Друг

 Д Р У Г
 Николай Борисов.


 Школьный двор давно запустел. Большая его часть заросла бурьяном и была превращена в мусорную свалку, а в центре футбольного поля жители близстоящих домов устроили площадку для выгула своих четвероногих друзей.

 Владимир Львович дважды в день прогуливался здесь со своей собачонкой. Низкорослая с богатой белой шерстью, с коричневыми пятнами на лисьей мордочке и по спине, она сводила детвору и старушек с ума. За десять лет совместной жизни её знали во дворе практически все, и, наверное, не было человека, кто хотя бы раз не потрепал её по холке.

 Бим был незлобив, к тому же удивительно чистоплотен. Владимир Львович не переставал восхищаться иным действиям своего питомца, часто похожим на человеческие поступки. Вот и сегодня он с интересом наблюдал, как Бим искал местечко поукромнее, чтобы не на глазах у посторонних справлять свою нужду. Наконец, присел, где-то за кустиками и через минуту вернулся к хозяину, весело повиливая хвостом.

 Владимир Львович невольно рассмеялся.
 - Ах ты, умница лохматый! – Он потрепал Бима по голове.- Иди, гуляй.
 Бим, взбодренный лаской хозяина, стремглав кинулся по дорожке и забегал галсами, попутно обнюхивая кусты, кочки с оставленными на них запахами тех, кто побывал тут до него.
 
 Солнце уже спряталось, и лишь на западе полыхал красный закат. Проделав свой обычный маршрут, хозяин и Бим, не спеша, направились домой. И вдруг им навстречу выскочила огромная восточно-европейская овчарка, без намордника. Словно не замечая их, она крутилась возле кустов то и дело задирая заднюю лапу.

 - Бим! К ноге! – скомандовал Владимир Львович и защелкнул поводок на ошейнике. Хозяина овчарки, похоже, поблизости не было.

 С этим кобелём они познакомились с месяц назад. Вот так же он выскочил из-за кустов, один, и сразу бросился на Бима, сбил с ног на землю. Когда Владимир Львович попытался их растащить, пёс кинулся ему на грудь, норовя через намордник вцепиться прямо в горло. Подбежавший хозяин, здоровенный, коротко стриженый бугай лет двадцати пяти, кое-как оттащил пса в сторону. Раздосадованный тем, что собака его не слушается, он ударил её кулаком по морде, да так, что пёс жалобно заскулил, уткнувшись мордой в лапы.

 - Ты чё, мужик, собаку-то разозлил?! В другой раз, точно намордник сниму. Мало не покажется…

 И потащил упирающегося пса за ошейник. Владимир Львович покачал головой.
 - Вообще-то, за собакой смотреть надо бы. А если дети?.. Тем более, она у вас неслухняшка.

 Парень кинул на него злобный взгляд.
 - Ты ещё побазарь мне! Умник хренов, вали отсюда. Сейчас спущу кобеля, дорогу домой потеряешь.

 С этого дня Владимиру Львовичу с Бимом покоя не стало. Утром куда ни шло: вставали они рано, обходили дом и гуляли вдоль аллеи. Но на вечернюю прогулку Бим уже отправлялся с неохотой, хотя раньше, стоило только взять в руки поводок с ошейником, он уже стоял в прихожей у дверей и радостно повизгивал.

 Вот и сейчас они застыли в напряжении и ждали, что будет дальше. Бим прижался к правой ноге хозяина и тихо рычал, вздрагивая всем телом.

Неожиданно что-то ткнулось Владимиру Львовичу в ногу. Он оглянулся и похолодел. Тупыми поросячьими глазами на него смотрел бультерьер. Владимир Львович быстро нагнулся и подхватил Бима на руки.

В голове в ужасе пронеслось:
 -Сейчас вцепится в ногу…или, того хуже, в пах. Чёрт знает, что у этой скотины на уме? И…поминай, как звали…

Он вспомнил, как два таких же чудовища дербанили старые автомобильные покрышки. И ему едва не стало плохо.

 Бим крутился в руках, пытаясь освободиться из хозяйских объятий.
Бультерьер, словно нехотя, встал на задние лапы, а передними уперся в живот Владимиру Львовичу и стал обнюхивать Бима. В этот момент овчарка кинулась в их сторону, и Владимир Львович не выдержал, закричал, что было сил:
 - Наза-ад! Нельзя-я!

