Жилец 321

Лежащее лицом вниз тело наполнялось винным сиропом жизни, разлитым на асфальте. Только что летело оно сквозь плотный воздух десяти этажей, готовясь встретиться с ладонями улиц. Тогда это тело ещё являлось человеком и даже имело имя, но чаще его упоминали под другим названием – когда он просрочивал счета за свет – жилец 321. Из одноименной квартиры и выпрыгнул житель заколоченного дома.
Жилец долго стоял в своей комнате перед лицом неба, но не думал ни о чём. Пятясь подошёл он к письменному столу, который был оформлен горами переводов чужой романтической прозы, и сел перед листом бумаги. Под карандашом исчезла строчка: «меня винить прошу смерти моей В». Жилец резко поднялся и отбежал к дверям. Серые глаза его жадно обшарили комнату в поисках места, куда им можно было уткнуться, но они заметили остро заточенный карандаш, угол стола и беспричинно весёлое небо в окне.
Дверь захлопнулась за скрывшимся жильцом 321. Ещё раньше его видели шедшим по тротуару со скрещенными на груди руками. Многие прочли в тусклом лице пешехода безумие. Жилец несся назад, не помня ничего из архива своих вчерашних дней. Единственное, что прокручивала его память снова и снова, нанося кинжальные удары, это был один только вечер. До мельчайших подробностей запечатлел мозг эту минуту гибели жильца 321…
Как всегда, скрыв руки перчатками и замотав шею шарфом, чтобы меньше соприкасаться со внешним миром, жилец ехал в пригородной электричке, и, прислонившись виском к окну, смотрел на отбегающий пейзаж. Унылость сельских картин заставляла его тоже уноситься куда-то в свои мечты и представлять что-нибудь приятное. Вот он уже представлял, как нужно было ответить корректору, который забраковал его перевод, как удивился бы этот недалёкий человек звуку хлопнувшей двери.
Но вдруг, в отражении на стекле вагона появилась новая фигура. Понятно было только одно: это был силуэт стройной девушки. Жилец, не поворачивая головы, проследил через зазеркалье, как незнакомка села напротив него, так же у окна. Теперь можно было яснее рассмотреть её. Отражение рисовало контуры нежного лица, пылающее-чёрные волосы, слегка раскосые глаза и губы в полуулыбке. Остальное жилец дорисовал в своём воображении так, что получился образ идеального видения или прозрачного призрака. «Я вижу всех людей насквозь и даже тех, что люблю» – вспомнился чей-то афоризм. За него ухватилась мечтательность, и голова закипела в работе по проектированию идиллии. Он знакомился с девушкой, она мило ему улыбалась, отвечала мелодичным голосом… Из ничего рождалась любовь, вспыхивали рассветы вместе, гасли догоревшие свечи, и ещё многое, многое.
Мечтатель совершенно забыл о реальности и вдруг заметил, что незнакомка глядит на него и, кажется, понимает, что он рассматривает её отражение. Жилец перевёл глаза на действительный предмет изучения и немного расстроился – оригинал был не столь гармоничен, в нём не оставалось места творчеству воображения. Девушка изогнула губы в снисходительную улыбку и прохрипела: «У тебя не будет закурить?»
Этот неожиданный вопрос заставил замяться жильца 321, заискрили его мысли, ещё жившие недавней мечтой. Жилец открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же поднялся с места и под хохот девушки выбежал в тамбур. Пробежав все вагоны до начала состава, ноги вынесли его на незнакомую станцию.
Жизнь после того, как двери поезда закрылись, не имела ни значения, ни направления. Она вела в одну точку…
Вспять к этой станции шёл жилец 321 сквозь месяцы, не помня ничего. Он только пытался по-другому проиграть единственный отпечаток памяти. Однако с твёрдостью камня не поддавалось сознание до тех пор, пока след не исчез под шагами возвращающегося времени.
Полный цветущих утопий, вышел спиной из поезда жилец, как всегда в перчатках и замотав шею шарфом. Постепенно всё будущее стиралось из-под его медленных шаговых метров. Исчезли и перчатки, и шарф, да и шёл жилец, уже не отгородившись руками, сложенными на груди крестом. Скинув все эти лишние слои, его сердце стало ближе к внешнему миру. Лучше чувствовало оно цветущую зелёную жизнь, но так же полно принимало и её колкости.
Обратно шёл жилец и переставал бояться сущности вещей. Опять заблуждался он, путался и счастлив был искать пути новые. Уменьшались его мысли, уменьшалось тело его, уменьшался возраст его. Это продолжалось, пока после девяти месяцев, тело, которому только будет доверено имя, не исчезло в чреве матери, чтобы снова родиться и снова прожить жизнь пятясь.