Коровка Божья

Прозрачно-синяя чаша с сияющим и жарким центром раскинулась по всей высоте. Нежные ветерки своим прозрачным дыханием то и дело звали туда, где кружились в легком танце мяконькие белесые облачка, и, не сгорая, пылало светило. Чем выше неслась плоть, тем больше она сливалась с пьяной синевой, и растекалось вместе с нею на весь свет, подобно тому, как акварельные краски разбегаются по девственной белизне бумажного листа. И вот уже нигде не найти той крошечной точки, с которой все началось, и которая когда-то была плотным телом, повсюду лишь бездонные и безбрежные дали…
Наверное, именно в такой мир должна была придти Божья Коровка, крохотный жучок с семью пятнышками на спине. Конечно, насекомые устроены слишком просто, чтобы что-то обдумывать, и, тем более, оценивать, и, разумеется, они не способны рассказать своему потомству про прожитый недолгий век. Поэтому вместо сказки никогда не увиденной мамы в сознании жучка гнездилась лишь картина, на которой красовались перевернутая синяя чаша небес да зеленый ковер Земли. Еще Божья Коровка откуда-то знала о своей обязанности кружить над травами, источающими сладкие земные соки, да о своем же праве постоянного стремления ввысь, прямиком к золотистой солнечной дорожке…
Прожив всего один день, Божья Коровка уже взлетела в воздух, и сделала круг над местом своего обитания. То, что открылось ее взору, смогло привести в уныние даже тот невзрачный комочек сознания, который принадлежал этой козявке. Ожидаемые зеленые просторы обернулись всего-навсего несколькими поникшими кустиками, сгрудившимися в самом углу мироздания. Дальше начиналось что-то холодное и безжизненное, совсем не подходящее для бытия Божьей Коровки.
Гнетущее чувство неправильности этого мира было столь велико, что букашку не обрадовало даже большое количество вкусных мелких насекомых, обитавших возле тех листиков, где произошел совсем не драматичный акт ее вылупления из яйца. Пожалуй, такого количества сытной пищи хватило бы жучку на всю жизнь, но на что нужна такая жизнь, в которой нет даже слабого запаха здоровых земных соков?!
В великой печали застыла Божья Коровка на одном из листочков, составлявших ее родину. О том, чтобы провести здесь свои недолгие дни, после чего смешаться с видневшимся под лапками кусочком затхлой почвы, у Коровки не возникало даже и мыслей. Надо лететь, преодолеть ужасающее безжизненной пространство, и, быть может, за его границами, которые наверняка где-то есть, Божья Коровка обретет-таки свой мир…
Набравшись сил, жучок раздвинул пятнистые надкрылья, и, зажужжав нежными крылышками, тронулся в путь. Вскоре под его брюшком стали проноситься тяжеловесные квадратные и прямоугольные предметы, правильность форм которых напоминало о чуждости и чужеродности. На поверхность одного из таких квадратов букашка присела, и тут же ощутила нестерпимый холод, посылаемый к ней идеально ровной, блестящей поверхностью, на которой Коровка могла увидеть себя саму. Было ясно, что предмет всеми силами своего застывшего бытия стремится изгнать резвую непрошеную гостью, отправляя восвояси даже ее отражение. Жучок не заставил себя долго упрашивать, резвые крылышки понесли маленькое тельце в дальнейший путь по серо-бело-коричневому миру.
Окажись кто-нибудь из нас на месте Божьей Коровки, он бы, наверное, подумал, будто оказался заброшенным в самую сердцевину великой пустыни. Под лапками Коровки не пронеслось ни одного предмета, на который можно бы было внимательно посмотреть, который показался бы если и не родным, то, по крайней мере, достаточно близким. Не во что на этом пустом пространстве не поиграешь, ни с чем и ни с кем не побалуешься, и, уж, конечно же, ничего не полюбишь…
Неожиданно перед глазами насекомого выросла ровная поверхность, преграждающая путь для его стремительного полета. К своему счастью, Коровка успела-таки развернуться и направить свои лапки в сторону препятствия, чем избежала резкого удара, который только и можно было ожидать от холодной стены. Хотя этот удар, конечно, не оказался бы смертельным для спрятанного под панцирем тела насекомого, но приятного в нем, в любом случае, могло быть только очень немного. Впрочем, не веселее было и странное ощущение того, что весь мир разом кончился, упершись в эту преграду, идущую до самых небес, и лететь дальше стало некуда.
Более мудрое существо, очевидно, в такой ситуации привлекло бы себе на помощь такой дар, как разум, который, впрочем, не смог бы принести ему ничего, кроме свежих порций тоски и отчаяния. Но у Коровки подобной способности не было, и она просто-напросто поползла по стене вверх, туда, где должно простираться вечно синее небо.
