Он должен родиться в столице, так было задумано с самого начала. В роскошном доме отца давно приготовили уютную комнату. Успели договориться с нянькой, найти кормилицу и сделать много важных дел, без которых младенцу немыслимо появиться на свет.
В столице родители Алексея могли себе позволить лучшие условия жизни. Отец служил капитаном пограничной эскадры, а у матери не было нужды самой зарабатывать на содержание семьи. Но даже высокое офицерское звание значит немного, если Адмиралторий шлёт срочный приказ.
- Мы остаёмся, - в голосе Владимира прозвучало тихое отчаяние. Он ослабил тугой ворот парадного мундира, в котором навестил здание прибрежного штаба. В качестве подтверждения капитан эскадры бросил на стол тугой свиток с приказом. Нервным шагом приблизился к зеркалу. Убедился, всё так и есть. На резком волевом лице появились усталость и бессильная злость. Взгляд потерял непоколебимую твёрдость. Ещё с утра Капитан был абсолютно уверен, им удастся попасть домой. А теперь пергамент за подписью министра обороны перечеркнул все надежды.
Жена бесстрастно встретила его взгляд, полный надежды на понимание.
Она была ниходом, его единственная женщина, любимая жена, которая скоро станет матерью. Ниходы умеют скрывать свои переживания за бесстрастной маской спокойного лица. А он давно научился читать её настроения по мельчайшим переменам в голосе и мимике.
Капитан решительно отступил от зеркала прочь, согнулся в коленях и сел на ковёр рядом с супругой. Мундир выглядел как строгое самурайское кимоно. Впрочем, военную форму действительно шили на основе ниходских портняжных традиций.
- Ты что, правда решил, оставить меня здесь? – холодно спросила Наоми.
- У меня приказ, радость моя, - хрипло проговорил Владимир.
- Значит, наш сын родится в этой дыре? В этом захудалом приморском городишке? Тут нет даже приличной больницы.
Капитан плотно сжал челюсти. Как ей объяснить, что он солдат, который давал присягу? Он просто не может взять и ослушаться приказа. До Иркты ехать две, а то и три недели. А если малыш решит родиться в пути?
Она словно прочитала его мысли.
- Ты нарочно всё затянул, - Наоми отвернулась и твёрдо оттолкнула его руку, протянутую в утешение.
Ничего затянуть Владимир не мог. До срока оставалось больше месяца. Ещё вчера они были уверенны, что отбудут в столицу в конце недели. Теперь всё полетело кувырком.
- Мы остаемся. Я не могу нарушить приказ Адмиралтория. По данным разведки Непримиримые собираются опустошить торговые порты, через которые идут корабли из Арханги, Тиксы и Хонга.
- Это всё твои военные игры! Сколько раз они, - Наоми махнула рукой на запад, в сторону Иркты, - Ты только посчитай, сколько раз они ошибались?! Да эти Непримиримые больше миф, чем настоящая угроза. Не ты ли мне об этом говорил?
Владимир покачал головой.
- Да, часто я сам вызывался ловить их суда. Как и у нас, у Непримиримых основная связь через море. И то всё вдоль побережья. Но сейчас у меня приказ, понимаешь?
- Нет, Вовка, не понимаю, - в голосе Наоми прорезались слёзные нотки, - Это не только мой ребёнок, это наш с тобой ребёнок. И он должен расти, как подобает сыну капитана эскадры. В столице, в Иркте. А не тут, в этой дыре. Это самая настоящая никчёмная дыра!
- Ну, во-первых, Порт-Артур никакая не дыра, это древнее, славное поселение.
- В пятьсот дворов, - хмыкнула Наоми.
- А во-вторых, я боевой офицер. И ты плохо себе представляешь профессию моряка, если ждёшь, что я буду всегда с тобой на земле, в уюте столичной жизни. Раньше жены не видели моряков месяцами, а то и больше.
- Раньше? – Наоми сердито свела брови, - Раньше по морям вообще не ходили. Всюду была эта Флора. Это только в последние десятилетия взяли моду по морям плавать. Раньше всё было не так!
Капитан знал, когда спорить можно, а когда бесполезно. Он поднялся и шагнул к двери. В спину донеслись причитания. Малыш в утробе сильно пинался, к тому же Наоми становилось всё труднее ходить и делать самые простые вещи. Зато жаловаться на судьбу она стала чаще и делала это с необычайным вдохновением. Едва стало ясно, что поездка в столицу сорвалась, Наоми потеряла самообладание и впала в истерику.
- Ты не офицер, а тряпка! – отчаянные вопли неслись вслед Владимиру, - Не можешь уехать ради нашего ребёнка! Он погибнет в этой дыре! У тебя что, нет заместителя? Не на кого оставить пол дюжины своих вонючих гнилых корыт? Да ты меня просто не любишь!
Капитану стоило немало усилий сдержаться и не дать жене пощёчину. Но он не просто носил знаки отличия, всем своим существом Владимир осознавал, что является офицером. Оттого относился к статусу с должным почтением. Даже если эмоции берут верх, остаётся честь мундира и просто мужская честь. То, что простительно простому матросу, не дозволено тому, кто носит белое кимоно капитана.
Он постарался не хлопнуть дверью. Получилось всё равно громко, но всё же лучше, чем могло быть. Владимир быстро оставил их дом за спиной. Дом не дом, так, лачуга с минимумом удобств. Но есть горячая вода, слюдяное зеркало, рыночные продукты дают регулярное здоровое питание. В городке Наоми было скучно без столичных подруг и привычных развлечений. Но когда родится малыш, она, конечно, забудет об этих истериках. Всё будет так, как раньше. Да и свободного времени не останется. Дети требуют много внимания. Он сам был старшим в семье, где вырастили четверых детей. И представлял себе, как это будет. Наоми быстро согласится на помощницу из местных, даже если сейчас с отвращением смотрит на простых приморских баб.
С такими мыслями капитан вошёл на пристань. Пятеро капитанов и старший помощник с его собственной боевой баржи вытянулись и в почтении склонили головы.
- Вольно, солдаты.
Строй расслабился. Все ждали, что же скажет капитан. Сейчас он назначит своим заместителем Евгения Ильина, за одно отрядит вахтенного в подчинение Ильину, а потом сообщит, что завтра отбывает в столицу. Быть может, соберёт офицеров у себя в капитанской каюте, появятся на грубом столе бутыль рома и скромная, но до боли родная вяленая рыба.
- Отплываем через пять часов. Приказ Адмиралтория. Разойтись по местам.
Евгений хотел было спросить, а как же ребёнок, но промолчал. Приказы Адмиралтория не обсуждаются, по крайней мере, с капитаном эскадры.
Вместо того, чтобы пройтись по палубам своей флотилии, молчаливо осмотреть всё натренированным взглядом, а потом вызвать к себе кого следует и отчитать за непорядок, Владимир быстро взбежал по дощатому трапу на борт своей баржи. Глухо хлопнула обитая войлоком дверь. Моряки прислушались к неожиданной тишине. Может быть, им только показалось, а может быть, и нет. Только тихие звуки очень напомнили глухой звон керамической посуды. Бутылки рома, например, и стакана. Переживает капитан, подумали моряки и принялись готовить эскадру к отплытию.
Шесть больших, видавших виды кораблей вышли в положенный срок. Керамические печи в центре каждого судна дымно струили вверх отводку паровых двигателей. Лопасти бортовых колёс вспороли тяжёлую серость морской глади. Солёные брызги оставили тёмные следы на просмоленных брёвнах и на керамических плитах бортовой защиты. Места у бойниц заняли матросы, вооружённые скорострельными карабинами. Помимо порохового оружия у каждого под рукой был длинный лук с влагостойкой тетивой и пирамида с дюжиной стрел. Перья бакланов не боялись воды, потому из них и делали оперение для стрел морских лучников. Владимир зачитал приказ перед самым отплытием. Усиленная боевая готовность и курс на юго-запад, вдоль побережья. На территорию Флоры, то есть дальше, чем на пару сотен километров от берега, заплывать не рекомендуется. Предположительная численность противника до десяти судов. Вероятность перемещения одной группой невелика. Других подробностей в приказе не было. Задача сформулирована просто. Найти и уничтожить корабли Непримиримых вдоль побережья, на пути к порту Хонга.
- Кому-то в Хонге примерещилось, вот и зашевелились, - проворчал Евгений, неодобрительно. Он с сочувствием вглядывался в непроницаемую темноту за слюдяными окнами капитанской каюты.
- Да, за одно и у Тиксы, и у Арханги, - заметил боцман Йосибуми Савабэ.
- Так что же мы на юг-то плывём? Может, нам на север надо? – поделился сомнениями вахтенный офицер Кенсусе Амада.
- А то у них на Севере кораблей нет? – отмахнулся первый помощник, - Нам дали приказ юг прочесать, вот мы и прочешем.
Офицеры ниходы переглянулись, но не нашли чего ответить. Ильин не зря был первым после капитана. Умел быстро находить разумные ответы на такие вопросы, к которым ответ сходу не подобрать.
Через полчаса корабли вышли на морской простор. В снастях запел тугой ветер. В печи перестали подкладывать дрова, и матросы полезли на мачты раскрывать паруса. Эскадра поймала попутный ветер и устремилась на юг.
Прошло чуть больше двух дней, когда природа решила сделать всё по-своему. У Наоми отошли воды, а ближе к ночи начались схватки. Это было совсем не правильно, Наоми не зря испугалась. Только в этот день акушера в городке не случилось, так что пришлось женщине звать на помощь соседей. Пришли две бабки и одна молодая девчонка, лет четырнадцати, а то и меньше. Толку от неё было мало, зато старушки могли отвести душу. Было на кого накричать, если что-то не получается, кому принести ещё одно полотенце или дотащить ещё одно ведро горячей воды. Гомона и причитаний было, хоть отбавляй. Крики и стоны Наоми разносились на все окрестные дворы, но вскоре погода решила сгладить однообразие другими звуками. Небо закрыли тучи, настолько тёмные, что ночное небо в сравнении с ними казалось бледно-серым. Чтобы разглядеть, как они наползали друг на друга в темноте, света старика-месяца было мало. А потом и его скрыло тяжёлой пеленой непогоды. И понеслись из-за горизонта громовые раскаты. Вначале далеко, потом ближе и ближе. Небо раскалывалось причудливой паутиной ярких молний. Из края в край, то вправо, то влево. Бело-голубые отсветы прорисовали каскад находящих друг на друга тёмных грозовых исполинов. Далёкие контуры испуганных сосен на невысоких сопках и хилые силуэты городских домов казались ничтожными в сравнении с могучими хлыстами небесного пламени. Раз за разом интервалы между вспышками и раскатами сокращались. Потом они слились с криками роженицы в непрерывную звуковую какофонию. Небо пылало ослепительными ритмичными вспышками. Чуть позже все звуки перекрыл неумолимый шелест тяжёлого субтропического дождя. Крик новорождённого Алексея был едва слышен. Пока мальчику очищали рот от слизи, обрабатывали пуповину и осматривали, Наоми безучастно смотрела в сверкание острых дождевых струн за окном. Во взгляде обессиленной женщины были только боль, страх и пустота. Она так и умерла на широком обеденном столе, под крики ребёнка, под стук крупных капель, под вспышки молний и раскаты грома.
Непогода настигла эскадру, когда корабли проходили мимо скалистых берегов земли, которую когда-то называли Южной Кореей. Шторм налетел внезапно, слишком быстро и беспощадно. Капитан выбрался наружу из каюты и поймал Ильина за рукав плаща. Плащ промок насквозь и стал тяжёлым, как камень.
- Выходите в открытое море!
- Капитан, - отмахнулся Евгений, - штормом принесёт обрывки Флоры. Как знать, кого из нас она сожжёт? Может меня, может вас. Ну, нет, лучше мы будем держаться ближе к скалам.
Волны между тем становились всё выше. Солёные шквалы накатывали один за другим. На одной из барж с хрустом вывернулась мачта, переломилась пополам и ухнула в тёмную воду вместе с канатами, снастями и двумя моряками. Искать их за бортом даже не пытались. В такую непогоду море с силой швыряет во все стороны суда, едва не сталкивая бортами. В бурлении воды и деревянных обломков трудно уцелеть. Даже если удастся, волны швырнут тело на скалы или на керамическую броню судов. Человеку за бортом в такой шторм не спастись.
Владимир на некоторое время задумался. Эскадра могла и дальше идти тем же курсом, но фактически, она была подвластна волнам. В такую непогоду лопасти водяных колёс не справятся с силой моря, никаких двигателей не хватит на то, чтобы выровнять курс. Остаются только вёсла и рули, чтобы хоть как-то противостоять стихии. Тех, кто послабее, уже скрутило. В такую качку иной старый морской волк вспомнит, что он ел за ужином. Кто оказался в силах, те бросились к бортам и взялись за широкие рули и крепкие вёсла.
- Держим курс в море, это мой приказ, - крикнул Владимир. Он постарался, чтобы голос прозвучал как можно внушительнее. Но гром и гул волн заглушили его.
- Капитан, - взмолился Ильин, - Там Флора!
- Да, Женя, я именно капитан! Лучше Флора, которая в сотне миль от берега, чем острые прибрежные скалы. Так что вперёд, в открытое море, - свирепый взгляд Владимира не оставлял выбора.
Евгений помедлил какое-то время, лишь потом спустился на палубу и стал пробираться к матросам. Он хватался за лини стоячего такелажа, чтобы не упасть с ног от накатов солёной воды и порывов пронзительного ветра. По мере того, как Ильин раздавал приказы, матросы брали управление баржой на себя. Судно стало медленно разворачиваться кормой к берегу. С мачт пели хлёсткую песню обрывки оснастки и клочья сорванного паруса. Первый помощник убедился, что остальные суда правильно истолковали сигналы масляного фонаря, и вся эскадра медленно разворачивается в море.
Они с боцманом даже похлопали друг друга по спинам, посмеялись над непогодой и решили, что это не самый страшный шторм, который доводилось видеть.
Потом подошли высокие волны.
Баржа, где находился капитан эскадры, встала под натиском волн вертикально. В это самое время Владимир был в каюте. Пьяный от рома, он слабо соображал, где и что происходит. Инстинктивно покрепче ухватился рукам за край скамьи и почти не удивился, что бутылка с чашкой соскользнули на пол и глухо стукнулись друг с другом. Запах спиртного из разбитой бутылки и отчаянные позывы желудка вывернуться наружу подавили другие ощущения. Он и не слышал, как за дверью кричат, падают в море люди, как с хрустом разламывается на части его корабль, а вслед за ним и вся эскадра.
- Вот, - сказал себе капитан, - Тяжко это. Родится у меня сын, чёрта с два он будет моряком. Такая качка.
Удар волны проломил каюту насквозь. Безвольное, пьяное тело швырнуло о доски, и тёмная кровь смешалась с бурлением тёмного моря. Капитан умер прежде, чем понял, как не надолго пережил свою баржу.
К утру остатки эскадры разметало на многие километры. Кому-то повезло оказаться ближе к берегу, кому-то нет. В иных местах люди в оглушённом полузабытьи карабкались по скользким солёным брёвнам избитыми в кровь пальцами, хватали пересохшими глотками воздух и старались не думать о жажде. У кого-то рассудок совсем потух, они впадали в забытье и галлюцинировали. Им казалось, что вокруг вода, которую можно пить. Они открывали рты и делали несколько глотков. Потом бились в конвульсиях и уходили под воду. Руками пытались разогнать наплыв боли и световых пятен. Море быстро пеленало безумцев холодной силой волн и темнотой глубины.
Тех, кому хватило воли терпеть и что есть сил грести руками к берегу, было мало. Тех, кто сумел достичь берега, и того меньше. Остальные, даже если держались плавучих останков, обреченно ждали на волнах своей смерти. И некому было увидеть, кого и как коснулись зелёные, хищные щупальца. Волны принесли обрывки Флоры. Многие из тех, кто остался на поверхности и не успел утонуть, стали добычей хищных водорослей.
Спаслись единицы. Чуть больше десяти человек. Во главе отряда встал Евгений Ильин. Пожилой моряк уже не раз выходил живым из похожих переделок. Настал черёд встать во главе остатка эскадры и предпринять пеший поход домой. А те паруса, что мелькнули на следующий день у горизонта, могли быть флотом Непримиримых. Остановить их теперь было некому.
Так случается, иногда горько и непоправимо. И всё равно приходится жить. В тот год Непримиримые опустошили военные базы на побережье, потопили несколько караванов, но, как обычно, не тронули мирное население. Евгений Ильин и Кенсусе Амада, который тоже каким-то чудом спасся в ту ночь, но добирался до родного поселения самостоятельно, рвались в бой. Однако в ближайшее время Адмиралторий не планировал восстановление эскадры. У властей и так было дел невпроворот. Надлежало в кратчайшие сроки восстановить снабжение военных баз, отбросить Непримиримых как можно дальше, привести в порядок инфраструктуру приморья и так далее, без конца. В Порт-Артур прибыла новая боевая эскадра, но пробыла совсем недолго. Адмиралторий переместил передовые посты южнее. Некогда оживлённые пирсы поблекли в неспешном унынии мирной рыболовецкой рутины. Половина тех, кто уцелел в ночной трагедии, разбрелись в разные стороны. Осталась бойкая команда опытных моряков во главе с Евгением, они-то и сообразили сделать свою собственную баржу. Конечно, ей было далеко до настоящих военных судов. И керамика была, что называется, кустарная, тяжёлая да хрупкая, и не было под рукой легендарной пальмовой древесины из южных широт. Баржа получилась корявая, неповоротливая, но всё же способная к бою. Моряки знали, что никто не прикажет выходить на самодельной посудине до высоких морей. Высокие моря теперь не для них. А для обороны города, если случится беда, судно вполне сгодится. Потерпевшим крушение удалось даже выбить прибавку к официальной пенсии. Группа моряков обрела формальный статус береговой охранной бригады. Когда в гавани стоит баржа с государственным флагом, это значит одно – городок имеет стратегическое значение. Даже мирные рыболовы знали, им теперь есть, чем гордиться.
Собственно, с флага и началось знакомство мальчика Алёши с морской жизнью бывших товарищей его отца. Мальчонку взяли на воспитание в городской приют, так как родственников в Порт-Артуре не нашлось. А из столицы никто не спешил за ним, хотя в официальной прессе объявили о смерти капитана и его супруги. Прошли годы, и скоро Алёша достаточно вырос, чтобы бегать на берег и играть с прибойными сокровищами – обрывками сетей, поплавками, которые мшисто обросли водорослями. Из таких поплавков получались отличные игрушечные суда. Алёша делал из веточек мачты, спицы воображаемых колёс и рулевые вёсла. Морские баталии на мелководье занимали не только его, но и стаю таких же, как он, ребятишек. Моряки с баржи смотрели на возню малышей и посмеивались.
Им было невдомёк, сколько радости и азарта в сражениях за обмывки цветного стекла, обломки невиданных по красоте раковин, морских звёзд и круглых морских ежей. Мальчишкам было всё равно, что на солнце водоросли высыхают и начинают источать несусветную вонь. Воспитатели, родители, а порой и соседи выбрасывали на свалку целые флотилии. Туда же отправлялись раковины, когда вдали от морской воды высыхали, белели накипью соли и теряли красочный вид. Про стеклянные окатыши и говорить нечего. Тускнели, серели и белели шершавой накипью изъеденной солью поверхности. Для взгляда со стороны в них не было никакой ценности.
Но для мальчишек всё было не так. Они росли на берегу моря и мечтали быть моряками. Алёша прибегал на пирс, когда заканчивались игры, касался руками просоленных канатов, отдергивал руку от острых краёв колотых керамических деталей, потом снова протягивал руки и трогал таинственные, могучие снасти. Он пытался представить, как такие огромные канаты можно не то, что поднять и намотать на кнехты, как вообще их можно сдвинуть с места. Это под силу только великанам, волшебникам и морским чертям. Наверное, таким, как эти суровые загорелые дяди на барже. Вот им как раз под силу. А чем отличается их корабль от тех кораблей, которыми играет он сам с друзьями? Размерами. Да, это в первую очередь. А ещё…
- Тебе чего, малыш? – спросил Алёшу Кенсусе, когда семилетний паренёк в немом созерцании застыл под высоким бортом баржи. На гладких брёвнах играли отблески тёплых вечерних волн.
Бывший вахтенный не был уверен, что это именно Алёша Мальцев, ведь мальчик выглядел как большинство сверстников в городке. Немного раскосые глаза, растрёпанная шевелюра неопределённого цвета, чумазое лицо и следы частой беготни по морскому мелководью – песок и мелкие ракушки у самых коленок, чуть выше белёсые разводы, где подсохла соль, а чуть ниже вся та пыль и грязь, которую способны собрать в беготне по дорогам детские ноги. Рубашка, шорты и шейный платок выглядели так, словно их месяц не стирали. Может быть, так оно и было.
Мальчишка закусил губу и задумчиво почесал нос. На то, чтобы не начать ковыряться пальцем, ему хватило ума и такта.
- Дядь, а дядь.
- Ну чего тебе?
- А это что?
И малец пальцем показал на флаг.
- А, это, - усмехнулся Кенсусе, - Это, малыш, флаг нашего государства.
- Ну да? – недоверчиво нахмурился Алёша.
- Честное слово, - кивнул моряк, - Ты знаешь, что на нём изображено? Видишь красный круг посередине, это солнце. На нём белый знак, ну это я тебе скажу, единство знак обозначает. Запад и восток, мальчики и девочки, короче, долгая история.
- А эти… полоски?
- Три полосы-то? – переспросил ниход, - Да шут их знает. По-моему белая это звёзды, синяя это море, а красная это недра. Но тут я могу ошибаться. Но раз красный круг солнца на синей полосе, видишь вон?
Мальчик внимательно следил за описанием и уверенно сказал «угу».
- Значит, синее и есть море, я так разумею.
В это самое время раздался стук шагов по дереву палубы. Из-за края борта свесилась небритая, косматая голова Ильина. Широченные руки в сложных татуировках опёрлись на борт. Рот искривился в широкой добродушной улыбке. Алёша в первый миг испугался и уже хотел дать дёру, но улыбка седовласого моряка располагала к доверию.
- О-ё, кто это тут у нас? Лёшка, Мальцев, ты?
- Да, я. А вы, дядя, кто, я вас не знаю.
Ильин откашлялся и вовремя прикусил язык. Начинать знакомство с того, что он был рядом с папой мальчика, когда тот погиб, Евгений не мог.
- А меня все знают. Я вроде как капитан этого судна, Евгений Ильин, но для тебя просто дядя Женя.
Мальчик нахмурился и принялся внимательно рассматривать татуировки.
- Дядь, а ты морской чёрт?
Моряки не выдержали и заржали в полный голос. Алёша не испугался, но сильно смутился и всё-таки засунул палец в нос. Потом задумался и сунул его в рот.
- Вынь палец, кому говорю, - рявкнул Ильин, когда сумел справиться со смехом, - Да какой же я чёрт? У чертей рога там всякие, хвост чёрный.
- Дядь Жень, а ты в брюках. Может у тебя там хвост.
Ниход тихо выругался, а Евгений с огромным трудом подавил новый приступ смеха.
- Честное слово, Лёха, нет там у меня хвоста. У чертей бывает, а у меня нет. Я ведь никакой не чёрт. Обычный моряк. Ты чего хотел?
- Флаг он рассматривает, - кивнул вверх Кенсусе. Над причалом нависали переплетением ванты и другие снасти, на прочной верёвке подрагивал флаг. Тёплый вечерний ветер слегка теребил цветную ткань. Потому-то и можно было рассмотреть флаг в деталях. Но ниход уже рассказал Алёше о флаге, так что новых объяснений не потребовалось. Алёша долго мялся в смущении, а потом заявил, что хочет такой же игрушечный флаг на мачту своего корабля. Кораблика, поправился он и сощурился на отсветы солнца в переплетении могучих снастей. Просоленные и просмолённые канаты висели на недосягаемой высоте.
- Флаг говоришь? – усмехнулся Евгений, - Ну это надо посмотреть, каков он, твой кораблик. Вот приходи завтра, поглядим на твой кораблик, может и придумаем чего.
У Алёши перехватило дыхание. Неужели, правда? Они сделают ему флаг и… У него будет самый славный, самый сильный и самый настоящий корабль! Вот тогда можно будет делать эскадру.
Мальчишка побежал прочь, только пятки засверкали. Пару раз оглянулся, чтобы убедиться, это не шутка и не мираж. Нет, так оно и было. Моряки стояли и смотрели ему вслед. И ждали, что он придёт завтра.
Во дворе приюта мальчишка переворошил все свои запасы поплавков из-под сетей. Соскрёб с лучших водоросли кремнем, а потом выпросил у сторожа удобный керамический нож. Не на долго. Сел на крыльце рядом с его будкой и потратил не один час на выпиливание корпусов кораблей из твёрдых как дерево поплавков. Почему-то хотелось сделать длинный, узкий и стремительный, как лодка, но Алёша знал, каким должен быть корпус военного корабля, грозной баржи с паровым двигателем, колёсами и мачтами. Поэтому старался вовсю. Сторож с интересом наблюдал за работой. Намётанным взглядом он заметил, как покраснели руки мальчика от работы. Завтра будут болеть и мозолей не миновать.
- Ну-ка хватит, - рявкнул он на Алёшу, - давай сюда нож, ишь, насорил. Убирай давай!
Алёша быстро вернул нож, потом сбегал за метлой и старательно прибрал стружку. Ссыпал ошмётки в ящик, сплетённый пенькой из досок. После этого замер в ожидании. Сторож опустился на крыльцо и внимательно рассмотрел поделки. Конечно, мальчишка сделал немного, но старание компенсировало неумение.
- Ну ничего, ничего, - покачал головой бородатый сторож. Взвесил на загорелой морщинистой ладони одну из поделок, - Вот этот хорош получился. Молодец.
Алёша не поверил своим глазам, когда сторож отстегнул от пояса ремешок с монетами и протянул мальчику фарфоровую пластинку с печатью. На монету в пять копеек можно было купить леденец, а то и два, если поторговаться.
- Заслужил, - улыбнулся сторож, - А теперь дуй отсюда, ужин скоро. Вон ваши уже собираются.
И действительно, у двери столовой собрались уже несколько мальчишек и девчонок. Алёша подумал, что после ужина сделает себе ремешок, как взрослый, и будет носить на нём свои первые деньги.
У сына капитана Мальцева началась новая жизнь.
На следующий день на барже никого не было. Мальчик не знал, по каким делам отлучились моряки, прождал пол дня, а потом пошёл прочь. То же самое случилось на следующий день. Алёша уже совсем было отчаялся, но на третий день о нём вспомнили. Ниход по имени Кенсусе громко свистнул, чем привлёк внимание мальчика.
Алёша обернулся и насупился. Моряк сурово смотрел на него, но что-то в лице было таким весёлым, задорным и неуловимо доверчивым. Мальчик легко понимал мимику ниходов, так как сам был наполовину ниход. Но в этот раз он растерялся.
- Ну-ка иди сюда.
Алёша испуганно засеменил к трапу. Кенсусе в просторных моряцких шароварах держал на плече моток каната и очевидно спешил по своим делам, но мальчишку окликнул и остановился.