 Бультерьер отпрянул и слегка присел, словно соображая, вцепиться или подождать. Овчарка пронеслась мимо, круто развернулась и залаяла. Ещё немного, ещё мгновение, и трагедии было бы не избежать…
 Сзади раздался смех.
 - Ха-ха-ха! Во уморил! Чё, мужик, обосрался? Ладно,…живи, хрен моржовый! И скажи своей бабе, чтобы трусы постирать не забыла, а то воняет от тебя, как из сортира. Пшел отсюда!

 На ватных ногах, не отпуская Бима на землю, Владимир Львович молча побрёл к выходу со школьного двора. Позже он узнал, что собак у этого парня было две. Вторую, бультерьера, он приобрёл недавно и готовил специально для собачьих боёв.

 Дверь открыла жена. Испуганно охнула.
 - Володя, что с тобой? Ты серый весь…- и, не дожидаясь ответа, побежала на кухню за корвалолом.

 Бим лег в прихожей, в углу, положив свою лисью мордашку на передние лапы, и только бегающие глаза выдавали его подавленное состояние. Сам Владимир Львович чувствовал себя ничуть не лучше. С такой бесцеремонной наглостью, с такой злобой, совершенно немотивированной, он ещё не сталкивался, а его собственная беспомощность и вовсе его убивала.

 Крутым Владимир Львович никогда не был, учитель истории всего лишь, к тому же далеко не молод. На милицию в данном случае он тоже не рассчитывал. Там своих дел невпроворот. Скажут, разбирайтесь сами с вашими собаками.…И будут правы.

 Он, запахнув полы халата, прошлепал тапочками на кухню.
 - Володя, чуть не забыла! – Жена всплеснула руками. – Алексей звонил. Вы только-только с Бимом ушли, он и позвонил.
 - Что он хотел?
 - Не знаю, не разобрала. По-моему, он сильно пьяный был. Или того хуже…под дурью. Просил, чтобы ты завтра зашел к нему. Очень просил. Какое-то дело…не поняла я.

 Владимир Львович тяжело вздохнул. С Алексеем в детстве они жили в одном дворе, учились в одной школе, росли вместе, дружили. И так повелось с малолетства, что заводилой во всех школьных проказах всегда был Алексей. Правда, ему первому и доставалось. Но парнишка он был настырный, с крепким характером, и учителя пророчили ему хорошее будущее. Такой, говорили, нигде не затеряется, мы ещё будем гордиться своим учеником.

 После школы их пути разошлись.

 Алексей поступил в танковое училище, закончил его с отличием и уехал по распределению. Потом Афганистан, ранение, контузия…полная грудь орденов и ненужность на гражданке. Спустя год ввязался в какой-то темный бизнес, появились большие деньги, и – подсел на иглу. В результате, развод с женой. В общем, жизнь не сложилась…

 У Владимира Львовича всё по-другому. Университет. В армию не взяли. Нет, он не косил - подвело здоровье. Аспирантура. Защитил кандидатскую, да так, что уговаривали остаться. Но романтическая блажь «позвала» в обычную среднюю школу. Потом женитьба, дети, и повседневность засосала. Хотя всё могло сложиться иначе. Не сложилось.

 - Знаешь, Верунь, я, пожалуй, схожу к Лёхе прямо сейчас. Тут ходьбы-то…один квартал.

 После случившегося ему дома не сиделось. Не с женой же делиться своим позором. Мужское самолюбие скоблило душу.

 Спустя двадцать минут он уже звонил в дверь знакомой квартиры. Звонить пришлось долго. Нажимая на кнопку звонка, Владимир Львович слышал, как резкая трель будоражит тишину прихожей. Наконец, услыхал за дверью невнятный голос:
 - Ну,…кто там? Кому в рыло надо? Ну?
 - Что, ну? Открывай, это я, Владимир.
 - Какой такой Владимир? – Что-то грузное навалилось на дверь. Заскреблось.
 -Лёха, не дури давай. Это я, Володя! Уже и голос забыл, друг называется.
 - А…Вовка, шкет паршивый! Свет включи, а то ни хрена здесь не вижу.
 - Щяс, разбежался! Я на лестничной площадке стою, ты хоть соображаешь, что говоришь.
 - Где? – удивились за дверью. – А-а…так бы и сказал сразу. Сейчас открою.

