Случайность

Когда до нашего дома добрались русские боевики, моей тети уже не было рядом. За всю мою 15-летнюю жизнь меня предали трижды. Сначала родители. Моя мать была русской, отец чеченец. Недолгая связь двух молодых людей. Как следствие - ребенок. Мать приезжала в гости к дальним родственникам на каникулы. Гормоны, первая жгучая любовь – сами понимаете. Каникулы подошли к концу, и она вернулась домой. Там узнала о беременности. Мои кровные дедушка с бабушкой запретили 17-летней девчонке избавляться от будущего ребенка. В середине октября восемьдесят седьмого года родилась я. Меня, будучи младенцем, доставили в Чечню и отдали отцу. Я не знаю, какое наказание должен нести отец за эту связь и нес ли он его, но я знаю, что и в семье биологического отца я прожила недолго. Я была позором чеченской семьи. Отец пришел к одной из родственниц, тетке моей матери, у которой она гостила раньше, и положил меня на порог.
Тетя никогда как мне казалось, не любила меня. Хотя возможно хотела бы полюбить. Мать с того памятного восемьдесят седьмого года вычеркнула южных родственников из своей жизни. Я стала обузой для Дины и напоминанием о грехе ее племянницы. Так мы и жили. Я молчаливая, задумчивая, мечтательная, и она крикливая, ворчливая тетка. В последнее время тетя Дина стала еще более раздражительной. То без причины рыдала, то часами сидела, задумчиво глядя в окно. Я недоумевала по поводу ее странного, резко изменившегося поведения. Мы никогда не были откровенны друг с другом, хотя наши отношения не были совсем ровными, я старалась понять ее и не раздражать. Иногда мне даже казалось, что мы могли бы быть неплохими подругами. Но она снова и снова ставила в упрек мое появление на свет. По-своему я любила ее. По большому счету мне больше некого было любить. Единственный человек, который понимал меня, и которого я искренне любила и считала кем-то вроде сестры, погиб. Алсу моя подруга. Мне тяжело вспоминать детство - тогда Алсу была рядом. Сейчас я совсем одинока…
С каждым днем Дина становилась еще более невыносимой. Не так давно нервы ее не выдержали, она зашлась в истерике и постоянно повторяла - Я не хочу… не могу.… Но, я должна… Так будет лучше всем…
Мне стало страшно… Неужели моя тетя сходит с ума? Повелеваясь, какому то не понятному чувству, я подошла к тете Дине, обняла ее и стала гладить по некогда роскошным черным волосам. Она же вдруг стала успокаиваться, крики затихли и несколько мгновений спустя Дина тихо, почти беззвучно плакала у меня на плече. От этого мне стало еще более страшно…Такого с нами не было. За всю жизнь тетя ни разу не поцеловала меня, ни обняла. У нас были отношения скорее двух людей живущих по соседству, чем родственников. Объятия и прочая атрибутика родных и близких друг другу людей отсутствовала в нашем доме до этого случая.
- Я должна – вдруг сказала тетя. Я же молчала. Просто не знала что сказать. Я боялась разрушить то ощущение семейности, что пришло ко мне в тот момент, когда тетя склонила свою голову мне на плечо.
- Все скоро встанет на свои места – загадочная фраза тети привела меня в чувство – Что ты молчишь? – обратилась она ко мне.
- Я не понимаю о чем вы…
- Помни Самира, ты одна в этом мире. Я не могу быть всегда рядом с тобой. Я не вечная. Мне пятьдесят уже.
- Тетя Дина, я никогда вас не брошу, мы очень… мы очень хорошо живем! Ведь скоро все наладится. Людям надоест воевать! Я закончу школу. Выучусь на медсестру, как вы. Нам будет легче. Мы будем вместе всегда, не…
Тетя Дина покачала головой. Глядя в ее полные отчаяния глаза, я так и не смогла закончить фразу. Фразу, которая от начала и до конца была полна лжи. Я сама не верила в то, что говорила. Потому что я не знала, как все будет на самом деле. Я не загадывала, что нас ждет через год-два. Я даже понятия не имела, как повернется все к обеду.
- Деточка – впервые услышала я от тети ласковое слово, – больше я не могу… - тяжело вздохнула Дина – Аллах свидетель я не хотела привязываться к тебе.