- Дядя, - испуганно прошептал Алёша.
- Ты что натворил, а? Ты хоть знаешь, что натворил? Ну-ка бегом к дяде Жене! Быстро-быстро. Стой, - он поймал мальчика за плечо, когда тот уже застучал босыми пятками по трапу, - Покажи.
Алёша протянул игрушечную баржу.
- Здорово, - сдержанно заметил ниход, не меняя тона и выражения лица, - Бегом, Лёха!
Мальчик слышал, как бешено стучит сердце, от страха и изумления он потерял дар речи. От того и припустил во всю прыть вверх по обтёртым доскам.
А Кенсусе тихо рассмеялся вслед и неспешно побрёл вдоль причала по своим морским делам.
Мальчик опасливо постучал в косяк двери. Евгений громко сообщил, что открыто.
Алёша медленно и неуклюже протиснулся в дверной проём. Он не сводил глаз с капитана Ильина. А во взгляде моряка было то же неуловимое ехидство, смешенное с серьёзным осуждением.
- Дя… я ничего, я правда.
- Садись, - сурово сказал капитан.
Мальчик не сразу нащупал спинку стула. Иначе как с опорой под руками он не решался шагнуть к столу капитана.
- Давай сюда, - протянул здоровенную лапу Ильин, взял в руку игрушечную баржу и с притворным кряхтением потянулся свободной рукой куда-то под стол.
И тут на свет появилась настоящая капроновая леска. За ней тонкая игла, а потом и небольшой шеврон, вышитый цветными нитками прямоугольник. За первым шевроном последовал второй. Евгений сложил их вместе и продел леску в игольное ушко.
- Игла из углепластика, Лёшка, прикинь? Вот какие нынче чудеса творят техники, химики и вся эта учёная братия. А мы вот простые моряки, у нас костяные иглы, но такую вещь не сшить, сломается или оставит дыру в палец. Так что пришлось поискать. Да и шевроны тоже не просто было найти.
Ильин говорил и сшивал два прямоугольника вместе. Потом оставил с короткого края несколько петель из лески. Полоснул тускло жёлтым ножом из инструментальной керамики по леске, протянул кусочек Алёше и спросил:
- Рыбацкие узлы умеешь вязать?
Алёша не умел и признался.
- Я тоже не умел. Но научился. И ты научишься. Смотри.
Мальчик во все глаза наблюдал за чудесами в ловких руках капитана. Потом несколько минут мял леску и пытался повторить узел. Капитан терпеливо показывал снова и снова. Наконец у мальчика получилось.
- Вот так, теперь сможешь привязать флаг на мачту. Всё, держи и беги играй. У меня дел куча. И так два дня таскался по окрестностям и остальных подпряг. Нелегко в нашей дыре такие вещи отыскать, - Ильин кивнул на дары, которые сжал в руках Алёша.
- Дядя Женя, - изумлённо прошептал Алёша, - Я заплачу.
Он снял ремешок с пятикопеечной пластинкой и протянул её капитану. В свои семь лет мальчик умел быть благодарным. Капитан лишний раз убедился, что приют в их городе не чета другим, здесь действительно хорошие воспитатели.
- Знаешь, всё-таки этот флаг стоит немного дороже, - «немного» исчислялось двумя нулями, так как офицерские шевроны делали небольшими партиями и вышивали вручную, - Давай-ка будем этот флаг считать моим тебе подарком. Хорошо? Одно условие. Постарайся не потерять.
Алёша кивнул и надел ремешок обратно на шею.
Мальчик сдержал слово так, как только можно держать слово в возрасте семи лет. Он не терял флага до самой осени. Но вот настали холода, и детям запретили бегать на мелководье. Евгений часто видел Алёшу с корабликом, на котором ярко пестрел флаг. Больше ни у кого из мальчишек не было такого флага. Позже ребят в последний раз выпустили порезвиться у воды. Но погода испортилась, и их быстро созвали обратно в приют. С приходом непогоды море начинало сильно штормить, из серых мокрых исполинов-туч посыпались первые капли осеннего холода. Ильину показалось, что Алёша вбежал обратно на берег без флага. Капитан покинул баржу и спустился к воде. Да, флажок оказался тут же, на полосе прибоя. Едва не унесло волной. Ну, малыш не виноват, рассудил капитан, слишком быстро их загнали назад. Спрятал драгоценную вещицу в карман тёплого бушлата, похожего на кимоно. И пошёл обратно на борт. Когда-нибудь флаг снова увидит свет летнего солнца над солёным морским простором. Всему своё время.
Прежде, чем капитан поднялся по трапу на борт, дождевые капли сменились липким осенним снегом. Зима спешила стать полноправной хозяйкой тихоокеанского побережья.
Год оказался совсем нехорошим. Свирепые холода и метели принесли с собой болезни. Много посевного зерна вымерзло, да и оттепели пришли намного позже, чем обычно. Посевная прошла из рук вон плохо. Одно радовало жителей городка. Рыболовное хозяйство. Евгений снарядил баржу в промысел, так что весна и лето прошли в море. Лишь изредка баржа «Владимир», так назвали её моряки в память о капитане, и тут не было разногласий, оставалась у причала надолго. Только разгрузить трюмы, да подлатать сети.
Дети из приюта, а также их сверстники во всю помогали старшим. Чинили старые сети и вязали новые. Кое-кто подцепил Флору из морской воды, но от этого никто не был застрахован. Что поделаешь, такова жизнь. Пусть цветут незабудки над новыми холмиками на городском кладбище.
Дети и взрослые маялись от недоедания, но кое-как перебивались. Однажды Алёше пришлось нести на баржу охапку прямоугольных сетей, почему-то прозванных зеркалами. Наверное потому, что они стояли в воде вертикально, а рыба словно заглядывалась в ячейки и застревала. Растопыренные жаберные крышки торчали во все сторон и не давали вырваться на волю. «Глупая рыба, любит смотреться в зеркало»,- усмехнулся себе под нос Алёша и едва не споткнулся.
- Эй, ты! – раздался окрик.
Мальчик затравленно огляделся. Ниход с палубы баржи внимательно вцепился взглядом в Алёшу. От этого взгляда стало не по себе.
- Ну, короче, ты попался. Оставь у кнехта сети беги назад. Кто там сейчас с тобой, я видел шестерых, Вася, Юсико, Славик там, да? Ещё кто-то, я их не знаю. Сколько вас там сетки чинит?
- Ещё Катюшка и Митиро с братом, - перечислил Алёша. Именно столько детей и занимались в этот день починкой сетей.
- Короче, мелюзга, давайте быстро все сюда и сети прихватите. И бегом, а не то хуже будет!
Алёша в ужасе побросал сети и поспешил к ребятам. Позвал их на пирс, сбивчиво объяснил по дороге, что моряк Кенсусе совсем не намерен шутить шутки. Что-то они там напортачили. Дети стали дружно вспоминать, кто и в чём виноват. Кто-то стащил воблу, у кого-то сеть была дырявая, несмотря на все старания и новый самодельный челночок.
- Ну ладно, это, - отмахнулся Славик, который был старшим в компании, - Строго накажут кого-то одного. Всех не станут.
Ниход сурово осмотрел толпу ребятишек у подножья трапа.
- Все тут?
- Да, - сглотнул Алёша.
- Ну что, добегались, сорвацы. Бегом на борт! А то я не знаю, что сейчас сделаю.
Босые ножки и ножки в потёртых ботинках застучали по доскам трапа.
- Давайте-ка на корму, живо, живо. Там дверь, вам туда.
Дети не сразу опомнились. А когда опомнились, почувствовали, что их толкают в спины вперёд. И только теперь до них стало доходить, что можно принюхаться к запахам, ведь это для них. Перед ними стояли скромные пиалы с дымком над душистой ухой, а рядом с палочками лежали ломти хлеба. Кок сказал, что можно есть до отвала, добавки хватит на всех. На втрое, правда, тоже рыба. И тоже красная.
- Ешьте, - приказал капитан.
Дети набросились на еду, а моряки смотрели на них и улыбались.
Прошёл год, за ним ещё несколько. Занятия в городке были не то, чтобы хорошие, просто достаточные. Алёша выучился читать, писать на современном скрипте, похожем на древние русидские и ниходские письмена. По сути своей, это был синтетический язык с минимумом падежей и множеством предлогов. Он был создан на основе так называемой русской письменности и слоговой азбуки японского языка, катаканы. Большая часть лексики была заимствована из русского языка. Иероглифическая письменность осталась в прошлом, так как требовала много времени для усвоения. Учитель скритпа однажды упомянул, насколько были похожи друг на друга русский язык и японская катакана. Особенно это касалось правила, по которому вслед за согласным всегда должен идти гласный. В каткане вообще не было обособленных согласных, они всегда употреблялись в сочетании с гласной.
Всё это и многое другое вызывало у Алексея неподдельный интерес. Может быть, его знания и кругозор не были энциклопедическими, но среди своих соседей он отличался тем, как всегда стремился узнать новое. И это заметили педагоги приюта. Когда Алёше исполнилось пятнадцать лет, директор приюта навёл кое-какие справки и нашёл общий язык с капитаном Ильиным. Они о чём-то долго говорили с глазу на глаз, попивая ром в капитанской каюте «Владимира».
Об этом разговоре, о письме в столицу и об ответе из Адмиралтория Алексей Мальцев не знал. Поэтому совсем не удивился, когда услышал разъярённый окрик моряка Кенсусе Амада.
- Стой, кому говорят! Мальцев, стой я тебе говорю.
- Слушай, дядя Кенсусе, иди-ка ты, а! – огрызнулся Алёша, которого уже порядком достали плоские шутки нихода.
- Значит слушай меня, Мальцев, - моряк стукнул кулаком по борту баржи, - Ты сейчас же идёшь к капитану, или я спущусь и возьму тебя за шкирку, после чего притащу на борт силой.
- Ха! – парень едва не покатился со смеху, - Ты догони вначале!
Ниход прикинул, что догнать этого рослого, высокого паренька будет непросто.
- Да больно мне за тобой бегать надо, - отмахнулся Кенсусе, - Не пойдёшь прямо сейчас, тебе же хуже. Я сам пойду к директору приюта. Кончилась твоя вольная житуха, Мальцев, не бегать тебе тут за девками.
- Да больно-то я бегаю, - покраснел Алёша. Да, была тут одна красавица, Катерина. Давно дружат, ведь оба приютские. Неужели этот моряк подсмотрел, как они на той неделе целовались? Вот будет напасть, обоим достанется, у них в приюте с этим строго.
- Что, угадал? – рассмеялся Кенсуке, - Ну дело молодое, я же понимаю. Короче, давай к капитану в каюту и без разговоров. А то…
- А то что? – переспросил парень.
- Вот ты тупой на нашу голову, - скривился помощник капитана «Владимира», - К директору пойду, елки зелёные.
- Дядя Амада, вы что, серьёзно? – нахмурился Мальцев.
- Да! – не выдержал ниход и разродился такой отборной морской бранью, что Алексей неслабо пополнил свой словарный запас, который и так нельзя было назвать скудным благодаря жизни среди моряков.
- Иду, иду, - отозвался Алексей и поспешил на борт баржи. Кенсусе проводил его долгим, серьёзным взглядом. Если бы Алексей не согласился подняться на борт, ниход и правда пошёл бы к директору. Вместе с Ильиным.
Капитан немного постарел за эти годы, но оставался всё тем же крепким ветераном морей. Широкую грудь в тельняшке рельефно украшали натренированные мышцы. Вот только рисунки татуировок слегка поблёкли. Правда, от этого они выглядели ещё внушительнее на мощных загорелых руках. Сейчас Евгений Ильин был без капитанского кимоно, он сидел в расслабленной позе за столом. Перед ним стояли два стакана и бутылка рома. Под здоровенной ладонью капитана лежала какая-то папка из кожи.
- Ром пил когда-нибудь?
- Не-а, - быстро соврал Алексей.
- Ну, раз пил, значит знаешь - просто так моряки этот напиток не пьют, - не моргнул глазом Евгений.
- За что пьём, Капитан-сан?
- За тебя, малыш. Будешь учиться в столице. При Адмиралтории. У меня тут приказ о твоём зачислении. Экзамены, правда, тебе придётся сдать, но, для тебя это просто формальность. Можешь мне поверить. Там и папка твой учился.
Первая волна жгуче прошла вниз по горлу. Перед глазами Алексея поплыли горячие влажные пятна. Он напрягся, взял себя в руки и ровно сел напротив капитана. Капитан налил по второй.
- Слушай, расскажу тебе я про папку твоего. Мощный был мужик, настоящий капитан. Мог вести эскадру мертвецки пьяным, но приказы отдавал и обдумывал так, как не всякий трезвый сумеет.
Беседа затянулась надолго. Уже стемнело, когда Алексей попытался встать и вернуться в приют, где за возвращения после отбоя могли и выпороть. Капитан усадил едва живого, пьяного и полного впечатлений парня на кровать. Присмотрелся к Алексею, который уже совсем раскис и ухмыльнулся. Нет, сказал себе Евгений, будет из парня толк. Подумаешь, хилый да тощий, мышцы накачаются. Было бы желание. Далеко пойдёт.
На этой мысли капитана самого повело. Чтобы не вырубиться, Ильин нащупал дверь и вывалился на палубу. Кенсусе по дружески поддержал капитана. А в каюте Алексей уснул прежде, чем понял, как завалился на бок прямо на капитанской койке.
Алексею смутно запомнилась дорога в Иркту. Часы и дни в крытой телеге. Потом караван из нескольких вагонов с огромными колёсами. Впереди невероятно прямая просека и гигантская тележка с мощной печкой и паровыми резервуарами.
- Что, парень, паровоза никогда не видел? – окликнул его кто-то. Алексей ни разу в жизни не видел паровоза. Он даже не знал, что такие бывают. Ну, на море это как-то естественно, просто и понятно. Но на земле!? Хотя, почему бы и нет, решил он. Если есть колёсные повозки, почему не крутить их силой пара так же, как крутит пар лопасти ходовых колёс баржи. Сколько всего неведомого и невероятного впереди, с благоговением подумал Алексей и перекрестился.
Большую часть времени в пути, пока за бортом повозки мелькали однообразные деревья глухой тайги, Алексей предавался размышлениям. На остановках покупал провизию и делал другие немаловажные вещи, но по существу смотреть в пути было не на что. Посёлки походили друг на друга как близнецы, разве что названия пестрели одно другого чуднее. Осетровск, Яйя, Усурия. О чём говорят или должны говорить эти названия, парень не знал. По началу всё выспрашивал у попутчиков, но быстро убедился в повальном невежестве. Выходит, названия иногда теряют свой смысл, решил Алексей. Может быть и Порт-Артур так назван вовсе не в память о легендарном древнем рыцаре. Догадка осенила его во время чтения одной из адаптированных и переведённых на скрипт книг. Несколько десятков свитков в приюте по меркам Порт-Артура были огромным собранием сочинений, и Алексей испытывал гордость оттого, что прочитал их все.
Он не знал, действительно ли верит в Бога, или просто следует той традиции, которую привили ему в приюте. На занятиях им кратко и поверхностно дали обзор религий и историю их возникновения. Преподаватели недвусмысленно объяснили, что в государстве нет единой и единственной религии. Люди признают верным и терпимым любое вероисповедание. Лишь бы не было насилия, нетерпимости к другим людям и другим верам, религиозным символам и обычаям. В кого и как человек верит, это его личное дело, объяснили преподаватели. Также кратко объяснили, кто и как демонстрирует свою принадлежность к той или иной вере.
На вопрос, какой веры мы, жители Порт-Артура, педагоги приюта отвечали, что у каждого человека своя вера, и пока человек сам не услышит зов и слова Бога в своём сердце, его нельзя привязывать к той или иной религии. Может быть, в других местах всё иначе, сообщили подросткам, но здесь так. Верно или нет, решать вам потом, в жизни, когда повзрослеете. Алексей как-то естественно принял к сердцу обычаи и поведение христиан. Почему именно их, он не смог бы объяснить, так же как не сумел бы ответить на вопрос, в чём разница между православными и католиками. Разница была, о ней говорили, но он не уловил её. Может быть, просто не внимательно слушал.
И всё же краткий экскурс в историю мировых религий им прочитали. Самыми новыми были ислам и кибоизм. Последователи самой новой религии верили, что мир на Земле спасла Надежда Славная, Святая Миров. Она, наполовину сумасшедшая, наполовину божественная, в прямом, исходно верном значении слова убогая, то есть, близкая Богу, остановила войну с Флорой. Как звали Надежду Славную на самом деле, существовала ли она в реальности, никто не знал. Но люди создавали храмы, в которых помещали статуи коленопреклонённой или прямостоящей девушки с сомкнутыми ладонями, раскрытыми и обращёнными к небу. Туда же в небо смотрели с печальной добротой огромные, невинные глаза. Алексей как-то раз слышал непрофессиональный, отрывочный отзыв о художественной ценности подобных скульптур. Кто-то видел в образе Надежды Славной дань традиции ниходской техники манги или хентаи, где воспевалась невинная красота и эстетическая гармония. Часто под маской эстетики пряталась похоть и иные низкие проявления человеческой натуры, но с красотой художественной техники трудно спорить.
Насколько верной была эта оценка, Алексей судить не брался. А скульптуры в храмах и миниатюрные амулеты на цепочках как будто лучатся красотой и привлекают взгляд. Это он ¬видел и понимал.
Кое-что интересное он узнал в приюте и о своей стране. Говорили, историческая правда теряется в потоке времени. Целые столетия прошли в беззаконии, забвении и отвержении прошлого. Когда жизнь потекла в привычном ритме, вспомнили про историю. Только знания о прошлом были обрывочные и слишком напоминали легенды. Если не придираться, то достоверно, обоснованно и близко. И логично, что тоже немаловажно. Взять, к примеру, название государства.
Кибокай Ясный. Скорее всего, название образованно от древне-нихходского «кибо», что значит Надежда, и от древне-русидского Кай или Край. А «Ясный» потому, что люди пришли с Востока, от края великого моря, где восходит Солнце. Это официальная точка зрения, но она не объясняет многих связей. Есть ещё неофициальная легенда, больше похожая на сказку.
В давние времена, после Утра Смерти, жила-была девушка Кибоко. С древне-нихходского это имя переводится как «Маленькая Надежда». Тогда у нихходов не было Императора, он погиб в Утро Смерти. Кибоко несла в себе каплю королевской крови. Пришла она к Сёгуну Андеру в день своего совершеннолетия. И выразила желание обрести достойную благородной крови власть наравне с самураями Сёгуната.
- Андер-сан, я буду править Ниххоном наравне с вами, - сказала Кибоко.
Воины рассмеялись, и Сёгун Андер поднялся с трона. На мудром и тёмном челе были сомнения и страх. Кибоко была юной, хрупкой и дерзкой, она заслуживала смерти. Но люди нихходы знали о том, что девушка императорской крови.
- Если ты хочешь править с нами, как подобает воину, иди и соверши подвиг, достойный самурая. В далёкой стране, где живут дикие русиды, идёт вечный снегопад. Там правит Снежная Королева. Ступай, убей её и верни земле русидов летнее солнце. Тогда мы, нихходы, сможем там жить, возделывать поля и строить города. Сделаешь так, будешь нам равной. Власть над Ниххоном поделим, как подобает самураям.
Сёгун не рассчитывал, что Кибоко отправится в путь. А она взяла короткий меч ваказаси, перетянула поясом дорожное кимоно и отправилась в путь на стальной птице, как подобает самураю. В далёкой земле русидов она встретила Снежную Королеву, но эта добрая женщина открыла девушке глаза на истину, а сын её, Кай, полюбил Кибоко всем сердцем. Вместе молодые люди вернулись на Ниихон и ослепили Сёгуна рукотворным солнцем. Одним из тех, которые вспыхнули в Утро Смерти. От солнца пал Сёгун Андер, погибли его воины, и люди нихходы признали власть Кибоко и Кая. От солнца снег поредел, а потом и вовсе растаял. Даже вековой снегопад прекратился. В наказание за рукотворное солнце Господь послал на Землю Флору, но Кибоко пощадил. Потому, что в её сердце были чистота и любовь, от их силы и зажглось мощное солнце.
Люди признали Кибоко Святой после её смерти. Ведь она спасла народы от Сёгуната и научила жить в соседстве с Флорой. Говорят, её кровь обладает волшебной силой. Её так и прозвали «живой водой». Если найти сосуд с каплей крови Кибоко, можно обратить воду в вино, а яд в лекарство.
Много всего говорят. Сколько в основе этой легенды истины, никто не знает. Адепты новой религии поклоняются Надежде Славной, и считают, что это история про Святую Миров. Ведь сказано, что в конце земного пути Кибоко и Кай покинули Землю. Улетели на небо, оставили о себе вечную память и милость природы. С тех пор над землёй Кибокая ласково светит солнце, и люди зовут этот край Ясным.
Многие кибоисты утверждают, что такая трактовка это нелепая детская сказка.
Там есть и здравый смысл, и истинные факты. Только где выдумка, а где правда, уже нельзя сказать с уверенностью.
Он был готов встретиться лицом к лицу со столицей, но не смог сдержать удивлённого возгласа, едва показались первые дома. Это были настоящие дворцы. Высотой в пять, а кое-где и в десять этажей. Здания были сложены из аккуратно отёсанных каменных глыб. Однообразие серого камня скрашивали яркие расписные стены, геометрические узоры покрывали фасады и балконные решётки с лепными украшениями. Между каменных домов попадались кирпичные здания, но выглядели они гораздо скромнее и банальнее. Конечно, решил про себя Алексей, в любом посёлке умеют кирпичи лепить.
А дома тянулись и тянулись бесконечным морем. Когда повозки взбирались на возвышенности, глазу представало цветастое великолепие черепичных крыш. Тысячи домов и домишек простирались во все стороны от высокой сопки, на которой Алексей увидел невероятный по высоте и красоте не то замок, не то собор. Целый комплекс высоких белоснежных зданий с позолоченными куполами устремился вверх, пронзая сочную синеву неба. Парень мало смыслил в архитектуре, но свитки содержали цветные иллюстрации. Скорее всего, эта постройка была создана с целью объединить разные стили зодчества. Крыши восточных пагод, шпили сборов и купола церквей нашли своё место в этом невероятном архитектурном ансамбле.
- Двести лет его строили, говорят, - пожилая русидка положила руку на плечо Алексею. Он едва обратил на это внимание, - Первый раз в столице, молодой человек?
Парень отрывочно кивнул, не в силах отвести взгляда. Белоснежная красота притягивала глаз.
- Это он и есть, знаменитый Храм Единства. Туда может прийти любой человек. Лишь бы с чистым сердцем. Говорят, там живут Медиумы. Брешут, конечно. Все Медиумы погибли в войне против Флоры, кое-кто спасся на небесных кораблях и покинул Землю. Но это было давным-давно. Мне матушка говорила, - словно в оправдание своим россказням закончила женщина.
- А много тут людей живёт? – спросил Алексей.
- В Иркте-то? – переспросила попутчица, - Тысячу по тысячи, а то и больше. Тут, молодой человек, половина всего Кибокая живёт.
- Чем же они питаются? – изумился Алексей, - Моря-то нету, рыбы нету, как тут жить?
Женщина рассмеялась словам Алексея.
- Вон за теми сопками поля. Видишь?
Алексей пригляделся. На многие километры вдаль уходили возделанные земли. В шахматном порядке чередовались поля под засев и те, которым давали отдохнуть год или два. Между полей пролегла густая сеть дорог. Вот тут как раз у него дух и захватило, когда он представил себе, просторы взятой в оборот земли.
- Туда крестьяне на канатных дорогах добираются. Иначе не поспеть. А канатная дорога дело хорошее. Жаль отсюда не видать. Ну да ничего, увидишь как-нибудь. Надолго к нам?
- А не знаю, - пожал плечами Алексей, - Учиться еду. В Адмиралторий.
Попутчица уважительно кивнула.
- Стало быть, морским офицером будешь. Сам-то с моря небось, да?
- Порт-Артур, - сказал парень.
- Далеко, - женщина посмотрела на восток, где остались несколько недель пути Алексея и весь мир, который когда-то был знакомым и близким, - Быстро забудешь, - Тихие слова прозвучали серьёзно и грустно.
Алексей её не понял. Вокруг раскинулся новый мир, которого он прежде никогда не видел. В этот мир и влилась его жизнь. Песчинка на просторе широкого плёса. Одна из миллиона.
Столичная жизнь оказалась не такой пёстрой и бурной, как ожидал Алексей. Для кого-то она била ключом, но для учеников Адмиралтория порядок жизни был совсем другим.
Прежде, чем парня записали в ученики и допустили к занятиям, ему пришлось пройти множество формальных процедур. Самые первые начались уже тогда, когда Алексей в немом почтении и восторге застыл перед многоэтажным зданием Адмиралтория. Стройная колоннада из серого мрамора отделяла роскошные резные двери от уличной суеты. Высокие окна всех восьми этажей украшали великолепные изразцы ручной работы. Цвет и блеск керамики, красок и отполированного дерева на дверях и перилах были подобраны с тонким художественным вкусом.
Пусть Иркта и был многолюдным городом, в нём не хватало привычного звука волн. А вблизи Адмиралтория от здания словно шёл ритмичный гул морского прибоя. Лишь немногие знали об уникальном архитектурном приёме, который копировал формы морских раковин. Как раз такие рукотворные раковины и создавали необычный звук. И самым невероятным украшением архитектурного шедевра был шпиль, сложенный из янтарной мозаики. Здесь также на манер раковины уступы мозаичных плит завивались вокруг сорокаметровой колонны. Вершиной шпиля сверкала невероятная одиннадцати лучевая звезда, то ли стилизованное солнце, то ли морское животное. Пожалуй, было в этом символе и первого и второго поровну. И если солнце являлось одним из государственных символов, то деталь на морскую тематику был явной вольностью художника. Власти могли и запретить, если бы не бесспорная красота и уместность на шпиле.
- Учиться приехал? – спросил Алексея незнакомец.
Парень обернулся на голос. Высокий, широкоплечий и подтянутый воин шагнул в его сторону. Это был всего лишь охранник у дверей Адмиралтория. Если так выглядят простые охранники в невзрачных серых кимоно, то страшно подумать, каким могут быть воины-ветераны. Именно так с трепетом подумал Алексей и сглотнул.
- Вот, только что с каравана. Да, я приехал учиться.
Алексей пригляделся внимательнее к незнакомцу. Первое впечатление оказалось преувеличенным. Охранник не был великаном, не блистал атлетическим торсом. Впечатление оставляла идеальная выправка, расчётливо скупая манера движения и неторопливость.
- Приехал, так приехал. Хорошо, когда знаешь, зачем, не все знают. Считают достаточно просто стоять и смотреть на шпиль, - голос охранника прозвучал со снисхождением, - А тебе надо вон туда, видишь подъезд за резной оградой?
- Вижу, спасибо, - Алексей добавил вежливый поклон на ниходский манер.
Охранник сдержанно кивнул в ответ и отошел к главному входу в Адмираторий. Юноша с впечатлением посмотрел ему вслед, вздохнул и решил, что когда-нибудь обязательно научится так же держаться с людьми.
