Осколки

 Осколки.
 Лене посвящается.

Предисловие.
Брошенный возле телефона портфель. В холодильнике – не тронутый суп. – Где же она? Куда бежать? Где искать? Уже темно. Опускаются руки. Г-Д-Е О-Н-А? Раньше такого не было никогда. Инна приходила всегда вовремя. 11. Ее нет... Что случилось с ней?! Где искать ее, любимую, родную, знакомую, кажется, до самых сокровенных мыслей? 12 лет вместе... неразлучно, только вдвоем: мама и доча. Только вдвоем, только вместе, как две подружки... Ведь всегда было понимание и доверие! Что же сейчас? Что сломала я, приведя в семью нового человека? Такого любимого, хорошего? Такого... своего для меня? Где же ее искать?
Хлопнула дверь.
***


Подъезд. Заплеванный пол. Это мой родной подъезд. Раньше - такой добрый, веселый... Не хочу. Не хочу домой! Не пойду. Куда-нибудь подальше отсюда! На улицу! Она меня предала! Я ей доверяла! Делилась всем! А она... Зачем он ей? Разве плохо было нам вдвоем? Я же ей помогала! Еще годик-другой – работать бы пошла! Ненавижу его! Почему он отбирает у меня маму! НЕНАВИЖУ!!!
***


Хлопнула дверь. Но шагов не было. Тишина. С лестницы – ни звука. Дверь хлопнула еще раз. Неужели она...? К окну! Да, ее фигурка, не перепутать ни с кем! Но ПОЧЕМУ? Почему она не идет домой? Бегом по лестнице! «Доча! Доченька!» - срывается голос. Инна бежит еще быстрее...
***

Подальше, быстрее, от этого знакомого, такого любимого голоса! Убежать, забыть! НЕ ДУМАТЬ! Ну, ПОЧЕМУ она так? Я ведь ее люблю... Шаги невольно затихают. Стою. Не оборачиваюсь.
***

Остановилась. Замерла. Вроде вот она рядом, и где-то не здесь. Как будто и не моя дочка, а взрослая, чужая. Подбегаю. Страшно окликнуть... Беру за застывшие в невидимом плаче плечи. Прижимаю. Плач взахлеб: «МАМА!»



1 глава.



Дочка еще спит... Маргарита Юрьевна заставляет себя приняться за дела. Еще утро. 8 часов. Ей сегодня не спится, хоть и выходной. Сегодня должен прийти ОН. Так они договаривались. Но...вчерашние слезы, слова: «Я люблю тебя больше всех!» Вчера Нюська так и заснула, держа по-детски руку мамы, тихонечко всхлипывая, боясь не то потеряться, не то потерять... Но ОН... По кухни расползается едкий запах. Быстрее выключить плитку! Подняла крышку кастрюли – нет воды... Такое случалось с ней чуть ли не первый раз... «Что же делать? Объяснять ей, настаивая на своем? Ведь Я все-таки взрослая, она ДОЛЖНА меня слушаться!» - подумала Маргарита Юрьевна и тут же оборвала себя – «не должна. Ведь я сама ее учила делать так, как подсказывает сердце, а не как велит сильный... Как я могла так подумать?»... Но ОН... Маргарита Юрьевна только назвала мысленно его имя, как все потеплело внутри... С ним так хорошо. Надежно. Защищенно. Как он слушает! Они не виделись уже несколько дней, сегодня он придет... Маргарита Юрьевна налила в кастрюлю воды, поставила чайник.

- «Мам... я до вечера. К Люде. А вы с ним тут... говорите. Вернусь в 10.» - хлопнула входная дверь.
Откуда она узнала, что он придет? Когда проснулась? Почему не поела ничего? Неужели так все и будет? В дверь постучали:
-Кто?
 - Я, не ждешь разве? Дверь распахнулась.- А я так спешил, торопился! Инна дома? Знает, что я приду?
 Улыбка пропала. Ей едва удавалось держать себя в руках.
-Ты проходи... завтракать будем... у подружки она... - (ой, у подружки ли? – подумалось невольно).
- Ну, у подружки, так у подружки. Значит, в другой раз. Я так хотел увидеть тебя!
 Он не заметил усталых слов, грустных глаз...
Глава 2


