Моему одиночеству

Requiem aeternam dona eis, Domine

Моей Аннушке посвящается...

Прокравшийся в открытую балконную дверь нежный ветер шевелит на полу лепестки роз. Я вдыхаю твой запах, слушаю твое дыхание.
Чувствую, что навеки за эту ночь кому-то обязан. Тебе, или тому, которому ставил свечу, не видя остальных, возвеличенных людьми, и молился простыми словами, не зная формул, за произнесение которых отпускаются грехи. Обязан, будто неожиданно украл что-то чужое, будто в нудной книге натолкнулся на ошибочно вклеенные странички...
…
Гулко хлопнула входная дверь. Влетаю в комнату, запыхавшись, взволнованно:
- Быстрее, собирайся, привет!
Синие глаза удивленно распахиваются.
- Билет, самолет, через час, Петербург, умоляю, потом все объясню...
…
Все уже было сказано кем-то и много раз.
Придумать и выразить по-новому невозможно…
Меня несколько часов не было на Земле.
Помнишь, я говорил, что никогда ее не покину…
Но… на несколько часов.
И представлял себе все совсем по-другому – макушки деревьев, ленточки дорог, машинки, домики, людишки – все игрушечное, мелкое.
А нет. Только пустыни, реки и горы облаков.
Туманно-белых.
Тугих и тянучих.
И под ними все игрушечное.
То, от чего и до чего идти неделю там, здесь – лишь один только взгляд, лишь один…
Чем выше, тем все нереальнее и обозримее.
И все более нелепы радости и страдания.
Так хотелось раскинуть руки и почувствовать силу ветра.
И оглянуться – остаются ли позади две белых полосы…
Но горит лампочка «Пристегнуть ремни».
«Пристегнуть ремни» и «Не курить».
С ремнями более-менее понятно, а сигареты…
…
Медленно накрапывает мелкий дождь. Прохладная ночь. Ветер. Дворцовая набережная. Середина апреля. Город уже привыкает к лету, а по Неве задумчиво плывут куски белого льда…
Помнишь, я рассказывал, что давно мечтал побывать здесь. И когда где-нибудь видел знакомые золотые башенки и мосты… уже не надеялся на кредит судьбы.
И вдруг… вычурное Прощание славянки, Ленинградский, Красная стрела, огромный мрачный штык и воздух… воздух свободы…
Совсем мало мест, в которых мне выносимо находиться и существовать. Куда стремлюсь вернуться ото всюду. Одним таким местом для меня тогда стало больше.
Как безумный, держа в руках вырываемую сырым ветром карту, я днями бродил пешком… «Кронверкская наб.», «Биржевой мост», «Васильевский о.», «Биржевая пл.», «Дворцовая наб.», «Мойка», «канал Грибоедова», «Вознесенский пр.», «Литейный пр.», только так, чтобы вдохнуть, дойти, потрогать, узнать. Узнать, будто когда-то давно видел и трогал и всю жизнь рвался вспомнить. Сюда, где Летний сад и Цветаева. Сюда, где лодка по Неве и Есенин. Где стихи и любовь.
Где стихи и любовь…
Ты здесь уже была. Я ходил по улочкам и гадал, на какой камень ты ступала. Говорил с тобой. Видел то, что видела ты.
…
Ну же. Быстрее, быстрее, быстрее.
Хлопок дверцы такси.
Чуть ли не бегом, тяну тебя за руку.
Казанский собор.
Вереница нищенок.
Золотой отблеск солнца.
Купол с крестом.
Ряды колонн.
Тяжеленные двери.
Чудотворная икона.
Еле слышно шепчу тебе.
Золотой отблеск солнца.
Кольца.
…
Здесь, среди облаков, высоко над Землей, получится ли крикнуть громче, крикнуть выше и не по-игрушечному. Не глядя ни на лампочки, ни на мертвые свалки облаков.
Проклиная это бесполезное, отравляющее чувство.
С которым также невозможно умереть, как и жить…
…
Когда-то, в прошлой жизни, простые строчки, написанные шариковой ручкой в тетради в клетку, звучали под гитарный перебор довольно складно и вполне бессмысленно…
Накручиваю ручку автомобильного приемника. Вдруг «ты меня на рассвете разбудишь, проводить необутая выйдешь». Вдруг золотой отблеск солнца, прикосновение апрельского льда, ночь, дождь, ветер, красные лепестки роз на полу...

Октябрь 2006