Провинциальная пастораль

Симпатичный молодой человек по имени Алексей, возраст – 20 лет, в ватнике и валенках, с лопатой наперевес, с пожеванным «Беломорканалом» в зубах, своими длинными, когда-то старательно разработанными клавиатурой пальчиками, разбрасывал по огороду органику во славу богов плодородия и чтобы получить хороший урожай. Одновременно с этим Леша думал. Ему, конечно, было о чем подумать, -- с тех пор, как он бросил свой факультет журналистики, хорошо оплачиваемую работу в Москве, друзей, плееры, ноутбуки и мобильные телефоны, и уехал жить в деревню. Поначалу было нелегко, зато он всей душой отдыхал от шума и мирской суеты; теперь он научился ладить с сельской жизнью, только вот ностальгия замучила.
К тому же, вчера его навестила одна из тех, кто остался по ту сторону цивилизации, старая знакомая по имени Ксения. Она привезла ему свежих газет («Вот и хорошо, будет что на стол постлать», - подумал Леша), - и модный картуз. Кроме этого, она привезла с собой цифровой фотоаппарат и фотографировала все вокруг – стога сена, пуньку с кабанами, самого Лешу, который лыбился и пытался прятать грязные руки с сорванными ногтями за спину. Ксюша рассказала ему о том, что теперь творится в городе, что происходит на его любимом форуме… Леше было интересно. Девушка переночевала на сеновале, на прощанье сказала душевно: "Молодец, Леха... Вот она - настоящая жизнь!", похлопала его по плечу и уехала в город, мечтая вслух, нимало не стесняясь, о горячем душе. Алексей долго смотрел ей вслед - пока она не скроешься за поворотом, - и думал о чем-то своем. На миг в его душе промелькнуло отчаянное желание со злостью втоптать цигарку в землю тяжелым резиновым сапогом, пойти в сарайчик, пристрелить кабанов, запихнуть их туши в мешок, в последний раз погладить корову по доброй грустной морде и бежать за Ксюшей. Но вместо этого он взял серп, нарезал ахрэпьев и сунул их свиньям в лоханку. Начинался сельский вечер, когда доделываются основные дела и близится ужин…
Картошка уже готова была закипеть в чугунке, когда Леша взял гармонь и вышел с ней на крыльцо. Попытался проиграть пару тактов из «Path»… Снова о чем-то задумался… плюнул, закурил, сел на скамеечку и приятно сощурился в вечернее летнее небо. Шлепнул себя по заросшей щетиной щеке - на ладони осталось кровавое пятнышко.
"А етить твою", - проворчал он, стирая комара о ватные синие штаны.
Вот, наконец, настал и час ужина. Алексей сел за стол, поставил, достав из облупившегося буфета бутылку мутного самогона... поколебался на миг, не пригласить ли соседа, потом решил, что а ну его. Захрустел огурцами солеными и салом, одновременно вполглаза глядя "Навiны" по раздолбанному черно-белому «Горизонту» со снятым щитком и торчащими оттуда проводами. Ни изображения, ни звука почти не было, поэтому ничто не отвлекало внимания от главного.
Тьфу ты! А корова-то не доена. Леша чертыхаясь, шлепнул облюбованный шмат сала на дощатый стол, и побежал за ведром. В сенях он умудрился зацепиться за лопату, спотыкнуться, матюкнуться и… наступить на хвост кошке. Закурил. Корова жалобно мычала, кошка обиженно визжала, на дворе, обеспокоенный шумом, начал лаять бесхвостый задира Шарик…
Закурил.
У соседей зажегся свет.
Покурив, Алексей успокоился, кивнул соседу и подоил корову, уютно шлепая о дно оцинкованного ведра тугими струями парного молока. Теперь вся работа была точно сделана. С вполне справедливой гордостью паренек осмотрел свой огородик, в углу которого скромно, но с достоинством возвышался ладно сколоченный клозет. Алексей крякнул и пошел туда. Там жужжали жирные блестящие зеленые мухи. В ящичке для бумаги покоилась нарезанная аккуратными квадратиками "Комсомолка". Он взял один из квадратиков и присел, читая. Читал долго. Несколько раз пересмотрел квадратик с анекдотами (в мозгу слабо шевелилилось "Бойан!" и тут же утихало).
Закончив, Алексей поморщился (ух, «Комсомолка», ах, «Комсомолка») и вышел.
Почесал в затылке, сорвал яблоко с ближней ветки, надкусил. Кислое! Пришлось швырнуть в огород соседу.
В огороде обиженно зарохкала свинья, выкапывавшая еще не убранную свеклу с грядок, - ей попало аккурат по спине. Мат в соседском доме, и вот -- сосед, судя по очертаниям в окне, торопливо натягивает штаны, выбегает с палкой. Алексей оперся на забор на забор и снова закуриваешь – зрелище обещало быть более интересным, чем концерт по поводу "Дажынак" по Первому национальному. Сосед от души вытянул порося палкой по спине, свин с перепугу кинулся в сторону, разворотив скирду сена, и ворвался в курятник.

