Глава 2 - Комиссар

КОМИССАР

-1-

- Да… Да… Да, я понял, конечно… Не волнуйтесь… Это не смертельно… Да успокойтесь же… Отставить истерику – вы мужчина или кто?! Ждите меня в дома, никуда не выходите… Через пол-часа…
Что я ненавижу, так это такие вот ситуации: старый хрыч попался в лапы полицаев, а теперь плачется, дескать, ему очень жаль и все такое. Ну, какого хрена он поперся к нам, что у нас – богадельня, дом престарелых? У нас, ****ь, партизанский отряд!
Уже шестой за два месяца… Наверное, надо что-то менять в нашей системе, иначе мы скоро вообще вдвоем останемся а, Ганс? Молчишь? Ну, молчи… Молчи пока… Ганс, достань-ка тетрадь из сейфа. Что значит: «какую»? Ту самую! Нет, ну, ты подумай: шестой засыпался за каких-то два сраных месяца… А все потому, что к нам одно старичье прется… Как они там любят говорить, Ганс? «Экспириенса, ****ь, эст оптима магистра!» - вот как они, Ганс, любят говорить. Ты дашь мне тетрадь, или нет?! И папироску… Вот, хорошо… Пыуыуух… Хоро..кхе-кхе..шо! Ганс, не будь жлобом: у тебя целая пачка, так что отвали!
Какое у нас сегодня число? Да-да, семнадцатое… Сим-на-ца-та-йе синь-ти-бря… Так, отлично… Глянь-ка там последний протокол… Сто пятый? Так-так, семнадцать-ноль-девять-ноль-шесть, протокол номер сто шесть, приговор… приговор… «Перевести в Могилевскую губернию» Хы-хы-хы! Чо не ржешь, Ганс? Не смешно? Да пошел ты, эстет, ****ь! На вот, распишись, что тоже заседал…
Ладно, Ганс, пошел я к этому старику – через часок – полтора – вернусь. Не теряй! Хых!

-2-

Денек выдался отличный. Ну, то есть такой, что аж дыхание захватывало: синее-синее небо и чайки… Чайки висели, хотя, нет: «висели» - это грубо, а чайки… Они были такие воздушные, белые, «как безе» - подсказало мне мое убогое воображение, - «как бабушкино безе, помнишь?»
Помнишь, как ты прибегал из школы в такие вот дни, когда небо, казалось, светит льющимся золотом, когда ветер бился, запутавшись в сплетении сучков и веток облетевших деревьев, когда воздух, холодный и свежий, бил тебе прямо в легкие? Помнишь, как еще в подъезде сквозь запах известки и свежей краски, ты чувствовал, что на вашей маленькой кухне что-то готовят, готовят для тебя, к твоему приходу, и вспоминал что-то такое, от чего внутри становилась жарко-жарко и до самого горла поднималась радость, о чем ты уже успел позабыть за бесконечно долгие шесть школьных уроков: День рождения… День РОЖ-ДЕ-НИ-Я! И ты вприпрыжку, через одну ступеньку, через две, хватаясь за перила, чтобы не упасть, мчался к себе домой, на четвертый этаж, в сто девяносто пятую квартиру, где тебя ждали папа, мама, бабуля, дедуля, пес Дик, старый плюшевый медвежонок Медведь, батальоны игрушечных солдатиков, на больших коричневых полках-витринах, твои любимые книжки про Незнайку, про Тимура, про Пеппи Длинныйчулок, про Батальон Четверых, про Настоящего Человека, про Бородино. И, разумеется, тебя ждали карандаши в высоком жестяном стакане из монпансье, альбом в верхнем ящике стола, чай с тортом на кухне, гости, подарки; и весь МИР ждал тебя за окном твоей комнаты…
Я приказал воображению заткнуться, иначе чем я буду отличаться от того рохли-старика, что провалил задание… Заткнись! Заткнись! Заткнись!..
А помнишь, как Медведя потеряли при переезде? Помнишь как ты плакал, как ты ревел в подушку, задыхаясь от горя и стыда – ведь мальчик не должен плакать из-за какого-то там старого плюшевого медвежонка – а ведь никто не знал, кем для тебя был этот медвежонок… Помнишь, он ведь был самым близким тебе на земле живым существом; помнишь, ты рассказывал ему свои секреты; помнишь, ты жаловался ему на всю изумлявшую тебя, ребенка, несправедливость; помнишь, как он смотрел прямо в твои зеленые глаза своими коричневыми деревянными глазами-пуговицами; помнишь, как он всегда спал слева от тебя, маленький, беззащитный, плюшевый…
Заткнись, не надо, пожалуйста, хватит! Я прошу: заткнись! Предательски шмыгнул нос… Черт, да что же это! Я дошел до моста и, облокотившись на ограду, закурил…