Лапки медленно пробирались по крохотным щербинкам. Как выяснилось, этот поднебесный путь не столь и гладок, а, главное, совсем не красив, и цвет у него какой-то чужой, розовый, который такому месту совсем не подобает...
Если бы жучок хоть чуть-чуть повернулся, то перед ним бы явился огромный человеческий глаз. Черный гигантский зрачок как будто желал схватить насекомое и вобрать его в свое нутро, под синюю радужную оболочку. Впрочем, вряд ли жучок смог бы понять, что этот синий предмет с прожорливым кругом в центре принадлежит столь же живому существу, как и он сам. Люди для Коровки – создания слишком уж грандиозные, и их существование ей легче отвергнуть, воспринимая циклопические тела нагромождением ничем не связанных частей, чем признать и, тем самым, отдать себя на милость их величия.
Горе было бы ползущему по стене существу, окажись оно чем-то неугодным для наблюдающего исполина, будь оно, к примеру, комаром, мухой или тараканом. Их плоть мокрой массой впиталась бы в обои гораздо быстрее, чем насекомые смогли поверить в реальность того, кто за ними наблюдает. Наверное, комочек крохотного сознания успел бы лишь на прощание мигнуть малюсенькой световой вспышкой, и ничего более. Но здесь присутствовала всего лишь Божья Коровка, сама безобидность и беззащитность.
- Божья Коровка, улети на небо, принеси нам хлеба! – раздался детский голос, показавшийся жучку грохотом, наподобие летнего грома. Впрочем, уже в следующее мгновение голосок замолк.
- Какое небо?! – с улыбкой во все лицо удивилась мама кричавшего малыша, - Декабрь месяц на дворе, куда ей лететь?!
- Да… - удивился в свою очередь малыш, - Но как тогда она к нам попала?!
- Наверное, перезимовать залетела, - решила мать, - Так что ты ее не обижай.
Разговор проходил на кухне небольшой квартиры среди привычных для такого места шкафов, холодильника, столов и кастрюль, где посланнице ароматных полей уж всяко было не место. Несуразность подобного положения маленького жучка сразу же бросилась в глаза женщины:
- Посади-ка ее в цветочек, сюда она прилетела, должно быть, случайно, просто ошиблась, - промолвила она, обратившись к своему ребеночку.
Божья Коровка не успела заметить, как оказалась среди запыленных листиков, привычных для нее с самого рождения. Не успела она и ощутить силу, мгновенно перенесшую ее в то самое место, из которого она совсем недавно вылетела. Обратный путь прошел, как будто, сам собой, и насекомое от этого нисколько не расстроилось, ибо Коровке уже успело надоесть скучное пространство, загроможденное тяжелыми и негостеприимными предметами, у которого, как выяснилось, нет даже и края.
Теперь точечки глазенок Божьей Коровки устремились вверх, туда, где должен был расстилаться вывернутый шар неба. Не даром же малыш пожелал ей туда улететь!
Почистив крылышки, жучок опять поднялся в воздух. Теперь он уже не смотрел под черные ниточки своих лапок, а устремил взор исключительно вверх. Все громче жужжали прозрачные пленочки крыльев, все усерднее становилась работа. Высота набиралась очень легко, даже небольшие усилия значительно подбрасывали крошечное тельце. Вот уже показалось и небо…
Божья Коровка перевернулась вокруг себя, и ее лапки коснулись небес, которые, почему-то, оказались не только удивительно близкими, но еще белыми и ужасно твердыми. Приглядевшись внимательнее, Коровка заметила, что первоначальное впечатление о головокружительной белизне оказалось обманчивым, то здесь, то там ее нарушали досадные пятнышки и точечки. Немножко прогулявшись по небу, жук отметил уж слишком частые неровности и щербины, которых уж наверняка не должно было бы присутствовать в том месте, стремление к которому – пожизненная обязанность Божьей Коровки. Вместо сладостных ветерков здесь витал какой-то томный, жирный запах, и он тоже не очень понравился насекомому, которое, вроде бы, по давней заповеди попало на самое небо.
Одним словом, что-то здесь было не так, но Коровка мужественно игнорировала все несуразные мелочи, пребывая в уверенности о своем небесном нахождении, и сладостно упиваясь собственным счастьем. Но, пройдя по белой плоскости еще немного, жучок увидел какой-то черный предмет, как будто прилипший к белоснежному горнему полю. Через мгновение он издал режущее слух громкое жужжание, и провалился куда-то вниз, но Коровка все-таки успело узнать в нем самую обыкновенную муху, этого пария насекомого царства. Еще пятнистый жучок отметил, что та вела себя как дома, и до своего камнеподобного взлета вниз даже успела попробовать небесную твердь на вкус, и оставить на ней мерзкое коричневое пятнышко. Но не может же быть, чтобы такая тварь была допущена сюда лишь для того, чтобы безобразничать на белых просторах и осквернять это светлое место!
