавым языком.

 Днем Лелька бегал на районную елку или стояла на остановке. Там гремела музыка, мигали гирлянды… Всегда было много людей. Они пытались залезть, затолкнуться, проникнуть в рогатый троллейбус. Следом шел другой, но всем почему – то хотелось ехать в битком набитом транспорте. Люди застревали в дверях, их куртки и сумки ехали на морозе. А Лелька смеялась. В желудке начинало бурлить – пришло время обеда. Лелька таскала с лотков казинаки и семечки. Потом возвращалась в пустой двор.
 Лена часами просиживала у подъезда 51 – го дома, ждала, когда появится она… Высокая, красивая, в черном пальто и в белом парике. Как он шел ей! Густая челка и тяжелые пряди до плеч! Такие шелковые, белые как снег, сверкающие на зимнем солнце. Лелька следила за «соседкой», будто завороженная, чуть приоткрыв рот. Женщина проходила мимо, оставляя за собой сладкий аромат, который дурманил детскую голову. Она подходила к серебристой машине и… исчезала. Но Лельке удалось рассмотреть, кто был за рулем: тот самый мужчина, который назвал её странным, но сладким именем Лелита


 2.

 «Социальное дно – люди, живущие хуже некуда.
 Им характерна изолированность от институтов
 общества и включение в криминальные
 структуры, замкнутость. Это – десоциализация,
 утрата социальных навыков жизни. К
 социальному дну относятся: бомжи,
 наркоманы, алкоголики, наркодельцы,
 наемные убийцы. Один человек может
 совмещать в себе два статуса: быть и
 человеком, и наркодельцом».
 
 Лекции по социологии

Совершенно неожиданно для себя, Лена оказалась в квартире той самой блондинки. Мужчина увидел, как подвыпившая мать толкнула Лельку на землю. Она расшибла коленку и заплакала. Мужчина забрал Лельку с собой, заплатив матери какие – то деньги. Лелька оказалась в подъезде у заветной двери, и… дверь открыла она, женщина в белом парике. Она была в длинном синем халате, на полах которого красовались павлины. Лелька даже перестала плакать, стояла, затаив дыхание. В квартире оказалось тепло и чисто. Леля всегда знала, что именно так и должно быть дома. Обрывки памяти рисовали картины уютной квартиры и улыбающейся матери. Сейчас Лелька матери боялась. Олегыч был ей противен. Черный пудель надоел, потому что всегда был грязным и голодным, и постоянно лаял.
 Вот Лелька и осталась жить в этой квартире со светлыми обоями и высоким потолком, где витал запах восточных благовоний, а на столе стоял портрет волосатого мужчины во всем оранжевом. Лелька так и не запомнила его имени.
 Блондинку звали Настей. И по началу Насте не понравилось, что с ней будет жить ребенок. Ребенок грязный и невоспитанный. Ребенок, похожий на затравленного зверька. Но так сказал пожилой мужчина, а Настя почему – то слушалась его. Но со временем, увидев, что Лелька буквально смотрит ей в рот и боготворит, Настя привыкла к новой соседке. Они даже стали подругами.
 Теперь у Лельки была своя комната. Ей купили одежду и отправили в школу. Учеба давалась с трудом, но перечить желаниям хозяина, Лелька не хотела, и потому старалась. Владимира Степановича Лелька звала хозяином, услышав это слово от Насти, которой подражала во всем. Настя учила, как нужно одеваться, как улыбаться, чтобы понравиться мужчине. Лена запомнила. Вечерами Настя куда – то уходила, и Лена оставалась одна. Усаживалась в кресло с ногами, послушав немного, как падает с крыш тающий снег, и плачут сосульки, делала звук на телевизоре громче. Ставила на колени чашку с горячим какао и уходила в мир романтических комедий.
 Маму Лелька иногда видела, но скорее спешила укрыться в зеленом подъезде. К старой жизни возвращаться не хотелось. И она всегда помнила о том, что мама продала её совсем не знакомому человеку. Может потому, она и не слышала пьяных криков под окнами каждый вечер.
- Лена!
- Лена!


 3.



 - Послушай! «Лолита, свет моей жизни, огонь моих
 чресел, грех мой, душа моя. Ло – ли – та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та».
- Ну и что?

 Из случайно услышанного разговора

 Время шло быстро. Подходя к зеркалу, Леля видела отражение не только тоскующего в горшке кактуса, разобранной кровати и разброшенных вещей, но и семнадцатилетнюю девушку, с острыми ключицами, и светлыми волосами, рыжеватого отлива. Тревога в серо – голубых глазах, заостренный нос.
 За окном – машины, машины, машины… Переливаются огни… Теперь Лелька живет в другой квартире, в самом центре города. Суета. Тревога.
 Ночью шел дождь. Мокрая дорога. Все по кругу, как у Блока. «Улица. Фонарь. Аптека». Только Лелька Блока не читала.
 Лелька сменила Настю, которая внезапно сбежала вместе с загадочным блондином. Владимир Степанович взял испуганную Лельку жить к себе. И как – то незаметно, привыкла она к наркотикам. Восьмиполосная взлетная полоса уже не обещала полета. Иногда Леля пыталась понять, что с ней происходит, но… начинала болеть голова. Когда – то в детстве, Леля просто не научилась думать.

Ныло все тело.

 Несколько дней назад Лелька поругалась с хозяином из – за денег. Нет денег – нет белого порошка. Только тающий снег за окном. Она лежала на полу, в расстегнутом синем халате, на полах которого павлины отчаянно били крыльями. Широко открытыми пустыми глазами Лелька смотрела в окно. Штор не было, поэтому хорошо было видно звездное небо и тишину. А Леля слышала зимний ветер. Падает снег. Идут трое. Он. Она. И черный пудель, хромающий на левую лапу. От такой звенящей тишины разболелась голова.
 А снег все падал. Равнодушно – равнодушно, по – рождественскому.
 Ведь ничего не изменилось. Так еж холодно и одиноко. За прошедшим утром придет наступающее, но нового не принесет. Не принесет нового для тех, кто это новое видеть не хочет. Или не умеет. Не привык к нему… Или что – то мешает увидеть. Судьба, например.
 Только снег ни о чем не думает.
 Снег безумно красив.
 Он рождается на небесах и оттого священен.
 Снег просто падает, большими белыми хлопьями.
 Как в ночь на седьмое января.