-3-

Сигарета привела меня в чувство, я вновь был собою: подтянутым, злым, щетинистым партизаном, который должен убить облажавшегося товарища-бойца. Я шел по центральной улице, вокруг била жизнь: прохожие улыбались, какой-то парень дарил девушке цветы, до меня донеслись обрывки его слов: ..ome things … there be... …rds.. Hours …he Bumb… …f these no Elegy…[срочки из стихотворения Эмили Дикинсон "Some things that fly there be"] Они поцеловались. Вот потеха: они целовались, не замечая никого вокруг, проходя мимо, я толкнул парня плечом, но он никак не среагировал. Они целовались, а я шел убивать… Шуршали автомобили, разбрызгивая вчерашние лужи; то ли переругиваясь, то ли просто болтая лаяли собаки; в чистом и хлестком осеннем воздухе таяли запахи бензина, грязи, горячего хлеба, сигарет, земли, луж… А я шел убивать…
Я знал, что старик даже не догадывается о цели моего визита, он был наивным и, в сущности, неплохим человеком, но оставить его в живых означало подорвать дисциплину, предать нашу борьбу, наши идеалы, наших товарищей. Меня там, наверху, тоже по головке не погладят за шестого расстрелянного, но что делать… Да, что я, собственно, голову себе всякой ерундой забиваю – вокруг-то как хорошо… Черт с ним, со стариком… Нет человека – нет проблемы.
В доме, куда я направлялся, была отличная кофейня: недорогая, и кофе там варили отличный, правда мне пришлось напрячь одного сочувствующего полиграфиста, чтобы мне сделали fake ID – и вот теперь я: «police officer», мог наслаждаться каппучинами и эспрессами в любое время дня и ночи... Никто из моих соратников естественно не знал об этой моей маленькой слабости, а то наверняка стукнули бы наверх, а наверхним это едва ли понравилось бы: руководитель сопротивления пьет кофе в компании оккупантов и коллаборационистов. Здесь я успокаивался и приводил себя в порядок до и после… A cup of coffee, please!

-4-

Кофе допит, и я поднимаюсь в квартиру старика: пятый этаж - старое здание – имперский ампир… Жильцы таких домов, как правило, неторопливы и нерасторопны, - сама атмосфера этих громадин давит на них, заставляя сбавлять темп…
Вот и я поддался – медленно поднявшись, и не спеша расстегнув пальто, переложил пистолет из-за пояса в карман. Неожиданно неприятно где-то в глубине квартиры электрически бряцнул звонок. Шаркающие шаги… Сейчас-сейчас, уже иду… Хруст и щелчок открывшегося звонка… Приглушенный скрип старых петель…
- Ну, наконец-то Вы пришли, а то я уж весь извелся... Да, Вы проходите… Проходите… Пока раздевайтесь, а я схожу принесу Вам тапочки.
Шлеп! Пистолет в моей руке вздрогнул. Я подошел вплотную к распластанному на ковре старику. Шлеп! Шлеп!
Дело сделано… Можно идти домой, обратно, к Гансу…