Она порывисто отстранила меня и тут же с силой обняла.
- Случилось что-то… - обречено начала я.
- Случилось. И ты мне никогда этого не простишь…
Мы долго сидели обнявшись. Тетя рассказала мне о себе, о своем муже, которого убили русские 12 лет назад, на второй день после женитьбы. О моей матери. О Чечне, какой она была до войны. О том, как все эти годы любила меня, но боялась того, что однажды придется расстаться и разлука принесет ей еще больше горя, чем гибель мужа Руслана.
Война приучает людей владеть своими чувствами, но люди никак не могут этому научится…
Я проснулась рано. За стеной слышались шорохи. Старые часы показывали без четверти пять. Тетя в прихожей повозилась с замком, входная дверь хлопнула. И Дина ушла. Ушла из моей жизни и из этого дома навсегда. Нет, накануне она не говорила о том, что мы так скоро расстанемся, Дина не сообщила и о том, куда она отправляется. Об этом все было сказано, размыто, расплывчато, с большой неохотой. Она просто сказала что уйдет. Я все поняла, я чувствовала, что вижу ее в последний раз. Предчувствие не обмануло меня. На рассвете она исчезла.
Я встала с кровати и подошла к окну. Унылая картина открылась моему взору. Грязная дорога, рядом повалившееся дерево, вдалеке развалы некогда красивого дома. Там жили Тукмакбетовы. Хорошая, дружная семья. Отец, мать, сын и три дочери. Как раз с младшей Алсу мы и были подругами. Помню, как частенько сидели у них в саду и читали вслух книги. Переиначивали имена героев, помещали в истории себя и окружающих людей. Роль злой мачехи всегда отводили моей тетке, принцессами были мы с Алсу, а принцем всегда становился ее красавчик брат – Зураб.
Не так давно все оборвалось. Несколько лет назад отец Алсу и Зураб отправились защищать Чечню. От них не было вестей, но в прошлом году в дом, где жила Алсу с мамой и сестрами, явились боевики и расстреляли их. Якобы за то, что мужчины этой семьи оказались предателями и переметнулись на сторону русских. Такое на войне не прощается. Так не стало девочки, с которой прошло мое детство, близкого мне человечка. Боевики, после того как убили женщину с детьми, забрали все самое ценное и подожгли дом. Помню, как ревела, как лежала на кровати и мысленно разговаривала с погибшей подругой. С тех пор я никогда не подходила к этому окну, которое открывало вид на последнее пристанище Алсу.
Еще один человек ушел из моей жизни. Черствая и строгая внешне, моя тетя была ранимой внутри. Только я поняла, что кому-то нужна, как меня снова предали. Слезы обожгли щеки и скатились к подбородку... Я совершенно не знала, чем буду заниматься. Денег у меня нет. Школу придется бросить. Что мне делать? У меня совсем никого нет…
Прошло почти две недели. Те запасы, что у меня еще оставались после ухода тети, подошли к концу. Я так ничего и не решила. Нет, все-таки одно решение пришло мне тогда в голову. Я поняла, что жить мне незачем. Я стала готовить себя к самоубийству. Но потом отчаяние сменила тяга к жизни. Когда кругом смерть, когда уходят из жизни близкие, так хочется жить! Ради тех, кто погиб.
На наш маленький городок опустился вечер. Я сидела за столом и уговаривала себя не плакать. Я мысленно обращалась к своей погибшей подруге детства Алсу. Я спрашивала совета. Как мне быть. Внезапный грохот у крыльца привел меня в чувство. Я вскочила с места и кинулась на улицу. Открыла дверь, и мне в живот уперлось что-то холодное. Дуло от автомата. Я подняла голову и увидела огромные голубые глаза. Молодой человек, в камуфляже не отрываясь, смотрел на меня. За его спиной маячило еще трое русских.
- Иди в дом – приказал мне один из них.
Меня убьют. Я знала это. На войне не бывает по-другому.
- Садись – дернул меня за руку боевик. Я опустилась на стул и посмотрела на незваных гостей.
