Атлантида

Эти люди выходили из стрельчатых ворот Полуденной башни и направлялись по мостовым к площади. Черные накидки одних и белый саван других разукрашивали однообразный цветной пейзаж. – Я молчал, не принимая ни проклятий, ни благодарностей. Мне было стыдно говорить после всего сказанного Временем. Кажется, за спиной до сих пор раздавался грохот последнего столетия. Но я не слушал! – Такая же процессия шла у меня в голове. Я не замечал людей, падающих под ноги золотых быков. Я не обращал внимания на ненужные песни слепых. Я шел прямо. Другие же петляли, запутывали следы, кто-то даже прятался в ломаных линиях, начерченных ими самими.
И вдруг в лицо мне уперлись чёрные глаза, в каждом был отражен кинжал. Незнакомец преграждал мне дорогу. Ему, наверно, тоже оставалось только жить. Я протянул руку незнакомцу и сказал на неизвестном мне языке: «До свидания». Положительного ответа не было – только слеза, выкатившаяся из-под чёрного зрачка. «Его ждали где-то». Я понял это по его красивому лицу.
Продолжался путь за общим множеством. Дорога сменилась широкой улицей. Я наконец-то мог рассмотреть небо. Многие делали тоже самое – глядели в лица чужим богам и искали их одобрения. Однако серые лица богов выражали только две даты. – Второе число означало сегодняшний день. – Но у многих не хватало зрения даже на это.
Был еще один, который не смотрел, но видел. Он, упав на колени и спрятав лицо руками, вынимал из горла такие звуки, которые многие назвали бы рыданием. «Кто из вас бессмертен?» – кричал он. – «Мне нужна ваша жизнь». Он предлагал обменять её на бессмертную душу, но, не заботясь о сохранности, утирал слёзы этим раритетом.
«Синие войска под самыми стенами!» – послышалась чья-то ложь. Эти люди бросились бежать, но уже не на площадь – туда шёл только я. Мой разум не очистил страх, потому что меня раззадорило нелепо чудовищное небо и оранжевое солнце на нём. Звон колоколов! Зеркала, зеркала! В этих зеркалах меня миллион. Миллион радостных теней, звучавших тысячекратным эхом.
Через полчаса наступит вечность. Суровый шёпот океана – и этот вырванный из моего рта смех не будет заметен. Да и волосы той девушки, заплетающей белые косы.
Я поймал себя на том, что я живу опять. Я хотел есть, хотел глотка солёной воды. Я хотел вина любви, но не той, от которой выцветает ум и одежда, а другой, от которой умирают.
Пространство площади зевало. Я был последним зрителем на пиршестве актёров. Занавес был поднят, и в него заправили небо. Актёры напевали старую песню сытости. Они взялись за руки и сели на мостовую.
Замелькали капли людей. Они всё учащались и уже хлынули, полусумасшедшие, в круг актёров. Крики и скрипы людей и вещей, вещей и животных. Мне было стыдно за них.
Поток не прекращался, а актёры, скрепив свой страх хороводом, читали последние слова Ариадны. Но это было всё равно, что кричать на ухо кошке: «Любить!!!».
«Мы покорили числа, мы обуздали слова. Неужели мы сейчас покоримся?!» – заглушал малиновый голос лицедея жрец храма сознания. Они оба врали, и обе лжи были великим нашим достижением.
Жаль, что я этого не слышал. Я смотрел в раскрытые рты и думал о любви как способе умереть. Я нагнулся к земле, сорвал 365 одуванчиков (по числу счастливых дней) и улыбнулся. Вновь поднявшись, я заметил, что в раскрытые рты этих людей уже льётся вода. В их глазах ужас плясал свои забавные пляски смерти.
В окне с решеткой я успел заметить девушку с белыми косами. Я вспомнил: её должны были казнить завтра утром. Она смотрела на этих морских животных, что блестели на солнце.
Но потом я думал только о ком-то с красивым лицом, кого продолжали ждать…