Пьеса для младшего школьного возраста

Какой же мальчик в детстве не мечтал стать дирижером?
Наверное, только тот, кто не носил очков, не заикался и не ходил три раза в неделю на уроки по скрипке. Но самый обыкновенный мальчик, такой, как Сева, в семь лет непременно хотел однажды надеть черный фрак с блестящими лацканами, взять длинную дирижерскую палочку, под аплодисменты выйти на сцену, размахнуться и дать по рукам Жанне Георгиевне. «Вытягивай мизинчик, детка! Раз и, два и…» Палкой по рукам. «Раз и, два и… Слушай ушками! Я для кого считаю?» И снова палкой. «Раз и, два и…»
Тут бы в класс заглянула рыжая директриса, и Сева бы широко улыбнулся, и сделал бы вид, что просто дирижирует, и погладил бы Жанну Георгиевну по голове.
Сева сбился. Дирижеры ведь не выступают в классах, им нужны огромные залы и высокие сцены. Туда могут поместиться все желающие: и плохие люди, и хорошие, и папа, и мама, и даже Жанна Георгиевна. А дирижер должен делать вид, что ему все равно, кто пришел его слушать. Его поэтому специально ставят спиной к людям, а если повернется – всякие Жанны Георгиевны начинают хлопать и заставляют кланяться, а в глаза большими прожекторами светят (это все для того, чтобы дирижер не смог разглядеть наверняка – кто же все-таки там и не сказал бы на весь зал противным ласковым голосом: «Ба, ручки какие скукоженные – сразу видно, не тем концом вставлены!»).

Сегодня в музыкальную школу Сева ходил с папой. С папой всегда легко – он читает какую-нибудь интересную книгу и поэтому все время молчит.
Только сегодня, когда шли по улице, папа с сожалением убрал книгу в полиэтиленовый пакет, потому что моросило. Сева, наоборот, радовался дождю. Ему интересно было наблюдать сквозь забрызганные очки, как все вокруг размывается в кляксы, и попробуй отгадай: девочка это или московская сторожевая, красный автомобиль или афиша… А если смотреть через промокшие очки на фонари, они растекаются в оранжевые паутинки, которые мерцают в такт шагам и получается очень весело.
В трамвае было много народу, но бойкая кондукторша согнала с переднего места студента, и усадила Севу со скрипкой. Рядом на поручне повис папа с книжкой. И все замечательно устроилось.
Сева провел по запотевшему стеклу сразу четырьмя пальцами, рядом еще раз. Получился штрих-код. Провез рукой поперек – штрих-код превратился в поле для морского боя. Потом Сева еще пытался нарисовать человечка, но вышел уродец на трех ногах. Пришлось протереть окно и помечтать, как он когда-нибудь станет известным дирижером.

Спать не хотелось, но рот сам собой открывался и хватал воздух. И Сева никак не мог понять, почему в голове немножко гудит и тяжело бьется что-то в груди.
- П-папа, я не могу дышать…
- Сейчас, Сева, приедем, потерпи.
- Мне не хватает воздуха, - Сева оттягивал шарф, но ручки были такими слабенькими, что, может, действительно не тем концом вставлены.
- Сева, я же не могу форточку открыть, на улице дождь, он всех намочит. Потерпи, - папа рассеянно опустил книжку, и она захлопнула нужную страницу.
- Н-не могу, папа… - и Сева опять увидел расплывающиеся кляксы, и было непонятно: папа это или кондукторша кричит: «Что же вы стоите, мальчику плохо?!»

А потом Сева ясно услышал, какой должен быть ритм. Это же так просто!
Раз и, два и… раз и, два и… трамвайные колеса выстукивали польку, небольшую пьеску для младшего школьного возраста.