- Дина Султанова тебе кем приходится? – устало и совсем не по воинственному спросил тот голубоглазый. На вид ему было лет двадцать. Остальные из присутствующих мужчин были заметно старше. Но как я поняла, главным среди них являлся он. Кем мне приходится Дина Султанова? От ответа зависит моя жизнь. Сердце заныло. Отказаться от родной тетки я не могла. Я вспомнила ее глаза, в которых плескалось отчаяние, ее уставшее лицо, хрупкую фигуру. Голова пошла кругом. Я сказала – Она моя мать. Чем подписала себе смертный приговор. Не хочу видеть, как он нажмет на курок. Но потом вновь распахнула глаза. Я смелая. Я буду смотреть своей смерти в лицо. Боевики стояли неподвижно. В чем дело? Ну? Вы же пришли убить меня. Хватит мучить!
- Мне жаль тебя – сказал один из боевиков.
- Твоя мать была «шахидкой» - тяжело вздохнул голубоглазый - ты что-нибудь знала о ее планах?
Я покачала головой. Верят ли они мне?
- Ты совсем не похожа на чеченку – сказал все тот же парень.
- У меня есть русские предки… - пролепетала я. Внешне я видимо, пошла в свою биологическую мать. Светло-русые волосы, серые глаза.
- Тебя как зовут?
- Самира.
- Вот что Самира, пойдешь с нами. Кстати - встал голубоглазый – а меня Дима зовут. – Он улыбнулся.
- Скажите – осмелела я – вы ведь пришли, затем чтобы убить меня?
Дима подошел ближе, приподнял рукой мой подбородок и, глядя прямо в глаза, сказал - Нет, мы пришли спасти тебя.
- Что сделала моя… ма… мама? - Слово «мама» непривычно звучало из моих уст.
- Все потом. Собирайся.
Мы долго ехали в машине по горным дорогам. Я сидела рядом с Димой и думала. Кто он мне, враг или друг? Тетя Дина «шахидка». Я не могла поверить. Мысли путались. Значит, она погибла. И унесла жизни многих за собой. Противоречивые чувства я испытывала в тот момент. Я пыталась понять свою тетку. Она мстила. За свою сломанную жизнь, за нерастраченную любовь, за детей, которых не родила. Русские сполна получили от нее. А кто я? Русская или чеченка? Меня вообще не должно было быть в этом мире… Кто я? Я случайность…
Мы ехали несколько часов. Я забылась тяжелым, мрачным сном. Мне снилось, что я бегу в кромешной тьме, за мной никто не гонится, но я знаю, если остановлюсь, оглянусь, погибну. Я должна бежать вперед и может быть где-то там будет свет. Проснулась я от громких голосов. Я была в машине одна. Русские стояли неподалеку. Кроме четверых моих попутчиков было еще несколько человек. Они говорили о чем-то на повышенных тонах. В какой-то момент их разговор перешел к действиям, несколько выстрелов и все стихло. Темно. Мне не было видно, остался ли кто-то в живых. Бежать или пока остаться в машине? Это война. Здесь никто не будет жалеть другого. Тупые принципы. На них и строится война. Никто не желает уступать. С омерзительной жестокостью люди продолжают лишать друг друга жизней.
Внезапно дверца в машине открылась.
- Выходи – прошептал Дима. Я молча повиновалась. От этого ничего не изменится, останусь ли я в автомобиле, выйду ли я, меня все равно убьют.
- Ты сейчас убьешь меня? – спросила я, стуча от страха зубами.
- Нет, поверь я тебе друг, а не враг!
Я покачала головой. Здесь никому нельзя доверять. Я усвоила это правило очень давно. Дима схватил меня за руку – Ты не веришь мне?
- Я никому не верю. – Смотря в его красивые глаза, сказала я русскому. – Что сейчас здесь произошло?
- Дорогая, если ты до сих пор не поняла, здесь – зло проговорил он – Война! Чечены – пренебрежительно сказал Дима – остановили нас, слово за слово, они первые стали стрелять. Пацанов всех порешили. Как меня не зацепило, до сих пор не понимаю. В общем, их было пятеро, четверо лежат рядом с парнями, один чечен ранен в плечо, он бежал. И нам с тобой сейчас тоже следует по быстрому отсюда уйти.
- Почему так случилось? – по-детски наивно спросила я.