интермедия:
Серый Кардинал (10:17:21 16/10/2006)
ты зовешь жену.

---------------------------------------
Anathema (10:17:54 16/10/2006)
стоп
а какого хера Я корову доил?

---------------------------------------
Серый Кардинал (10:18:36 16/10/2006)
ладно
тогда ты зовешь через улицу своего соседа Митрича
пусть тоже посмотрит)

Полчаса они наблюдали за тем, как другой сосед воюет с поросем. Он уже три раза почти выгнал его за плетень, два раза поскользнулся и шлепнулся в навоз и раз десять наступил на сдвинувшегося от всей этой суеты петуха… Подшучивали, но не слишком громко - только у соседа на всю деревню был мини-блок МТЗ, он еще понадобится и Лехе, и Митричу…
Наконец, им это веселое зрелище надоело, и Алексей - а, пропади оно пропадом, - позвал Митрича на первачок. Тот в ответ пригласил к себе, у него сегодня баба картошки пожарила. Прихватив запотевшую бутыль, они зашли в хату к Митричу. Баба последнего была недовольна, хмурилась, но пока молчала и поставила на разложенную на столе "Комсомолку" сковородку.
По первой!
Накатили.
Покряхтели - ах, хороша, родная! - пожевали, помолчали.
Накатили, налили бабе ("Слышь, Сирог, ну ты не сильно сегодня, добра? Завтра на картошку ехать" – только и сказала она, выпив).
Крякнули еще раз и завели разговор о политике.
Леша пытался вспоминать о мартовских событиях в Минске, говорить об оппозиции. Сосед твердо знал только то, что в колхозе уже ... месяц зарплату не платят. Сошлись на том, что "гары яно ясным гарам" и накатили по третьей. Было весело.
Митрич предложил спеть. Долго перебирали репертуар, ничего общего не находя. Наконец, исполнили нестройным дуэтом "Цячэ вада у ярок". Спели бы еще, но баба Митрича их таки разогнала. Леша надел картуз, и, похрустывая последним соленым огурцом, вышел на улицу. Хотелось продолжения праздника, тем более, что есть еще полбутылки первачка.
Сплюнув себе под ноги, он нетвердо, но уверенно направился к вдове Галке, что жила в самом конце деревни. Это была уже в годах, но еще вполне ничего себе баба. Веселая, разговорчивая, живая, что называется, бой-баба, и ни один мужик в деревне не проходил мимо нее без того, чтобы шлепнуть по крепкой толстой заднице. Но ей особенно приятно было Лешино внимание - молодой, хорошенький, да еще и "гарадзкой".
Галка скоренько поставила на стол поджарку с грибами, скоренько же протерла подолом подаренные еще ей с мужем на свадьбу рюмочки. И снова - по первой!
И снова по первой, и начали они балагурить. Алексей рассказал несколько почерпнутых из «Комсомолки» сальных анекдотов, Галка краснела, но смеялась от души и смотрела благосклонно. Было уютно. Печка трещала, возле нее умывалась, а потом тихонько заснула сытая, толстая, ухоженная кошка, радио негромко играло "Гостей из будущего"
Леша разгорячился и скинул ватник. Под ним оказалась полинявшая майка с надписью "Abibas"
Галка чуть смутилась, но глазками стрелять не перестала.
Накатили еще под одной… и на какое-то время Алексей провалился в пустоту, а когда очнулся, Галка уже волокла его на себе в спальню, на высокую железную кровать, а он гладил под юбкой резинки ее рваных чулок…
Он страстно стянул ее выцветшее голубое платье (она на какое-то время прекратила сопеть, аккуратно сложила его и повесила на спинку кровати, а потом вернулась в исходную позицию), после чего они некоторое, не слишком долгое время возюкались под одеялом и, дойдя до логического конца, затихли сонно.
Она положила ему голову на плечо. Она влюблено прошептала: "А давай поженимся, га?"
Леше стало худо. Он вскочил, трезвея, торопливо натягивая штаны, выбежалза дверь, бормоча, что, дескать, корова недоена. Галка грустно смотрит из окна ему вслед, подперев ладонью щеку. Алексею стало немного совестно, и он решил, что, если уж надумает жениться в деревне, то женится только на ней. Облегченно вбежал в хату и начал давить сапогами черных тараканов.
Сел на кровать, поникнув головой. Вспомнил Ксюшу.
-- А ведь надо было ехать с ней! – неожиданно сказал то ли он, то ли зловредный домовой из-за печки. Плюнул, выкурил на сон грядущий папироску и улегся спать.