Внутрь распределительного пункта просто так не пускали. У Мальцева прежде проверили паспорт, сравнили с какой-то бумагой, которую Мальцеву не удалось разглядеть, и только тогда разрешили войти внутрь. Внутри здания, поделённого на залы с высокими потолками и резными дверями, оказалось много людей. Большинство носило строгие серые кимоно. Лишь один раз мелькнула белая одежда офицера в высоком звании, Алексей даже не успел разглядеть, в каком именно.
Одни люди спешили по своим делам, другие занимались в аудиториях с простыми деревянными столами. Чуть позже Мальцев узнал о делении «классов» в учебном крыле здания. В лекториях были занятия по теории, в лабораториях укрепляли знания на практике.
Прежде, чем допустить к занятиям, немногословный интендант выдал ему простое серое кимоно, точно такое, как носили другие люди в здании. Он же показал Мальцеву, в какой комнате общежития будет проходить свободное от занятий время. Паузы для лирических рассуждений ему не дали. Сообщили о группе, к которой он приписан, заставили принять душ и выдали на руки табличку с расписанием на ближайшее время.
Не прошло и часа, как Мальцев уже сидел в лектории рядом с другими молодыми людьми. Лектор по исторической географии коротко поприветствовал новичка и как ни в чём ни бывало продолжил тему. Для Алексея многое было непонятно. Позже он убедился, насколько была оправдана эта традиция - внедрять новичков в учебный процесс. Во-первых, приучала собранно ориентироваться в незнакомой обстановке и подстраиваться. Во-вторых, сближала товарищеский дух юношей, которые часто делились записями и впечатлениями после занятий.
Тем, кто не умел быстро писать на скрипте, поблажек не делали. Это Мальцев быстро усвоил, так как по многим предметам не было учебных пособий и весь материал давали преподаватели.
Некоторые занятия проходили в свободно совещательной форме, и эти предметы особенно нравились Алексею. Он любил похвастаться эрудицией и умением ею пользоваться. Прошло совсем немного времени, и на него стали обращать внимание.
Началось всё на той же исторической географии.
- Мой курс это не описание географических деталей известного мира, - говорил преподаватель, седовласый русид с аккуратно подстриженной короткой бородкой, - Сначала мне важно научить вас понимать, из каких предпосылок появилось государство. На протяжении долгой истории обе нации существовали раздельно и в разных геополитических условиях. Все подробности позже. Вам предстоит многое запомнить. Потом не говорите, что не предупреждал. Но я хотел бы услышать ваше мнение. И давайте без оглядки на историческую достоверность. С какого момента наши нации обрели совместную историю?
В зале начался тихий гомон. Потом послышались отдельные возгласы:
- С Утра Смерти.
- Когда часть людей улетела на Марс, а часть осталась.
- Вначале русиды помогали жителям Ниххона бороться с Флорой.
Некоторые несуразные реплики вызвали незлобный смех, но преподаватель ждал продолжения.
- Очень давно наши нации воевали, - громко произнёс Мальцев, - И это было задолго до Утра Смерти. Но прежде, чем были военные действия, русиды привезли на Ниххон так называемую Православную церковь. Вот только я не знаю, может, из-за этого и началась война? Или из-за того, что русиды жили на материке, а ниходы на островах?
В зале повисла тишина.
- Молодой человек, вы откуда приехали? – спокойно спросил преподаватель.
Мальцев старательно подавил смущение и покраснел совсем немного.
- Порт Артур, уважаемый преподаватель.
Мужчина тихо рассмеялся в бороду.
- Да, славный город, молодой человек. И его многое роднит с темой сегодняшнего разговора. Как вас зовут, кстати?
- Мальцев Алексей Владимирович, - юноша поднялся из-за стола и поклонился.
- Хм…, - преподаватель прищурился и в задумчивости посмотрел в окно, где над крышами домов в лёгком весеннем небе резвились ласточки, - Вы, Алексей, с одной стороны довольно верно ответили на мой вопрос. Но это с одной стороны. И я потом объясню, где вы допустили неточность с названиями древних островов, но это не ошибка, а именно неточность. А с другой стороны, вы подняли такие вопросы, о которых я буду говорить на протяжении многих лекций. Меня поразила ваша проницательность, Алексей.
Мальцев даже приосанился за столом. Отложил плотно исписанный листок прессованного на клею крахмала и гордо оглядел остальных учеников. Зависти во взглядах не было, в Адмиралтории учились воспитанные юноши. Но то, что между ним и многими пролегла тонкая грань отчуждения, почувствовали все.
- Кстати, не уверен, смогу ли найти однозначный ответ на поставленный вами вопрос. Историки предпочитают не использовать понятие «если». Некоторые факты можно восстановить, но очень условно. А без точных фактов нельзя делать безусловных выводов. Но вам для начала, я повторяю, только для начала, надо научиться рационально думать. И убедительно оперировать теми фактами, которые известны.
На других предметах Мальцев тоже не стеснялся лезть вперёд и быть на виду. Иногда он делал грубые ошибки, иногда излишне давил своей разносторонней эрудицией, случалось по-всякому. В результате он быстро добился отчуждения, мало кто хотел дружить с выскочкой. Но один друг всё-таки был. Звали его Дима Царёв. В отличие от Алексея, Дима не выпячивал свою эрудицию, которой, впрочем, было далеко до багажа Мальцева. Они были соседями по комнате и часто делили между собой думы, беды и радости. И на занятиях садились рядом. Им быстро показали, что за болтовню в Адмиралтории предусмотрены строгие наказания. Пришлось привыкать к строгой военной дисциплине.
Разнообразие предметов, которым учили будущих офицеров, впечатляло. Прошли месяцы прежде, чем Мальцев начал улавливать строгую систему, по которой темы дополняли друг друга и помогали закреплению материала. Вряд ли другие ученики обращали внимание на эту систему. А у Алексея в логика преподавателей вызывала восхищение. Иногда материалы совершенно разных курсов неожиданно перекликались.
Пожилой ниход поприветствовал учеников, представился и объявил, что будет читать курс лекций «Религия и вера. История общности и различий». Пока ученики доставали крахмальные листы и капиллярные перья, преподаватель зажёг несколько свечей и поставил их на стол перед собой. Ученики начали удивлённо переглядываться, когда он попросил задёрнуть шторы.
- Сейчас фокусы будет показывать, - шепнул Мальцев Царёву.
Ниход резко обернулся в его сторону.
- Юноша, у меня отличный слух, прошу запомнить. Этот курс обязательный и я буду спрашивать со всей строгостью. Если снова начнёте шептаться, покинете лекторий.
Алексей смутился, встал и с извинением поклонился.
- Прощаю, - ниход тут же забыл про Мальцева, или сделал вид, что забыл.
Несмотря на солнечный день, в лектории воцарился полумрак.
- Можно вопрос? – осмелился Дима.
- Можно, - отозвался преподаватель.
- А так надо, да? Писать темно.
Ниход вздохнул.
- Если захотите написать, напишете. Чтение и письмо в полумраке только укрепляют глаза. Да и сосредоточиться легче. Кто плохо видит, может пересесть ближе к столу.
Ученики осмотрелись и остались на местах. Было не так темно, как показалось вначале.
- Раз все готовы, тогда начнём. Этот курс, как вы знаете, не является проповедью. Я не имею права и не желаю быть миссионером. В государстве нет обязательной или единственно верной религии. Каждый из вас во что-то верит. Или думает, что верит, или наоборот, убеждён в неверии. Как обстоит на самом деле, решать вам. Но я расскажу, как человек умеет и может верить. После моего курса вы сможете бегло и точно оценивать свою степень веры в ту или иную вещь, понятие или догму. Точно так же методом наводящих вопросов сможете получить представление о собеседнике. Простейшее применение на практике - понимание своих подчинённых, их веры. Я имею в виду подчинённых вам солдат, если вы на военной службе, или соратников, коллег в обычном повседневном труде. Люди нередко путали и до сих пор путают понятия веры и религии. Да, ещё одно. Прежде, чем приступить к основному материалу я разграничу понятия религии и церкви. Религия - это форма общественного сознания и совокупность представления о мироздании, основанных на вере в высшую божественную силу. А церковь - это совокупность людей, организованных единством вероучения о божественной силе. Это очень простые, базовые понятия, на основе которых будет строиться весь мой курс. Это как первые слова языка, на котором мы будем общаться и понимать друг друга. Теперь запишите базовое толкование третьего термина, веры. В самом простом понимании это признание истины без фактической или логической проверки. Я думаю, у вас уже возникли вопросы, но расшифровке каждого из трёх понятий можно посветить много часов. Мне сейчас важно, чтобы вы усвоили простые определения. Усвоили?
Ученики вразнобой ответили «да».
- Тогда начнём, - до этого преподаватель медленно вышагивал возле стола. Теперь он неспешно уселся на стул, положил перед собой руки и на несколько секунд замолчал. Воцарилась атмосфера таинственности, откровения и внимания, ученики и дышать стали тише.
- По тем или иным причинам в природе человека заложено приятие некоторых вещей без логики и анализа. В самом начале жизни это ласка матери и тепло её заботы. Со временем кругозор расширяется. Человек обнаруживает вещи, которые трудно сопоставить с чем-то знакомым, равным или родственным. Отметьте, знакомым, равным или родственным. Не секрет, что многие народы приходили к трактовке и пониманию разными путями. Наши предки на протяжении веков проложили разные пути. Некоторым людям они казались несовместимыми. Я говорю о христианской, в частности, Православной религии и о буддистской религии. Каждый раз я выбираю, с какой начать свой рассказ. Давайте в этот раз попробуем соблюсти хронологический порядок. Мы будем говорить про буддизм, в известной нам форме. Буддизм возник на несколько веков раньше христианства. Учтите, что наши предки ниходы не сразу приняли буддизм. И это произошло на несколько веков позже, чем другие народы приняли христианство. Запомните это хронологическое несоответствие.
Алексей слушал нихода с благоговением. Голос был тихий размеренный и чёткий, он завораживал учеников. А вот делать записи оказалось непросто.
- Ужас, - покачал головой Дима, когда они покинули лекторий и уселись обедать в столовой. Мальцев хотел возразить, но подумал и признал, предмет действительно не из лёгких. Царёв ловко орудовал палочками, уминал за обе щёки тушёную капусту и закусывал рисовым хлебом. Несмотря на «ужас» на словах, этот вертлявый, светловолосый парень относился ко многим вещам гораздо легче Алексея. И сейчас ехидно щурил серые глаза, словно смеялся над его оцепенением.
- Он с нас шкуру сдерёт, - сглотнул Мальцев.
- За что? За то, что мы путаемся в его философских выдумках? – хихикнул Дима, - Ты же помнишь, он говорил, цитирую: «Формально можно утверждать – один человек – одна религия».
- Вот это и пугает, - прошептал Мальцев и нерешительно притронулся к еде.
- Точно, - кивнул Дима и принялся вытирать хлебом соус на дне прямоугольной тарелки, - Я и говорю, ужас.
С разносторонним образованием молодые люди могли быть не только офицерами.
С одной стороны, в постоянном содержании крупной армии не было никакого смысла. Государственные субъекты, автономии с выборным самоуправлением, подчинялись централизованному аудиту народного собрания. Таких конфликтов, которые могли потребовать военного вмешательства, не возникало. Утро Смерти слишком ясно показало, чего стоит раздор. Теперь, несколько столетий спустя, люди заселили обширные территории Евразии и Океании, но Кибокай Ясный оставался единственным государством на Земле.
С другой стороны, были Непримиримые. Кто они такие и что именно их не устраивает в Кибокае, знали немногие. Ученикам Адмиралтория старались дать максимально полную информацию о будущих противниках, с которыми, предстоит воевать. Но когда будет война, будет ли вообще, или вялое вооружённое противостояние будет продолжаться дальше, никто не знал. Одно было бесспорным. В затяжном тлении конфликта гибли люди. Были такие, для кого это не было чем-то страшным и близким. В основной выжидательная позиция была свойственна жителям материковых зон, куда Непримиримые редко совал свой нос. На побережье, где организованные шайки грабили и убивали, к угрозе относились иначе. Были и такие, кто клялся раз и навсегда покончить с угрозой. Тех, кто шёл дальше слов, было ещё меньше. И всё же Мальцев не забыл, в чём причина смерти его родителей. Прямого вреда Непримиримые не сделали, но были виноваты в причинах, которые повлекли за собой обе смерти. Для Мальцева этого повода было достаточно.
- Ты всерьёз решил найти, где их логово, потом всех укокошить? – с восхищением спросил Дима.
- Да, - резко откликнулся Мальцев, - Так и будет! Я закончу обучение в Адмиралтории, стану настоящим воином и поведу своих солдат на поиски этой мрази. Они тут, где-то на материке. Мой отец и его команда сотни раз искали, где у подонков базы. Топили целые флотилии, а вот основную базу так и не нашли.
По началу Царёв верил всем байкам Мальцева. Со временем он научился видеть единицы там, где Алексей называл сотни. По воле воображения отдельные суда превращались во флотилии, а мелкие морские стычки преподносились как эпические битвы. Алексей не хотел врать, но шёл на поводу у воображения. А оно настырно лезло наружу из благодатной почвы гордости за отца-капитана.
- Да когда это будет? – отмахивался Дима и тоскливо вздыхал, - Нас всякой мурой пичкают, а разве это нужно молодым офицерам?
Мальцев соглашался, а про себя рассуждал более взвешенно. Раз такая программа, значит, и смысл в ней есть. Всему придёт черёд. Неужели до самого выпуска предстоит заниматься обыкновенной физкультурой и слушать лекции о древних битвах? Алексей надеялся, что нет.
Ждать пришлось много месяцев. По общежитию ходили слухи о разных предметах, но старшие ученики неохотно делились с младшими. Вместе с дисциплиной в Адмиралтории ценилась субординация. Мальцев долго пытался выпытать у соседей, что же их ожидает, да всё без толку.
И предмет, о котором в шутку говорили «Похрапеть», стал абсолютной неожиданностью.
- Не может он так называться, - шепнул Мальцев Диме, - Это всё шуточки старших, они мастера переиначивать названия.
- Да, точно, - ехидно рассмеялся Царёв, - А ты смотрел на табличку расписаний? Уже третий день висит.
- Правда что ли? – удивился Алексей, - Ну и что это такое?
- А откуда мне знать? – Дима был доволен тем, как обскакал товарища на поле всезнайства, - Называется «Прикладная химия. Разностороннее применение».
- Скукота, - Мальцев издал обречённый вздох, - Будут учить кирпичи лепить.
В какой-то мере Алексей угадал суть предмета. Именно о том и прозвучали первые слова преподавателя. Ученики собрались в лаборатории, заставленной всевозможными приборами, склянками с порошками и разнокалиберными печами для обжига.
- Вы сейчас думаете, что умеете делать кирпичи, - с загадочной улыбкой произнёс высоколобый коротышка, наглухо застёгнутый в чёрный рабочий халат поверх кимоно. Халат выглядел бывалой рванью, густо заляпанной цветными пятнами. Как сама лаборатория, так и её владелец, выглядели нелепым техническим балаганом, где был один клоун. С появлением учеников клоунада разрослась.
- Коротышка неопределённой масти, - беззлобно хихикнул Алексей на ухо Диме.
- Пегой масти, да? – шепнул в ответ Дима и едва не поперхнулся сдавленным смехом.
Не то ниход, не то русид, кто же их преподаватель на самом деле, разобрать было трудно. С приездом в столицу Алексей давно понял, как бывает обманчива внешность. Между тем преподаватель дождался, когда ученики нашепчутся, он определённо никуда не спешил.
- Ну, кирпичи-то каждый из вас умеет делать. Могу поспорить, два-три вида смесей знаете. А то и больше?
- Главное, чтобы глина увлажнилась хорошо. А смеси надо на сухую делать, иначе ломкие пойдут - раздался чей-то голос.
- Можно цинковых солей кинуть или алюминиевой пудры, тогда будет гладкая, и усадка по-меньше, - поспешил вставить Дима.
Алексей покраснел. Похвастаться знаниями в этой области он не мог. Но кое-что слышал, поэтому не удержался и добавил:
- Карбидные глины это вообще здорово. Особенно для инструменталки.
Преподаватель расплылся в улыбке. Покрасовался перед учениками ровным рядом белоснежных зубов. Из-под маленького пенсне в лакированной буковой оправе мелькнула задорная искра.
- Вот, видите. Вы кое-что знаете. Даже про алюминиевую пудру. Бьюсь об заклад, сможете приготовить нитроглицерин или простейший антибиотик, да?
Молодые люди согласно зашумели.
- Хорошо, значит, мне не придётся начинать с объяснения простейших вещей. Конечно, я вам не дам спуску, кода будете в курантах глазурь толочь. Это наука да…, - он отвлёкся, словно о чём-то вспомнил, - Я долго учился. Да, забыл представиться. У нас тут не принято панибратство, ну да шут с ними, с порядками. Этому вас научат в другом месте. Семён Йошивич меня звать, так вот.
Преподаватель внимательно осмотрел обращённые к нему лица.
- Вы думаете, чему я вас могу научить? О, друзья мои, вы даже не представляете, как много всего есть на свете, как мало знаете не только вы, но и я сам. Знаете, а ведь много веков назад, во времена Утра Смерти ваши сверстники в химии вообще не разбирались. Думаете, хоть один из них смог бы сделать себе ножик из простой глины?
- Из простой это из какой? – перебил один из учеников, - если серая будет, такой много в каждой яме, то к ней нужен песок помельче, лучше донный. Это терракоту можно мешать с чем попало. Но она дурная. Хрупкая и шершавая.
- Стоп, стоп, - поднял руку Семён Йошивич, - Теперь я говорю. Вы уловили мою идею, да? Раньше юноши вроде вас ничего этого не знали. Вы спросите, как же они жили?
Преподаватель выдержал эффектную паузу. Дисциплина не дрогнула, хотя многих так и подмывало вставить словечко.
- Металл. Наши предки обрабатывали металлы. Теперь послушайте немного истории. Совсем чуть-чуть. Наши с вами предки, жители Японии и России, были самыми передовыми людьми. Тут со мной могут поспорить историки, но я их не звал. А вы, как говорится, «не любо, не слушайте, а врать не мешайте». Тем более, я не вру. По статистике девять десятых новаторских идей и изобретений сделали люди, выходцы из этих двух стран. Япония до самого Утра Смерти оставалась державой с наивысшим развитием технологий. А как же Россия, спросите вы? Э…, - махнул рукой преподаватель, - Отсталая страна, разруха и кризис первой половины двадцать первого века, да? Так вас учили на истории? Ну, конечно не совсем так, как же, это не патриотично. А ведь так и было. Одно маленькое «но». Технология и уровень жизни это не показатель интеллекта нации. В том случае, когда действует политика. Ладно, вы не слушайте меня, я вам наговорю сейчас про политику, а речь-то вовсе не об этом.
- Семён Йошивич, могу удивиться? – осторожно подал голос Мальцев.
- Да, конечно, юноша.
- Я читал, что западный мир тоже был высокоразвитым. И технологии там разные, и так далее.
После этих слов стариковатого вида учитель тихо засмеялся.
- А как вы думаете, высокие технологии, это признак здоровой духовности в обществе? Не отвечайте. Просто подумайте. Это моё задание лично вам. Когда сделаете, сдадите. Не сделаете, не беда. Дай Бог, чтобы вы меня поняли. Вернёмся-ка мы к нашей теме. Рассказывать дальше про металл?
Ученики согласно закивали.
- Обработка металла не всегда требовала точной химии. Из истории нам известны легированные стали и редкие сплавы. А вот их получение было сопряжено с огромными трудностями. Высокие температуры, огромные, просто гигантские заводы и печи. Расход энергии колоссальный. Таких температур при не требуется для обжига керамики. Результат? Загрязнение природы. Мы до сих пор не знаем, сколько вреда принесли атомные бомбы в Утро Смерти. А сколько досталось нам в наследство от так называемой металлургии? Самое главное, что большая часть металла была задействована в военных нуждах. И тут по статистике много неувязок. Военное дело двадцатого и двадцать первого веков, тактика и стратегия. Был у вас такой курс?
- Да, недавно начали, - отозвались ученики.
- Время жизни боевой единицы «танк» на поле боя?
- Десять-пятнадцать секунд.
- Очень мило, что помните. А пехотинца?
- Три-четыре секунды, - заученные числа всплывали в голове и срывались с языка. Мальцев с тихим ужасом повторял слова, потому, что очень живо представлял себе эти три-четыре секунды. Человек, который жил десятки лет, учился и любил, читал и говорил, прекращал жизнь за какие-то секунды. Это было противоестественно.
Преподаватель заметил растерянность Мальцева, но только покачал головой. То ли с сочувствием, то ли с осуждением.
- А теперь скажите, много ли в двадцать первом веке было открытых и масштабных сражений, где бы работали эти цифры? Я вам и сам могу сказать. Не было. После изобретения атомного оружия такие сражения ушли в прошлое. Слишком большой риск. А вдруг противник применит бомбу и сотни танков, тысячи людей исчезнут мгновенно? Сгорят, как стружка в печном огне.
Молодые люди замерли в почтительном молчании. Семён Йошивич говорил очень образно. В голосе старого человека не было нравоучительной интонации. Он просто рассказывал. Так, будто беседовал с приятелями.
- В двадцать первом веке стоимость танка составляла десятки миллионов денежных единиц. В пересчёте на оплату труда это затраты трудовой жизни пятидесяти человек. Я беру людей средней квалификации. Статистика средняя. Вспомню-ка я стоимость ручного кинетического оружия с бронебойным снарядом. Две годовых зарплаты одного человека. Считаем при тех же условиях, что и раньше. До Утра Смерти в двадцать первом веке велись только партизанские войны. А это значит, что один человек мог легко уничтожить танк. Более того, в условиях партизанской войны тяжёлая техника гибнет в первую очередь. Кто возьмётся сделать вывод?
Дима в волнении сглотнул и проговорил:
- Танки оказались слишком дороги. А потом…
- Правильно, - перебил его преподаватель, - Что было потом, мы не знаем. Утро Смерти вычеркнуло слишком многое из нашей истории.
- Семён Йошивич, - задал вопрос ещё один ученик, - А как же высокоточные ракеты? Ведь были же, да?
- Были, - вздохнул преподаватель, - Тактика выжженной земли? Если люди прячутся, их не так-то легко убить. Без применения атомных зарядов ракет не напасёшься. Замкнутый круг. Согласны?
Аудитория ответила молчанием.
- Убедились. Военная техника на основе металла в прошлом. Тут вопросов нет. А как же электричество, спросите вы? Как же высокоточные приборы? Хм, а кто вам сказал, что керамика может быть только изолятором? Керамика может проводить ток. В современных приборах мы применяем драгоценные металлы, как применяли их и раньше. Вот это, знаете что это такое?
Семён Йошивич подошёл к столу и развернул на нём прямоугольный предмет. Обе части, из которых он состоял, были похожи. Только на одной находилась мозаика из бугорков с буквами скрипта, а на другой ровное полотно, похожее на тусклое зеркало. Преподаватель коснулся бугорков пальцами. На ровном полотне проступили литеры. Буквы светились ровными серыми точками, как светлячки.
- Персональный компьютер. Из керамики и карбона. Довольно примитивная модель, если сравнить с аналогами из прошлого. Но большего сейчас и не нужно. Со временем мощность возрастёт. Вы слышали что-нибудь о космической программе? Как, по-вашему, может ли керамический корабль полететь за пределы атмосферы Земли? Вижу, вы смеётесь. Зря, друзья мои, зря. Программа уже в разработке. Не пройдёт и века, как мы сможем послать на орбиту судно с экипажем. И в прошлом корабли обшивали керамикой. Для защиты от трения и температуры.
Постепенно до учеников начал доходить смысл слов. Во взглядах появился уважительный трепет. А самое главное, интерес. И Семён Йошивич не мог упустить соблазна подогреть интерес ещё сильнее. Он вытащил из папки несколько фотографий. Галогенные снимки выглядели тускловато. Но представление о предметах давали. По рукам пошли изображения новейших систем вооружения, о которых они прежде даже не слышали. Куда там карабинам с пограничных застав, присвистнул Мальцев. Элегантные, немного зализанные контуры автоматических винтовок внушали уважения и сильно напоминали формой знаменитые автоматы Калашникова. В музее ученикам довелось посмотреть на многие останки прошлого. Преподаватель заметил, что срок жизни и коррозийная стойкость современной керамики такая, о которой в эпоху металла не могли и мечтать. Личное оружие из тускло серой керамики было приспособлено для безгильзовых пороховых зарядов или для пневматической стрельбы. На замену ствола и блока с затвором тратится несколько минут, пояснил Семён Йошивич.
В качестве завершения ознакомительной лекции преподаватель положил на стол однозарядный пистолет с пороховой насадкой. Следом перед глазами учеников возник патрон с поделённой на сегменты керамической пулей. Последним предметом для демонстрации оказался лист металла толщиной два миллиметра. Алюминий, пояснил преподаватель, из раскопок с далёкого юга. С каждым годом всё меньше остаётся старого хлама, а он так хорош для демонстраций. Преподаватель укрепил пластинку на стенде в дальнем углу лаборатории. Созвал учеников встать за спиной, зарядил пистолет и прицелился.
Грохот порохового взрыва сотряс воздух, так что у Мальцева заложило уши. Кое-кто не сдержался и вспомнил крепкие слова, за которые в Адмиралтории строго наказывали. Семён Йошивич снисходительно улыбнулся и предложил осмотреть результаты.
Они долго передавали из рук в руки развороченный по центру лист. Потом взвешивали на руках ровные дольки осколков пули.
- Эпоха металла в прошлом. Кто-нибудь желает оспорить? – ехидно произнёс преподаватель.
В ответ раздалось молчание.
Обучение словно перешло на другой виток. Теперь, когда молодые люди получили обширное представление о современном мире, они уже не чувствовали таинства. Не было никакого приобщения к сокровенному братству, а именно это мерещилось им в самом начале. Их готовили к тяжёлой, ответственной работе. Может, даже к войне. Прошло несколько лет прежде, чем они стали это понимать. В программе многое взято из методик Союза Юга, уверенно рассуждал Мальцев. А иначе и нельзя. История многому учит, иногда прощает, ещё чаще забывает, но всегда остаётся следствием удач или ошибок. Адмиралторий не мог себе позволить детской игры в солдатиков. И боевое оружие не доверяли молодым неучам. Нажать на курок смог бы любой из новичков, хоть в самый первый день. Но прежде, чем палец дотронется до курка, его хозяин должен знать, чего и кому это стоило и может стоить потом. Бездумных вояк в Адмиралтории не было.
И всё же обучение содержало не только сухую философскую муштру, виртуозное владение химией, и приёмы рукопашного боя. Было в новом курсе что-то задорно детское, а чём-то и серьёзное, трудное. Молодым офицерам выдали боевое оружие. Разумеется, с пневматическими насадками и с особыми боеприпасами. Форму тоже пришлось сменить. Вместо строгих кимоно оказались мешковатые комбинезоны из скользкой ткани. Серо-зелёная расцветка была и на перчатках, и на масках с прозрачным карбоном.