- Потому что это война! Идем!
- Что сделала моя мать? – меня словно прорвало, вопросы так и сыпались из меня. – Почему ты меня спасаешь, ты должен убить, ведь я, по сути, чеченка…
- Слушай, давай дойдем до лагеря и там я тебе все расскажу.
Мы углубились в лес. Было ужасно темно и страшно. Прямо как в моем сне. Но в отличие от видения я была не одна.
- Зачем мы бросили машину?
- Самира. Ты не ребенок, должна понять. Один боевик сбежал. Сейчас нас будут ожидать на дорогах. А мы пойдем другим путем. К утру будем в лагере.
Ноги гудели, голова раскалывалась от боли. А желудок просто сворачивался от голода. Я не могла больше идти, прошло почти пять часов, после того как мы покинули машину.
- Я…я не могу больше – ноги подкосились, я буквально рухнула на сырую землю. Димка опустился рядом.
- Потерпи, Самира, скоро мы будем на месте.
- Можно я чуть-чуть посплю?!
- Клади голову мне на коленки, отдохнем немного.
Я прижалась к Диме и закрыла глаза. Как хорошо. Вытянула уставшие ноги. Димка снял себя куртку и прикрыл мои плечи. Несмотря на то, что он русский боевик, Димка показался мне заботливым. Я больше не боялась этого человека. Моя жизнь в его руках. Во всех смыслах. Какие-то чувства кроме благодарности появились в моей душе. Внезапно я поняла Дима обычный парень. Там в России его ждут родные, может быть девушка.
- У тебя есть любимая? – не утерпела я.
- Нет – промедлив, с грустными нотками в голосе сказал он – Уже нет. Недавно она прислала мне письмо, где сообщила, что беременна и выходит замуж.
- Она предала тебя – в моих глазах появились слезы – меня тоже предали.
- Не плачь – Димка погладил меня по спутанным волосам.
- Почему люди оставляют близких. Это так больно.
- Так бывает, Самира. Мне очень жаль, что такая красивая и ранимая девушка, как ты, узнала на собственном опыте, что такое быть брошенным и ненужным.
- Ты сердишься на нее? – спросила я, хватая рукой руку Димки, которой он продолжал гладить меня по голове.
- Я не сержусь. Это был ее выбор. Я просто пожелал ей счастья. Хотя мне было очень плохо. Мне просто не хотелось жить.… Остановило меня лишь то, что там, в России кроме нее у меня есть родители. Если я умру, то причиню много горя маме и отцу.
- Это хорошо, когда ты кому-то нужен… - тяжело вздохнула я.
- Ты тоже нужна.
- Кому?
- Мне…
Мы замолчали.
- Знаешь, Дина мне на самом деле не мать. Тетя. Родители бросили меня в младенчестве. Дина воспитала. Нам было тяжело, но она любила меня. Я тоже ее любила.
- Она знала это. - Тихо сказал Дима.
- Но только я поняла, что дорога кому-то, как меня снова бросили. – Крупные, горькие капли полились из моих глаз.
- Не нужно плакать Самира!
- Наверное, я больше никогда никого не буду любить. Это очень больно. – Сказала я и, помедлив, добавила. – Расскажи мне о последнем поступке моей тети.
- Ты точно этого хочешь?
- Да.
- Десять дней назад, в Москве был теракт. Она и еще несколько женщин взорвались на станции метро. Они унесли жизни нескольких десятков человек.
Моя бедная тетя.… Как грустно. Всю жизнь прожить в страхе решится на такой поступок. Страх стал таким сильным что она перестала его чувствовать и сделала этот печальный шаг.
Я поднялась с земли, подошла к дереву, и навалилась спиной на него, задрав голову к небу. Звезды ярко поблескивали на исиння - черном полотне.
Дима продолжил. – Прошла информация, что готовится второй теракт, в торговом центре, в Москве. Известны имена «шахидок». Рината Бетрадинова, Зухра Абдурахманова и Самира Султанова.
- Я? – удивлению моему не было предела – почему я?