Даже крохотное Коровкино сознание смогло для себя уъяснить, что место, где находится подчиненное ему тельце – вовсе не сказочное небо, и даже ничуть на него не похоже. Глубочайшее разочарование повисло на жучке граммовым камнем, и Божья Коровка кубарем полетела вниз, едва успев выпустить крылышки. Где-то в середине своего падения она резко остановилась и спикировала в сторону светила, плещущего желтые малокровные лучи. Нескольких мгновений знакомства с этим продолговатым предметом оказалось достаточно, чтобы понять, что в здешнем источнике света напрочь отсутствует пламень, и те отблески, которые он все-таки отправляет в белый свет, принадлежат явно не ему. К тому же в следующую секунду свет почему-то моментально исчез, покорно и без всякой борьбы уступив свое место темноте, нахлынувшей сразу со всех сторон…
Уныние Божьей Коровки представить себе, конечно же, очень трудно. Если бы мы взглянули на нее снаружи, то нашим глазам бы представилось крохотное пятнистое тельце, неподвижно застывшее на листке герани. Не было в нем ни стонов, ни слез, просто крохотный шарик ее сознания сжался в ничего не значащую точку. Эта точка раскусила, наконец, ту реальность, в которую оказалась заброшена вместе с подчиненным тельцем, прочувствовала всю меру непохожести этого бытия на ту сказку, которой и была когда-то она сама. Посудите сами: вместо источающих нектар цветов – мертвые шкафы да холодильники, вместо круглого неба – доступный мухам квадратный потолок, вместо солнышка – равнодушная электрическая лампа, и никаких шансов на то, что все это где-то кончается, переходит в нечто иное.
 Разумеется, насекомое имело полное право на дальнейшее существование. Оно бы съело какое-то количество местной тли, или не ело бы ее вовсе, а потом тихо высохло бы на листке, и потом неслышно скатилось на жалкую почву цветочного горшка. Не осталось бы у несчастной Коровки даже потомков, которые, быть может, когда-нибудь и увидели бы наяву сон, до отказа заполнявший сущность их матери.
Но, раз жизнь дана, значит, ее надо хоть как-то прожить, а чтобы прожить – надо что-то делать. И Коровка принялась перепрыгивать с листка на листок, где просто падая, где пуская в ход свои крылышки. Скучный мир принялся весело подскакивать в такт ее движениям и показался даже вполне веселым. Так – до полной потери сил, пока она на какое-то время не застынет в беззвучном, как плотный мешок, сне, а потом все начнется сначала.
- Мама, смотри, Божья Коровка танцует! – обрадовано закричал невидимый малыш, случайно повернувший свою голову в направлении уставленного цветами подоконника.
- И правда танцует! – восхитилась мама, - Смотри-ка, у нее на крылышках не шесть, а семь пятен, это счастливая Божья Коровка!
При очередном прыжке Коровку отбросила в сторону, противоположную унылой кухонной пустыни, и она почти уперлась в стенку, оказавшуюся не совсем обычной. По всей белой поверхности красовались узоры, очень напоминавшие никогда не виданный Коровкой зимний лес с множеством елок. Однако от всей этой красоты отчаянно веяло каким-то болезненным, острым холодом. Но, несмотря на мороз, к красе примешивалось еще какое-то таинственное ощущение, говорящее о том, что за этой стенкой есть что-то очень большое и важное, быть может, и сама мечта Божьей Коровки.
 Забыв о самом себе, жук стремительно бросился на колючую стенку, которая тут же цепко схватила его за правую переднюю лапку.
- Мама, Божья Коровка к окну прилипла! – вскричал испуганный ребенок, и, не дожидаясь ответа матери, сам принялся отдирать пятнистую букашку, которая, по его мнению, попала на окно нечаянно. Оторванная лапка жучка повисла безжизненным волоском на покрытом суровым льдом и инеем оконном стекле.
- А-а-а! – захныкал малыш, расстроенный тем, что, спасая насекомое, он его покалечил.
Впрочем, мама быстро успокоила свое чадо, говоря ему, что сделать по-другому, все равно, было никак нельзя. Стоило промедлить еще несколько секунд, и пятнистое существо вмерзло бы в оконный лед уже окончательно.
Сама же Коровка даже не посмотрела на потерянную лапку, продолжая направлять свое малосильное тельце в сторону хоть и почти прозрачного, но несокрушимого оконного льда. В жужжании вновь распущенных крылышек можно даже было услышать легкую угрозу, хотя очередной таран морозной стены закончился бы, в лучшем случае, потерей еще одной лапки.
- Ты иди в комнату, а я открою форточку, надо проветрить, - сказала невидимая женщина, после чего в кухню хлынула целая река отчаянного морозного воздуха.