Мама стоит задумавшись. В кухне едкий дым. Видимо думает о нем. Наверное, он придет сегодня. НЕ ХОЧУ его видеть. Мамочка! Я хочу быть только с тобой! М-А-М-О-Ч-К-А... Когда я так сказала? Мне было страшно, и я закричала: «Мамочка!» ты услышала, выскочила на улицу, босиком и в платье, как была: прижала меня, успокоила, а потом мы гладили совсем не страшного, а старого и ласкового пса Амура. А потом вместе, взявшись за руки, пошли домой, пили чай, я взахлеб рассказывала, как подралась с Митькой, потому что он нехороший, а ты внимательно слушала, как будто это было самым важным для тебя, услышав, что он заплакал, нахмурилась. А когда я добавила, что он плакса, поставила чашку. «Мама?» - «Подумай сама». И заговорила о чем-то другом. Я всегда так верила тебе! Зачем нам еще кто-то? Ты говорила, что любишь меня больше всех! Помнишь? Что я – самая лучшая для тебя. Пусть не такая аккуратная, как Оля, но ТВОЯ. Что же теперь? Ты не любишь меня? Он нужнее? Ты даже не окликнула, когда я сбегала по лестнице. Ты никогда не разрешала мне гулять до 10, а сейчас ничего не сказала! Неужели, теперь это для тебя неважно?! Мамочка моя...
Иду быстро, рывками, так умею только я. Двигаться ровными точными быстрыми линиями. Столкнулась с друзьями. Раньше я бы обрадовалась этой встрече. Пошла бы с ними. А сейчас не могу, не хочу, чтобы кто-то знал.
-Инка, ты чего? Что такое, пушистик?
- Ничего все нормально, – как страшно глядеть в такие добрые глаза.
- Ой, не все, и не нормально... – это, конечно Сашка. Она всегда все понимает. Но...
- Да не, правда же... Не выспалась просто... (вечная отговорка).
- Ну, смотри, как знаешь. Мы гулять. С нами?
- Не, тороплюсь.
- Ты держись, Инка! – так зовет меня только Митька.
- Держусь, конечно! Ну, все! Пока.
Расходимся. Пусто. Мне некуда идти. Впереди целый день. Пустой. Мама...

3 глава


Они завтракали. Маргарите Юрьевне кусок не лез в горло. Она думала, что ее Нюська бродит где-то голодная.
-Ну, ты чего? Случилось что? С Инной опять нелады?
- Не опять. А впервые. Хотя вообще-то все впорядке.
- Вижу, – он резко встал, отошел к окну.
Молчание.
- Почему ты не хочешь рассказывать? Я ей не нравлюсь, да?
- Она тебя даже не видела.
- Благодаря тебе. Все было бы гораздо проще.
- Дело не в тебе. Она не хочет делить меня с кем-либо. И еще... она надеется, что когда-нибудь вернется ее отец.
- Где он?
- Не знаю. Бросил, когда была маленькая. Она знает. Но не верит, что он плохой. Говорит: «Вот увидишь, папа вспомнит и вернется».
- Но он ведь не вернется!
- Пусть верит. Я не хочу, чтобы она ненавидела его, как я своего в детстве. Когда мама работала из последних сил, а сестренкам было стыдно за свои поношенные платья.
- Ну, тихо, моя радость... Тихо... Не мучайся. Уверен. Найдем мы с ней общий язык.
Они сидели рядом, пили чай, думали об одном... И хотели быть вместе. Было этому лишь одно препятствие. Которое они бесконечно любили.


4 глава

Такого еще не было. Весь день я ходила, просто так. Под вечер подкашивались ноги. Но я не хотела домой. Там все станет чужим после Него. Я ненавижу Его. Была бы пацаном, вызвала бы на дуэль. Не побоялась бы. За маму! Я бы отвоевала ее у Него... Если он хороший, то почему не понимает, я жду папу! Он вернется. Он вспомнит. Обязательно. Ведь я – его. И мама – его. Мы будем вместе! А если даже не вернется... Мне не нужен другой папа! Это ведь... Предательство.