- Понимаешь, в этой структуре задействованы женщины связанные кровными узами. То есть на смерть идут мать и дочь, две сестры, невестка и золовка, ну и так далее. – Объяснял Димка. – Заметь, если мать принимала участие в одном теракте, то ее дочери идут уже на следующее дело. – Он встал и подошел ко мне, взял за руку. – После недавнего теракта к нам совершенно случайно попали списки «шахидок». Через три недели в торговом центре «Ростинка», в городе Москва, ровно в полдень три девушки должны одновременно привести в действие пояса «шахидок» Среди девушек – ты.
- Я, я ничего не знала об этом! – закричала я.
- Охотно верю – кивнул Димка.
- Почему ты не убил меня там? В моем родном доме?!
- Да не собираюсь я тебя убивать! – раздраженно сказал он.
- Но ведь факты против меня! - с отчаянием выкрикнула я.
- Тсс! – Дима приложил ладонь к моим губам – не нужно кричать! – он повертел головой, как бы ища кого-то – Факты тоже должны быть подвержены проверке. За тобой и еще теми девушками установили наблюдение. Меня прикрепили к тебе. Всю неделю я следил за тобой. Зухра и Рината быстро убедили нас в своей причастности. Каждый день они ходили в лес, где их готовили к смерти. Боевики приучали девушек к поясу, доказывали в правильности выбранного пути. Ты же - он ткнул указательным пальцем мне в грудь – постоянно находилась дома и … - тут он опустил глаза – очень часто грустила.
- Я не понимаю, как же я тогда попала в эти списки? – пожала я плечами.
- Твоя тетка внесла тебя в список. Ты была неосведомленной смертницей.
- Как это?
- Ну, есть те, кто идет на это из каких-то личных побуждений. Месть, например. И их много. А есть те, кто идет на смерть сами, не зная об этом.
- То есть, как вышло бы с тобой. За несколько дней до предстоящего теракта, к тебе бы пришли, накачали наркотой, увезли в Россию, постоянно кололи наркотики и, в конце концов, невменяемую доставили на место операции, а потом одна из добровольных смертниц привела бы в действие вместо одного смертоносного механизма два. Вот и все.
Я была в шоке.… Как тетя могла так поступить.… Вот почему она рыдала и просила прощения. Скорей всего ее заставили, внести меня, в этот чертов список.
- Что стало с теми девушками? – спросила я. – Зухру я знаю, вместе учились. Их уничтожили? – взглянула я в глаза Дмитрию.
Он отвернулся. Потом молча кивнул. – Это война… - произнес Дима.
- Черт! – выкрикнула я – Да что ты все заладил, война, война! – слезы снова брызнули из глаз – Я знаю что война! И ненавижу всех за это! Сколько жизней сломано, сколько людей погибло. Ладно, меня бросили в младенчестве, просто из-за ненужности, родители не нуждались в ребенке по той лишь причине, что сами еще были почти детьми. Но другие – ноги подкосились, и я присела на землю – Их лишила родителей война. У Зухры два года назад русские убили родителей. Если бы не эта чертова война, Зухра сейчас счастливо жила с мамой и папой. Между прочим, они ждали появления на свет нового члена семьи, брата или сестренку Зухры. – слова довались мне с трудом, слезы застилали глаза, голова кружилась. – Убей меня – зарыдала я – ты должен это сделать! Умоляю, убей как Зухру!
- Я не лишал Зухру жизни. Это сделали другие. Понимаешь. По-другому не могло быть. Либо они унесут сотни жизней и погибнут, либо они погибнут здесь, не тронув больше ни души.
- Я не хочу так жить!
Димка обнял меня, стал вытирать ладонями слезы.
 -Расскажи мне все! Зачем взяли меня с собой?
- Нам почти сразу стало ясно, что ты неосведомленная смертница. Решили оставить. Но потом мы поняли, что они-то тебя не оставят, если попала в списки, то тебя все равно будут использовать не в этой, так в другой операции. Вообщем был такой план, мы будто берем тебя в плен, и убиваем, а на самом деле везем в штаб, а там, в Россию, в интернат как беженку. Все, что было в твоем доме, это подготовленный сценарий для тебя и для тех, кто наблюдал за тобой помимо нас. Для тех, у кого ты в списках. Но как видишь, все изменилось. Может быть, они что-то поняли… - он покусал нижнею губу. - За нами последовали чеченские боевики. Остальное, ты могла наблюдать сама. Так просто тебя не отпустят, понимаешь?!