- Задача проста. Есть две команды, белые и чёрные.
По рядам бойцов прокатились отрывистые смешки.
- Ух, надо бы вас выпороть за это ребячество, - улыбнулся инструктор по командному взаимодействию, - Да что там, - он рассмеялся во весь голос, - Это на зачётных учениях будет туго, а сейчас можно. Сам люблю. Так вот, чёрные это чёрные, а белые это белые. Историческая справка для тех, кто любит похрапеть на многих предметах.
Новые смешки раздались из строя. Эти прозвучали уже смелее.
- Вот именно, кто не храпел, тот и так знает. У предков ниходов белый был как-то не то плох, не то трагичен, а у русидов наоборот. Так что никаких претензий. Просто две команды. Не нужно накручивать себе ярость. Будто перед вами Непримиримый. Поверьте, когда это произойдёт, первое, о чём вы забудете, это о сегодняшнем запале «Бей Непримиримых!» Просто выполняйте то, чему вас учили. Слушайте приказы и не думайте. В бою это самое главное. Геройство это для смертников. А вы должны жить, чтобы победить. Поняли?
- Так точно! – дружным хором отозвались бойцы.
- Лихо, это мне нравится. Так вот. Есть две команды. У каждой флаг в штабе. Надо забрать флаг и принести в свой штаб. Правила просты. Стрелять в противника. Убитым считается тот, в кого попали. Он идёт в полевой лазарет. Полчаса на переодеться в чистую форму. И обратно в штаб. Начало манёвров в полдень. Продолжительность сутки. За это время, что у вас осталось, можете рыть траншеи, ставить блиндажи, всё, что хотите. Укреплённый штаб штурмовать труднее. Отсюда до стартовых точек два километра вон туда, - инструктор махнул пятнистой рукой в лес, - Это команде белых, а вон в том направлении, противоположном, точка старта для чёрных. На моих часах семь часов утра. А ну живо на позиции! Разойдись!
И они побежали. Было в этой игре, похожей на войну, что-то от знакомой с детства «Казаки-Самураи». Правда, не было тогда белых повязок на лбу. И не мешались пять килограмм штурмовой винтовки. Точная имитация боевого оружия. Вес, размер и вид. Только поменять верхние детали и вставить другой магазин. И тогда…
- Мальцев, не отставать!
Ну да, конечно, проворчал себе под нос Мальцев. Совместное учение. Старшие по званию, старшие по курсу. Триста белых, триста чёрных. Поровну старичков и новичков. Ну и что, подумал Мальцев, пули с краской у всех одинаковые. Яркая синяя краска. Попал в своего, всё равно попал. Магазин на десять шаров, дальнобойность сто двадцать метров. Дымовые пакеты и флаконы-гранаты. Тоже с краской, а не с толуолом. Настоящая игра в настоящую войну.
Было тяжко. Летняя жара донимала, а времени на рытьё блиндажа оставалось всё меньше. Окопы получились неглубокие, слишком неподатливый грунт. Каркас из веток, сосновые лапы сверху. Всё по правилам маскировки.
Было весело. Бежали и незлобно, задорно ругались. Стреляли и падали. Кто от отдачи, кто от удара, а кое-кто придуривался от души, пока можно. Старшие сидели в блиндажах и изредка постреливали во врагов. На тонкие намёки о краске на форме уклончиво отвечали: рикошет, брызги, с веток накапало. То, что летело сквозь ветки и смачно растекалось по форме новичков, волшебным образом не попадало в старших. Никто особо не удивлялся, и тем более не возражал. Старшие притащили на манёвры ящики с вином и делились по-братски.
Было холодно. Ночь укрыла тайгу плотной тканью тьмы. Грустный костерок почти не грел. Допили последнее вино, но на холоде хмель выветрился быстро. Тогда старшие оставили позицию и пошли в лазарет. Прошло больше часа, а их всё не было. Кое-кто терпеливо скрежетал зубами, чтобы не стучали друг о друга. Иные вяло грозились устроить предателям тёмную. То, что этого не будет, знали все. Ссоры и драки, особенно по пьяной истории, карались заточением в холодных подвалах.
Когда поток тихой брани утомился, а многие уткнулись друг другу под бок и принялись зябко дремать, появились старшие. В двух сосудах принесли спирт, а в здоровых горшках оказалась тёплая сытная каша. Под утро некоторым удалось поспать, даже адский холод не смог прогнать усталость. А с рассветом встали как по тревоге. Флаг взяли в руки, и пошли в наступление.
Потом долго вспоминали стремительный бой в сырой прохладе утреннего тумана. И то, что победа досталась врагу, не важно. В этой бесшабашности важно было участие, а не победа. До зачётных учений далеко, и краешка не видать. В буре утреннего адреналина, когда ручьями лился пот от бега по мокрому лесу, а пар дыхания вливался в туман, когда хруст веток и крики из пелены были громче выстрелов, а выстрелы трещали как свирепый гром, Мальцев бежал и кричал во всю глотку. Всему виной вчерашний хмель, а может, что-то ещё. Тогда он сам ни за что бы не объяснил.
Кто-то из старших тихо отозвал инструктора в сторону, а потом инструктор поманил за собой Мальцева.
- Лёша, ты что там кричал на манёврах?
- Ну, - от стыда Мальцев не находил себе места, и всё же не мог не ответить, - Мои слова подтвердят чужие слова. «Бей Непримиримых». «Смерть гадам». Ну это я так, для поднятия боевого духа. А то все сонные были как мухи.
Инструктор длинно вздохнул и посмотрел куда-то в сторону.
- Лёш, так нельзя. Там твои товарищи, а значит, они не могут быть Непримиримыми. Запомни это. Если я ещё раз услышу что-нибудь подобное на моих манёврах, подам рапорт, чтобы тебя отчислили и покатишься ты куда глаза глядят. Понял меня?
- Так точно.
- Свободен, - с презрением прошипел инструктор и едва не сплюнул в натянутую на лицо маску. Мальцев был в таком шоке, что даже не улыбнулся на тихий рассерженный мат.
Со стороны могло показаться, что вся жизнь учеников Адмиралтория состояла из сплошной учёбы. Ходили упорные слухи, что другие учебные лектории и лаборатории живут в более свободном графике. Однако всякое разумение в сторону наставники прекращали неизменным доводом. Другие заведения гражданские, с них и спрос не велик.
И всё же у них были культурные программы. Мальцев записался в открытый театр. Он потому назывался открытым, что театральный кружок Адмиралторя давал скромные представления для всех желающих. В основном ставили пьесы на тему военной жизни, но и гражданскую жизнь не забывали. Театр был ужасно старомодный, в нём могли играть только мужчины. В первое время он кривился, когда видел сокурсников в женских кимоно, если требовались женские роли. Но постепенно привык. А иначе и быть не могло, ведь в Адмиралтории учились только мужчины.
А самым необычным предметом был этикет. Мальцев чуть не поперхнулся за обедом, когда Дима сообщил новость.
- Завтра у нас практическое занятие по бабам. Идём на танцы. Всей группой. Четырнадцать нас, четырнадцать нам. Что за девки не понятно, но это не шлюшки, точно-точно.
Обоим было ровно по двадцать три года. Алексею порой начинало казаться, что их целомудрие и офицерскую честь блюдут уж очень ревностно. Ни для кого не было секретом – иногда молодые люди сбегали в город и предавались столичным утехам. Точно так поступал Дима. За те пять лет, которые они провели в Адмиралтории, подвигов Царёва Мальцев не повторял ни разу. Для себя он искал отговорку то в какой-то непонятной боязни столичной жизни, то в скромности, то в чём-то ещё. Воспоминания о простой, доброй и трогательно скромной, утончённой Катерине он прогонял прочь. Она осталась там, в Порт-Артуре. Может быть, потом, когда он станет капитаном, вернётся домой. И заберёт с собой детскую влюблённость, от которой так сладко щемит сердце. Нет, он не рвался к ней, не бредил Катериной. Алексей просто всегда о ней помнил. И не знал, как это можно совместить с развязной удалью Димы.
- Ну пойдём, куда деваться. Хоть посмотрю на этих твоих красоток, - усмехнулся Алексей.
За годы учёбы он сильно возмужал. Вытянулся сильно за средний рост, отчего смотрел на Царёва слегка свысока. Высокие скулы, волевой подбородок и упрямый, немного тяжеловесный нос на крупном лице с цепкими раскосыми глазами. Таким теперь был Мальцев. В его лице осталось много от мамы и от отца, так что сразу и не разобрать, ниход он или русид. Раз на шее носит крест, значит, а лучше сказать, вероятно, русид. С вероятностью пятьдесят на пятьдесят.
- Да-да. Надо-надо. А то сидим, всё учимся, да учимся. Жизнь течёт куда-то, словно мимо, - пробубнил себе под нос Алексей.
- Браво, Мальцев, - Дима хлопнул товарища по плечу, - Таким ты выглядишь живее и дамам понравишься, вот увидишь.
- Ну, это там видно будет, - смутился Мальцев и отвернулся, чтобы скрыть румянец. Длинные чёрные волосы в пучке на ниходский манер вздрогнули и замерли на плече.
Из прочитанных книг Мальцев выудил древнюю фразу: «выход в свет». Он внимательно наблюдал за тем, как готовят нелепое представление. Ходили слухи, что Адмиралторий с умыслом отбирал девушек для нехитрого предприятия. И учеников Адмиралтория, и учениц Академии Уюта не выпускали из вида на протяжении всей учёбы. Заботливое командование подбирало молодых людей для создания будущих семейных пар. Считалось, что удачная карьера высших офицеров должна иметь достойную поддержку у домашнего очага. Алексей не раз задумывался над этими слухами. Всё его естество противилось такой расписанной жизни. И однажды он задал преподавателю этикета вопрос на эту тему.
- Мальцев, вы что, смеётесь? Кто вам такую глупость сказал? Вы разумные, самостоятельные люди. Да, у вас мало времени на шалости с юбками, но это пока вы не закончили учёбу. У Адмиралтория есть масса забот, вместо чтобы невест вам подыскивать.
Алексей смутился. И всё-таки слухи слухами, а шутки шутками. О том, сколько свадеб сыграли старшие сразу по окончании учёбы, известно. Не слишком ли быстро и просто молодые офицеры нашли себе партии?
Но расспросить было не у кого. Те, кто закончил учёбу, разъезжались по гарнизонам, портам или по другим назначениям. Кибокай страна большая.
И нет ничего удивительного, что собрали в одном месте столько симпатичных девиц. Как на подбор, восемнадцать лет, может, чуть больше. Рассчитанный возраст, ехидно подумывал Мальцев. Он ходил среди людского столпотворения. На изысканном офицерском балу в праздничном зале Адмиралтория собралось какое-то невероятное количество народа. Тут не то что четырнадцать на четырнадцать, попомнил слова Димы Мальцев, тут сто на сто, а то и больше. И это только молодёжь. Но в зале находилось множество людей разных возрастов и званий, не только военных. Алексей по обрывкам фраз начал догадываться, что здесь, в этом круговороте, завязываются первые узелки карьерного роста. Офицеры и гражданские деятели общались, знакомились с будущими выпускниками. Многое решалось тут же, строились планы и заключались устные договоры. Высшая деловая и военная элиты столицы развлекались с пользой для дела.
Мальцеву стало противно. Совсем не оттого, что с ним как-то не спешили знакомиться ни девушки, ни «нужные люди». И Дима, который быстро выудил себе пару на вечер, исчез в толпе. Он тоже не при чём. Алексей подумал, как просто при желании подойти и завязать знакомство. Ведь сидят же стайками девушки в светлых кимоно и платьях, смотрят по сторонам, ждут кавалеров. Дождутся, хмыкнул Мальцев, точно дождутся. Может быть, пока не поздно, подцепить какую-нибудь красотку? Напоить вином, напиться самому, потом поиметь её где-нибудь парковой аллее, чтобы было о чём вспомнить. Ведь многие так и делают. А там видно будет. Дело-то нехитрое, дело молодое. Если соблюдать приличия вплоть до определённых границ, то и вовсе никому ничем не будешь обязан. Но Мальцев не спешил лезть вперёд. Можно было прибиться к ближайшей стайке и увлечь россказнями. Что-что, а это Мальцев умел, благо интеллектом и кругозором Бог не обделил. Но какой-то ступор внутри продолжал его сдерживать. Он уже почти решился плюнуть на всё и культурно напиться в лучших офицерских традициях, как вдруг.
Увидел её.
Оказалось достаточно одного взгляда. Тут же сбились в комочек все чувства. Сжались, напряглись и будто вспыхнули. Он не думал ни секунды. Или думал, но слишком быстро. Видел её настороженный, и в то же время весёлый взгляд. Знал, что этот взгляд не для него, но все преграды показались ему нелепыми и слабыми. Стоит только захотеть, сделать шаг.
Он сам едва ли понял, как неуклюже растолкал нескольких собеседников. Словно в забытьи шептал извинения и желал только одного. Поскорее оказаться рядом.
Она не успела моргнуть и дюжину раз, как он оказался прямо перед ней. Высокий, стройный, немного растрёпанный от быстрой ходьбы и смущённый. Но он знал себе цену, умел держать себя в руках, а потому уверенно улыбнулся и поклонился в приветствии.
- Мальцев. Алексей. Буду рад знакомству.
И замолчал. Куда делось красноречие, которым он приготовился сразить наповал черноволосую красавицу? Он в тихой панике пытался его нащупать языком в пересохшем рту и понимал своё фиаско. С каждым мигом он выглядит всё глупее и глупее. И всё же в эти мгновения, что бесславно утекали вслед за эффектом внезапности, он рассмотрел незнакомку.
Она была красива какой-то агрессивной красотой. Ровные чёрные брови, чёрные же глаза и необычно тёмный загар на нежной коже лица, словно какого-то по-особому живого. Она не была ни худенькой, ни полной, она была самой обычной. Но от неё исходил не то запах, не то свет, или смесь того и другого вместе, решил Мальцев, но это не был запах духов. Взгляд чуть-чуть исподлобья в сторону Мальцева был полон неприкрытого кокетства. Мелькнула скромная улыбка. Мягкая и горячая влага приоткрытых губ сочеталась с кокетливым взглядом в тонком противоречии. Как мог заметить Мальцев, девушка не пользовалась косметикой. Впрочем, ей это не было нужно.
Алексей сильно смутился от странности её наряда. Девушка была одета в нарочито скромное платье, а большая часть шикарных чёрных волос прикрыта тонким бело-тканным платком.
Мальцев опомнился и выдохнул. Немного расслабился и уверенно улыбнулся. Потом откашлялся и искренне рассмеялся.
- Да вот подумал, стоишь тут, скучаешь. Мне тоже что-то скучно. Кругом сплошное, как бы это сказать, ну, - он замялся и покраснел, - Как в театре. Заученные роли.
Он продолжал молоть чепуху и ждал, когда она его прогонит. А она стояла и слушала. Улыбалась, кивала и задорно смеялась глазами. Пламя тысяч свечей поблёскивало то на контурах лица, то в глубине чёрных глаз. Мальцев даже не заметил, как они двинулись с места. Шли медленно-медленно в потоке людей, и люди с улыбками расступались. А девушка всё слушала и молчала.
- Так я о танцах, вот, - закончил сумбурный монолог Мальцев, - Ты танцуешь?
Девушка хмыкнула и впервые заговорила. У неё оказался очень тихий, мягкий голос. Мальцев почему-то ждал услышать более громкий голос.
- Нет конечно, - она покачала головой и изящной рукой поправила платок.
- Хм, - продуманный на лету план и цветастый ворох воображаемых сюжетов замерли в голове Мальцева. Он мгновенно нахмурился, но тут же взял себя в руки. Дотронулся пальцем до носа, будто хотел почесать.
- Ага, нет, конечно, - повторил он, - Конечно, мы ведь не знакомы. Как же тебя зовут?
- Нанара Машарова, - произнесла девушка.
И снова заготовленный план дал сбой. Он не знал, как вести себя дальше. И решил, что этот клубок смотан как-то особенно сложно. Значит, и разматывать надо бережно, не спеша.
- Никогда не слышал ничего подобного. Очень необычное имя, ну это тебе уже не раз говорили, так? Так. И всё-таки, почему ты не танцуешь? Ты не любишь русидские танцы? Ниходские танцы тебе ближе? Ты ведь ниходка?
- Лёша, нет, совсем не в этом дело, - она решительно покачала головой, - Музыка тут не при чём. Я мусульманка, по национальности чеченка.
Мальцев хмыкнул. Он в общих чертах представлял, кто такие мусульмане. Вот и польза от часов, проведённых в лектории. История религии и веры, общее и различия. Мальцев и не думал, что когда-нибудь этот курс пригодится в практическом смысле. Но кто такая «чеченка» он не имел ни малейшего представления.
- Ладно, - спокойно сказал Мальцев, - Ты не танцуешь. Понятно. Я тоже не ахти какой танцор. Пойдём тогда, прогуляемся?
- Не стоит, - мягко, но решительно сказала Нанара, - Если ты хочешь со мной поговорить, можем пойти на балкон. Но я не пойду с незнакомым мужчиной дальше. Понимаешь?
Алексей кивнул. Мельком подумал: все планы интимного толка можно вычеркнуть. Ему самому показалось странно, как спокойно он отнёсся к этим словам. В считанные минуты он понял, как бесповоротно всё изменилось, и уже никогда не будет прежним. И всё из-за этих таинственных чёрных глаз. Мальцев робко шёл следом за Нанарой, едва запомнил, как они вышли на балкон и некоторое время молча стояли, дышали запахами ночи. Он не решался приблизиться к девушке на расстояние локтя. А ведь она прекрасно знала о его смущении. Видела, смеялась и ценила его мужественную сдержанность. И только глаза, полные густой таинственной жизни, тихо ласкали Алексея робким взглядом. В нём было слишком много тайны, огня и жизни. От такого взгляда Мальцев таял как воск. Он был растерян, смущён и поражён в самое сердце. Алексей был счастлив.
На следующий день Дима его не узнал.
- Лёха, ау, - он пощёлкал пальцами перед лицом Мальцева. Алексей как заворожённый смотрел на утренние полосы тёплого света. Они пробивались сквозь неплотные шторы в комнату, и что он видел в этих шаловливых росчерках солнца, Мальцев сам не мог объяснить. Перед глазами был вечер со свечами где-то за спиной, глаза Нанары и тихий разговор под шелест ночных листьев. Потом была крытая повозка. Она подъехала к крыльцу Адмиралтория, и Нанара исчезла под тёмным пологом. Алексей не увидел, но почувствовал, как из глубины повозки его цепко оглядели чьи-то внимательные глаза. Жених, брат, или отец? Алексей не решался судить уверенно, каждый из них мог доставить ему кучу неприятностей, если что-то пойдёт не так. Мальцев ещё недавно гнал от себя мысли о карьере, успешной службе и прочих, как он рассуждал, столичных глупостях. И вдруг всё переменилось. Он резво перестроил весь архитектурный ансамбль своих убеждений ради одного обрывка из ночного разговора с чеченской девушкой:
- Конечно, нам нельзя ничего такого с людьми другой веры, даже простое общение не одобряют, но мой отец умный. Он не будет против, если я заведу дружеское общение с серьёзным молодым человеком… из другого социального круга.
- Социального, - Мальцев попробовал на вкус это слово и оно ему не сильно понравилось. Но трезвые мысли всплыли, и вот теперь не давали покоя. Он уже принял решение, даже и приготовился к тому, как будет преодолевать сложности, - Это хорошо, что он позволяет тебе социализироваться. У нас ведь почти социалистическое общество.
Слава Нанары заставила его нервно сглотнуть и покраснеть.
- Лёш, ты думай, прежде чем говоришь. А если не знаешь, не говори. Я слышала, вас учат истории не хуже, чем нас. У этих двух слов общий корень, но слишком разный смысл. Старайся не болтать пустое, чего не знаешь. Ты это запомни, пожалуйста, а то ляпнешь при моих родственниках необдуманно, и всё.
Нанара крепко его припечатала, но он ведь сам виноват. И всё-таки последняя фраза имела для Мальцева большое значение. То, о чём он мечтает, имеет призрачный шанс сбыться.
- Да, чего? – вздрогнул Мальцев и хмуро насторожился взглядом в Царёва.
- Лёша! На занятия говорю пора, ты слышишь? Ау!
- Да? Да, конечно, - резво засобирался Мальцев.
Самое странное, что он успел без опоздания. Во взгляде Димы промелькнули не то зависть, не то восхищение, не то всё вместе. Товарищ ни о чём не догадывался и решил расспросить позже, например, за обедом. Тем более, Мальцев с каким-то остервенением взялся за учёбу, словно весь мир вокруг него стал по-новому интересен.
- Ну, кто, она? – спросил Царёв в столовой.
Диме показалось, что Мальцев бездумно поглощает пищу.
- Да погоди ты, не давись, скажи!
- Я не дафлус, - с полным ртом ответил Алексей. Дожевал порцию и произнёс:
- Она просто богиня, Дим. Богиня! Художница, представляешь? Скульптор.
- Эка невидаль, - отмахнулся Дима, - много ума для лепки не нужно.
- К тому же она мусульманка, - как бы невзначай добавил Мальцев.
- Чего? – по буквам выдавил Царёв, - Лёш, ты совсем рехнулся? Ты чего, Лёшка?
Мальцев нахмурился и отпрянул от Димы.
- Что такое?
- Нам же говорили, - в ужасе пролепетал Дима, - Лёха, ты балда!
Вот этого Алексей уже не мог ни понять, ни оставить просто так.
- А ну-ка, повтори! Что ты сказал! Что ты там про неё сказал?
- Про неё? Ничего я про неё не говорил, ты сам придумываешь, чего бы такого услышать,– Дима смотрел на него таким взглядом, будто Мальцев при смерти, - Да это самый глупый, самый тупой поступок, который ты мог совершить.
- Почему? – прорычал Мальцев и выпрямился из-за стола.
Люди за соседними столиками начали оглядываться.
- Почему-почему? – тихо пробурчал Царёв, - Не даст она тебе, вот почему. Они вообще не от мира сего. Ждёшь, что будешь с ней того? Ну жди, жди. Балда ты, Мальцев.
У Алексея перехватило дыхания. А потом он скривился и почувствовал, как сводит лицо. Первые мгновения он хохотал бесшумно. А потом захохотал так, что не мог разогнуться.
- Царёв, я тебя убью когда-нибудь, - произнёс Алексей, когда сумел говорить внятной речью, - Ты думаешь, мне именно это от неё надо?
- А то нет? – прищурился товарищ.
Мальцев посмотрел куда-то в сторону, мимо товарища. В твёрдом голосе прозвучала уверенность:
- И это тоже. Но это, Царёв, совсем не главное.
- Да, - в изумлении протянул Дима и принялся за свою порцию обеда, - Вот уж чего-чего, а такого я от тебя не ожидал. Ты либо псих, либо мазохист, либо всё сразу.
В тот день они больше не разговаривали.
Несмотря на близость колоритной столичной жизни, Мальцев знал о ней слишком мало. Да и не стремился узнать. Ему было спокойнее в стенах Адмиралтория, где жизнь текла строго по уставу. К концу учёбы многие успели забыть, каким выскочкой и всезнайкой был Мальцев в самом начале. Теперь он мало отличался от своих товарищей. И причина была не только в строго продуманной программе. Общее настроение в стенах Адмиралтория выравнивало учеников, притирало друг к другу. Но Алексею никак не удавалось стать таким как все. Всё-таки жизнь состояла не только из учёбы. Весёлые приключения с городскими девчонками, драки со сверстниками и пьянки не увлекали Мальцева. Царёв всё ещё подначивал товарища на приключения, но раз за разом с меньшим энтузиазмом.
После знакомства с Нанарой многое изменилось. Мальцев с головой погрузился в учёбу. Своим усердием он снова стал привлекать внимание преподавателей. В театральном кружке Алексей так и не вжился в коллектив, но его не выгоняли. Роли одиночек и эгоистов хорошо получались у Мальцева.
Вскоре Царёва удивило новое событие: его товарищ совсем бросил пить алкогольные напитки. Мальцев никогда не злоупотреблял, но категоричное желание завязать со спиртным выглядело странным. Алексей отнекивался, что не к лицу офицеру быть пьяным. Царёв язвительно напомнил Мальцеву его же собственные слова, сказанные как-то в шутку. В лучших офицерских традициях быть до синевы выбритым и немного пьяным.
Алексей молчал. Да, действительно так говорил, и сейчас возразить нечего. И ещё он устал говорить о том, что теперь всё по-другому.
Мальцев и так отдалился от людей. Осталось только поругаться с Димой, и он останется совсем один.
Товарищ искренне о нём переживал, только Алексею было всё равно, он не думал ни о ком и ни о чём кроме будущей карьеры и Нанары. А когда однажды за обедом Царёв завёл беседу о том, хорошо ли будет армии Кибокая, если в ней будут служить мусульмане, Мальцев не выдержал.
- Чем же тебе мусульмане не нравятся? – прокричал он в лицо Цареву.
- А не знаю! Я их не понимаю, вот и всё. И ещё, я слышал, что у них были идеи войн с неверными. Как у Непримиримых. Понимаешь?
Алексей прикрыл глаза и несколько раз шумно вздохнул.
- Дима, ты полный идиот. Как я только раньше с тобой общался? Может быть, ты вспомнишь о том, как русиды с ниходами воевали?
- Это другое дело, - отмахнулся Дима.
- Чем же другое, Дима, а? Ну чем?
- Не знаю, я не историк, - отмахнулся Царёв. Ему уже порядком надоели споры с Мальцевым.
Алексей нахмурился и медленно, очень внятно произнёс:
- Если надо будет стать мусульманином, я стану. Ради Нанары. А ты можешь попробовать подать рапорт в Адмиралторий. Так и напиши, что по твоему разумению мусульманин не может служить в армии и приравнивается к Непримиримым.
- Пошёл ты, – выругался Царёв и даже покраснел от возмущения. Встал из-за стола и приготовился дать сдачи, если Мальцев вспылит. Но Алексей не удостоил его вниманием. С деланным аппетитом продолжил обед. В тот же вечер он составил прошение о переселении. Мальцеву пошли на встречу, хотя это и было против правил. Через день Мальцев переехал в отдельную комнату.
История с разговором в столовой, необычайное усердие в учёбе и множество других мелочей привели к серьёзным последствием. В Адмиралтории на Мальцева обратили пристальное внимание.
Только Алексею было не до того. Раза два в неделю ему удавалось вырваться в город и встретиться там с Нанарой. Всё их общение сводилось к коротким разговорам в людных местах. Несколько раз Алексей замечал ненавязчивую слежку. Это могли быть родственники Нанары. О том, что это могли быть соглядатаи из Адмиралтория, Алексей старался не думать. Иногда молодые люди заходили в кафе и тратили стипендию Мальцева не бесхитростные лакомства, вроде сушёных фруктов и кофе. Болтали о разных пустяках и делились новостями. Новостей было немного. У обоих начался последний год учёбы, и в это ответственное время они мало что видели, кроме занятий.