А в это время, в далеком-далеком городе, Ксюша, в баре, за непервой стопочкой виски и в хорошей компании оживленно рассказывала, как хорошо на лоне природы, с простыми людьми!
И все вдруг загорелись идеей... сегодня же... нет, прямо сейчас... вот сию же секунду...

... Деревня спала. Лишь стрекотали кузнечики в душистой траве да всхрапывал жалобно во сне Миртич. Ему снились то колхозная зарплата, то вдова Галка. Леша тоже забылся сном. Большую часть времени в его забытье доминировали какие-то странные мигающие аппараты, по клавишам которых колотили патлатые люди с красными глазами. То и дело в этом сне образовывалась дыра, в которую высовывался лохматый бурый зверь, который кричал человеческим голосом: "Превед!", затем взмахивал учебником Розенталя и исчезал. Ситцевые занавески на окнах трепал прохладный ветер.
И тут дикий рев послышался вдали. Почти все деревенские повыскакивали на улицу в исподнем, явив миру лучшие образцы советского трикотажа со следами вполне советского рукоделия. Несколько "иномарок" ("А у председателя нашего все равно лучше" -- шепнул Митрич соседу, который незадолго до этого гонял порося) промчались по сельской дороге, то и дело подпрыгивая. Но Леша спал.
Он спал ровно до тех пор, пока одна из машин не въехала в его поленницу...
-- Ебтваюмааааааать! -- в ужасе завопил он, вскочив, напялил на голову кастрюлю, подхватил вилы и выбежал во двор.
Три пары огромных светящихся глаз пялились на него из кромешной тьмы. "Окружили, фашисты!" - выплыло откуда-то из генетической памяти. С жутким воплем Леша всадил вилы в капот ближайшего авто, отскочил, подцепил топор-колун и двинулся на супостата.
От толчка машину сильно тряхнуло, и задняя дверца открылась. Оттуда выпал какой-то сверток странной формы. "Бомба!" - мелькнуло в голове паренька, и с диким воплем Луша понесся прямо на него, чтобы героически погибнуть, заслонив своим телом женщин и детей, которые облепили весь забор, так, что он грозил вот-вот рухнуть.
-- Я вам, фрицам! -- орал он, несясь к машинам. -- За Родину! За Ста...
Старенький Михалыч из-за забора подбадривающе махнул костылем.
-- Покажи им, Леха!
Но тут, неожиданно для всех, из второй машины выскочила тонкая изящная фигурка, которая побежала навстречу Алексею, открыв объятия.
-- Леша! Остановись! Это же я!
Топор выпал из его рук.
-- Юра?..
В глазах его плеснулось что-то давно забытое, запрещенное самому себе
- Юра?... - повторил Леша, не веря своим глазам.
- Да, пупс... Тише-тише, это мы.
- Вы... Вы приехали? Ко мне.
Он отошел, глядя на выходящих из машин.
Сверток у машины зашевелился и произнес невнятно: "****ыротгиви". Вышедший из одной из "иномарок" широкоплечий молодой человек в косухе помог ему подняться и заботливо прислонил к забору, лицом прямо к любопытной Верке Наумовой. Та отшатнулась. Еще двое суетливо вытаскивали из багажников какие-то подозрительные ящики. Последней показалась Ксюша, делая вид, что это ОНИ во всем виноваты, прижимая к груди ополовиненную "Джек Дэниелс" и пакет яблочного сока.