5 глава

Ровно в 10 Нюська позвонила. Открыла дверь. Она зашла, не заметив, чужих ботинок. Сняла шапку. Размотала шарф. Из кухни шагнул Он:
- Ну, здравствуй, будущая дочка. Давай знакомиться.
Маргарита Юрьевна не успела ничего вставить:
- Это моя мама! Я вас ненавижу! Папа вернется, а здесь вы! Я никогда не буду вашей дочкой!
Инна выскочила за дверь...
- Инюся! Доча!
Не остановилась. Неслась, словно от погони, словно от чего-то страшного и злого... Так, когда-то, бежала она к ней - сейчас не обернулась на отчаянный, зовущий голос. Прыгала через две ступеньки... Мама бросилась было за ней! Владимир схватил ее за руку: «Куда, раздетая?»
Взглянула на него невидящими глазами... Куртку на плечи, на улицу... Но дочки уже нет! Где искать! Она металась по темному двору, звала. Вышел Он.
- Пойдем. Оденешься, согреешься – поищем вместе...
Как Он не понимал! Не холодно, жарко от ужаса потерять свою Нюську. Где она?
Владимир одел почти насильно. Вышли опять на улицу... Нет нигде! Куда бежать? Что делать? Не успела... Не углядела... Где моя Нюся, боящаяся темноты, прижимающаяся так доверчиво к маме? Где она? Что сломалось в ней?

6 глава.
В школу. Впервые с невыученными уроками. Не это самое страшное. Пусть двойка – все равно... Позади бессонная ночь в страшном, каком-то вымершем городе. Все спят. До нее никому нет дела. Одиночество. Такого еще не было. Хочется не то плакать, не то биться об стены домов. И тихо, и шумно. Где-то проезжают машины. От этого еще страшнее. Как будто, все прежнее, а ее нет. Страшно молчать. Но любой звук пугает. Ночь... А утром – каменное молчание мамы. Изнуренное, застывшее лицо. Не спала. Молча накормила. Молча поправила шарф... И ушла на работу. Папа, где ты, папа? Не помню о тебе почти ничего. Только как подкидывал меня высоко-высоко! Было страшно, но не очень, ведь я знала, поймаешь! Ты же самый сильный, самый надежный. Ты – Папа. Собираю учебники. Надо в школу. А там – расспросы... Может, кто-то видел вчера их из окна. Сочувствие друзей. Не нужно.
 Не вызвали. Повезло. Никто не подходил, не спрашивал. Как будто не замечали. Лишь Сашка подошла... но ничего не спросила... Стало странно. Не хотелось их видеть. Никого. Казалось, они лучше, чище. И младше, куда уж деваться, боялась... Сделала уроки в парке. На скамейке. В 11 вернулась домой. На маму не глядела. Спать.

7 глава


Они стали словно чужие. Маргарита Юрьевна возвращалась домой в 7. Всегда вымытый пол, посуда, теперь не мылись, но и не пачкались. Как будто были в не времени. И в доме все стало вне времени. Инна приходила и уходила, когда хотела. С каждым разом позднее и позднее. Ее не видел никто. Никто не знал, где она. Ее друзья тоже. Потом Он один раз задержался у них. В этот день Инна опять не ночевала. Каждый раз, когда они гуляли вместе вечером или сидели дома, Инна не появлялась. И опять – изнурительные ночи, Утром ожидание... Иногда бесполезное. Ни слезы, ни попытка разговора не помогали. Разбивались об ускользающий взгляд, чужое лицо. «Что же делать? Что? Как выбрать между двумя самыми дорогими людьми? Нет выбора... Нет ничего... Уже ничего не изменить... А если ОН больше не придет, вернется ли Нюська? Где она? Что творится в ее душе?»...