- Ты знаешь, - однажды с гордостью сказал Мальцев, - Я тут опять буду играть в одной пьесе. Угадай кого? Вождя Непримиримых!
- Да, роль интересная. Пьеса-то о чём?
- Как всегда, - усмехнулся Алексей, - Доблестные воины Кибокая побеждают злыдней. Ты придёшь на представление?
Он знал, что она ответит. Весь либерализм её родственников ограничился случаем, когда девушку отпустили погулять на праздник. Алексей уже не раз вспоминал слова Царёва: ему ловить нечего. И он мог бы пойти на попятную, оставить глупую и бесперспективную идею, но его останавливали две вещи. Во-первых, гордость, а во-вторых, кокетливая отзывчивость девушки. Она несколько раз намекала, как он ей нравится, но дальше намёков дело не шло. Иногда Мальцеву казалось, что она издевается. В такие минуты он вспоминал о девушке Катерине из родного приморского городка. С ней было бы намного проще. Но он быстро прогонял прочь такие мысли. На свете есть Нанара, а всё остальное неважно.
- Приду, - неожиданно сказала Нанара и весело улыбнулась. В глубине горячих чёрных глаз вновь вспыхнуло таинственное обещание. Мальцев почувствовал, как тело реагирует на томный девичий призыв. Он постарался не подавать виду, но Нанара всё поняла. Тихо рассмеялась и опасливо огляделась по сторонам. Вокруг было много народа, но на молодых людей никто не обращал внимания.
- Спектакль завтра, да? – уточнила Нанара.
Мальцев кивнул.
Она решительно встала, Мальцев последовал за ней. У Алексея перехватило дыхание, когда Нанара оказалась близко-близко и быстро чмокнула его в щёку.
- До встречи, - прошептала Нанара, блеснула белозубой улыбкой и огоньком тёмных глаз.
Вскоре девушка в белом платке исчезла за спинами прохожих.
На представление собралось множество гостей. Пришли не только заядлые любители театральных вечеров, которые давно успели примелькаться. Этих зрителей уже и публикой-то не считали, нередко люди в зале становились участниками представлений. И самим было потешно, и актёры раскрепощались. Неопытная молодёжь легче и естественнее вела себя на сцене, когда большинство зрителей было знакомо. Два-три новых лица в зале погоды не делали.
Но в этот раз пространство перед сценой было полно незнакомых людей. Для самых почётных гостей освободили места у сцены, а тем, кто попроще, и места достались похуже. Тем, кому не хватило мест, принесли стулья из соседних помещений. Алексей не мог припомнить, чтобы на их любительские театральные эксперименты приходили высокие чины Адмиратория. Он быстро запаниковал, а не в нём ли причина такого столпотворения? Уже давно не было секретом, что в его сторону смотрят пристально, иной раз с нескрываемым осуждением. Мальцев осторожно поинтересовался у одного и актёров, Славы Евгеньева, в чём причина такого внимания.
- Мальцев, ты даёшь! - рассмеялся Слава, которому в этой постановке досталась роль предводителя одного из кибокайских отрядов, - Это же наше последнее выступление. Нам осталось учиться всего три месяца. Вот и пришли посмотреть на выпускников.
И всё же Мальцева не покидала мысль о каком-то недоступном его пониманию умысле. Впрочем, решил он, офицеры в дорогих кимоно, при орденах и в сопровождении элегантных дам, это необычно, но не так уж важно. Есть кое-кто поважнее.
Пока на сцене разворачивалась прелюдия к воинственной драме, Мальцев стоял возле занавеса и украдкой наблюдал.
Нанара сидела в отдалении, но с того места её было удобно смотреть на сцену. На этот раз девушка приоделась в строгое чёрное платье и яркий бирюзовый платок. На шее Нанары Алексей разглядел изящное колье из тёмных пород дерева и янтаря. Девушка обращала на себя внимание, но оно выражалось лишь в том, как предупредительно вели себя окружающие. Из своего укрытия Мальцев видел, как гости с почтением и любованием оказывают ей пустячные знаки внимания. Это было странное, непростое ощущение, гордость за то почтение, с каким смотрят на девушку, от которой он сам без ума. Ведь многие догадывались, кто она такая. Слухи о том, что Мальцев влюбился в красавицу-мусульманку, быстро расползлись по Адмиралторию.
Он бы ещё долго смотрел, как Нанара увлечённо наблюдает за сценой, выискивает взглядом, не появился ли там Мальцев. Алексею очень льстил её неподдельный интерес. Было трогательно и приятно любоваться девушкой, пока она этого не видит.
Но вскоре ему пришлось выйти на сцену в чёрном плаще поверх кимоно из блестящей ткани. Лицо закрывала чёрная маска со свирепым напряжением в чертах, так что Нанара могла его и вовсе не узнать. Но она узнала. Он понял это по тому, как изменились её поза и выражение лица. Она чуть-чуть наклонилась вперёд, чтобы рассмотреть его, не упустить ни мгновения из его роли. Но ролью не дозволялось пристального взгляда на публику. Мальцев должен был обратиться к своим генералам с пафосной, трагичной речью о близости конца их отданных войне судеб.
Речь была в меру агрессивная и в меру жалкая, такой и должна быть речь человека в примирении с близостью смерти.
- Уже могучий враг приблизился под стены.
Раскрыла ночь объятья длинных теней.
От многих факелов в руках свирепых воинов.
Там слышу я, гремят клинки и пушки,
В отчаянье дрожит моя твердыня.
Но не защитники её, она - бездушный камень,
А люди твёрже её стен, храбрей и всё же смертны.
Я должен к ним идти.
Обоих генералов играли широкоплечие, высокие парни. И всё же Мальцев был ростом вровень с ними. По замыслу автора пьесы должно было быть иначе. Предводитель Непримиримых рисовался зрителю тщедушным, зловредным типом, которого никто не любит, но все боятся.
Навстречу Мальцеву шагнули генералы, и один и них сказал:
- Идемте, господин, есть лаз подземный.
Мы вас проводим, выведем из башни,
А там свобода, за кольцом осады.
Мы убежим, Вы убежите, верно
Затем, что позже с местью возвратитесь.
Тут по сюжету Мальцев должен был сокрушаться, раскиснуть и пойти на поводу у генералов. А доблестные и хитроумные кибокайцы поймают его на выходе из обречённого замка. Тут, как говорят, собаке и смерть собачья. Но Алексей понял, что не может так сказать и поступить на виду у Нанары. Он в каком-то болезненном порыве обернулся к залу. Ему было и страшно и весело, когда он решил переврать слова роли. Пусть это докажет его актёрскую бездарность, не важно. Он и не хотел актёрской карьеры. Алексей хотел произвести впечатление на девушку.
На миг ему почудилось знакомое лицо в дальней группе зрителей, у стены. Но мысль о предстоящей каверзе с ролью заглушила все остальные мысли. То мимолётное узнавание промелькнуло скорее в подсознании, мимо логики обычных рассуждений. Мальцев резко выдохнул и заговорил:
- Хорош удел для власти слабых трусов
Таким непримирение столь чуждо,
Что примириться с трусостью им легче
И свыкнуться с резнёй своих же воинов.
Актёры в недоумении переглянулись.
- Мой повелитель, - в голосе одного генерала прозвучала претензия, требование немедленно объясниться и вернуться к предписанному ролью тексту. Алексей громко и с презрением рассмеялся в ответ:
- Вот так порочной памяти доносят
Слова, призывы к трусости и бегству.
Но я не примирюсь, нельзя иначе.
Я не могу оставить здесь своих, - в этом месте Алексей сделал паузу, чтобы слушатели успели задуматься о смысле слов. Потом продолжил:
- Предубеждений… И своей же веры.
Для многих враг непримирмый ликом
Аморфный и как будто бы невидим
Мне быть таким. Сейчас беру клинок
И в жар сраженья! Пусть в кровавой битве
Я потеряю и лицо и сердце
Пусть раны безобразные расчертят
Лицо и неопознанным оставят
В крови мой труп.
Не дам врагам я счастья
Сказать: здесь пал их воин-предводитель.
Я буду тенью. Нет опроверженья
Но подтвержденья тоже нет,
Я жив и мёртв, неведом и не познан.
Как дух непримиренья, тем бессмертен.
Лишь тело смертно. Я иду. Вы тоже?
Последние слова прозвучали не в тишину изумлённого зала, а в лица растерянным генералам. Они побледнели и потеряли дар речи. Просто не знали, что сказать в ответ на импровизацию Мальцева. Но Алексей дал им возможность уйти со сцены так же, как они и собирались уйти. Вместе с ним, чтобы больше ни разу не появиться на сцене.
Они молча проследовали за кулисы.
Зал за спиной также молча проводил их взглядами. Были многие, кто не понял. Нанара тоже не всё разобрала, но она уловила самое важное. Алексей решительно переделал текст, вложил в него порыв души. От этого роль получилась очень живой и настоящей.
За кулисами Мальцева встретили разъяренные артисты кружка. "Генералы" были готовы пустить в ход кулаки. Только за драку на представлении, где присутствуют высшие чины Адмиралтория, могли очень серьёзно наказать. У большинства актёров, как и у Мальцева, учёба почти закончилась, осталось всего три месяца до выпуска. Начинать карьеру со скандала никому не хотелось. Многие точно знали, куда и когда им предстоит направиться на службу. Репутация имела слишком большую ценность, её создавали и добивались. Она была пропуском в мир высшего света и армейской элиты.
Поэтому Мальцева засыпали свирепыми взглядами и тихим матом, но обошлось без рукоприкладства.
- Ну чего мне теперь прикажешь делать? - с тихой яростью спросил его актёр Слава. Близился его выход на сцену, но заготовленная сценическая речь потеряла смысл. Мальцев бессовестно перекроил концовку пьесы.
Алексей посмотрел в глаза актёру и почувствовал стыд. Своей импровизацией он подставил молодого человека, ведь ему предстояло сказать:
- Мы выследили гадов. Позор и страх
На лицах, бледных смертью.
Но больше мимики на лицах не сменить
Они мертвы от этого клинка.
И предводитель с ними.
А ведь Слава относился к Мальцеву лучше многих. Алексей покраснел и отвернулся. Теперь ему самому эта выходка показалась нелепым ребячеством, но изменить последствия он уже не мог.
В зале за инцидентом на сцене следили многие. Особо пристальное внимание можно было прочитать на лицах трёх офицеров, одетых в строгие тёмно-серые кимоно. Двое были русидами, а третий, судя по чертам лица, ниход. Он и заговорил, в то время как двое внимательно слушали его и поглядывали в сторону Нанары.
- Буян мальчишка-то. Надо же, как переиначил. Вообще-то он на хорошем счету. Прилежный, умный и эрудированный. Приказы выполняет быстро и усердно. Инициативы маловато, но это придёт со временем, когда послужит да войдёт во вкус шпынять младших по званию. А то, что не быть ему полководцем, не велика беда. Армии нужны толковые офицеры. Я всё думаю, что это он из-за девчушки такое коленце выкинул. Тихий, спокойный был всё время, а тут вдруг нате, пожалуйста.
Оба слушателя переглянулись, после этого один из них спросил:
- И что, никогда-никогда? Для того, в ком мало инициативы, он слишком быстро сориентировался на сцене. Да, может быть, это она его научила?
Ниход задумчиво пожевал губу и решительно кивнул:
- Ну да, вдруг и правда она надоумила. Девушка мусульманка, верно? Но ведь это ничего не значит. Однажды он что-то там вякнул на учениях, но там сами знаете, всякое бывает.
Нанара заметила внимание со стороны. Приветливо улыбнулась в ответ на пристальные взгляды. Разговора о себе в связи с выходкой Мальцева она не слышала.
Офицер-ниход вздохнул и отвернулся от Нанары.
- Да нет, она тут не при чём. Слишком глупо. Он просто покрасоваться хотел. Перед ней. Героем себя показать.
Между тем пьеса подошла к самому финалу. На сцену вышел актёр и заговорил:
- Он где-то там, бежал как трус, должно быть.
Тела защитников немногие целы
Для опознания по лицам и одеждам.
Иссечены в бою, лишь кровь и пепел
На месте лиц.
Его там нет. Но так ли это верно,
Как многие хотят себе внушить?
Импровизация оборвалась неуклюжим вопросом. Он прозвучал прямиком в зал. Сам актёр не знал ответа, его растерянность была как на ладони, он даже скрыть её не пытался. Но среди зрителей нашлось немного тех, кто оценил импровизацию. В благодарность прозвучали вялые аплодисменты, а финальные реплики других актёров и вовсе остались без внимания. Достоинства пьесы публика не оценила. Автор присутствовал в зале и пробурчал сквозь зубы, что Мальцев заплатит за свои выкрутасы. Нанара услышала ругань драматурга, испуганно огляделась и быстро покинула зал. Девушка решила предупредить Алексея. После хулиганства на сцене надо быть по осторожнее, хотя бы первое время. Автор не подчиняется Адмиралторию, так что может и отомстить, забеспокоилась Нанара.
Трое офицеров продолжали тихую беседу, в то время как остальная публика начала расходиться.
- Вам знакома наука сексология? - спросил нихода один из офицеоров-русидов.
- Вы про девчонку-то? Ну да, побежала к своему Мальцеву, будет утешать и оберегать. Хотя чего ему опасаться? У нас в Адмиралтории кодекс чести соблюдают. А в город он не дурак сейчас соваться.
- Да я не об этом, - поморщился офицер, - В сексологии считается, что человек с нормальной ориентацией воображает себе принадлежность к другому полу. Когда удовлетворяет себя сам. Понимаете?
Ниход не понял.
- Этот ваш Мальцев с явным удовольствием играл Непримиримого.
- Господи, вы меня простите, уважаемый подполковник, но я не вижу никакой логики и связи...
Офицер, который заговорил о сексологии, коротко рассмеялся без всякого презрения. И всё же оборонительную тактику ниход выбрал зря. Ему в звании капитана не пристало перечить этим гостям, но и унижаться не стоило. Переход с простой беседы на звания быстро добавил разговору нервозность. Он и без того был непростой. А иначе и быть не могло. Трудно представить праздную болтовню между офицерами Министрата и простым преподавателем Адмиралтория. Слишком велика разница в социальном положении.
- О том, как и что мы делаем, какие науки изучаем и так далее, - презрительно начал второй офицер-русид, - ходит много сплетен. Я уже опасался, что и вы туда же. Ну, нет, так отлично. О сексологии я вам сейчас объясню. Для общего развития.
- И успокойтесь, никто вас и вашего Мальцева не обвиняет ни в каких сексуальных преступлениях. Вы ведь об этом подумали? - вкрадчиво добавил первый офицер.
Рядом находилось ещё несколько человек, и они невольно стали прислушиваться к разговору. Офицер-преподаватель бесстрастно кивнул в ответ, но его самообладание было на пределе. В такой ситуации проще согласиться. У него было одно желание: быстрее закончить этот неприятный разговор.
- Он поставил себя на место Непримиримого, - начал рассуждение офицер-русид, - В такой эмоциональности мне видится желание обрести власть. Любую власть. Даже сексуальную. Конечно, это бездоказательные домыслы. Из области психологии. Мальцев испытывает к ним ненависть, в этом никто не усомнится. Достаточно вспомнить его биографию. Родители Мальцева погибли из-за Непримеримых. Но это не слепая ненависть, нет. Вам не кажется там что-то ещё, с намёком на уважение? Да, интересная ситуация, наверху будут думать, - последние слова офицер произнёс очень тихо. Их услышали только офицер-напарник и ниход из Адмиралтория.
- Мое мнение, как преподавателя, таково, что ненависть надо держать в узде. Мальцев держит себя в руках, хотя сегодня на сцене он не сдержался. Прошу учесть моё мнение, когда вы будете писать рапорт.
- Вы слишком недальновидны, капитан, - прозвучал язвительный акцент на звание, - Отношение такого рода может привести его на скользкую дорогу. Либо он будет воевать с ними либо...
- Но ведь это сын честного офицера Владимира Мальцева, господин подполковник, - не выдержал и вспылил ниход, - Через три месяца он официально присягнёт...
- Довольно, капитан, - его резко оборвали на полуслове, - Ступайте к своим ученикам. Ваша просьба будет рассмотрена.
Ниход с облегчением вздохнул, когда русиды ушли. Сделать что-то большее для Мальцева он уже не мог. Если наверху решат выгнать, так и будет.
Нанара спешила увидеть Мальцева. Ей показалось, что он очень расстроился из-за происшествия. Но девушка знала, чем сможет его утешить. Главное пусть не делает глупости.
Она нашла его в тени скромной аллеи, недалеко от Адмиралтория. Удивилась безрассудству и храбрости. Ведь молодому человеку могли отомстить, она сама слышала злобную ругань и угрозы в адрес Мальцева.
Но Алексей как будто не думал об этом. Он сидел на скамейке в молчании и унынии. В таком глубоком одиночестве, с такой тяжестью опущенных плеч Нанара его ещё не видела. И отказалась от всех заготовленных упрёков. Девушка смягчилась и поприветствовала его искренней улыбкой.
Мальцев приподнял голову навстречу шагам. Позади Нанары густо светились ночные фонари. Ему из темноты привиделся лишь девичий силуэт. Где-то в сознании мелькнула мысль, вот бы это оказалась...
- Ну здравствуй актёр, - тихо сказала Нанара и подошла совсем близко. Её сердце учащённо забилось. Мальцев смотрел на неё с тихой тоской, его будто даже мимо неё.
- Нанара, - прошептал Алексей. Имя прозвучало так, будто Алексей хотел удостовериться, что это именно она.
Голос Мальцева прозвучал сдавленно, сухо и нерешительно:
- Господи, что же я наделал? Ты помнишь, как они, замолчали?
- Это было что-то, - сказала Нанара, - Они ждали одного, а ты их всех разочаровал. И эта роль, ты так её исполнил, что получилось достоверно. Остальным актёрам далеко до этой живости. Ты ведь импровизировал?
Мальцев сглотнул комок в горле. Он почти не думал о том, как сыграл роль. Все мысли крутились вокруг последствий. Если его накажут, это станет непоправимым ударом по будущей карьере. Вот тогда прощай мечта о море. Нанаре он тоже теперь не нужен. Всё, о чём он мечтал, развеялось как бледный дым.
- Ну да, импровизировал. А толку? Я даже не знаю, что на меня нашло. Говорят, так бывает. Форма сублимации, - с тихой злобой сказал Мальцев.
Нанара постаралась сделать вид, что не поняла. Краска хлынула к лицу, но в темноте это не было заметно. Девушка поймала себя на неприятной мысли. Алексей имел моральное право быть недовольным. Также как не имел права осуждать её за веру и воспитание. Впрочем, он и не осуждал. Просто вставил в разговор психологический термин. Получилось зло, доходчиво и верно. Девушка оценила сдержанность. Нанаре сильно захотелось присесть рядом, обнять и утешить. Но она не могла. Ласки и тепла ждал от неё Мальцев. Оба хотели, но оба знали, что этому не бывать.
- Ты наверно по наитию, - Нанара увела разговор от щёкотливой темы, - Так бывает. Вдруг раз, и начинаешь думать по-другому. Как будто до этого был слеп. Вот так и ты. Но я как раз чувствую, в твоих словах прозвучало больше правды, чем во всей пьесе. Ты развил очень необычную тему. И кое-кто будет не прочь обсудить её. Ну, найдутся и другие темы для разговора.
Мальцев с недоумением разглядывал Нанару. В этот поздний вечер он был готов ко всему. Но девушка не может быть причастна к Непримиримым, нет. Он в ужасе затушил эту мысль. Только других не было. И тогда Алексей задал вопрос, хотя боялся услышать ответ.
- Кое-кто это кто?
Мальцев с трудом совладал с собой. Он резко встал со скамейки, чуть ли не навис над девушкой, и с решимостью на лице приготовился выслушать ответ.
Нанара совсем не испугалась. Она даже не поняла причины такого порыва. Подумала, что это мужская похоть. И всё же Мальцев не тянул к ней руки, не пытался обнять или поцеловать. Она была не просто против этого. Она боялась, что ей понравится и ответная страсть разгорится в ней самой. Но Алексей оставался галантным офицером. Девушка коротко и тихо рассмеялась, а потом ответила.
- Мой папа. Он решил, что тебе можно познакомиться с нашей семьёй.
Мальцев ахнул. Такого оборота он не мог себе даже представить. Алексей смотрел девушке в глаза и без всяких слов спрашивал, так ли это. Действительно ли это то, о чём он мечтал? Во взгляде девушки он видел безмолвный ответ. Кроме слова "да" там промелькнуло: "того же хочу и я".
- Могу удивиться? - тихо поинтересовался Мальцев.
Девушка стояла совсем близко. В тёмной сумрачной прохладе он ощущал её тёплое дыхание на своём лице. Алексей был слишком растерян, чтобы пойти чуть дальше в своей близости с Нанарой.
Девушка с опасением кивнула. Краска снова бросилась в лицо, и девушка надеялась, что молодой человек не видит её смятения. Алексей и не видел.
- После сегодняшнего меня могут выгнать. Разве твой отец согласится, если.
Нанара резко перебила его.
- Лёша я не знаю. Он не ждёт в своём доме прославленного адмирала, ждёт он тебя. Из-за твоей значимости в моих глазах, а не в своих, и уж тем более, ему нет дела до репутации в Адмиралтории. Он хочет пообщаться с тобой и решить всё самостоятельно. Так что тебе нечего опасаться. У меня очень мудрый отец.
- Ты его идеализируешь, - с сомнением заметил Мальцев.
- Лёша, мне хочется сказать: да какое ты имеешь право так говорить? И всё же держу себя в руках. На тебя ровняюсь. Не надо так больше, ладно? Я горжусь им.
- Я тоже горжусь своим отцом, - тихо произнёс Алексей.
Потом оба какое-то время молчали. Каждый понимал значимость предстоящей встречи и волновался, но опасения у них были разные. Нанара представляла, чего потребуют от молодого человека. Как он поведёт себя после слов отца, девушка не знала. А Мальцев всё больше беспокоился о своей карьере, о том, не выгонят ли из Адмиралтория. При всей своей либеральности отец Нанары вряд ли согласится на брак дочери с опальным офицером. Тут ещё вопрос, получит ли он своё звание.
Девушка заговорила снова, будто прочитала его мысли:
- Ты не огорчайся раньше времени. Вот даже выгонят тебя, ну и что? Ты хороший парень, образованный и серьёзный. Неужели работу не найдёшь в Иркте? А то, что платить будут не так, как некоторым, не беда. У меня семья не бедная. Не дадут нам с голоду умереть. Всё лучше, чем где-нибудь в захолустье. Даже лучше, если выгонят. Ещё ушлют куда-нибудь в Тиксу или Архангу, мне же придётся с тобой ехать. Не хочу, мне тут нравится. Там на севере холодно.
Нанара сама себе удивлялась. Такая откровенность была ей в новинку. Алексей тоже был удивлён. Ещё десять минут назад весь мир вокруг рушился в прах. А теперь, оказывается, стоит жить и радоваться жизни. Он с трудом верил своим мыслям и словам Нанары. Верил, а голова кружилась от радости и смущения. После таких слов у него не осталось сомнений. Нанара любит его, хочет быть с ним и пойдёт на всё, чтобы они были вместе. Держать себя в руках стало ещё сложнее. Мальцев сделал шаг вперёд.
Девушка решительно оттолкнула его руками.
- Лёша, не надо. Не сейчас, только не сейчас. Я не могу.
Она резко отвернулась.
- Но...
- Лёша, я правда не могу. И буду с нетерпением ждать, когда придёт время. Я ухожу, так нам обоим будет легче.
И оставила его одного. Обернулась лишь однажды, когда он прокричал вопрос: "когда?"
- Завтра в четыре по полудни. Приходи после занятий.
Алексей остался один. Долго сидел в полумраке ночного уединения. Думал о будущем, пытался унять воображение и смятение. Вернулся в Адмиралторий глубокой ночью, усталый, замёрзший и полный надежд.
Утром Адмиралторий встретил Мальцева тишиной осуждения. Многие ждали раскаяния и позорного повиновения. Алексей назло доброжелателям был бодр и находился в приподнятом расположении духа. Кое-кто со злостью прошептал, мол с Мальцева всё как с гуся вода лишь потому, что он сын Мальцева. Им повезло, что Мальцев не слышал эти слов. С него бы сталось вызвать за такое на поединок. Стать зачинщиком дуэли Алексей не боялся. За дуэли выгоняли сразу, это правило существовало испокон веков. К нему не предусматривались исключения. Только если Мальцеву теперь было без разницы, выгонят его или нет, для остальных учеников эта разница существовала.
С таким фатально агрессивным настроением Алексей и покинул Адмиралторий в начале четвёртого часа. Адрес Нанары он давно знал, только раньше не приходилось бывать в этом районе города. Девушка категорически отказывалась от провожаний. Этого Мальцев понять не мог, но старался уважать обычаи мусульман.
Ровно в четыре часа Алексей подошёл к массивным резным воротам и постучался. Сразу за деревянными воротами оказался ухоженный сад. Узкие тропинки убегали в разные стороны среди миниатюрных деревьев и кустарников, усыпанных бойкой зеленью молодых листьев. По одной из таких тропинок вглубь сада Мальцева повёл молчаливый охранник в странном полосатом кимоно. Алексей подумал, может это национальная чеченская одежда. Сопроводитель не отличался какой-то особой внешностью. Над загорелым лицом и руками, словно выточенными из бронзы, витал неуловимый не то запах, не то свет. Мальцев тут же вспомнил о восточных пряностях. Но причина была вовсе не в пряностях, и это Алексей понимал. Слишком разные миры были по обе стороны от массивных ворот. Здесь даже воздух был другим. Ожидание подстёгивало воображение. И когда они ступили под мягкую тень от крыши над резной верандой, Алексей готов был увидеть там всё, что угодно.
За уютным столиком, на котором стояли ваза с фруктами и чашки из тонкого фарфора, сидели трое мужчин. Мальцев кое-что знал о мусульманских обычаях, и его не удивило отсутствие женщин. Алексей хотел познакомиться с мамой Нанары, только это могло произойти совсем не скоро.
Гость сдержанно кивнул и поприветствовал незнакомцев:
- Здравствуйте, меня зовут Алексей Мальцев.
Тут представилась возможность рассмотреть хозяев гостеприимного дома. Самый старший, упитанный мужик с ровной бородой, с настороженным любопытством смотрел на Алексея. Мальцев определил для себя, что этот человек слишком насторожен. Не таким он представлял себе отца Нанары. Второй мужчина как будто не проявлял такой настороженности. Он был чуть шире первого в плечах, расслабленно и открыто держал на виду руки. В глубоких глазах под длинными ресницами читались живая мудрость и молодецкий задор. На широком скуластом лице, тщательно выбритом, притаилась самоуверенная улыбка. Алексей сравнил в уме эту живость и сдержанность ниходов. Получилось две противоположности. Что лучше или хуже, он не брался судить, просто к сдержанности он давно привык.
Ещё за столом сидел молодой человек, ровесник Мальцева. В чертах его лица Алексей увидел общее с Нанарой. Такой же формы нос, такие же глаза. Этот третий, должно быть, брат Нанары, тоже был аккуратно выбрит, но буйные волосы всё равно проступали на гладкой коже, как будто нижнюю половину лица покрасили чёрной краской.