Леша подошел к ней.
От души обнял: "Подруга, ну что же ты?"
И прослезился.
Девушка задохнулась от запаха "Беломорканала" и тихо осела на землю, по-прежнему прижимая к груди бутылку. Миха (то бишь загадочный сверток) удобрял соседский огород. А гости уже хозяйничали вовсю.
Широкоплечий молодой человек в косухе, Анвиша, пошел пинать свиней. Серьезный Микс вытаскивал поленья, прикидывая, сколько нужно, развести нормальный костер для шашлыка. Юра держал Лешу за руку, не в силах вымолвить ни слова от переполнявших чувств. Пара гламурных девушек без имен и рода занятий рассматривали клозет, пытаясь понять, что это такое. Соседи разочарованно расходились.
-- К Лехе сябры прыехали... -- заметил кто-то. -- Ишь, с каким шумам, как бацьку прывязли, чэснае слова.
-- Гарадзкия, -- с отвращением отозвался кто-то еще, захлопывая дверь. И лишь Митрич не покидал поста, его натренированный картофельный нос чуял выпивку.
-- Эта... -- нерешительно приблизился он. -- Можа, я памагу? Там дроу пакалоць...
-- Зачем дров? Вон, Миха уже забор разбирает... -- подошел Микс.
Миха приблизился с сучковатой доской в руках.
-- ****ыротгиви, наливай! -- пробормотал он, судорожно держась за доску.
Из сарайчика донесся истерический визг. Анвиша нашел свиней.

интермедия
Anathema (12:11:41 16/10/2006)
Я схватился за голову.
Я был счастлив!
Меня не забыли!
Я нужен!
Я подхватил стопарь, обнялся с Миксом и накатил…

... Миха проснулся. Точнее, он не столько проснулся, сколько выпал из состояния одной прострации в другую. Взявшись за голову, он выполз во двор (оказалось, что спал он в доме, и не просто в доме, а даже и на кровати).
Во дворе царил хаос.
Забор был тщательно разобран, а доски - аккуратно сложены у поленницы. Правда, некоторые из них явно пошли на сколоченный крест, на котором была распята одна из свиней. Впрочем, ничего страшного с ней не случилось, она была всего лишь привязана чьими-то чулками. Миха отвязал ее, и она с радостным визгом пронеслась по деревне, провозглашая начало новой жизни. По двору уныло бродила корова. Ей было плохо. Почти так же плохо, как Михе. Она явно искала колодец, чтобы утопиться. Почему-то она не хотела пить из лужиц, чтобы утолить жажду. Миха удивился. Он обмакнул палец в одну лужицу. Это был портвейн "Три семерки"! Еще в одной лужице было виски, в третьей -- самогон...
-- Мгм, -- сказал Миха и вернулся в хату.
-- ****ыротгиви... -- упавшим голосом добавил он, очутившись там.
От гостей остался только файный Лехин картузик, а на стекле было нацарапано: "А ебись оно все в доску!" На печке сидели, прижавшись друг к другу, гламурные девушки и испуганными глазами смотрели на Миху.
На дворе еще мучительней замычала корова.
Миха с чувством выматерился, нашарил жестянку с остатками пива, глотнул, и, прихватив ведро, направился к корове.
Но это уже совсем другая история...