8 глава


Началась странная жизнь. И странное одиночество... Никто за мной не следил. Все казалось дико. И целые дни на улице. И жизнь без друзей. То есть потом – без друзей. А сначала сочувствующие взгляды, вопросы. Отмалчивалась или выкручивалась. Отступились. Теперь – даже не подходят. Тем лучше. Жизнь без мамы, без дома. Только прийти, заснуть на несколько часов – утром уйти. До ночи. Не хотелось в школу, смотреть, как друзья сидят, болтают о чем-то, смеются... Нет, я их не обвиняла. Сама ушла, сама выбрала. Но... остро не хватало любви. Кого-то родного... Начала прогуливать школу. Все чаще и чаще. Учителя ставили двойки, но меня это не трогало... Где-то весной, в очередной раз без цели бродя по улицам, я познакомилась с девчонкой. Она была старше меня. Но с похожей историей. Только дело было не в маме, она уходила от пьяного отца... Именно она привела меня в ту компанию, там было тепло... Хорошо. Никто не о чем не спрашивал. То, что случилось у меня, знала лишь Ира. Так звали ту девчонку... Вообще она была заводилой нашей компании. Мы собирались в подвале. Кто после школы, кто вместо... Те, кто бывал дома, приносили что-нибудь пожевать... Иногда бренчали на гитаре... Сидели на горячих, сырых трубах... Стойко пахло плесенью, затхлостью и...ненужностью... Многие курили, мне тоже предложили один раз. Но Ира не разрешила, а на них цыкнула... Близко там никто не сходился. Просто приходили, сидели, говорили о чем-то... Не была ни тепла, ни одиночества. Спокойно и пусто. Меня все больше тянуло к Ире. Казалось, она все понимает. Но ей было некогда... Весь наш «подвал» держался на ней, и разговаривали мы по душам редко... да и все больше притуплялось чувство... вообще, чувство. Мама жила сама по себе.
9 глава

У Маргариты и Владимира совпадал отпуск. Они решили провести его вместе. А Инне Володя выбил где-то путевку в лагерь. Лето ведь! Сказав об этом дочке, не увидела реакции. Инне было почти все равно. Жаль лишь, что придется расстаться на время с «подвальной» компанией. Но оставалось еще 2 недели до отъезда...
10 глава

За несколько дней до отъезда я увидела ржавую полоску на руке Иры:
-Что это?
- Порезалась. Забей.
- Порезалась? Или порезала? – я уже слышала о таком. У многих здесь были и шрамы поперек вен. Белые такие. Как нитки.
- Ты же все понимаешь...
Последние дни я не ходила в подвал. Меня давно уже никуда не тянуло. Я видела перед глазами белые шрамы... и постепенно они набухали красным.
Столкнулась на улице с Сашкой. Посмотрели в глаза. И...ничего не сказали. Разошлись. Впервые за 8 месяцев стало ПЛОХО. Перед глазами стоял шрам. Не задумываясь почти, вынула ножик. Из второго отделения ящика в столе. У мамы все всегда было впорядке. Казалось, в ее жизни ничего не изменилось. Только меня там не было. Начала резать. Вспомнила разговор, что режут вдоль кости. Да, это была дань моде определенного круга. Для всех. Уйти никто не хотел... И я тоже. Но я хотела быть рядом с Ирой. Меня тянуло к ней. Поговорить, но разговор не получался. При виде нее, слова пропадали. Хотелось просто быть рядом. А не получалось. Поднялась глухая обида... Захлестнуло одиночества... Я поставила ножик и резанула поперек вен. Больно. Но не очень. Закусила губу. Сильнее, сильнее... Теперь – не много в длину. Получилось даже красиво. Все. Успокоилась. Руки перестали дрожать. Стерла кровь. Порез вновь набух. Начала собирать вещи в лагерь.