Дима замолчал. Я хотела сказать еще много. Но не было сил.
- Я рассказал тебе все это только из-за того, что мы остались вдвоем. – Димка покачал головой. – Пацанов жалко. У нас контракты к концу подходили. Как раз в России вместе с тобой бы вернулись. Но… Я уже не знаю, увижу ли я родной город.
Я легла на землю. Внешне я уже была почти спокойна. Только на сердце было пасмурно. Там тоже шла война. Война с чувствами.
Дима разбудил меня в то время, когда рассвет забрезжил над лесом.
- До лагеря пара часов пути. Скоро будем на месте.
Я промолчала. В то утро я не сказала ни слова. Парой часов наш путь не обошелся. До лагеря мы добрались только ближе к вечеру. Дима стал заметно бодрее и оживленно рассказывал пожилому русскому мужчине в форме о наших приключениях. Меня укрыли пледом и стали поить горячим чаем.
Меня стало клонить в сон. Подошел Димка. Присел рядом.
- Как ты, красавица?
Я взглянула на него. Ссадина на щеке заклеена пластырем. Над бровью запекшаяся кровь. Покрасневшие от невысыпания глаза смотрят с тревогой.
- Ответь мне Самира! – он взял мою ладонь в свою руку и стал поглаживать.
- Нормально – еле сказала я
- Завтра прибудет вертолет, и тебя доставят в Россию.
- А ты?
- Я остаюсь пока здесь.
Эти слова были последним, что я услышала тогда. В глазах потемнело, и сознание покинуло меня.
Первое что я увидела, очнувшись, был белый потолок. Ярко-ярко белый, такой, что даже резануло глаза. Я повернула голову влево и увидела какие-то приборы. Рядом стояла капельница. В руку была воткнута игла. Больница. Все ясно. Я отчетливо помнила, что недавно сидела укрытая пледом, рядом был Дима, затем я потеряла сознание. Что-то он говорил на счет вертолета, России. Скорей всего я уже в Москве. А он там в Чечне. Я попыталась приподнять голову. Но она была словно отлита из чугуна. Внезапно я услышала, как хлопнула дверь и тихие шаги.
- Очнулась! – радостно возвестил женский голос – ну как дела?
Я молча глядела на нее. Стройная шатенка небольшого роста в белом халате приближалась ко мне.
- Так – подошла она к моей койке – показатели уже почти в норме состояние стабильно. Отлично ты молодец, – показала она мне большой палец. Я с интересом наблюдала за ней.
- Как сама-то себя чувствуешь? – посмотрела она на меня.
Я молчала. Мне совершенно не хотелось говорить с ней.
- У тебя очень большая тяга к жизни и сильная воля. – Улыбнулась девушка мне.
Я отвернулась к стенке. Откуда она знает, хочу я жить или нет.
- Меня зовут Даша. – Сообщила она мне. – А твое имя я знаю. Оно у тебя намного красивее, чем мое. Самира. Как звучит! – с восхищением сказала она.
Мне совсем не было интересно то, что она думает по поводу моего имени. Да и эта девушка, общение с ней и вся эта жизнь была глубоко мне не интересна.
- Ты не хочешь поговорить? – задала она вопрос.
Я молча лежала, изучая стену. Поговорить? О чем? Нет спасибо. Пустые разговоры меня не прельщают.
- Самира… - тихо позвала Дарья – хочешь есть?
Я продолжала изучать взглядом стену.
 - Ясно… - протянула она - Как что-то понадобится, нажми сюда – ее палец уткнулся в красную кнопку у моей кровати – Туалет там - сказала Даша – видимо показывая куда-то, но я так и не повернула головы.
Медсестра вышла за дверь. Интересно, какое сегодня число? День недели? Сколько времени? Нестерпимо хотелось плакать. Но слезы не шли. Как там Димка? В груди стало горячо от тревоги за этого человека. Именно он и никто больше мне очень нужен сейчас.