 Звякнула щеколда. В освещенном дверном проеме стояло Нечто, до боли знакомое. Это Нечто тяжело развернулось и, пошатываясь, двинулось вглубь квартиры. Владимир Львович отправился следом.

 Войдя в гостиную, он увидел, что люстры нет, а вместо неё висит черный патрон с лампочкой, концы проводов которой торчали в разные стороны.
В полированной стенке не было ни хрусталя, ни зеркал, и даже стекла куда-то исчезли, хотя и прошло чуть больше недели, когда они виделись последний раз. Только парадный китель с золотыми майорскими погонами, да с десятком медалей и орденов сиротливо висел в углу, словно стесняясь своей парадности.

 - Всё, Володя…в нашу гавань корабли больше не заходят, - Алексей с размаху плюхнулся в обшарпанное, кожаное кресло. Больше в комнате ничего не было. На грязном полу валялись пустые бутылки, жестяные банки, баллоны из-под пива, ворохи старых газет и журналов.

 Владимир Львович с недоумением уставился на друга.
 -Алексей, ну так же нельзя! Ты где спишь…на чем? Где твоя мебель?
 Алексей с какой-то отрешенной усмешкой посмотрел на Владимира Львовича.

 - Ты откуда знаешь, книжная твоя душа, что можно, а что нельзя? А? – Он с трудом поднялся из кресла и, обняв Владимира Львовича за плечи, повел на кухню.- Вы, интеллигенты долбанные, только и умеете советы давать. Ещё морали читать. А пойдем, я лучше пивком тебя угощу. И водочкой!

 Кухня, как ни странно, оказалась чище, чем гостиная. Здесь сохранился белый кафель на стенах, стол, стулья. И даже холодильник.
 -Ты присаживайся, Володька. А то, что я в трусах, голый, не обращай внимания. Наплевать. Ты же не дама, в конце-то концов.

 Он открыл холодильник, достал бутылку водки, баллон пива, трехлитровую початую банку с огурцами и банку кильки в томате. Владимир Львович молча наблюдал за его действиями. Он заметил, что трусы у Алексея от ветхости разошлись по шву, что пятки были грязные и глубоко потрескались, а руки мелко дрожат.

 - Значит, так, как я живу, жить нельзя, говоришь? А как, по-твоему, должен жить кадровый офицер, который осознанно присягнул своему отечеству… Союзу Советских Социалистических Республик? Вместо того чтобы защищать свою страну, своё государство, я предал его. Я нарушил воинскую присягу. Я должен был умереть, защищая…маму…Родину. – Он вдруг икнул и едва не выронил бутылку водки, выругался.- А я почему-то живу.…Да ты глаза на меня то не таращи, не таращи.- Он придвинул ногой стул и сел так, что стул застонал.

 - Пока, Володька, я зачем-то воевал на чужбине, здесь, внутри моего государства, некие историки типа тебя, да лаборанты, в сговоре с партийными ублюдками, замутили капитализм. А я, или такие как я, почему-то вовремя не свернули им шею, а значит, предали…маму мою… Родину.- Он вновь икнул. – А ублюдки в это время построили своё государство, под себя, а меня моего лишили. Вот поэтому я так и живу…потому, как предатель…

 Говоря всё это, Алексей улыбался. Нехорошо улыбался и словно объяснял то, почему он так живет не Владимиру Львовичу, а себе, себе другому непримиримому с чем-то. Словно внутри него самого шел спор, и отрывки этого спора пришлось услышать и Владимиру Львовичу. И здесь Владимир Львович увидел своего друга в ином качестве – честного, принципиального служаку, офицера в четвертом поколении, для которого воинская присяга не просто набор слов. Скорее, молитва…

 Алексей разлил водку в два хрустальных фужера на длинных, резных ножках.