11 глава

В лагере...нормально. Обычно. И так же безразлично. Не хочется ни с кем знакомиться... Зачем? Если даже мама...могла так... Знаю по именам лишь тех, с кем сижу за столом в столовке. Здесь вечно пахнет размякшим, пресным хлебом и компотом. Уже на второй день зашел разговор, соскучились ли мы по родителям. Отрезала: «Нет.» А Надя, почему-то быстро вышла из-за стола... Ее никто не видел больше, до вечера. Хотя были и игры, и конкурсы, и купаться ходили. Ее никто не искал. Словно не замечали, что нет. Я не люблю гулять с кем-то... всегда хожу одна. Вечер, уже темнеет. Гуляю. Вдруг, глаза натолкнулись на что-то явно не принадлежавшее тропинке. Скользнула взглядом повыше – Надя. Смотрим друг на друга. Молча. Что тут скажешь... У нее в глазах – та же боль и горечь, что была у меня в тот, первый день... Когда мама все-таки догнала. А у меня... хоть и тоже живое, но застывшее. Замороженное. Что делать? Страшно шагнуть первой... И страшно уйти... Перед глазами – опять белый шрам... Шагнула. Беззащитный взгляд... В голову пришло: «Что случилось?» Глупо... Подхожу ближе... Сама не замечая того, прижимаю к себе...
- Тихо, солнышко, тихо... Не плачь, я с тобой. – слова...из той жизни, когда был Дом, была Мама, были Друзья...
Странно... Но уже не пусто... Есть Что-то... Такое живое, настоящее... Надя успокаивается... Решаюсь:
- Из-за чего?
- Мама...пила сильно, когда отец бросил. Ее лишили родительских прав. Папа забрал к себе... Мы жили вдвоем... – всхлипывает... Сажусь рядом... Хоть она и старше на 3 года, кажется, что она маленькая...и брошенная...
- Потом он второй раз женился. У них сын родился, я стала не нужна. Тем более его жене я не нравилась... Папа...он... ну, спорил сначала... А когда сын должен был родиться... Она говорила, что ей нельзя волноваться, а папа всегда так хотел мальчика... И отправил меня пожить к бабушке. К своей маме. Говорил, что потом заберет. А в прошлом году его убили... Говорят, в этом мама была виновата...
Вот так... Что тут скажешь. Просто сидим рядом... Молчим... Беру ее за руку... Тепло. А моя мама? Ведь она и не пила никогда... И из дома меня не прогоняла, и волновалась? Как это так? А я...
Но скоро это прошло... Я вспомнила ночи в подъезде, вспомнила подвал... Вспомнила Иру. Верила, что скучаю по ней, а сама ничего не чувствовала...
Надя познакомила меня с Леной. Так мы и стали «ходить» втроем. Нас никто никогда не трогал. И не звал. Мы жили сами по себе... Единственное, что было хорошо – это Лена... Показалось, что это тот же Друг, что и Сашка. Только старше, только понимает... Одиночество... Мы не говорили о нем... Но с ней оно пропадало. Целыми днями вместе... Не было ни каких-то особенных слов, ни разговоров... Было лишь одно – только наше с ней – вечером, в темноте, ходить вокруг домиков. Вдвоем. Держась за руки. Сидели на поваленном дереве. Иногда молчали. Иногда тихонечко говорили. Мы не скрывали друг от друга ничего, отвечали на любые вопросы... Но никогда не лезли в душу. Никогда не расспрашивали, если не получали ответ на вопрос сразу. Знали, через день, через два, ответит... Пусть переболит...
Вскоре появилось у нас еще одно увлечение – волейбол... Когда не надо было быть со всеми, мы убегали на площадку и играли, играли... Болтали о чем-то, смеялись! Мне иногда становилось так же легко, как раньше... И тут же перед глазами появлялся подвал, чья-то прокуренная куртка на плечах, а главное – Ира. Но я все реже и реже вспоминала ее... Мне хорошо было с Леной.

12 глава


Из отпуска Маргарита и Владимир вернулись за неделю до конца смены у Инны. Маргарита даже в мыслях не называла ее больше Нюськой. Они наконец-то могли пожить недельку вдвоем... Они не заговаривали о Инне. Не о чем было. Все, что могли – перепробовали. Все, что чувствовали, сказали... Они жили тихо, спокойно... Но безрадостно – понимали, что это должно когда-нибудь кончиться. Как? Что произойдет? И жила тревога за Инну. Как она в лагере? Ведь она теперь всегда чужая для всех, отрешенная от дома, от друзей, от... жизни? Нарушила это телеграмма: «Гена умер выезжайте дочку тчк.
 Мама.»
 