Все трое были одеты в строгие чёрные костюмы старомодного покроя. От белых сорочек пестрело в глазах.
- Садитесь, Алексей Мальцев, - коротко, но приветливо улыбнулся широкоплечий.
Алексей уселся за стол на твёрдый покатый диван. Оказался в перекрестье взглядов и почувствовал себя неуютно.
- Можете звать меня господин Сурен, я отец Нанары. Это её муфтий Раид, - вслед за представлением муфтий с достоинством кивнул и продолжил буравить Мальцева настороженным взглядом, - А это мой старший сын, Усман. Мы рады встречи с вами. Чувствуйте себя как дома и не судите строго за скромный приём.
"Будь благодарен, что тебя вообще позвали", - именно так расценил гостеприимные слова Мальцев. Мог ли он обвинить этих людей в излишней настороженности? Пожалуй, он поступил бы с чужим человеком точно также. Не подпускать ближе, пока не будут ясны сильные и слабые стороны. Быть аморфным и пластичным, пусть чужак заблуждается и силится постичь его сущность. Сан Тцу, искусство войны. И теперь Алексей не был уверен, как надо себя вести. Быть самим собой очень хотелось, но в ответ на явное применение древней китайской доктрины оставаться собой было не просто. Мальцев одёрнул сам себя. С чего это он видит тонкую психологическую игру? Это могут быть просто традиции. В купе с родительским беспокойством.
Разговор завязался с беспечных пустяков о погоде, ценах на мёд и вестях из отдалённых регионов Кибокая. Мальцев не стыдился незнания многих последних новостей. Ведь все они имели субъективную важность. Для тех, кто их создавал, разносил и слушал. Весь разговор выглядел как разносторонняя проверка его интересов, убеждений и планов. Темы его отношений с Нанарой ни разу не затронули. Мальцеву стало надоедать это одностороннее словоблудие. Ему не хотелось тратить время на сплетни. Окончание учёбы приближалось во всей своей пестроте традиционных экзаменов формальных мероприятий и ритуалов. Вообще-то наверху всё давно решили, только Мальцев продолжал волноваться. Иначе он просто не мог.
- Что делаю в свободное время? - переспросил Алексей.
- Да, в свободное. Вижу его у вас немного, но человек без досуга не человек. Гуляете, веселитесь? - спросил Сурен.
- В общем-то, нет, - покачал головой Мальцев. Он в первый раз за время разговора притронулся к питью. Хозяева с самого начала предложили лимонад, но Алексей сдержанно делал вид, что жажда ему не знакома. Теперь стало понятно, куда может зайти беседа. И от этого в горле появилась сухость.
- Почему? - последовали вопрос и аргумент, - У студентов принято пировать.
- С некоторых пор я не беру в рот спиртного.
- С каких таких пор? Что-то случилось?
Мальцев напрягся. Подумал и ответил.
- Да, случилось. И я этому происшествию только рад.
Хозяева переглянулись. Их явно забавляла словесная игра.
Алексей знал, что в конце концов этот вопрос прозвучит. Правда, форма вопроса, а также подтекст оказались неожиданными. Муфтий Раид спросил:
- Значит, на сцене вы были в трезвом виде?
Мальцев хмыкнул.
- Да, я был трезв. Но если вы спросите о том, чем я руководствовался, когда менял речь, ответ вряд ли получите. Я и сам не знаю. Может, музыкой навеяло.
Отец Нанары и муфтий переглянулись. До этого Усман сидел в расслабленной позе. После ответа он подался вперёд и обратил на гостя значительно больше внимания. Его голос прозвучал с ледяным спокойствием:
- По-моему это сильно похоже на государственную измену. Вы недвусмысленно обвинили правительство в сокрытии правды о Непримиримых.
- Нет, стоп! - резко взмахнул рукой Мальцев.
Усман удивлённо вскинул брови. Остальные участники застолья молча наблюдали.
- Если посмотреть с этого угла, то что-то в таком роде сказал не я, а другой актёр, - Мальцев на мгновение задумался. В памяти возникло мимолётное воспоминание об отрывке учебной программы. У мусульман есть строгие понятия о приличиях. И Мальцев осторожно продолжил:
- Он мне не брат и не кровник, я не стану его защищать. Но в то же время ему пришлось так говорить из-за меня. С этим не поспоришь.
Усман с недовольным видом покачал головой. Он безмолвно осудил Мальцева за неловкую попытку выгородить себя. И бессловесность лишь добавила веса осуждению. Последующие события могут развиваться по-всякому, решил Алексей, но поддержки этого человека он никогда не получит. Это было так ясно и неотвратимо, что вызвало тягучую тоску. Мальцев с трудом сохранил спокойствие. С самого начала он надеялся найти поддержку брата Нанары. Мысль о близости взглядов из-за равенства лет оказалась ошибкой.
- Не брат и не кровник, - вполголоса повторил Усман слова Алексея, - Он такой же будущий офицер, как и вы. Или я чего-то не понимаю в кодексе офицерской чести?
- Усман, прекрати это, - отец Нанары оборвал речь своего сына, - Алексей, я вас понял. Мой сын буквально бредит этим конфликтом с так называемыми Непримиримыми. Он считает, что патриотизм, сплочённость и воинская честь это важнейшее оружие Кибокая. Не судите о моём сыне слишком строго. Он горяч и одиозен, как и вы. Просто у ниходов принято быть сдержанными. Кстати, мне тоже кажется странным ваше пренебрежение к сослуживцу. И всё же это ваше личное дело. Мне известно о конфликте между вами и Царёвым.
"Вот это да, - рассмеялся про себя Мальцев, - Слухи ползут как черви. Чем больше передаточных звеньев, тем меньше правды". Он мог бы растолковывать различие между Димой, который театр не любил в принципе и актёром Славой. Но не видел в этом смысла. Зачем разубеждать хозяев в такой удобной версии событий? Алексей с опасением подумал, а вдруг они специально его проверяют? Какая доля правды известна этим людям? И на какую откровенность они рассчитывают? Мальцев принял самое разумное решение: не лгать и выдавать только ту информацию, которую от него хотят услышать. И ни слова больше. С этими людьми придётся держать ухо востро, даже если они породнятся. В благополучный исход «смотрин» и знакомства с семейством Нанары Мальцев уже не верил.
- Может быть, вы знаете о Непримиримых больше, чем считаете нужным показывать? - осторожно заметил муфтий.
"Дались им эти Непримиримые", - с досадой подумал Мальцев.
Он пришёл в этот дом ради Нанары. Если ради неё придётся говорить о Непримиримых, он не против.
- Я знаю о них только то, что знаю, - прозвучало уклончиво, но Алексей решил продолжить игру по правилам, - Вы знаете что-то, чего не знаю я?
- На такой вопрос трудно ответить, - продолжил муфтий, - Пока что о своих знаниях вы ничего не сказали.
- Попробую коротко рассказать о том, что знаю. На Земле есть группа фанатично настроенных людей. Их мотивы и цели мне не известны. О них можно судить только по действиям. Эти люди придерживаются постоянной доктрины. Ведение боевых действий против Кибокая Ясного, величайшей и сильнейшей державы Земли. Чаще всего нападению подвергаются вооружённые силы. Военные базы и гарнизоны. Реже известны случаи террора в отношении правительственных лиц и структур. Тут лично мне кое-что непонятно. Если отбросить все детали и условности, то у власти Кибокая стоят военные. Разумный вывод - фанатики хотят свергнуть, - Мальцев чуть было не сказал "военную диктатуру", но вспомнил о болезненной патриотичности Усмана и решил не доводить до конфликта, - Свергнуть существующий режим и его армию. Такой вывод сделали много лет назад, ещё в прошлом веке. Из курса истории мы знаем о так называемой конверсии или разоружении. То, что было потом, вы знаете не хуже меня. Фанатики стали подвергать террору мирное население. Армию возродили, но, как говорят специалисты, это уже не та армия. В старой были ниходские порядки, идеальная дисциплина, и всё в таком духе. Вообще-то всегда найдутся те, кто будет ворчать. Раньше то, раньше сё. О чём угодно будут ворчать. Я таких не люблю. Пожалуй, добавить нечего. Разве что, о самом названии. Именно за постоянство доктрины террора их прозвали Непримиримыми.
Мальцев прервался, чтобы перевести дух. Сделал глоток лимонада. И тут Сурен слегка пододвинул к Алексею вазу с фруктами. Этот маленький знак внимания очень тронул Алексея. Он впервые подумал, как много правды в словах Нанары. Отец девушки действительно оказался хорошим, добрым и чутким. Алексей начал это понимать ещё в начале разговора.
- Большое спасибо, господин Сурен.
Мужчина ответил одобрительно кивнул гостю. Алексей продолжил речь:
- Мне известно о монограмме, которую считают гербом Непримиримых. Это буквы N.T. Самое распространённое толкование основано на переводе с мёртвого языка, так называемого, английского. Non Tolerant. Дословный перевод как раз и будет: "Непримиримые". Есть ещё множество догадок. От простых вроде "Наследие Терры", "Наследники тайн" до совсем сложных. Кто-то видит отголоски легенд о нацизме "Наследие Тора", кто-то ищет связи с преданиями о сионских мудрецах. Странно, что и звучит похоже: "Новая Тора". Кажется, Торой называли священную книгу древних евреев. Только всё это история и домыслы. Факт, эти люди стараются воссоздать и получить в распоряжение древние технологии. Чтобы воевать? Кто их знает? Что это или кто это - Непримиримые мне не известно. Живьем я их не видел.
- Вы, Мальцев, считаете Непримиримых злом? - с сомнением на лице спросил муфтий.
Усман и Алексей в недоумении посмотрели в сторону бородатого духовника.
- Конечно, - резко отозвался Мальцев. Усман быстро бросил в сторону Алексея настороженный взгляд, - Но история нас учит тому, как часто люди идут на зло не по своей воле, а под давлением убедительной идеологии. Пожалуй, - Алексей тихо рассмеялся, - Да, пожалуй, эта мысль и побудила меня выступить на сцене... Так необычно.
- И вступить, - улыбнулся муфтий.
Они с Суреном переглянулись и рассмеялись.
- В каком смысле? - насторожился Мальцев.
Отец Нанары покачал головой и отмахнулся.
- Алексей, мы просто опасались, что вы один из них. Из Непримиримых.
- Я? Но господин Сурен...
- Не надо ничего говорить. И спасибо за лекцию. Признаюсь, ваш рассказ упорядочил всё, что я знал об этих мерзавцах. Вы ведь поступили в Адмиралторий из-за отца?
"Вот оно что, - догадался Мальцев, - Неужели Усмана не приняли... Из-за того, что он мусульманин. Да, это могло быть именно так".
- Я слышал много разговоров о том, кто и как становится Непримиримым. Некоторые готовы накидать всё в один мешок. Древние воины против неверных, доктрину джихада, а следом и Непримиримых. Другой на моём месте мог бы призадуматься, а не слишком ли они интересуются Непримиримыми? - он получил в ответ от Усмана такой яростный взгляд , что поспешил добавить: - Именно недоверие и стало причиной моей ссоры с Царёвым. Его недоверие к мусульманам.
Сурен длинно хмыкнул, словно услышал необычайную новость. Но то, каким тоном он протянул: "Надо же", потом то, как он посмотрел в сторону Усмана, было красноречивым доказательством. Он всё знал наперёд. И просто хотел, чтобы другие составили мнения беспристрастно. Или он тут не при чём?
Муфтий почти не разговаривал. На его спокойном лице Алексей видел мудрость и критичность. Раид никуда не спешил и продолжал изучать Мальцева, слушать и думать. Или он просто не торопился принимать окончательное решение. А может быть, давно всё решил. От проникновенного взгляда рассудительных глаз Мальцеву стало совсем неуютно.
Между тем брат Нанары старался не смотреть в сторону Мальцева. Отец аккуратно его устыдил за быстрые выводы, но это не повод быть другом выскочке. Усман даже не пытался скрыть своего отношения.
- Так зачем вы поступили в Адмиралторий? - повторил вопрос муфтий.
- Мечтал быть моряком и бороться с Непримиримыми. Как отец.
- Был я знаком с вашим отцом, - вздохнул Раид, - Не думаю, что он одобрил бы ваш выбор. К тому же в Иркте нет моря.
Алексей тихо вздохнул и произнёс:
- Командование решит, где моё место службы. Может быть, они разрешат мне остаться здесь, чтобы дочь господина Сурена...
- Вы считаете Непримиримых злом и поступили в Адмиралторий, чтобы уничтожить их, так? - муфтий не дал ему договорить.
-Да, - твёрдо ответил Мальцев.
Тут подал голос Усман.
- Уважаемый Раид, я могу удивиться?
Духовник отозвался гостеприимным жестом.
- Он не воин. В моём понимании. Неужели Адмиралториий...
- Усман! - грозным голосом оборвал его речь Сурен, - Не забывайся. Алексей Мальцев наш гость.
- Как скажешь, отец, - медленно проговорил молодой человек и покорно замолчал.
Муфтий Раид снова заговорил:
- Кое-кто не согласится. Не для всех Непримиримые это зло.
Алексей перестал понимать ситуацию. И испугался. Его голос прозвучал слишком громко:
- Это невероятно. Непримиримые несут смерть. Они - зло!
Муфтий наклонил голову и прикрыл веки:
- Мальцев, подумайте, кому могут быть выгодны Непримиримые?
- Учёным. Они разрабатывают технологии. Рынок сбыта.
Мальцев пытался уловить нить рассуждения, но тщетно. Если по воли Аллаха они прикажут начать джихад против учёных, как ему быть? Вот и проверка на преданность. Вот и непроизнесённая присяга. Мальцев ужаснулся. Он всего лишь человек, но что может сделать один человек? Очень много может сделать, в этом его сила и слабость. Если хоть кто-то из них поймёт, что ради Нанары он готов пойти на всё, это будет конец. Нет, сказал себе Мальцев. Он не слабак. Теперь он готов сопротивляться.
- Я ответил на вопрос? - бесцветно уточнил Алексей.
Духовник вздохнул.
- Конечно ответили, Алексей. Но я, как и вы, не знаю правильного ответа.
И тогда Мальцев понял. Он проиграл этот бой. Победой была бы свобода, злость на этот мусульманский клан и горечь от того, что ему никогда не быть рядом с Нанарой. Это самый худший вариант, на который он мог рассчитывать в случае победы. Но он потерпел поражение. Он искал агрессию, но не заметил тончайший психологический яд.
Правда, когда всё осталось позади, он ощутил в себе силу.
- Я пришёл говорить о вашей дочери, господин Сурен.
Отец Нанары ещё не до конца понял, что именно произошло. Усман и вовсе безучастно смотрел куда-то мимо людей за столом. Ему порядком надоела эта пустая беседа, он знал о предстоящем решении и теперь просто ждал конца.
- Я знаю, о чём вы пришли говорить, - спокойно сказал широкоплечий мужчина, - Вы хороший человек и я не хочу, чтобы вы затаили на меня обиду.
С этими словами Сурен повернулся к муфтию, словно за поддержкой.
Алексей попытался сдержать улыбку, но не смог. Духовник нахмурился.
- Алексей, а как вы относитесь к поэту Омару Хайяму?
- А… к нему? Был такой поэт, кажется, в первый век после Утра Смерти. Я прочитал несколько его стихотворений. Это абсолютно безнравственные, злые стихи. Можете меня судить за такую категоричность, но это моё мнение.
Муфтий помрачнел ещё сильнее. Видимо, это был последний аргумент, за который можно было уцепиться. Мальцев Раиду не дал этого последнего шанса. Хорошо, что вопрос не прозвучал раньше. Он бы точно попытался сгладить острые углы. Неизвестно, к чему бы это привело.
- Да, - коротко сказал Раид отцу Нанары.
- Да? – переспросил Сурен.
- Да. Я не против. Он молод, он мечется, но я не вижу причин на запрет этого брака. По закону нашей веры женщина иноверка может стать женой любого мужчины, но не любой мужчина может стать мужем мусульманки. Алексей, вы должны отказаться от православия и стать мусульманином.
- Я готов, - быстро ответил гость.
- Так сразу? – изумился Раид.
- А что? Я не крещёный, мне не нужно идти на сделку с совестью и ломать свою веру. Я верю в единого Бога. Если это в его воле, то я приду к нему через мусульманство. Раз на этом пути я буду рядом с Нанарой, путь будет светлым и лёгким.
Муфтий даже закашлялся.
- Складно вы поёте, Мальцев, но всё же… Всё же не всё так просто. Вы не знаете, чего хотите от этой жизни.
Алексей снова рассмеялся. Он уже точно знал дальнейшие слова Раида. И мог даже не говорить о желании найти и уничтожить Непримиримых.
- Вы хотели стать офицером? Станьте им. Найдите и уничтожьте Непримиримых. И тогда я буду знать, что вы достойны Нанары.
Сурен скривился от недовольства.
- Уважаемый муфтий, мне кажется, вы слишком сурово обязали нашего гостя на ратные подвиги. Он… он обычный человек, он любит мою дочь, и она его любит. Во имя всего святого, разве нельзя обойтись без таких старомодных условностей? На дворе седьмой век, как ни как, мы в столице самого просвещенного государства. Уважаемый Раид, по-моему, вы чересчур суровы.
Муфтий молчал.
- Ну что же, - вздохнул Сурен, - Муфтий Раид это тот человек, чём мнение я ставлю первым, и он же будет последним, чьим мнением я пренебрегу.
Духовник тихо цокнул языком.
- Друг мой, это всего лишь мнение. Я не настаиваю. Алексей, если вы не можете найти и уничтожить Непримиримых, не делайте этого. Вы станете хорошим супругом Нанары и будете счастливы. Возвращайтесь в Адмиралторий, учитесь и получайте звание. Может быть, вас отправят в далёкий гарнизон. И дочь нашего уважаемого Сурена отправится с вами. Ведь она будет вашей женой и по закону пойдёт за вами без малейшего упрёка. Давайте, Мальцев, вас никто не неволит.
Усман рассмеялся во весь голос. Он первым обратил внимание на слова: «хорошим», а не «достойным» супругом. Да, этот старик его победил. Раид разжёг гордость, пробудил от дрёмы противоречивый дух. Коварный старик всё сделал с тончайшим расчётом. И Мальцев понял, что у нет другого пути. Но в конце пути счастье с Нанарой. А значит, этот путь он осилит.
- Я ухожу. И вернусь после окончания учёбы. Спасибо за гостеприимство. Господин Сурен, Уважаемый муфтий, уважаемый Усман.
Мальцев резко встал с дивана и коротко поклонился.
- До свидания.
Сурен и Раид посмотрели ему вслед. Когда высокая фигура гостя исчезла за листвой, Сурен позволил себе несколько крепких слов из лексикона, который старался не вспоминать в присутствии духовных лиц. Муфтий и бровью не повёл. Подозвал слугу и нашептал просьбу о пиале зелёного чая.
- Вы только что разрушили его мечту, но это пол беды. Раид, вам придётся постараться, когда будете лечить рану в душе моей дочери. И не оставили ему выбора. Он не сможет вернуться и с позором признать свою слабость. Раид, должно быть, вы совершили очень мудрый поступок, но вы положили непосильную тяжесть на дно моего сердца.
Прежде, чем начать спор с отцом Нанары, муфтий попросил Усмана оставить их наедине. Молодой человек безропотно подчинился духовнику.
- Сурен, не будь ребёнком. Никуда он не пойдёт искать никаких непримиримых. Он же тряпка, не воин.
- Раид, хоть вы и муфтий, но тут в вашей мудрости брешь. Воинами не рождаются. Ими становятся. Именно воинскую твёрдость вы в нём и разбудили. Аллах не сможет просто так смотреть на ваши поступки.
- Замолчи, - спокойно оборвал его муфтий, - Не тот ты человек, чтобы судить о Его мудрости.
Хозяин дома с видимым усилием подавил гнев. Зашептал молитву и взял в руки чётки. Так стало немного спокойнее.
- И потом. Даже если он пойдёт по этому пути, далеко-то не уйдёт. Он всколыхнул слишком могучие силы. Его остановят. И тогда он приползёт сюда, словно побитый пёс. К твоим ногам. И будешь ты его покровителем. Нанара точно будет довольна.
Муфтий прошептал несколько слов себе под нос и притронулся к пиале с чаем.
Разговор в доме Нанары оставил очень глубокое впечатление. В первые часы Мальцева обуревала злобная эйфория. От нервозного настроения лихорадило. В голове формировались и распадались планы, один нелепее другого. Иной раз он хотел бросить всё, забыть об Адмиралтории и Нанаре, уехать куда-нибудь, где никто его не знает и не упрекнёт. В другой раз собирался с размахом натворить безобразий, чтобы его наверняка выгнали с помпой и славой никчёмного дурака. Ведь дуракам не место в армии Кибокая. Пару раз он собирался чинно и элегантно написать заявление об уходе. Пусть это глупо, уходить с последней стадии обучения, но хотя бы честно. Всякий раз одумывался и корил себя то за глупость, то за малодушие. Он старался избегать встречи с Нанарой. Пока не созреет окончательное решение, продолжать отношения невозможно. Девушка два раза приходила в Адмиралторий искать его. И оба раза Мальцев старательно прятался. В третий раз Нанара не пришла.
Молодой человек сам себя с трудом понимал. Карьера карьерой, а любовь любовью. Или наоборот, думал он и всё больше запутывался. В таком смятении сил на учёбу взять было не откуда. Хорошо ещё до окончания учёбы оставалось лишь несколько недель.
В крайне сумбурном состоянии Мальцев прибывал вплоть до самых последних экзаменов. Из снисхождения к прошлым успехам ему прощали нерадивость и растерянность. О том, чтобы закончить обучение с отличием и сделать ярким старт офицерской карьеры он уже не мечтал. Наоборот, с фатализмом ждал, когда же его выгонят. Этого не произошло. За несколько дней до торжественного выпуска и присяги Мальцев наконец-то определился с решением.
Оно слишком походило на компромисс между "плохо" и "ещё хуже", но в решении была какая-то определённость. Алексей придёт в дом Нанары, повинится и поплачется, что, дескать, не по зубам ему отловить и извести Непримиримых. Но любовь к девушке Нанаре не даёт ему покоя, изменить это он не в силах. Раз так, то остаётся просить руки и сердца, принимать мусульманство и ехать туда, куда проложит путь приказ Адмиралтория. В плане был небольшой изъян. Мальцев ожидал назначения в какой-нибудь далёкий гарнизон. И если отправка туда будет спешной, придётся подать прошение об отсрочке. Как раз на все ритуальные тонкости принятия новой веры и на свадьбу. Этот план мог показаться малодушным и унизительным. Если бы не одна важная деталь.
В действительности Мальцев хотел начать поиск Непримиримых. Пусть на это уйдут годы, и он пока не знает, с чего начать. Только он уже не сможет жить спокойно. А раз рядом будет Нанара, всё тягости пути станут в сто раз легче. А свернуть с выбранного пути Мальцев уже не мог.
Капкан, поставленный муфтием Раидом, сомкнул беспощадные челюсти.
Наконец настал последний день. Мальцев с самого утра начал готовиться к церемонии. Только в голове роились обрывки связных мыслей, но складности в них не было. Каким-то краем сознания Алексей контролировал себя, пока надевал парадное кимоно и поправлял строгие складки. Начистил до блеска тугие кирзовые сапоги, ровно сложил кусок трёхцветной ткани с красным кругом и символом. Этой полоской с флагом он перевязал себе лоб. Вот теперь форма по уставу, хмыкнул Мальцев и присел на циновку перед окном.
За резными ставнями пело бесшумную песню утреннее солнце. От яркости и тепла деревянная кромка будто светилась. В этом ослепительном контуре Алексей увидел сложный и неоднозначный узор. Когда-то резчик постарался на славу. А теперь в этом узоре молодой офицер читает свою судьбу. Каким бы светлым и ясным не был путь в будущее, он извилист и сложен. Мальцев вздохнул, а внутри защемила тупая тоска. Как же он хотел увидеть сейчас Нанару. Девушка залюбовалась бы его стройной, сильной фигурой, острыми линиями кимоно и твёрдым рельефом напряжённого лица. Он шумно втянул ноздрями воздух и резко выдохнул.
- Солнце, - прошептал он себе под нос, - Я воин Кибокая Ясного. Я твой воин, Солнце.
Ощущение было такое, словно под кожей разлился ледяной сок. От зовущей тяжести этого сока хотелось действовать. Тело обрело невероятную лёгкость, в мышцах проснулась стремительная твёрдость. Хотелось встать, распрямиться во весь рост и вдохнуть полной грудью. Мальцев не смог совладать с этим зовом.
Те, кто видел его на выходе из жилых комнат, ловили себя на странных мыслях. Как будто от него веяло странной, кипучей энергией. Невидимой глазу, но ощутимой. Только Мальцев не знал о впечатлениях со стороны. Погрузился в гордый, отрешённый кокон стремительных мыслей и в таком виде явился на церемонию. Смотреть по сторонам не было сил. Он смутно помнил, как вышел на открытое пространство, где пел свою песню вольный ветер, а эхо разносило во все стороны живые звуки.
Когда зазвучал гимн Кибокая, Мальцев почувствовал дрожь. Сильная, неумолимая музыка вливалась прямо в сердце. За ней летели слова, которые он знал наизусть. Губы, гортань и лёгкие помимо его воли подхватили эту песню. Мальцев запел вместе с другими выпускниками:
Синего края неба
Коснется улыбкой Солнце
И самой высокой птице
С высоты не окинуть взором
Как тянутся наши земли
Из края в далёкий край.
Взгляды сияют волей,
Ясные зори встречают,
Ведь каждое мирное утро
Силой жизнь наполняет.
Здесь недруги в тёмном прошлом
Оставили злобы память
И нынешней дружбы крепче
В истории не отыскать.
Так знай
И моря, и горы
Эти поля и сосны
Всё это вскормлено Солнцем
И это твой Кибокай.
В наших руках так мало
Осталось от прошлого мира,
Горечь с радостью вместе.
Но мы знаем, что надо помнить
И прошлому не бывать.
В наших сердцах достаточно
Воли создать мир заново,
С собой и Флорой в гармонии
Без войн и бездумного зла.
Ведь недруги в тёмном прошлом
Оставили злобную память
И нынешней дружбы крепче
В истории не отыскать.
Так знай
И моря, и горы
Эти поля и сосны
Всё это вскормлено Солнцем
И это твой Кибокай.
Наши сердца умоются
Светом и лаской Солнца
Сбережём и подарим детям,
Пусть будут жить в потомках
Память и добродетель.
Построим и приукрасим
Мир, что достался от прошлого
Запомним печаль и славу,
И грядущее будет хорошим.
Мы недруги в тёмном прошлом
Пусть прошлое будет памятью
И нынешней дружбы крепче
В истории не отыскать.
Так знай
И моря, и горы
Эти поля и сосны
Всё это вскормлено Солнцем
И это твой Кибокай.
