Хирургическая операция в Антарктиде

 В этой истории нет вымысла. Все имена и события подлинные.
 
 Во время зимовки в Антарктиде в составе 9-й Советской Антарктической экспедиции, в середине зимы и полярной ночи, которая в Южном полушарии приходится на июль месяц, мне пришлось вылететь из обсерватории Мирный на станцию Молодёжная.

 По просьбе врача станции Олега Ивановича Жукова необходимо было эвакуировать в Мирный больного с оскольчатым переломом голеностопного сустава, так как условий для его лечения на станции Молодёжная не было никаких. Перелёт на расстояние около 2,5 тысяч километров в такое время года, мероприятие, само по себе, довольно рискованное и опасное. Необходимо было подготовить взлётно-посадочные полосы на обеих станциях и ждать благоприятной погоды – хорошей видимости в течение очень короткого светового дня, отсутствия снежных бурь, сильных морозов.

 Полёт на самолёте ИЛ-14 должен был продолжаться около 6 часов без возможности промежуточной посадки и дозаправки. Правда, по маршруту полёта примерно на середине расстояния между Мирным и Молодёжной, находилась австралийская станция Моуссон, но аэродрома на ней в это время года не было. Конечно, в случае крайней необходимости его могли бы подготовить, но это надо было согласовывать по радио с Москвой и планировать заранее, так как за 1-2 дня, и, тем более, за несколько часов, взлётно-посадочную полосу на леднике не сделаешь.

 Готовились к полёту очень тщательно, предусмотрев возможность аварийной или вынужденной посадки. Загрузили палатки, месячный запас продовольствия для всего экипажа, газовую плитку и баллоны с газом, и уже собирались вылетать, как вдруг началась снежная позёмка, перешедшая в настоящую пургу со скоростью ветра до 30 м в секунду. Пришлось ждать почти сутки, пока метель улеглась. Снова разровняли взлётно-посадочную полосу и стали готовиться к вылету утром следующего дня, но тут получили по радио сообщение об ухудшении погоды на станции Молодёжная. Полёт снова пришлось отложить из-за неблагоприятного метеопрогноза.

 Только на третьи сутки погода, наконец, установилась по всему маршруту, что подтверждали и австралийцы со станции Моуссон. Однако в Мирном в это время снова стал усиливаться ветер и мела низовая позёмка. Несмотря на это, взлетели благополучно. Примерно через три часа пролетаем на довольно большой высоте над станцией Моуссон. Погода ясная. Хорошо различимы домики станции внизу. Австралийцы поприветствовали нас выстрелами из ракетниц. Мы в ответ сделали то же самое через приоткрытую дверь в фюзеляже самолета.

 Ещё примерно через час неожиданно получаем по радио сообщение, что на Молодёжной начинается пурга. Ветер на полосе довольно сильный, но самое главное – метёт низовая позёмка. Во время такой позёмки снег несется на высоте до полутора метров над взлётно-посадочной полосой и никаких неровностей и даже ограничительных бочек, которыми полоса обозначена, не видно. Настроение немного испортилось, так как все знали, что если разыграется пурга и сесть будет невозможно, то останется только вынужденная посадка неизвестно где, на неровную ледовую поверхность, покрытую снежными застругами, если до того момента вообще не закончится горючее. Точка возврата уже пройдена и обратно до Мирного не дотянуть.

 А прогнозы поступали всё менее и менее утешительные. Ветер усиливался, и видимость становилась всё хуже. Ребята на Молодёжной тоже переживали. Они очень старательно расчистили и раскатали полосу, но её в разных местах постоянно передувало снежными наносами.

 Наконец подлетаем. По радиоприводу уже должны быть над Молодёжной, но домиков станции не видно из-за метели. Ни полосы, ни бочек её ограничивающих, тоже не видно. По радио попросили ребят, чтобы они подожгли в угловых бочках по обоим концам полосы какую-нибудь ветошь, смоченную соляркой. Появившиеся чёрные дымки поднялись над низовой метелью и позволили нашим пилотам сориентироваться и сесть, практически вслепую, и немножко жестковато. Дул сильный боковой ветер, поэтому пилотам пришлось «поиграть» газом то одного, то другого двигателя, и немного покрутившись волчком по полосе и подпрыгивая на неровностях, наш самолёт остановился, упершись лыжей в снежную бровку взлётно-посадочной полосы.

 Нас очень тепло встретил почти весь коллектив зимовщиков станции Молодежная, во главе с ее начальником Николаем Александровичем Корниловым. Все искренне радовались, что сесть в такую погоду всё-таки удалось безо всяких поломок. Закрепили самолёт на ледовых якорях, чтобы его не унесло ветром, и поехали на вездеходах на станцию. Взлётно-посадочная полоса располагалась на ледниковом куполе примерно в полутора километрах от станции. Механики в это время остались на полосе, чтобы заправить самолет и подготовить его к обратному перелёту. Надо было пользоваться случаем, пока погода ещё позволяла взлететь. Тянуть время было нельзя, чтобы не застрять тут на несколько дней.