- Володя...
он моментально оказался рядом.
-Что? С Инной? Успокойся. Дай!
Владимир почти вырвал телеграмму из рук
- Кто он?
- Иннин отец.
Нахмурился.
- Что думаешь делать? Скажешь ей? Поедешь?
- Не знаю...
Они долго говорили в ту ночь. Владимир не ревновал к мертвому. Но хотел, чтобы Инна знала, может, когда поверит, что отец не вернется...

13 глава


За 4 дня до конца смены, приехала мама. Зачем?
- Нюся... Твой папа умер. Его мама, твоя бабушка хочет, чтобы ты попрощалась с ним. Собирай вещи, а я пойду предупрежу вожатых.
Зачем? Я ничего не понимала. Мне не хотелось никуда ехать. Можно еще 4 дня с Леной... Но вещи я собирала. Не чувствовала ничего, кроме досады... и обиды, что не нашел он меня. И уже не найдет. Только я его увижу, а он меня – нет.
Лена увидела, что я собираюсь...
- Уезжаешь? Держись. Пиши. Она быстро начеркала свой адрес. Мама уже торопила меня.
Я хотела Лене что-то сказать... Не было тех, самых важных, самых теплых слов. Мама стояла, как часовой над душой. Или за душой. Мы сказали: «Пока!» и разошлись. Как будто увидимся после ужина. Лена из другого города – неизвестно, увидимся ли вообще когда. Мы с мамой уже уходили. Я резко встала. Сбросила сумку.
- Подожди! – это маме.
- Солнышко, я... Я тебя люблю! - Глаза в глаза... Слезы где-то близко... Но пора! Ухожу. Своим быстрым отрывистым шагом.



 

14 глава


Папа... Вот ты какой, мой папа. И не красивый, но лицо такое открытое... простое, какое-то обиженное и заостренное... Папа! Почему ты не нашел меня? Почему жил в другом городе? Я бы тебя пожалела... Ты бы не ушел таким, обиженным... А ты бы понял меня! П-А-П-А!!! О чем теперь мечтать? На что надеяться? Папы нет. Он не вернется, не заберет меня от Него.
Через день после похорон мы вернулись домой.
Недавно совсем, нашла у бабушки конверт.
- Баб, можно?
-Почитай, почитай. Взрослая уже.
Письмо было от папы. Из армии. Он служил в Узбекистане. И присылал маме оттуда фрукты. Звал к себе, но она не поехала и не отвечала. Меня тогда еще не было.


15 глава

На следующий день, после приезда, пошла в подвал. Не хотелось туда идти. Но я верила, что соскучилась по Ире. Знакомый двор. Сколотые ступеньки. Слышны голоса, опять кто-то играет, кто-то рассказывает. Под потолкам – тусклая лампочка, запутавшаяся в паутине. Они меня еще не видят. Все одно и то же... Шагнула.
- Ну, наконец-то. Рада тебя видеть! Проходи, пушистик, (прозвище как-то перекочевало и сюда) чего встала? Отвыкла от нас? – это, конечно, Ира.
Думаю, что хочется к ней прижаться. И вспоминаю Лену. Взгляд невольно скользит вниз. Белые полоски. Страшно. Страшно. Но не подаю виду...
Ира, я тебе не верю... Такого я никогда не скажу. Не потерять. Оставить хоть что-то. Пусть этот сладкий, слегка обволакивающий запах дешевых сигарет. Пусть чьи-то всхлипы и крики. Пусть пьянка под Новый год... Это – что-то. Постоянное. Вечное. Мое. Но еще... Не только это. Хочется думать, что Ира говорит правду. Что я ей нужна. Что... что так есть. Что можно быть с ней рядом. Остальное – неважно. Просто видеть, изредка перекидываться словами. Ничего не значащими. Не верю. Пусто.
Плевать... опять дрожит рука... все снова... ЗАЧЕМ я опять поверила тебе? Ты... да. ты хорошая. И оставайся такой же... думаю о тебе... хочу забыть. И больше никогда не верить. Никому. А главное – тебе... все. ухмылка... – в очередной раз – все. слез нет. А тогда были. Кончились они... Хватит. Все спят.
Сажусь писать Лене письмо. Вспоминаю каждый наш разговор. И думаю, как же мне все-таки ее не хватает. Наверное, не Иры, а ее...