Слова и музыка отзвучали. Они оставили после себя тонкий привкус чего-то древнего и таинственного. Такого, о чём теперь никто не помнит. В стихах поэтессы Элизы Делайт, а гимн был сложен на основе её стихов, звучало что-то иное. Отголосок другой эпохи. Самого начала мира после Утра Смерти, а может быть, это звучал зов из более давних времён. Как такое может быть, спрашивал себя Мальцев, но не находил ответа. Ответ был где-то рядом. Где-то рядом притаилась истина.
- Александр Владимирович Мальцев, - прозвучал голос полковника, куратора их учебной группы.
- Я, - автоматически отозвался Алексей.
- Вот, возьмите, - ему протянули лист пергамента, где чернели ровные строчки слов присяги, - Читайте.
Алексей кивнул. Он назвал своё имя и стал зачитывать текст:
- Верой и правдой, без пощады к своей собственной жизни и со всей ответственностью за тех, над кем командование…
Слова лились и лились. Он почти не вникал в смысл. Достаточно было того, что там, вокруг, есть кто-то, кто его слушает. Мальцев краем глаза отмечал, что вокруг того места, где проходит торжественная присяга, множество зрителей. Но он отметил это неосознанно. Всё его внимание было приковано к трёхцветному полотнищу флага. Оно величественно трепетало под ветром. Солнечные лучи пронзали флаг насквозь, и в тончайшем шёлке вспыхивали искры от яркого света.
Свет завораживал. Наверное, в нём всё было дело. Мальцев не знал, как ещё объяснить свой порыв. Тоски и радости, которые его переполняли, хватило бы на многих. От эмоционального пресыщения на глазах выступили горячие слёзы. Прежде, чем ветер высушил их, Мальцев закончил слова присяги.
- Именем Кибокая Ясного, Алексей Владимирович, вам присуждается звание лейтенанта армии Кибокая, офицера по совести, чести и долгу. Подойдите ближе и примите наплечные знаки.
Но прежде, чем полковник протянул Мальцеву две полоски ткани, которые позже надлежало пришить к офицерскому кимоно, Алексей заговорил.
- Я прерву церемонию.
Со всех сторон донеслись удивлённые возгласы. Но Мальцев по сторонам не смотрел. Он продолжал сосредоточенно поедать глазами хаотичные переливы света на знамени.
- Не на долго. Заранее прошу простить меня. Буду готов понести самое строгое наказание, но прошу вас, дайте мне сказать несколько слов.
Полковник нахмурился, быстро обернулся к кому-то сзади, получил незаметный ответ на немой вопрос и кивнул.
- Говорите, лейтенант.
Мальцев откашлялся.
- Несколько лет назад я пришёл сюда, чтобы стать офицером. Мой отец был отважным воином, как и подобает выпускнику Адмиралтория. Мне горько от того, как прервалась его жизнь. Ведь я даже ни разу не видел его. Но он погиб как настоящий офицер. Выполнял приказ и сражался с Непримиримыми.
Алексей сделал паузу. Сомнение и смущение разрывали его на части, но он понимал, что сейчас нет на свете такой силы, которая заставит его замолчать. И люди вокруг с напряжённым интересом слушали.
- Когда я только-только пришёл сюда, многих старался потеснить. Задавить своей начитанностью, славой своего отца. Простите меня. За эти годы я потерял много друзей. Они все живы и здоровы, но для них я сам будто мертвец. И от того эта тихая смертельная тоска внутри. Простите меня, друзья мои. Я был совершенно не прав. Простите.
Он перевёл дух и вслушался в тишину.
- Конечно, я не дал повода для снисхождения. А с лучшим другом, который терпел меня дольше всех, я расстался из-за любви к девушке. Но сейчас, здесь, на этой площади, когда принял присягу, наконец понял, кто я среди вас и кто для меня вы сами. Мы армия Кибокая. И я прошу вас забыть мои глупости и встать со мной плечом к плечу. Прошу вас. Мне хочется быть не только воином в регламенте устава и кодекса офицерской чести. Мне хочется быть братом каждому из вас. И если потребуется, я с радостью отдам за каждого из вас свою жизнь. У нас общий враг. Непримиримые. Из-за них погиб мой отец. Из-за желания отомстить я поступил в Адмиралторий. Мы должны положить конец этой войне. Я положу свою жизнь на то, чтобы найти и уничтожить мерзавцев. Одному мне не справиться. Прошу вас, - Мальцев встал на одно колено перед флагом, - Стать мне братьями. Именем Кибокая!
Алексей не успел поднять голову и оглядеться, как со всех сторон раздались крики и голоса. Он вначале испугался, а потом понял, что кричат:
- Мальцев! Мальцев! Ура!
Он с трудом проглотил ком в горле. И вздрогнул, когда полковник коснулся рукой его плеча.
- Подойди ближе, сынок, - прошептал он Мальцеву, - Вот твои знаки отличия. Клянусь, я никогда не слышал такой присяги. Мне кажется, ты говорил от чистого сердца.
Мальцев плотно сжал челюсти и постарался сохранить непоколебимую твёрдость, но слёзы всё равно текли, и он не мог ничего с этим сделать. Полковник вздохнул крепко обнял лейтенанта. Мальцеву в этот момент почудилось, что так мог бы обнять его отец.
За ритуалом присяги наблюдали высокопоставленные военные и гражданские чины. На концентрической веренице смотровых кресел собралось множество народу. Адмирал морских войск и министр внутренней безопасности выбрали места поближе к площади. Прямо перед ними простёрлось открытое пространство, усыпанное мелкой крошкой красного камня.
Архитектура строений вокруг площади воплотила хитроумный замысел мастеров. На красной щебёнке шаги выпускников слышались особенно ясно и громко. Стуку каблуков вторило отчётливое эхо, отражённое в стенах окрестных строений. Но двое наблюдателей прислушивались вовсе не к шагам.
Адмирал посмотрел на руки в белых перчатках. Медленно вздохнул и нервно постучал большими пальцами друг о друга. На полноватом лице, высушенном годами морских походов, солнцем, морской солью и ветром, проступило чуть больше морщин, чем обычно. Он нервничал. И всё же светло серые, словно бесцветные глаза сохранили суровое спокойствие. Министр безопасности молча ждал, что скажет его друг. Медленный ветерок нерешительно перебирал седые волосы Адмирала.
- Ты слышал его слова, не так ли? – спросил министр. В отличие от адмирала, министр неотрывно следил за движением людей на площади. Со стороны могло показаться, что этот невзрачный, как будто даже растерянный старичок с наивным восторгом наблюдает за маршем молодых офицеров. Этот лысеющий человек мог быть обманчиво мягким. И сейчас многозначительный вопрос прозвучал из-под спокойной миролюбивой улыбки. Эта улыбка была своего рода визитной карточкой министра. Многие оступились об эту улыбку.
- Да, и составил своё мнение об этом молодом человеке, - проговорил Адмирал.
Оба мужа, казалось, увлечены совсем разными вещами. Адмирал в роскошном белом кимоно с миниатюрной золотой звездой на вороте и министр в простеньком сером плаще смотрели в разные стороны и выглядели нелепо в своём соседстве. Их тихую беседу никто даже не замечал.
- В какой-то мере он угроза всему, что у нас есть, ты согласен?
Адмирал вздохнул. Ровный глубокий голос прозвучал почти бесстрастно:
-Разве? Он предан нашей стране. Я никогда не слышал такой искренности в голосе. На присяге, я хотел сказать. Его отец умер на боевом задании. Он хочет продолжить дело отца. Мне кажется похвальное желание.
-Вздор, друг мой, он своего отца даже не помнит. Ему и года не было, когда отец погиб. Но вот тот фанатизм, который я вижу сейчас, меня пугает.
- Он будет ревностно охранять покой Кибокая, как настоящий патриот и солдат. Разве не этого мы ждём от выпускников Адмиралтория?
Министр коротко и тихо рассмеялся.
- Ну да, ты знал его отца и теперь выгораживаешь мальчика. Но ещё я прекрасно понимаю тебя. Ты знаешь, о чём я говорю.
Адмирал снова нахмурился и тихо выругался сквозь зубы.
- Вот-вот, друг мой, - продолжил министр, - Если он пойдёт в бой, то может сильно, я бы даже сказал, смертельно поразить всех Непримиримых. Не сейчас, так позже, лет через десять, двадцать. Он сотрёт в порошок оппозицию, соберёт вокруг себя армию и зажжёт людей одним только своим патриотизмом. После этого уничтожит Непримиримых.
- Туда им и дорога, - прошептал Адмирал, - Который год длится эта война?
- Война? – усмехнулся министр, - Сотня смертей в год, это война? Патрульные стычки это война? Нет, друг мой это вооружённое равновесие. Отбери у народа врага, народ придумает себе нового. Пока им есть, кого ругать, кем пугать детей и ради борьбы с кем отправлять молодёжь на военную службу, мы можем быть спокойны за судьбу Кибокая Ясного. А вот если Непримиримых изничтожат, а этому оторвышу такой финт вполне по плечу, я боюсь, будет плохо. Хаос и пустота быстро заполнятся. Вопрос только в том, чем? И не готов я на него ответить. Никак не готов.
- Умеешь ты обрадовать, - усмехнулся Адмирал и погладил рукой ножны ритуального кортика, - Да, я и сам понимаю. Но если кто-то нас подслушает, может сделать нелестный вывод: само правительство ответственно за появление Непримиримых. Нас обвинят в гибели людей. Нас вполне могут обвинить в том, что они – это наши тайные агенты. Разве нет?
Министр улыбнулся чуть шире. Но продолжал смотреть в сторону от лица Адмирала.
- Молчишь, - прошептал Адмирал, - Это хорошо.
- Ты и сам не хуже меня понимаешь, что это своего рода буфер. Конфетка с кислинкой для общества. Пока они думают. Вернее, не так. Пусть люди чуть-чуть уверены, что Непримиримые это, возможно, наши тайные агенты. Доказательств у них нет, они в той фазе равновесия, которая называется: «мы о вас всё знаем, погодите, выведем на чистую воду». У них нет ничего, никаких фактов, лишь домыслы. Они уверены, что держат в руках узелок от сети тайного правительственного заговора. Пока они сыты этой уверенностью, нам нет никакого смысла разубеждать их в том, что они не правы.
Адмирал тоже тихо рассмеялся. Они с министром всё-таки переглянулись.
- Ну ты и жук, - произнёс беззлобно Адмирал, - Я вот что думаю по поводу мальчишки. Сослать его на почётное, но глухое место. Дать в командование лодку с десятком другим бойцов, пусть патрулирует «опасные воды». Тем более, есть экипаж в его родных местах.
- Ах, даже так? – министр покачал головой, - Что же, пусть тогда так и будет. Подготовь ему перевод лично, а то мало ли что, ты же понимаешь? И сделай всё как можно быстрее. Здесь, в Иркте, он нам не нужен.
Адмирал едва заметно дотронулся рукой до плеча министра и утвердительно прикрыл веки. Оба высокопоставленных человека прекрасно понимали друг друга.
Мальцев покинул площадь в приподнятом расположении духа. Теперь, когда многое прояснилось, осталось позади и забылось, ему вновь стало спокойно. В этот день офицерские звания получили почти сто человек. К вечеру банкетные залы Адмиралтория окунутся в водоворот грандиозного празднования. Мальцев в кругу заново обретенных друзей веселился и беззаботно шутил. Дима Царёв был рядом и весело хлопал Мальцева по плечу, когда тот отнекивался от предложений выпить хмельного. Алексей поведал друзьям, что будет добиваться руки и сердца Нанары Машаровой, мусульманской девушки. Молодые офицеры с удивлением и тонким юмором оценили его выбор, но дальше беззлобных размышлений о необходимости завести гарем шутки не заходили. Мальцев смеялся вместе со всеми, шутил о том, что предоставит Нанаре выбор. Пусть отберёт для него лучших красавиц города. Раз он станет мусульманином, то сможет позволить себе девушек другой веры.
Мальцев с оттенком стыдливости думал, как бы крепко ему досталось, если бы рядом оказалась Нанара. А если ещё и муфтий Раид присоседится, то не видать ему никак «никаха». Так называется у мусульман бракосочетание. Мальцев с трудом представлял безалкогольное застолье туй. Всё, что он знал о свадьбах, неразрывно связано с пьяным весельем и бесшабашными выходками. Как с этим обстоит в семье Нанары, он даже не предполагал. Оставалось надеяться, что он не помрёт на празднике от скуки. Ну да, одёрнул он сам себя, с ними не соскучишься. Прежде выпытают всё, наговорят с три короба, а потом ещё окажется, что виноват. Сложно будет в мусульманской семье, сокрушался Мальцев, но на вид выставлял лишь беззаботное веселье.
Правда, для него оно продлилось не долго.
Подошли два офицера со знаками отличия подполковников. Молодые лейтенанты тут же вытянулись по стойке смирно. Мальцев побледнел, когда двое офицеров из Министрата направились прямо к нему.
- Мальцев, Алексей Владимирович, - тихие слова офицера-русида прозвучали с тяжёлой уверенностью.
- Да, - Алексей побледнел и на негнущихся ногах сделал шаг в сторону.
- Пройдёмте с нами, это срочно.
- Господин подполковник, - залепетал Мальцев, - Но мы тут.
- Лейтенант! – прикрикнул на Мальцева офицер.
- Так точно, - вздохнул молодой человек и понуро шагнул навстречу старшим по званию.
Он пытался понять, что произошло. Если бы он сделал что-то не так на церемонии, его бы скрутили ещё раньше. После случая на сцене Мальцев вздрагивал от каждого шороха, - Могу удивиться?
- Можете, - криво усмехнулся офицер-русид.
- Надеюсь, всё в порядке с одной девушкой по имени Нанара Машарова.
Офицеры в недоумении переглянулись. У Алексея перехватило дыхание, он приготовился услышать ответ, так как в душе давно было неспокойно. К тому же от Нанары нет вестей. Уже второй месяц. И после ответа офицеров у него резко отлегло от сердца:
- Ваша девушка? Чеченка? Да всё с ней в порядке, не волнуйтесь. Её видели сегодня на церемонии. И всё же, лейтенант. Идёмте за нами. Не будем терять времени.
«Вот как, - сокрушился Мальцев, - Была и даже не подошла. Ну, хоть жива и здорова, уже отрадно». В окружении пристального недоумения лейтенант Мальцев проследовал за воинами прочь из банкетного зала.
Его доставили в приёмную ректора Адмиралтория. Оставили сидеть в глубоком кресле перед массивной дверью и ждать, когда позовут. Офицеры-конвоиры невозмутимо заняли места по углам комнаты, будто приготовились к неожиданностям. Они действительно не знают, чего ждать. Именно так подумал Мальцев с тихим злорадством. Интересно, многих ли они вот так же срывали с праздника и тащили на ковёр к ректору? Алексей приготовился к худшему. Если разжалуют и вышибут из офицеров, он с радостью уйдёт из кибокайской армии. Это развяжет ему руки и совесть. Раз Кибокай не умеет ценить преданность, значит в чём-то Непримиримые правы. Очень естественно не любить такое государство, которое насквозь фальшиво и театрально. Самому Алексею становилось дико от этих мыслей. Они были на грани противоречия с принятой присягой. Но с мыслями совладать очень трудно. И всё же, обдумал свой настрой Мальцев, Кибокай это не толпа офицеров в белых кимоно. Это люди. Обычные граждане, такие каким он был сам, пока не поступил сюда. Такие, как родители Нанары и она сама. Пусть эта девушка необычная и таинственная, недоступная. Она такой же человек как многие. И все эти люди под угрозой Непримиримых. Даже если армия отторгнет его, Алексей не остановится. Он найдёт и уничтожит зло, которое терроризирует родной Кибокай. Будет сложнее, но в нужный момент свою роль сыграет человеческий фактор. И люди послушают его слова, а не приказы командиров. С такой поддержкой реально поставить вверх дном всё государство.
Мальцев с упоением смаковал то, как эмоционально приблизил к себе множество людей на площади. Вот она, практическая польза от философских и психологических курсов в начале учёбы. Он бы и дальше строил планы, мечтал и теоретизировал с обманчивым видом обречённого, сломленного человека, но его прервали.
- Лейтенант Мальцев!
"Меня" – с отрешённым удивлением подумал Алексей. Медленно поднялся на ноги, шагнул в сторону приоткрытой двери. Шёл с опущенной головой и продолжал думать. От быстрого потока мыслей взгляд был твёрдым и стремительным. Он никак не вязался с наигранной понурой манерой. Мальцев вздрогнул, когда по чистой случайности встретил настороженный взгляд офицера-нихода, одного из конвоиров. Тут же пришлось нацепить маску апатии, и это почти помогло. Пригодились занятия в театральном кружке. Окажись на том же месте русид, беспокоиться было бы не о чем. Всё дело в мимике, которую так трудно разобрать. Офицер-ниход насторожился, но быстро решил, что показалось. Мальцев облегчённо перевёл дух, когда вошёл в кабинет ректора. На лбу выступила испарина, но в кабинете было прохладно и светло.
И тут молодой лейтенант точно споткнулся. Раньше он видел этого человека лишь издали. Полковник Макаров ростом был на голову ниже Мальцева. Но в расчётливой скупости движений и ровной медлительности сквозила такая сила и уверенность, что Алексей испугался. Вдруг этот беспощадный ветеран, за глаза прозванный ледорубом, умеет читать мысли? С него станется. Однажды, говорят, он вышел на татами поупражняться в боевом дзюдо. И кто-то там решил похвастаться своим умением в спарринге с ледорубом. У обоих были чёрные пояса, но схватка длилась недолго. За полторы минуты Макаров провёл два болевых и одно удушение. Выскочка едва ли не ползком покинул поле боя, но всё-таки устоял на ногах и мужественно всхлипывал перебитым носом, пока на кимоно для тренировок капала тёмная кровь. Даже в тренировочном зале есть правила, которые нельзя нарушать. А этот молодой солдат случайно схватил Макарова за пальцы.
В то далёкое время майор ещё не был ректором. Ходили слухи, что с возрастом он поумерил крутость нрава. Проверять так ли это в близком общении Мальцеву категорически не хотелось. И хотя формально Алексей уже не подчинялся учебному руководству, Макаров был старше по званию. Армия живёт по своим законам.
Надежда на простой разговор исчезла после первых слов полковника.
- Лейтенант Мальцев, мне поручено передать вам приказ о срочном назначении в войсковую часть действующей армии. Вообще-то это не приято, чтобы полковник занимался делами какого-то лейтенанта. Но поступил приказ из самого Министрата. Вот, подойдите сюда и прочитайте.
Алексей взял пергамент и пробежался по строчкам.
- Господин полковник, - прошептал Мальцев.
- Что-то не понятно, лейтенант Мальцев?
- Здесь написано, в течение суток с принятия присяги. Но это же... Это же завтра! И приказ подписан после того, как я...
Макаров сделал шаг в сторону Мальцева. Алексей попятился.
- Стоять смирно, лейтенант!
Пришлось замереть на месте. В этот момент Алексею хотелось провалиться под землю.
Полковник подошёл совсем близко и заглянул в глубину испуганных глаз. Мальцев заворожено встретил взгляд полковника, спокойный и холодный как лёд. Выиграть поединок взглядов Алесей не мог. Даже решил, что лучше и не пытаться.
- Будь моя воля, щенок, тебя бы давно четвертовали. Но кто-то помнит твоего отца. В отличие от тебя, Владимир умел подчиняться приказам. Там написано в течение суток. И мне лично приказали проследить, чтобы такой родовитый засранец как ты удалился отсюда далеко и надолго. Скажи спасибо, что тебя посылают в родной Порт-Артур, а не в промозглую дыру Тиксу. Ты, мальчишка, даже не понимаешь, кому должен быть благодарен за свою участь. А мог бы хоть раз послать письмо. Хотя бы один раз. Ты эгоистичный ублюдок. Небось, ни разу даже не вспомнил о стариках, которые похлопотали о твоём будущем. Ну, вот теперь вернёшься и сам посмотришь им в глаза. А сейчас пошёл вон.
Ректор повернулся спиной к Мальцеву и добавил:
- Да, если задержишься хоть на час, я лично отдам тебя под трибунал.
Алексей попытался совладать со своим голосом. Во рту пересохло, а пальцы рук похолодели. И всё же он нашёл в себе силы заговорить:
- Господин полковник, я могу удивиться? Относительно приказа.
Ректор ответил безразличным молчанием.
- Господин полковник, здесь в Иркте есть девушка. Её зовут Нанара Суреновна Машарова.
Макаров обернулся к лейтенанту и слегка наклонил голову.
- Есть. Ну и? - полковник сделал вид, что ничего не знает о бывшем ученике.
- Я хочу взять её в жёны. Но для этого мне надо принять мусульманство.
Алексей замолчал.
- Кто тебе мешает, лейтенант? Ты разве не знаешь, что в Кибокае свобода вероисповедания? Командованию всё равно, чей тотем ты хочешь носить у сердца. Командование интересует твоя верность государству и людям, а не религиозным культам. В присяге так и сказано, слово в слово. Всё, ступай прочь, мне некогда болтать по пустякам.
- Простите, полковник, нельзя ли перенести дату отъезда чтобы...
- Лейтенант! - рассвирепел Макаров, - Если бы не праздник, на котором ты видно выпил лишнего, я пристрелил бы тебя на месте за повторное сомнение в приказе. Вон отсюда!
Вот теперь можно не играть обречённое настроение, подумал Мальцев. Надо будет сильно постараться, чтобы прийти в себя. Мальцев ощущал себя выпотрошенным заживо. И всё-таки ректор оказался не такой сволочью. Открыто дал ему шанс убраться целым. Макаров не мог не знать о трезвой жизни Алексея, такие вещи не утаить в Адмиралтории, где все про всех всё знают. Забыть он тоже не мог, не тот случай. Значит, специально. Более того, Мальцев едва не попросил об отставке ради Нанары. Такую наглость ректор не посмел бы простить и с чистой совестью мог отдать его под трибунал.
Но обошлось. В этот день ректор не только разрушил все его мечты, но и спас от позора, а то и от смерти. Вообще-то приказ на Мальцева писали совсем другие люди, Макаров не при чём. Каким бы беспощадным не казался ледоруб, в нём сохранилась человечность. Или люди привыкли не замечать её?
Как часто бывает, люди не замечают деталей под влиянием мнений и слухов. Пройдёт совсем немного времени, и столица перестанет замечать отсутствие Мальцева. К чему он городу Иркта? Насквозь условному и театральному. Куда проще жить там, у края океана. Там нет необратимых ударов по репутации, меньше правил и суеты. Да, там скуднее пища для тела, меньше пищи для ума. Библиаторий Порт-Артура лишь жалкое подобие словесной сокровищницы Иркты. Жаль, не успел прочитать больше книг, огорчился Мальцев. А ещё там, дома, нет роскошных ресторанов и залов на тысячи свечей. И Нанары там тоже нет. Даже нечего и думать теперь о свадьбе. Если только когда-нибудь позже, в короткий армейский отпуск. Но вот соберётся ли он обратно ради этой восточной девушки? Может и соберётся. Да разве станет она его ждать? Или пойти сейчас прямо к ней, поклонится земным поклоном Сурену в ноги? Потом всю жизнь предстоит вздрагивать от ехидного смеха Раида, купаться в желчном яде Усмана, который не скрывает своей ненависти. Только отец Нанары и будет ему другом в этом семействе. А Нанара? Что она? Вряд ли она сумеет принять его, когда он растоптан и смешан с грязью. Со всех сторон, где-то даже заслуженно. Может быть, она и хотела его принять. Бегала, искала. Он точно знает про два раза. А сколько раз она ждала, вдруг постучится в ворота высокий красавец офицер ниход Мальцев? Или не офицер даже, да и не красавец совсем, а просто парень из приморской провинции. Наверное, не раз и не два ждала.
Могла стать его женой, встретить поддержку отца и перестать слушать своего духовника Раида, ведь теперь она Нанара Мальцева. Тогда всё было бы здорово. Но теперь... Он сам отрезал путь к счастью. Казалось бы, случайно и ненамеренно. А разве есть в этом мире случайности? Им самое место там, где слабеет воля и царит смятение. Вот и нет отбоя от случайностей.
Ну, ничего, рассудил, Алексей, могло быть и хуже. Допустим, если бы Макаров воплотил в жизнь угрозу трибунала. А раз не случилось, то надо как-то держаться за жизнь. А ещё там, в далёком родном городке осталась Катерина.
Милая, хрупкая и красивая как солнечные лучи на воде. Сколько же времени прошло? В тот год ему было семнадцать, а ей всего лишь тринадцать. Они тайком целовались, не думали о будущем и отбивались от молвы и упрёков. В таком возрасте разность лет вызывает осуждение. Но им было всё равно, дальше поцелуев не заходило. Пусть себе молва шуршит по углам и завалинкам. В шестнадцать лет она уже имела право выйти замуж.
Наверное, она давно замужем. Разве вспомнит она о том, кому шептала "люблю" восемь лет назад?
Алексей окончательно уверился в своей ненужности этому миру. Перечитал приказ, пока шёл по улице. Написано так, будто от Мальцева хотят избавиться. Никакой точной информации нет. Номер части, и населённый пункт Порт-Артур. Где там эта часть? Придётся искать на месте. Найдётся, никуда не денется. Не могло там всё поменяться за восемь лет.
Так он и ходил по улицам в регалиях новоиспечённого лейтенанта. Мрачный, холодный и бледный. Таким он виделся прохожим. Кое-кто смотрел вслед с сочувствием.
Слишком высоким был контраст между ярким парадным видом и бесцветной тоской во взгляде. Вернуться и веселиться вместе со всеми Мальцев уже не мог. Слишком неискренним будет веселье, а портить праздник другим он не хотел. Бесцельное блуждание привело к желанию перекусить и промочить горло. Кое-что он успел перехватить на праздничном застолье. Но это было давно, и вот теперь в животе завелось недовольное урчание.
- Человек - раб тела, - прошептал себе под нос Алексей и вошёл в первую забегаловку, которая подвернулась на пути. Сырой подвальчик с едкой копотью от масляных фонарей был далёк от блеска изысканных ресторанов. Но Мальцев никогда и не был в шикарных заведениях. Видел издали, а внутрь не заходил, желание пропадало при виде вышколенных улыбок прислуги.
В подвальчике пахло старым деревом, домашней едой и крепким табаком. Ещё там витал кислый запах дешёвых вин, но Мальцев успел отвыкнуть от алкоголя. Заказал сытное рыбное блюдо с салатом, а потом решил плюнуть на всё и отпустить тормоза.
- Ещё графин вина красного, послаще, - добавил он к основному заказу.
Алексей знал, что лучше закусывать. С непривычки и голода легко напиться. Он начал аккуратно, только быстро увлёкся.
Пока в голове крутились горькие мысли с примесью самобичевания, было нормально. Но потом проснулась подозрительность. Мальцеву всюду мерещились агенты ледоруба. Ни он, ни кто другой из посетителей точно не помнил, как завязалась драка. Патруль сил порядка застал самый конец пьяной потасовки. Мальцев легко отделался, хотя на лице остались следы неуклюжих ударов. Рукопашному бою в Адмиралтории учили на славу, и лейтенант от души давал сдачи. Только парадное кимоно потеряло элегантный вид чистой и выглаженной ткани. Патруль не стал долго церемониться. Особо наглых пьянчуг коротко вразумили бамбуковыми палками, а Мальцева забрали с собой.