 - Давай выпьем, Володька. Фужеры – это всё, что осталось в память о свадьбе, о жене…Мы из них с ней пили. Да ладно, было и прошло.… И хрен с ним с прошлым! – Он вдруг фыркнул.- Мы с тобой ещё так не сидели. Ты в галстуке, я в трусах. Нет, Володька, это финиш, полный.…Между прочем, я всегда тебе завидовал. Помнишь, когда я вышел один на один с Мослом? Мы тогда в восьмом классе учились, а он в десятом…

 Владимир Львович кивнул. Ещё бы! Этот Мосол, здоровенный балбес, «шишкарь» был и не только у них в школе, долго не давал им с Веркой прохода. Теперь, почти тридцать лет спустя, ситуация повторяется один к одному, но уже не Мосол, а этот жлоб с собаками не дает им покоя.

 - Я ведь тогда почему Мосла заломал? Из завести к тебе. Никак понять не мог, почему у тебя все получается? Когда ты решал задачи у доски, не торопясь, спокойно, ну, совсем как учитель, да ещё с вариантами! И всегда у тебя был правильный ответ. А я…

 Правой рукой он взлохматил на голове волосы. Владимир Львович увидел, что у него на руке отсутствует мизинец, вместо него наклеен кусок лейкопластыря.

 -Мосла я тогда классно отделал. Правда, они вечером тоже меня помяли, но я-то его при всех мочил! Ты знаешь, Володька, мне всегда думалось, что из тебя должно было получиться что-то значительное. А такие, как я, в нашем государстве должны были создавать вам условия для работы, для важных открытий. Но, извини, ты моих надежд не оправдал, не по той тропке, что ли, пошел? А впрочем,…плевать. Давай за нас!

 Он опрокинул фужер в рот. Одним глотком. Крякнул и уставился на Владимира Львовича. Тот поёжился.

 - Я как-то…не хотелось бы. Сердечко последнее время пошаливает.
 Алексей перебил:
 - Ты мне эти свои интеллигентские штучки брось! Пей! А то оно у тебя сейчас совсем остановиться. Вон какой серый…как саранча. И лысый. Тьфу! Глаза бы мои на тебя не глядели…Короче, попробуй не выпить. Дам в пятак, и вся забота. Небось, давно по роже не получал? Соскучился?

 Он с улыбкой подвинул фужер приятелю. Тот тяжело вздохнул и начал пить, с трудом, мелкими, судорожными глотками. По лицу Алексея, по болезненной гримасе, он видел, что такая манера пития выворачивает его наизнанку.

 - Да-а! – Алексей покачал головой.- Теперь я понимаю, в какие руки попала наша страна. Не русский ты человек, Владимир, свет, Львович, не русский. Водка, она продукт благородный. Не какой-то там коньяк. На её месте я бы поперек горла у тебя встал. Ну, ладно…у меня к тебе другой базар.

 Он вперил задумчивый взгляд в приятеля, и Владимир Львович вдруг уловил в его глазах давнишний юношеский блеск упертого, уверенного в себе Лёхи.

 - В общем, так.…На днях мне поступило предложение, от которого нельзя отказаться. Меня пригласили в одну из африканских стран: срочно понадобились военные спецы, особенно с опытом, которые знают запах крови. Через три дня я должен уехать. Только ты ни-ни…никому, пусть всё останется между нами. Может статься, что я не сумею вернуться. Сам знаешь,…а впрочем, откуда тебе знать, бумажная душа. Ладно, поскольку ты единственный друг, у меня к тебе серьёзная просьба.

 Он сунул руку за холодильник и достал оттуда большой пакет. Положил на стол перед другом. Наполнил фужеры водкой.
 
 -Здесь документы на квартиру, оформленные на твое имя, и десять тысяч долларов. Как только узнаешь, что со мной что-то случилось… непоправимое. Да ты не закатывай глазки, а слушай, не в круиз еду. Переоформи квартиру на мою дочь. Деньги положи на своё имя, на валютный счет, проценты отдавай ей. По почте или ещё как-то…придумаешь. У тебя голова светлая, как ни как кандидат наук.…Понимаю, тебе эта морока ни к чему.
Но…очень тебя прошу, Володька. Очень! Почему всё так сложно? Сам понимаешь, у меня здесь много кредиторов. Даже слишком, поэтому оставаться здесь никак нельзя. Видишь, - он поднял правую руку с лейкопластырем,- задаток пришлось им оставить. Позавчера. А в Африке деньги заработаю, года три-четыре придется повкалывать, крепко.