Прошло несколько дней. Я продолжала молчать. Дарья приходила ко мне каждый день. Подолгу сидела со мной. Пыталась разговорить, читала вслух книги или рассказывала какие-нибудь истории. Я же набиралась сил, и стала ходить. Но еду мне до сих пор приносили в палату. Я подолгу сидела у окна и смотрела на улицу. Деревья, небо, солнце.… Каждый раз они гляделись по-разному. Иногда Дарья устав читать подходила ко мне и молча садилась у окна и смотрела куда-то вдаль и думала о своем. Такой молчаливой и задумчивой она нравилась мне больше.
Каждый день меня посещал психолог. Показывал глупые картинки, что-то спрашивал. Но мне было не интересно с ним общаться. Мне ни с кем не было интересно. Я никого не хотела видеть…
Вечерами я любила прогуливаться по пустому коридору. Тишина. Ни одной души кроме дежурной медсестры в ординаторской. В один из таких вечеров я медленно шла по коридору, считая свои шаги. До моих ушей долетели обрывки фраз. Я подошла ближе к ординаторской, заглянула в приоткрытую дверь. Ко мне спиной стоял мой лечащий врач Андрей Степанович, за столом сидел психолог и Даша.
- Она ни в какую не идет на контакт! – пожала плечами Дарья – Я уже не знаю, как ее разговорить!
- Да это сложный случай, – задумчиво протянул психолог, мужчина средних лет, сухопарый с большим носом с горбинкой. Имени я его не помнила да особо и не старалась запоминать. – Она просто потеряла необходимость жить. Ей ничего не интересно. Ни общение, ни просмотр телепрограмм, ни какие-то девичьи журналы.… Когда я прихожу и пытаюсь с ней поговорить, она просто смотрит на меня и молчит…
- Хм – хмыкнула Даша – на вас-то она хоть глядит. Меня же она и вовсе не замечает будто! Приду, отвернется к стенке и сопит. Или сядет у окна, и все куда-то вглядывается, будто ждет кого-то…
- Тяжело ей без родных. Эта ужасная смерть тети вконец извела ее. Я думаю, что ее нужно оставить в покое. Вы – обратился Андрей Степанович к психологу – Кирилл Петрович временно прекратите проводить с Султановой сеансы. Я переведу ее в общую палату на трех человек. На обычный режим питания. Хватит ей к постели еду доставлять. Состояние ее уже намного лучше. Время и новые люди вылечат девочку быстрее, чем лекарства.
На этом Андрей Степанович сел за стол и быстро стал водить ручкой по бумаге. Я же решила вернуться в свою постель. Не знаю, сколько дней прошло, после того как я очнулась в больнице. Я каждый день ждала. У окна я сидела часами лишь только потому, что мне казалось, Димка вернется в Россию и обязательно захочет увидеть меня. Я верила. И только поэтому была еще жива. Есть не хотелось совсем. А с переводом на режим, по которому жили все больные в этом месте, от еды чуть не воротило. Шумные завтраки и обеды в общей столовой утомляли. Дети играли, смеялись. Дети они и есть дети. Им нельзя долго унывать. Иначе этот мир и без того наполненный угрюмыми взрослыми станет еще более невыносим и в один момент просто взорвется от огромного скопления грусти и горя.
Девочки в моей новой палате как на подбор оказались болтушки. Нескончаемые беседы этих болтливых девченок действовали на нервы. Первое время они пытались подключать к своим пустым разговорам и меня. Но я как всегда молчала. Я так и не заговорила ни с кем. Ни с врачами, ни с медсестрами, ни с соседками по палате ни с какими либо другими детьми. Мне было нечего им всем сказать. Я будто берегла все слова для одного человека.
Дни вспышками загорались утром и гасли вечером. Неделя мелькала за неделей. В этот российский город пришла осень. Красивая. Деревья плясали под неслышную музыку ветра, словно щеголяли своими нарядами оранжево-красно-желтых тонов. Менялась природа вокруг, будто взрослела вместе со мной. С моего приезда в Россию прошло 3,5 месяца. Привычки мои остались прежними. Я также просиживала часами у окна и ждала Дмитрия. В последние дни мою голову стала посещать одна дурная мысль. Он погиб. Остался навсегда в Чечне и никогда уже не вернется. Я совсем похудела, ничего не шло в рот, мое состояние ухудшалось, ночами снились кошмары. Во сне тетка укоряла меня за то, что я не взорвала торговый центр. Каждую ночь я просыпалась оттого, что начинала задыхаться.