В участке ему дали возможность умыться и привести себя в порядок. Потом очень прозрачно намекнули о том, что в следующий раз подгулявшего выпускника накажут. И отпустили на волю. Посоветовали пройтись перед сном на свежем воздухе. Так быстрее выветрится хмель.
Мальцеву было очень стыдно за происшествие. И дело тут не в офицерской чести, её-то он отстоял. Больше всего на свете он теперь боялся встретиться с родственниками Нанары или с ней самой. В отношениях с девушкой всё кончено, Мальцев осознал это с полной ясностью. Мысль отозвалась какой-то очень лёгкой грустью, от лёгкости становилось не по себе. Неужели этот конец так мало его тревожит? В пору усомниться, была ли глубина в чувствах.
Так Алексей и сделал по городу вынужденный крюк. Утром надо было спешно собрать вещи и бежать на вокзал. Но до утра есть время. Погружённый в ночь Адмиралторий встретил его скудным светом и затишьем отгремевшего праздника. Многие уже спали, но кое-где в окнах ещё горел свет.
Винный хмель почти выветрился, но не до конца. После прогулки Мальцев перешёл в ту стадию, когда человек уже способен осознать нетрезвость. Тут его подстегнула какая-то сила, будто чутьё или что-то иное. Надо навестить Диму. Они столько лет дружили, и сегодня вновь стали друзьями. Но завтра Мальцев уезжает, и вряд ли им доведётся увидеться снова.
Он подошёл к двери и замер. Из-за приоткрытой щёлки донеслись голоса. Совершенно точно, один из них женский. «Ну да, Дима не скучает, как всегда», - решил Мальцев и собрался идти прочь. Дверь тихо скрипнула не то от сквозняка, не то от случайного прикосновения. И голоса оттуда зазвучали громче.
- … не нашёл. Может, и правда ушёл.
- Я слышала, он завтра уезжает.
- Откуда? – изумился Царёв вопросу незнакомки.
- Отсюда, Дима, - смех показался Мальцеву знакомым, но он не сумел распознать его, - А вот куда, я не знаю. А известно всё от слухов, от них любезных.
- Ну, тогда я передам ему, если увижу. Жаль…
- Не надо, Дима, правда, не стоит, - тихий голос складывал слова в неспешную вереницу, - У него своя жизнь и своё счастье. Пусть у него его будет вдоволь.
- Да, наверное, - хмыкнул Дима, - Только не знаю, будет ли он счастлив со своей этой, Нанатой, или как её там.
После этих слов у Мальцева внутри включилась защитная реакция. Кто бы там не разговаривал с Царёвым, он вынужден помешать. Нечего думать, что у него всё хорошо. Наоборот, всё плохо.
Мальцев шумно распахнул дверь. Она поддалась очень легко, и раздался резкий стук. Сам Алексей с трудом удержался на ногах и прислонился к косяку. В таком неустойчивом виде, с ссадиной на лице и в измятом кимоно, Царёв его и увидел.
- Бог ты мой! Кого я вижу!!!
- Дима, - начал было Мальцев.
- Обалдеть! – Царёв не дал ему договорить, - Ты хоть знаешь, кто тебя тут ждёт?!
- Меня? – изумлённо нахмурился Мальцев.
В этот момент Дима сделал шаг в сторону.
Мальцеву почудилось, что в комнату вошёл свет. В изящных, неспешных линиях, утончённой грации и неторопливости шагов не было продуманного шарма. Они были самим естеством. В воздухе мимолётно пролетел отзвук запаха тончайших духов, но в следующий миг он исчез. Оставил едва уловимый след и растворился.
Тонкие светлые волосы были собраны в простую высокую причёску, две деревянные спицы аккуратно держали их вместе. Её волосы ровной волной легли вдоль изящной шеи и кончались где-то там, за спиной. Стройное, слишком утончённое тело было обёрнуто в мягкую ткань кимоно. Ткань была почти белой, с едва заметным розовым оттенком. На простом и хрупком, будто хрустальном лице не было ни единой крохи косметики. Но в этой бледности не было ничего необычного. Такой была её кожа от рождения. В пропорциях лица была тонкая гармония, ей не мешали высокий лоб и небольшая асимметрия в разрезе тихих карих глаз.
Она была русидкой по крови, но ее грации и умению держать себя могла позавидовать самая утончённая ниходка.
Мальцеву не потребовалось гадать, кто перед ним. Он узнал её, несмотря на то, как сильно она изменилась за годы разлуки. Из хрупкой девчонки превратилась в изящную юную даму. К эстетическому совершенству тянулся взгляд, и сердце замирало на взлёте. Оказаться ближе и дотронуться до такого чуда казалось святотатством.
- Алёшка, - прошептала она.
- Катя, - сглотнул комок в горле Мальцев.
Он краем взгляда отметил, как смотрит на Катерину Царёв. Это был спокойный взгляд. Там не было никакого страстного порыва. Могло быть и так, что всё очарование Катерины видел один только Мальцев. Потому лишь, что знал и хотел его видеть. Держал в памяти все эти годы, сохранил живьём и в красках. И вот теперь просто вытащил поближе к свету.
- Ты, - её слова звучали очень отчётливо, - Уже думала, что не застану. Уйдёшь к своей Нанаре, потом уедешь куда-нибудь. Даже попрощаться толком не сумею. Может, раньше надо было подойти к тебе, поговорить.
Катерина произносила слова неспешно, ровно и громко, у неё был громкий голос со странным тембром, но этот голос звучал очень нежно и близко. Для слуха Мальцев, а как слышали его другие, Алексей не имел ни малейшего понятия.
- Ну вот теперь я тебя увидела близко, как раньше. Мне большего и не надо.
Теперь он вспомнил. И тому мимолётному образу, что мелькнул на представлении три месяца назад, преградил путь ещё один. А он-то дурак не придал значения. Как обычно погрузился в мысли и невнимательно смотрел по сторонам. А ведь она была и там. На праздничном вечере в Адмиралтории. Когда он познакомился с Нанарой. Может быть, она была где-то ещё даже раньше. Только теперь это не имело никакого значения.
- Пойду я, Алёшка. Прощай. Будь счастлив, она хорошая.
- Подожди, - остановил он Катерину. Сделал шаг навстречу.
Только тут она начала приглядываться. Заметила ссадины, чью-то подсохшую кровь на ободранном воротнике, мятые и грязные рукава. Уловила и запах алкоголя. Ведь он не успел испариться.
- Ты… - её лицо медленно приобрело напряжённо взволнованное выражение. Она, казалось, не знала, как с ним поступить, с этим настроением, которое уже появилось, поднялось из глубины и рвалось наружу. Но девушка просто растерялась, ведь гнала от себя и мысли и всё остальное.
- Ну нет, не буду я ни с кем счастлив. Там, - он кивнул в строну куда-то за спину, - Я тут и я один. Вот, напился, как дурак. Меня же отсюда обратно высылают. Понимаешь? К нам, домой. Будто и не уезжал совсем.
Катя тоже сделала шаг навстречу и тронула взволнованными пальцами ободранную щёку Мальцева, еле заметно коснулась наросшей за день щетины. А Мальцев продолжал нести околесицу из оправданий, нелепостей и неуклюжих попыток казаться трезвее, чем есть на самом деле.
- Алёшка. Напился, - она рассмеялась, а в уголках глаз блеснули две слезинки, - Значит никакой ты не мусульманин и никакая Нанара тебе не нужна. Здорово-то как. Напился. Родной ты мой.
Без всякого стеснения она сделала последний шаг и тронула руками его разлохмаченные волосы. Прежде, чем Мальцев перевёл дух для новой фразы, Катерина приблизилась губами к его губам. И слова растворились в поцелуе.
- Ну вы даёте, - покачал головой Царёв, - Первый раз вижу, чтобы женщина радовалась, когда мужик напился.
Алексей и Катерина синхронно оторвались друг от друга и в один голос сказали Царёву:
- Отстань, Дима!
Рассмеялись и снова вернулись друг к другу. Катя тихо плакала от радости, но радости было больше, чем слёз.
- Ну ухожу, ухожу, - посмеялся Царёв и оставил их наедине.
Когда они смогли прервать поцелуи, начались вопросы:
- Ты давно его знаешь?
- Димку-то? А как приехала сюда. Случайно познакомилась.
Снова поцелуи и тепло дыхания близко-близко. Вопросы, вопросы. Нелепые и глупые, смешные и отрывочные.
- Давно ты тут?
- Четыре года считай. А ты с тех пор тут в Адмиралтории? И как?
- Вот как видишь. Звание лейтенанта. Вояка бравый.
- Ага, много сегодня навоевал?
Они болтали и ловили друг дружку взглядами. Казалось, что они вдвоём там, на берегу, как и восемь лет назад. Только многое изменилось. Как сказала про него Катерина, заматерел, но задор остался. Да что там задор, отмахнулся Мальцев. Сама-то как была солнечной девочкой, так и осталась.
- Да, почти, - шепнула Катя и шмыгнула носом.
Только теперь Мальцев увидел тонкое кольцо из нефрита. На безымянном пальце.
Алексей ничего не сказал, только почувствовал глубокую боль и ревность. Должно быть, она познала то же самое. Они почти не сговаривались, кое-как на недомолвках договорились не делать ничего неразумного, и не делать из этого трагедии. Каждому из них нужна именно такая ночь. Это было бы естественно, необходимо и слишком поспешно. Именно поэтому ничего не произошло. Они рядом, вместе и пока этого достаточно. У Мальцева крутились на языке непростые вопросы, которые он никак не решался задать. И разговор медленно лился по странному руслу.
- Кого-нибудь из наших видела?
- Да нет почти, - кротко улыбнулась Катерина, - Вот разве что Юсико. Помнишь её? Ну конечно, помнишь. Вечно такая серьёзная была, даже не плакала никогда. Жизнь самоубийством кончила. Поминки тогда в феврале были. Холода стояли дикие. Знаешь, почти никто не пришёл. Мама да пара подруг.
- Мама? – переспросил Алексей, - Ах, да, конечно.
В Порт-Артуре приют был очень хороший. Туда нередко отдавали детей из приличных семей при живых родителях. Во-первых, такая жизнь приучала ребят к коллективу, а во-вторых, давала возможность старшему поколению работать. Нелёгкая жизнь приморья часто требовала полной самоотдачи. А так дети были под присмотром.
- Я свечку тоже поставила, - тихо добавила Катерина. Коснулась ладонью щеки Алексея. Молодой человек вздрогнул от слишком осторожного прикосновения. Но девушка не обратила на это внимания.
- Свечку? Её отпевали? – изумился Алексей.
- Да, - вздохнула Катерина, - Ты понимаешь, и я всё понимаю, да только кто пойдёт против горя материнского? Вот и заплатили батюшке.
Алексей нахмурился. Если Богу угодно, чтобы ради человеколюбия нарушали правила, установленные в Его храмах, то зачем тогда вообще нужны эти правила? Он не знал ответа и не очень стремился знать.
Катерина зашуршала тканью кимоно, уcтроилась на его плече поудобнее и уткнулась холодным носом в подбородок Алексея. По тончайшему движению, по мимолётному касанию кожи он почувствовал, что она улыбнулась.
Они лежали в обнимку на неуютной кровати и тихо дышали в такт друг другу. За окном неподвижно серели предрассветные силуэты домов и деревьев.
- Помнишь мы пели песенку? Тогда, давно.
Летит волшебный лепесток
То на запад, то на восток,
Не коснётся земли,
Дотянись и схвати,
Полетишь вместе с ним
Под небом голубым
За счастьем своим.
К солнышку в теремок.
Оба рассмеялись над старой, как мир детской песенкой. Девушка прижалась к Алексею сильнее, потянулась и легонько коснулась губами его щеки. Тихий, нежный поцелуй был таким мимолётным и невесомым, что Алексей мог усомниться, а был ли он. Только эта недосказанная лёгкость была искреннее и нежнее любых самых страстных объятий.
- Так значит, ты завтра уезжаешь, да?
- Да, - сглотнул Алексей, - Я бы взял тебя с собой, да откуда у бедного офицеришки деньги. Где там часть эта дурная тоже не понятно, как там всё будет? С голоду может и не помру.
- Деньги, - усмехнулась Катерина, - Тут все про деньги думают. Ужасно сложный город. А ведь и я тоже…
- В смысле, - насторожился молодой человек.
- Да в том смысле, Алёшка, что я всё понимаю. И всё про тебя знаю. И про твои потуги женихаться к Нанаре, и про остальное. Я ведь не первый месяц тут живу. Подумаешь, в фиктивном браке.
- Ты замужем? – Алексей наконец-то задал этот вопрос.
- Лёш, не кричи. Людей разбудишь. Да какой замужем. Это всё махинации местных. Он даже не трогает меня, я ведь несовершеннолетняя. Понимаешь? Заплатил мне денег, дал комнату, пока я с ним в браке. Но как только я стану совершеннолетней, как только мне исполнится двадцать один год, контракт будет аннулирован. Всё по закону.
- Это как-то..., - замялся Алексей.
- Что? – напряглась Катерина, - Глупый, глупый Алёшка. Я ведь тебя любила и люблю, ты понимаешь? И буду с тобой, где бы ты не оказался. Хоть на самом краю Земли, хоть где. Подожди, я приеду. Только подожди. Алёшка, ну мне надо как-то деньги зарабатывать. Куда сироте деваться? Знаешь, каково это было?
Он не знал. И когда умерла мама Катерины, его не было рядом. Он жил рядом с ней в приюте, но даже не знал о трагедии. И вот теперь Катерина немного отстранилась, оперлась на локоть и стала выкладывать из памяти отрывочные, пёстрые в своей горечи эпизоды. Как смотрела в усталые, горячие глаза умирающей матери. Не знала, не понимала, что она умирает. А потом пришёл отец и сказал, что матери больше нет. Ходили то туда, то сюда, Катерина выпросила у отца леденец. Тот купил несколько, даже не посмотрел на сдачу. На её вопрос «можно ли» ответил таким тоном, будто она спросила о чём-то несусветном. В тот день Катерина ещё не поняла, что жизнь изменилась и никогда не будет прежней. До этого она уверяла себя, что даже если мама умрёт, её просто не будет, как будто она надолго уедет и всё. У девочки было предостаточно времени, чтобы смириться. Катя как будто смирилась. Но когда мама действительно умерла, потребовалось много времени, чтобы понять глубину боли и пустоты, которую никогда и ничем не заполнить. Алексей не видел своих родителей и смерть встречал всего да раза, когда хоронили малознакомых ребят, убитых Флорой. Вот и не мог представить, каково было ей, двенадцатилетней девочке, у которой в миг отправили в небытиё половину самого близкого, что есть в мире.
Он как мог утешал её, гладил по волосам и терпеливо стирал рукавом неумолимые слёзы. Они всё текли и текли по бледному, прохладному лицу. От обречённой тишины становилось ещё больнее, чем от проникновенных слов.
- Так что ты дождись меня, обязательно. Никуда не денусь, найду тебя и приеду к тебе на побережье.
- Конечно, - пообещал Алексей.
После этих слов прошло несколько минут, и они заснули в объятьях друг друга. Утомлённые долгими разговорами и переживаниями. За окном рассвет окрасил небо бледной палитрой утренних красок.
Наутро они спешно распрощались. Словно и не было странной ночи, полной вопросов и воспоминаний. В последний раз сцепились пальцам, холодными от недосыпа и переживаний.
- Дождись меня, - шепнула сквозь слёзы Катя и быстрым шагом пошла прочь. С неба зашуршал грустный серый дождик. Такой прохладный, усталый и нелепый, вроде даже не летний совсем, а какой-то осенний.
Мальцев поплотнее закутался в тёплую шинель поверх кимоно, поправил заплечный мешок с нехитрым скарбом и поспешил на караван. В оживлённой толпе разномастного народа гудел особый ритм, которому так легко и просто поддаться. Алексей с безразличием влился в этот ритм и стал одним из сотни пассажиров. Ещё одним серым штрихом в пестроте людского потока.
Надо же, опомнился он, когда караван оставил позади пригороды Иркты, когда ехал сюда, ждал новой, лучшей жизни. Впереди обратный путь, а за спиной оставленные надежды и растраченные возможности. Девушка, которую он обрёл в последнюю ночь перед отъездом. Любовь, о которой он едва не забыл. Просто потому, что обманывал сам себя, когда помчался за пёстрым и сочным обликом Нанары.
Теперь он снова оставляет своё сердце далеко. Когда Катерина приедет к нему? Через пол года? А вдруг позже. Что-то помешало встретиться с ней раньше. Но гадать теперь нет смысла, история и понятие «если» плохо уживаются друг с другом.
Он не знал всех подробностей её жизни за последние годы. Катерина и не спешила ими делиться. За спокойной маской проступали боль и тоска, едва он задавал некоторые вопросы. Нет, нельзя так мучить девушку, обрывал себя Мальцев и щадил её, как умел, а сам разрывался от недосказанных слов и вопросов, которые замерли в воздухе или вовсе не прозвучали.
Ужасное место Иркта. Театральность и условности. Одним словом, фаталитет. Пока Мальцев обдумывал новое слово, караван сделал остановку. На палубу взобрались новые пассажиры. Особенно впечатлило Мальцева семейство неопределённой национальности. Алексей долго пытался понять, ниходы перед ним, или русиды.
Там были двое детей. Совсем маленькие, младший едва в том возрасте, когда начинают ходить. Мама выглядела такой, какой её и хотелось увидеть. Счастливая, хотя и смешная в своих попытках скрыть усталость. В её облике не нашлось какой-то особенной красоты, но она как будто пахла материнством, молоком и нежностью. Её муж был чуть ниже ростом, коренастый, усатый и добродушный. Оба родителя смотрели друг на друга и на детей с нескрываемыми любовью и трепетом. Эти душевные невидимые волны разливались вокруг естественно и чисто. Никому даже в голову не пришло упрекнуть их в том, с какой искренней страстью они целовали друг друга в губы на глазах у всех пассажиров. В насквозь условном и правильном городе Иркта давно бы раскритиковали и пожурили.
Мальцев сильно соскучился по честной душевной простоте. Ему её до боли не хватало. И он отвернулся от семейства, окружённого коконом любви. Чтобы скрыть смущение и просто не сойти с ума от тоски. Такая простая душевность была в самой сущности Катерины. Она никуда не подевалась за годы жизни в столице. С ней будет легко жить в этом мире, решил Алексей и заставил себя погрузиться в сон. Пока караван неспешно катил по просеке на восток, Мальцев спал большую часть суток. Лучшего способа бороться с тоской не нашлось.
Родной городок поразил Мальцева непривычной тишиной и неторопливостью. Ведь всё забылось, потеряло краски и вкус на глубине неблагодарной памяти. Взять, к примеру, эти сосны. Во всём Кибокае не найдётся таких высоких и стройных сосен. С вожделением Мальцев вспоминал и узнавал знакомы с детства деревца, дворики, улочки. Убогие деревянные мостки на замызганных и сырых дорожках совсем не изменились. Кое-где дома покосились, тут и вовсе снесли ветхий сруб, там пристроили новый на месте пожара. Никаких брусчаток и каменных дворцов, кирпичных построек раз и обчелся. Вот и сереет под бездонным небом хилая россыпь крыш в сплетении кривых улочек.
Над маленьким и будто беззащитным городком летел вольный ветер. В него вплелись запахи земли и домашней живности, печного тепла и вкусного грубого хлеба. Был ещё один свежий солёный запах, который Мальцев едва не позабыл. Ещё ветер звучал. Приглушёнными голосами, скрипом деревянных построек и отдалённым, размеренным рокотом. Чем дальше от вокзала уходил лейтенант, тем сильнее становились ароматы соли, рыбы, просмоленных канатов и высушенных солнцем рыбацких снастей.
А когда дома и домишки остались за спиной, и Мальцев прошёл весь город насквозь, горизонт предстал во всей красе. Небо простёрлось на землю, лишь где-то у дальнего края планеты протянулся тонкий белёсый излом. Только по нему и можно было уловить границу. Даже облака отражались в неспешном просторе. Там, где рождалось по утрам солнце, открывался путь в бесконечность. Это перед ним изгибался покатый бок планеты.
Перед Алексеем лежал простор синевы - Его Величество океан.
Когда душа пресытилась впечатлениями от родного края, пришло время обратить внимание на людей. До этого он словно не замечал малолюдной суеты. На улицах было так мало людей, совсем непривычно после Иркты. На Мальцева обращали осторожные, вежливые взгляды. Но прямым вопросом никто не поинтересовался, что этот молодой человек, откуда и зачем он прибыл в город. Если прибыл, значит по делу. Мало ли дел у человека?
Мальцев рассмеялся над своими мыслями. Всё-таки край нисколько не изменился. Те же простые доверчивые люди, может лица незнакомые, а дух и нравы всё те же. Мило, наивно и знакомо до щемящего отклика в сердце.
Вот это он и есть.
Кибокай Ясный. Родной мир, место, где обретаешь чувство дома.
Алексей прошёл мимо ворот приюта. За резной оградой скрипели качели и слышались детские голоса. Он постоял несколько минут, притронулся к тёмному дереву, гладкому и древнему от солнца и непогоды. Потом покачал головой, прогнал тоскливые мысли о навсегда утраченном прошлом и пошёл к берегу.
Там, где у пирса должна была стоять одинокая баржа, осталось единственное место в мире, где Мальцева могли узнать, встретить и принять.
На пристани он увидел перемены. Отреставрированный причал сверкал свежими брёвнами. На переднем плане в сутолоке мачт и парусов маячили рыбацкие шхуны, а вот за ними было что-то новенькое. Мальцев нахмурился и прошёл дальше, чтобы рассмотреть вблизи. В это было трудно поверить, но у причалов стояли пять новеньких боевых судов. Будто те же баржи, что и раньше, только совсем новые. По палубам бродили матросы и деловито занимались своими морскими делами.
Алексей не ожидал увидеть такое оживление. Раз в порту стоит боевая эскадра под флагом, значит, там найдутся ответы. Что за часть, где искать и как добраться. Они должны быть в курсе.
Лейтенант решительно выбрал баржу с флагом. Её борт был загородило бортом другого корабля с громким именем «Сирена». Названия флагмана Мальцев не увидел и поспешил к трапу. Пока сапоги стучали по дощатым ступеням, Мальцев заворожено смотрел на блики солнца по кромке воды и борта, на тонкие всполохи живого света. Он так отвык от этого волшебного зрелища, что впал в какое-то оцепенение.
Оттуда его вырвал резкий окрик.
- Эй, парень, ты кто такой, чего тебе надо?
Мальцев хмуро обернулся, но в следующий миг расплылся в улыбке.
- Дядя Кенсусе!
- Лёха, Мальцев? – ниход криво усмехнулся.
- Он самый.
- Короче, Мальцев, ты попал. Опять наворотил дел. Ну-ка марш к капитану баржи, а то худо будет.
Алексей не выдержал и захохотал.
- Ты чего ржёшь, остолоп? – нешуточно разозлился Кенсусе Амада, - Ты хоть представляешь, чего натворил?
От извечного ребячества пожилого матроса Мальцева посетило чувство, будто он вернулся в прошлое. И всё кругом как прежде, можно шалить и веселиться. Будут строгие взгляды и ругань, будут смех и брызги моря.
Алексей задержал дыхание, словно пытался впечатать в память волшебное мгновение обострённого воспоминания.
Потом шумно вздохнул и пожал руку Кенсусе.
- В том-то и дело, что представляю, - тихо произнёс Мальцев.
Напускной задор тут же слетел с лица нихода. Но взгляд Кнсусе продолжал цепко держать Мальцева.
- Ну что, старина? Как вы тут?
- Нормально, только ты всё равно беги к дяде Жене, к Ильину.
Алексей удивился спешке. Он хотел увидеть старого моряка, да только собирался сделать это обстоятельно. Выяснить, не занят ли он. А потом нагрянуть с бутылкой рома и просидеть до петухов под плеск неугомонных волн и неспешные разговоры.
- Ладно, - Мальцев перенял серьёзный настрой и поспешил в капитанскую каюту.
Евгений почти не постарел за эти годы. Впрочем, он и тогда был далеко не молод. Мальцев за годы учёбы окреп и возмужал, стал Ильину вровень шириной плеч, да и возрастом стал ближе. С годами разница становится менее заметной.
- Добрался, значит, - произнёс Ильин, когда они крепко обнялись, - Ну ты там дал жару, как я слышал. Ледоруб тебя не дал в обиду, а то бы растерзали.
- Ледоруб? – удивился Мальцев.
- Конечно. Он пошёл очень далеко и намекнул кому надо. Вот тебя и перевели к нам.
- Да ты что?
Алексей был готов ко многому, но поводы для удивления сыпались один за другим. Он подумал, а не кривоват ли нос у Ильина? Может, это след давнего случая на татами? Иначе откуда Ильин так много знает о происшествии? Бывает, люди сшибаются лбами, а потом становятся друзьями, не разлей вода. Ладно, оборвал себя Алексей, если Ильин захочет рассказать, то расскажет. Надо только поставить на стол бутылку, присесть рядом и никуда не спешить. Вот тогда и откроются тайны и правды. Надо только сказать: «Давай поговорим по душам, старина», хотя говорить такое вслух обычно не требуется.
Всему своё время. В настоящий момент есть дела поважнее. Например, войсковая часть.
- Да, это тут. Совсем рядом, - усмехнулся Ильин, - Даже идти никуда не надо. Принимай командование над эскадрой, лейтенант Мальцев. Не Бог весть какая флотилия, но пять барж это лучшее, что у нас есть. Кстати, тебя на день опередила депеша и пакет документов. Министрат субсидирует. Новейшее вооружение, два ящика штурмовых винтовок. Но это чешуя. А вот улов так улов, читай.
Ильин передал ошеломлённому командиру эскадры несколько пергаментов. Приказы и сметы. Допуск на модернизацию в центральные верфи региона. Отпущенные материалы и человеко-часы. С таким запасом можно превратить эскадру в грозный флот, хватит на пару-тройку вспомогательных судов.
- Ты не плавал, я знаю. Но вас и не учили плавать. На все тонкости морского дела у тебя есть я и Амада. Ты знай себе командуй. А морскую премудрость освоишь в деле.
Мальцев засмеялся и впервые за долгое время увидел будущее. В мире, где он существовал, оно было слишком призрачным. Как туманный пар на утренних улочках после ночного дождя. Струится и бежит, словно нереальная волшебная река или облака из страны лилипутов. Сказка.
Теперь всё, что Мальцев услышал, стало похоже на сказку.
Осталось дождаться Катерину. Ради неё он станет прославленным капитаном.
- Ну как, старина Ильин, наведём порядок в прибрежных водах? – задорно спросил Мальцев у ветерана.
- Попробуем, - осторожно заметил старый моряк и усмехнулся.
Глава 3. Морская мечта -новая редакция-
© Copyright: Эхо Рассвета, 2006
Свидетельство о публикации №206111700096
Свидетельство о публикации №206111700096
Рецензии