 Прибыли на станцию, осмотрели больного и, согласовав по радио все вопросы с руководством экспедиции, решили, что врач Молодежной Олег Жуков будет сопровождать больного в Мирный, а я останусь здесь до конца зимовки.
 Наскоро перекусив, все, кто должен был лететь обратно, погрузились в вездеходы и отправились на ледниковый купол к нашему импровизированному аэродрому.

 Обратный перелёт прошел без приключений, и самолёт благополучно совершил посадку в Мирном. Конечно, в этом мероприятии была доля везения, если учесть, что в такое время года и в таких рискованных погодных условиях никто в Антарктиде на такие дальние расстояния в то время не летал.

 Прошло, наверное, дня два. Я только успел познакомиться с зимовщиками станции Молодёжная, как однажды, часов в 6 утра, ко мне в медицинский балок прибегают ребята и говорят, что у механика-водителя Анатолия Королёва заболел живот, и он не может подняться с постели. Быстро собрался и пошел смотреть больного.

 Механики жили в одном домике с метеорологами. Спальня представляла собой небольшую комнатку с двухъярусными нарами вдоль стен. Толя лежал на нижней койке и корчился от боли. Его знобило, и даже на глаз было видно, что у него поднялась температура. Посмотрел и пощупал живот. Симптомы аппендицита были настолько классическими, что не оставалось никаких сомнений в необходимости срочной операции.

 Своим решением я несколько озадачил начальника станции, да и себя, собственно, тоже. Дело в том, что станцию Молодёжная открыли всего год назад, и она состояла из нескольких маленьких домиков и помещения дизельэлектростанции, камбуза и столовой. Ни о какой медсанчасти нечего было пока и мечтать. Вся медицинская служба была представлена одним врачом и размещалась в одном единственном, установленном на санях, медицинском балке (домике) площадью в несколько квадратных метров, в котором едва помещались кровать, стол, пара стульев, электромасляный радиатор для обогрева, и шкафчик с самыми необходимыми инструментами. Где-то на складе лежали медикаменты и набор хирургических инструментов. А вот операционной, и даже помещения для неё, не было.

 Пока начальник станции связывался по радио с Мирным, чтобы поставить в известность руководство экспедиции и старшего врача Андрея Фроликова о сложившейся ситуации, я нашёл на складе необходимые инструменты и медикаменты и начал готовиться к операции – не вызывать же снова самолет, на что уже и времени не было. Не скажу, что каждая минута, но уж каждый час промедления – точно – грозил серьёзными осложнениями вплоть до разрыва аппендикса и развития гнойного перитонита.

 Там же на складе нашёл автоклав. Механики быстро начали подключать его к электросети, а я заложил в биксы халаты, необходимые перевязочные материалы и операционное бельё и поместил всё это в автоклав для стерилизации.

 Тем временем из Мирного пришла радиограмма с одобрением наших действий и пожеланиями успехов в проведении операции.

 Оставалась совсем малость – приспособить какое-нибудь помещение под операционную, изобрести источник освещения – операционной лампы не было, да и вешать ее было некуда, и придумать, как приготовить раствор новокаина для местной анестезии. Порошок новокаина был, а вот дистиллированной воды для его разведения – нет. Обнаружился, правда, на складе электродистиллятор, но времени для его расконсервации и изготовления нескольких литров дистиллированной воды уже не оставалось.

 Под операционную приспособили ту же спальню в домике метеорологов. Ребята вынесли из неё все двухъярусные кровати, сколотили из досок подобие операционного стола, а вместо операционной лампы использовали обычную настольную («гуся»).

 Поставил кипятить на плитку стерилизатор с инструментами и шприцами. Решить проблему с дистиллированной водой для приготовления раствора новокаина оказалось не так уж и сложно. На территории станции имелось небольшое, промерзшее до дна озеро. Вырубили кусок озерного льда, растопили его, на всякий случай профильтровали, хотя вода получилась кристально чистой. Сделал навески порошка новокаина, благо лабораторные весы тоже нашлись, приготовил 0,25% и 2,0% растворы, прокипятил и остудил их.

 К этому времени закончилась стерилизация всего того, что было заложено в автоклав. Можно было начинать операцию. Осталось найти ассистентов. Помогать мне согласились повар и метеоролог. Ещё один человек должен был держать настольную лампу.
 Мои помощники очень старались, но у них не было никакого опыта, поэтому всё приходилось делать самому, да ещё следить за ассистентами, чтобы не падали в обморок, что часто случается с теми, кто впервые видит операцию. Труднее всего, конечно, пришлось тому, кто в течение всей операции держал на вытянутой руке лампу, освещая операционное поле.

 Посторонних в «операционную» мы не допускали, чтобы не занести инфекцию. Даже начальник станции получал от нас информацию о ходе операции только через приоткрытую дверь, и каждые 15 минут передавал её через радистов в Мирный, где всё руководство экспедиции сидело в радиорубке, ожидая новостей.

 В общем, операция длилась немного более часа. Аппендикс нагноился и напоминал сардельку (на медицинском языке такой аппендицит называется флегмонозным). Так что всё успели сделать вовремя.
 Послеоперационный период протекал гладко, и вскоре Анатолий приступил к работе.