Острый, как дюжина ножей, пронзительный вихрь мигом ворвался в помещение, и захватил его в свои судорожные объятия. Известно, что насекомые чувствуют холод совсем иначе, чем люди и звери. Не бывает у них ни болезненных резей в руках и ногах, ни отвратительного чувства превращения частей тела во что-то совсем чужое, деревянное, ни мерзкого ощущения постепенного остывания. Вместо этого жучок просто-напросто быстро засыпает, не задаваясь даже простым вопросом, проснется он или нет.
Но наша Коровка отнюдь не заснула, скорее, наоборот, в ее тельце неизвестно откуда проникла поразительная бодрость. Река холодного воздуха показалась для нее странно знакомой, но удивиться Божья Коровка, конечно же, не сумела.
Наверное, когда-то в последний день осени, ее мать, такая же Божья Коровка, собрав свои последние силы, отчаянно отыскивала убежище. Мутная пленка сна уже почти обернула ее красное тельце, но потомство, которое она так и не успела произвести на свет, отчаянно напоминало о себе. Водянистые лужи улыбались тоненькой корочкой льда, пасмурное, как замок, небо заявляло о своей недоступности, и не оставалось больше на Земле места, где несчастные детеныши смогли бы выжить. Закатившись под гнилой листик, букашка решила оставить свое потомство прямо под ним. Но ветряная сабля сорвала этот листик, и криво усмехнулась, сообщив Божьей Коровке о том, что ее старания бесполезны, и потомство все равно обречено на верную смерть в недрах одной из ледяных крупиц, которым зимой не будет числа.
Отчаявшись, букашка летала к замкнутым небесам, и, теряя силы, всякий раз возвращалась обратно. Так происходило до тех пор, пока одна из бесчисленных воздушных струй не затянула ее во что-то теплое и светлое.
- Похоже, сбылась моя мечта! – прошептал крохотный кусочек сознания, и, откладывая яйца, Коровка была уверена, что отправляет их в нутро чего-то хорошего, где вылупившиеся из них детишки радостно и с удовольствием переживут всю долгую темную зиму. Но с последним яйцом из букашки вытекло и ее дыхание, и мертвые крылья распластались по безучастному земляному комочку…
Этой истории своего рождения наша Коровка, конечно же, не знала, как не знала она и о том, что из всех яиц, отложенных ее матерью, вылупилась лишь она одна. Но ее сознаньице, напрочь лишенное логических железяк, смогло очень легко напомнить подчиненной ему твари о том, чего с ней никогда и не было.
Собрав в кулачок все свои силы, букашечка отчаянно буравила ледяной водопад, пробираясь в его недрах против течения. Одни струи немного помогали ей продвинуться вперед, другие сразу же сдували назад, и крылышки насекомого работали столь быстро, что, того и гляди, оторвутся. Сбоку на нее налетел особенно острый, похожий на кинжал вихрь, и сорвал замечательный красный надкрылок с семью замечательными точечками, но Коровка тут же рванулась прямо ему навстречу. Совсем позабыв о своем тельце, жучок самозабвенно пошел в свой прорыв, и растворился в незнакомом предчувствии.
Наконец борьба осталась позади. Истерзанное, лишенное одного надкрылка и половины лапок, насекомое беспомощно повисло в воздухе. Комочек его сознание в очередной раз оказался пронзен тем миром, в который он оказался заброшен. Повсюду расстилался лишь один белый цвет, он струился и внизу и вверху, и нигде не присутствовало даже слабенького, как угасающая жизнь, намека на желанный синий и зеленый мир…
Последние силы иссякли. Хлопья инея липли к крылышкам и уцелевшим лапкам, своим холодом увлекая в вечный сон, а тяжестью – вниз, в непролазные белесые дебри. Пронзенное реальностью сознание, подобное проткнутому детскому шарику, неудержимо сдувалось, смешиваясь с блестящим и искрящимся воздухом.
Вскоре Коровка уже утратила сходство с самой собой. Затянутая в иней, со всех сторон ощетинившаяся аккуратными ледяными иголочками, она превратилась в самую настоящую снежинку, и затерялась в танцы сотен миллионов других снежных звездочек, совершающих медленный путь к белому платью Земли.
Лихой зимний ветер неожиданно разрушил эту величественно-мрачную картину, одним махом поменяв местами верх и низ. Целый снежный рой вавилонским столбом поднялся к близким облакам, и вырвался по ту сторону их серых ладоней. Среди этих снежинок была и Божья Коровка, вмерзшая в ледяную звездочку. Ее освобожденное сознание сейчас парило от наполненных терпким ароматом зеленых полей прямо к раскрывшейся синей чаше небес…

Товарищ Хальген
2006 год