Крыша

 Любовь – насилие, делающее людей сильнее.
 Человек без хвоста.
Вся Вселенная уставила своё бесконечное лицо на двоих неспящих на крыше, ведь от того, как Они расстанутся, зависела судьба мира. Он и Она молчали. Он молчал, потому что был всего лишь он. Она молчала, потому что Она была невыразима словами.
– А найду ли я на всём свете другой уголок, куда можно будет уткнуться сердцу? Смогу ли я ещё чувствовать? – спросил он, не поднимая глаз.
– Сначала ты захлопнешь створки сердца. Кровь твоя охладеет ко всему, кроме ненависти ко мне. Ты будешь жить этой ненавистью… – Она говорила, не переводя с него взгляда, – Но помни: тебя станет больше, когда я уйду.
– Но почему невозможно немного счастья для себя? Ты ведь не принадлежишь никому! Ты никому не нужна, кроме меня!
– Ты и сам видишь, во что превратился мир без меня! Люди видят меня в любом виде, кроме реального. Они убивают себя ради блеснувшего миража. Они видят меня в любой похоти. Они искренно любят только себя.
– А если они только так могут тебя воспринимать? Одни разумом испепелили душу, у других желудок полностью вытеснил сердце. Кто-нибудь вообще когда-нибудь чувствовал?
– Да, это было с двумя, тысячу лет назад. Это были два брата. Один был чист и прозрачен как хрусталь и получил бессмертную душу. Он легко отпустил меня словом на пороге смерти. Это воскресило его душу. Другой держал своё зло в себе. Он не верил мне. Он получил вечную оболочку. Его душа умерла, а тело его стало диким медведем, полным гниющей злобы. Ты знаешь, за миллион лет, человеческое слабо укоренилось в людях. Может, дало только первые ростки… Его дети переняли это чувство, как и дети его детей, и так до сих пор. Оттого многие вообще не верят в меня, не узнают встретив. Таких, как ты, мало…
Они оба молчали. У обоих в голове шло яростное сражение с самим собой. Во имя всего они должны были принести себя в жертву.
Он поднял мокрые глаза:
– Может, и я не сразу узнал тебя, не в ту секунду, когда наши глаза встретились… А может, я знал тебя раньше, ещё до встречи. Я искал что-то, к чему возможно было приложить своё сердце, наполненное нежностью ко всему свету. Я искал кого-то, кого мог оживить своим чувством, – утерев горячие от слёз глаза, он продолжил сквозь зубы, – Надо было отогнать тебя камнем, ударить, как делали другие. Или изнасиловать, напоив.
Он смог пересилить себя и посмотрел в океан её глаз. Она плакала. Ей было так же тяжело.
– Правильно. Ненавидь меня – так тебе будет легче меня отпустить. Унижай меня – так мне будет легче уйти…
– Нет, я вру! Я не знаю… Я не понимаю, почему!
Он кричал, и эхо отзывалось в улицах криками, увеличенными десятикратно.
– Многие нуждаются во мне. Ты воскресил меня, и я должна воскресить всех. Я знаю: мир ещё можно возродить любовью… Пришло время – разожми ладонь, выпусти меня.
Он терзал свои мысли беспокойными вопросами, с клоками вырывая те ответы, что были удобнее. Но ни один не был глупее, чем отпустить её и дать счастье всем… и ей.
Он разжал руку:
– Только не оборачивайся.
– Прости…
Она с трудом отвернулась, вытерев слёзы, и пошла, переступая через крыши, подсвечивая каждую, становясь с каждым шагом всё меньше и всё светлее. Он смотрел.
Время остановилось. Он не дышал. Сердце его не билось. Существовала только Она.
И вот ещё шаг, и Она исчезла за горизонтом. Ему хотелось наплевать на все обещания, забежать за горизонт и, взяв её за плечи, последний раз посмотреть в мечтательный блеск её глаз, которым он пленился сразу же, посмотрев на неё. Но он держал руками свою душу…
Точка, где исчезла Она, стала краснеть, как будто тысячи, сотни тысяч, миллионы красных нитей предопределённостей, продетые сквозь сердца людей, потянулись к ней.
Он ощутил, что душа его наполняется чем-то тёплым и успокаивающим. Оно согревало тело, наполняло его доверху, распространяясь концентрическими кругами от основания шеи. Тепло переполняло его, выливалось наружу. Он был больше себя, больше этого города, больше всей Вселенной. Он стал частью единого, логичного мира. Он растворялся в общем космосе, становился единым с ним, как становится единой с мировым океаном упавшая в солёное море человеческая слеза.
Он сидел на крыше с букетиком сирени в руке и встречал восходящее солнце.