 Они засиделись до глубокой ночи. Многое вспомнили, о многом переговорили, и Владимир Львович попутно рассказал о своих неприятностях на собачьей площадке. Наверное, это всё были мелочи, потому что Алексей слушал его с улыбкой, не утешал и не поучал. Только несколько раз переспросил: где? когда? как выглядит обидчик? Когда прощались, на пороге, он вдруг обнял Владимира Львовича и долго смотрел ему в глаза.
 - Ты, Володя, не обидь мою Катеньку. Прошу тебя, друг. А я чем могу,… помогу.

 Утром, несмотря на выпитое, Владимир Львович встал с удивительно светлой головой. Жене про пакет и про поручение ничего не сказал. На расспросы жены отвечал односложно или кивком головы. Затем отправился в школу. Весь день пролетел в делах и заботах, незаметно. Однако предстоящий, вечерний променад с Бимом навевал на Владимира Львовича тоску. Прежней радости от совместных прогулок они оба уже не испытывали. Но нужда есть нужда, надо было идти…

 Пройдя основной маршрут, они с опаской выбрались на школьный двор, внутренне готовые к очередным гадостям. И тут Владимир Львович увидел, что их явно поджидают. Парень в спортивном ярко-красном костюме разминался у турника. Он несколько раз легко подтянулся, спрыгнул и стал расхаживать из стороны в сторону, размахивая руками.

 Обе его собаки были без намордников и бегали здесь же, каждая сама по себе. Бультерьер ухватил зубами автомобильную покрышку и таскал её, наращивая, наверное, мышцы для будущих боев. Про себя Владимир Львович отметил, что бультерьер внешне чем-то схож со своим хозяином. Такой же плотный, мощный, в нем сразу чувствовалась неповоротливая, тупая сила.

 Владимир Львович не имел никакого желания встречаться со своими обидчиками. Он посадил Бима на поводок и хотел было ретироваться под скрежет поворачивающего трамвая. Как вдруг услышал резкий хлопок. Рельса, что ли, у них лопнула? Он обернулся на звук, однако краем глаза успел отметить, что овчарка как-то странно взбрыкнула задними лапами и ткнулась мордой в землю.

 Хозяин овчарки был по-прежнему занят собой и ничего вокруг не замечал. Продолжая махать руками. После второго хлопка Владимир Львович уже не сомневался – по собакам стреляют. Он схватил своего Бима в охапку и, не оглядываясь, побежал в сторону дома.

 …Похоже, парень довыпендривался со своими собаками. Нельзя так по- хамски наезжать на людей, потому что всегда находится кто-то, кто не прощает обиды. И вдруг, как молния, промелькнула мысль…что если парня тоже убили?...А он стал невольным свидетелем преступления!

 Всю ночь Владимира Львовича мучили кошмары, он и не спал-то толком. А утром, едва забрезжил рассвет, они с Бимом вышли на прогулку. Вернее в разведку.
 В жутком волнении Владимир Львович приблизился к тому месту, откуда видел вчерашнее происшествие. Школьный двор был тих и пуст. Только подойдя ближе, где должна была лежать овчарка, он увидел на земле темное пятно. На этом вся разведка у них закончилась. Владимир Львович поспешно двинулся прочь со двора, буквально волоком таща за собой Бима.

 Через три недели Владимира Львовича вызвали в милицию и долго расспрашивали про Алексея, спросили также: когда и при каких обстоятельствах тот продал ему квартиру. Владимир Львович несколько раз писал пространные объяснительные, однако о многом умолчал. Только здесь он узнал, что Алексей пропал, просто сгинул, и всё. При осмотре квартиры милиция обнаружила карабин «сайга» с одним патроном в стволе, и он был изъят. Парадного кителя не было.

 Все просьбы Алексея, в отношении дочери, Владимир Львович выполнил,
даже устроил Катюшину свадьбу. Уже пять лет они живут с мужем в квартире отца и растят внука Алёшку.

 Однажды, находясь у них в гостях, Владимир Львович не утерпел и рассказал Кате всё, как было, и про Африку тоже. Теперь они ждут письма от Алексея, верят, что жив, и что однажды придёт домой и скажет: «Здравствуйте, мои дорогие!»

 Хозяина убитых собак Владимир Львович больше никогда не видел.


* * * * * *