Стоя солнечный осенний денек, после завтрака, который так и остался нетронутым на моей тарелке, я зашла в палату, и по привычке забралась с ногами на подоконник. Вот они гордые и красивые деревья в больничном парке теряют потихоньку свои листья прямо как я веру в то, что увижу когда-нибудь ставшего всего за одни летние сутки дорогого мне человека.
По дорожкам парка гуляли дети. Кто с родителями, кто с медработниками и няничками. Как хорошо, что у этих детей есть огонек в глазах. Как замечательно, что эти ребята не познали горесть войны. Я искренне рада за тех, кого обошла стороной эта беда. В ворота больничного парка входили и выходили люди, родственники детей находившихся на лечении. Вот эту женщину, стройную блондинку в элегантном пальто я знаю. Она всегда приходит к маленькой девочке из соседней палаты. Каждый раз после ее посещения эта девченка ходит по палатам и угощает всех фруктами или сладостями. Веселая и заводная Нина подбегает к человеку прячет ручки за спину и просит угадать, что она принесла ему. Мне нравится в это маленькой девочке тактичность. Заходя в нашу палату, она всегда спокойна, молча подходит, гладит меня по руке и кладет рядом либо яблоко, апельсин или какой-нибудь другой фрукт. Он так и остается лежать на подоконнике, пока медсестра не уберет плод в холодильник. Я не обращаю на эту девочку Нину внимания, но считаю ее кем-то вроде маленького и верного друга. Слышала на днях, ее должны выписать. Скорей всего сегодня или завтра она покинет это не особо радостное место. Прошло полчаса. Дверь приоткрылась. Кто-то подошел и погладил меня по руке. Я вспомнила тепло этих маленьких ладошек.
- Это тебе – пропел детский голосок.
Я не повернула головы.
- Меня выписывают. Я сегодня еду домой. – Продолжила Нина – Ты мне очень нравишься. Я понимаю как тебе грустно.
Что ты можешь понимать, малыш?! Дай Бог, чтобы тебе и на самом деле никогда не пришлось понять всего того, что чувствую я. Того, что делает война с людьми. Тебе восемь лет и ты должна быть ребенком. Жизнерадостным маленьким человечком.
- Моего папу убили прошлой зимой – грустно сказала она – Я так любила его! – С жаром проговорила Нина. – Злые дяди забрали у него деньги и избили – она помолчала – А потом мы с мамой остались одни. Я много грустила. Как ты. Но потом – Нина забралась на подоконник и села рядышком. – Мне приснился папа – глазки ребенка просияли – И он сказал, что бы я ни плакала. Чтобы я помнила его и не забывала о том, что у меня есть один человек, которого я должна беречь, это мама, ей тоже было очень плохо тогда. И я была нужна ей, – подвела итог Нина – Если буду грустить я, то и ей будет снова плохо. И мы любим папу до сих пор. Мы также нужны ему, как и когда он был жив. Я знаю – уверенно заявила Нина – Ты тоже кому-то нужна. Мне. И тем, кто сейчас из твоих там – ее тоненький пальчик уткнулся в окно, а глазки поднялись к небу – И здесь тебя ждет принц, я знаю, ты скоро его встретишь. Кстати… - помедлила она – С днем рождения. Даша сказала у тебя сегодня праздник.
Правда! Мне сегодня исполняется 16, а и забыла. Слова девочки очень тронули меня. Я повернула голову и попыталась улыбнуться. Боже я не помню, как это делается?! В глазах что-то стало щипать… Слезы? Вот не ожидала, я за эти три с лишним месяца ни разу не ревела!
Нина сидела и смотрела на меня своими умными не по годам глазами. Я порывисто обняла эту девочку. Спасибо, спасибо тебе милая. Хотелось сказать ей, но я не могла. Снова взглянула в окно и чуть не лишилась чувств. От ворот к моему окну приближался улыбающийся Димка с букетиком цветов в руках. Я встала на подоконник ногами, трясущимися руками распечатала форточку. Слезы ручьем брызнули из глаз, и я из-за всех сил закричала -
- Дима!!!