«Привет, Леночка! Долго думала, как тебя ласково назвать. Не придумала. Ты, действительно, чудо. Редко встречаю людей, в которых сохранился еще свет. А в тебе есть. Мне сейчас так не хватает наших ночных разговоров... Твоей улыбки... Честно. Я вырвалась туда, вздохнула, сбросила все мысли о резании рук. И опять... в эту серость, в эту безразличность... в свой дом, в тот подвал, где только толпа. Здесь никто никогда не вспомнит, не найдет, не узнает, не защитит. Ворон ворону глаз не выклюет. Каждый – сам за себя.
Помнишь, лучик сквозь листву, который пробивался в твоей комнате? Помнишь, как нам было хорошо? Помнишь те прогулки, как сидели на дереве до темноты... а ведь темнело поздно. Сейчас кажется, столько времени зря на сон ушло! Да и вообще – зря! Хотя, мы почти не спали... Не сказала тебе того, самого важного... Как ты стала мне нужна, как дорога за эти несколько дней... Знаешь, мне показалось, что мы знакомы очень давно... Мы действительно похожи. Во многом. Я пытаюсь выбраться из тьмы, что вокруг... Найти где-нибудь свет. Тепло. Любовь. Люди, которых я любила, да и люблю, делали мне очень больно... Ну, неважно... Это так. Я понимала, что перестаю верить. Никому и никогда. Хотела не верить, не любить, не чувствовать... Странно... Мне сейчас странно, что так было... А ты – сама свет. Иначе бы не видела тьму. Ладно, солнышко. Заканчиваю. Опять остается чувство, что не сказала самого важного, самого теплого... Того, что хотела. Просто... помнишь, как на бегу, при нашем прощании? Я тебя люблю. И почти слезы, что расстаемся.»

 Пушистик.
Пиши! Буду ждать... Честно.

P.S. Люди не расстаются.
 Люди прощаются.


16 глава.

Не хотелось ничего. Ни в подвал. Ни домой. Ходила в школу «на автомате»... Хорошо училась – по привычке. И ждала. Ждала. Надеялась. Однажды, заглянула просто так в почтовый ящик – письмо! А вдруг не мне? Может маме опять? Начинало ведь уже казаться, что Лена про меня забыла... Зачем я ей? Она ведь такая... хорошая. Светлая. Письмо было от нее. Почему-то вертелись в голове строчки: «Открыла конверт дрожащими руками». Нет, руки с той ночи после подвала не дрожали. Зато внутри все дрожало. Вдруг письмо... обычное.
« Здравствуй, пушистик мой... Долго не могла собраться написать. Если честно, немного страшно было. Потому что на такое честное письмо, можно писать «правду и только правду». А правду писать сложнее всего. Знаешь, письма сейчас у нас с тобой – как исповедь. Мы далеко, но так мы открываемся друг другу... С такой полнотой, с такой удивительной честностью... Как никогда не решились бы вживую... Я ведь тоже... И руки резала, и из дома уходила... Знаешь, это странно, что ты еще умеешь так любить... И учишь меня. Это ведь, правда, странно? Мы встретились, почти случайно. Помнишь, тот вечер, когда нас познакомила Надя? Мы полночи бродили вокруг домиков. Было немного холодно, все-таки без курток. Но никто не хотел уходить. Странно, познакомила нас Надя, а о ней мы будем вспоминать редко... Пушистик, прошу, забудь свой подвал, поговори с мамой... Так будет легче тебе... Может быть, ты поймешь, за что его любит твоя мама? И...если не полюбишь, то... смиришься хотя бы? Ведь твоей маме тоже больно... Я... с тобой. Помнишь? Я тебя люблю...» - останавливаюсь на середине строчки, не могу читать дальше. Больно. Больно от любви. Хочется плакать и смеяться... Кажется, это напоминает истерику... Да нет... Счастливая улыбка. Письмо Такое. Я опять подношу его к глазам... И слышу стук в дверь. Без вопроса распахиваю дверь. Там стоит... Сашка.