Хочу снегурочку!..

И каких только чудес не случается в Новогоднюю Ночь!
– Неправда! Чудес не бывает! Все чудеса можно объяснить с научной точки зрения, – скажите вы и, конечно же, будете правы.
Да что там говорить, раньше и я думал точно так же. Но теперь, после той памятной ночи, я уже как-то в этом не уверен.
Новый Год – семейный праздник. И встречать его полагается в кругу семьи. Моя же семья состояла из меня самого и новенького, недавно купленного, цветного телевизора, под завязку напичканного, так сильно развившейся в наше время, электроникой. И, навер-ное, именно поэтому к встрече Нового Года я начал готовиться слишком поздно, уже три-дцать первого декабря (зато с утра). Я купил небольшую, но настоящую ёлочку, и хвойный аромат леса наполнил мою однокомнатную квартиру. Быстро нарядив её десятком старых облупившихся шаров (других ёлочных украшений у меня просто не было), я успел сбегать в магазин и купить пол-литровую бутылку водки. Признаю, здесь я несколько отступил от заведённых традиций. Но Шампанское я не признавал. От него у меня сильно болела голо-ва, и пучило живот. Вот и всё, на этом подготовка к долгожданному празднику была за-вершена. Да и что ещё требовалось одинокому, старому холостяку? Не печь же мне было торт!
Водка оказалась «палёной», настоящий суррогат! Но понял я это, когда уже было слишком поздно.
Часы в телевизоре, после непродолжительной речи президента, били полночь. Я на-лил полную рюмку водки и, мысленно поздравив себя с Новым Годом, выпил. Меня, как кувалдой по голове! Дальше ничего не помню. Нет, водка точно была «палёная»!
В себя я пришёл только часа в четыре утра. Я одетый лежал на диване, а в квартире царило шумное веселье. В углу, надрываясь всей мощью своих динамиков, не выключен-ный телевизор извергал из себя голосом Преснякова (младшего) свежеиспечённый хит се-зона. В другом конце комнаты, расстелив на полу снятый со стены ковёр, наслаждалась жизнью шумная компания. Не веря своим глазам, я потряс головой, пытаясь избавиться от навязчивой галлюцинации. Но ведение не исчезло. Я глухо простонал сражённый присту-пом тупой головной боли. Тринадцать пар очаровательных женских глазок выстрелили в меня артиллерийским залпом. Мне показалось, что под взглядами этих бестий я сократил-ся до размеров амёбы. Возле ёлки, полулёжа, полусидя на ковре, расположилось двена-дцать вульгарного вида девиц, одетых в какие-то узкие полоски шёлковой материи. Вот и вся одежда, если конечно не считать белых кожаных полусапожек на высоком каблуке-шпильке, в которые были обуты все девицы. Тринадцатая девица, лет двадцати, в отличие от остальных, кроме сапожек имела на себе ещё и короткую белую шубку с меховыми от-воротами. Она скромно стояла рядом с ковром, держа в руках серебряный, под цвет её длинных распущенных волос, поднос с наполненными чем-то (наверное, Шампанским) бокалами. Эта тринадцатая девицы, не знаю уж почему, понравилась мне. Да-а, глючило меня капитально!
– Извините, – прохрипел я севшим вдруг голосом, – а вы собственно кто, красавицы? Уж не подарил ли мне турецкий султан, по пьянке, свой гарем?
В ответ грянул дружный девичий хохот.
– Чего прицепился?! Ничего не помнишь? Ну ты и напился! Сам пригласил, а теперь пристаёшь! Спал, вот и спи дальше, а нам не мешай, – грубо ответила мне уже изрядно захмелевшая платиновая блондинка.
Она поманила к себе пальцем девицу в шубке и, взяв у неё с подноса бокал, осушила его одним махом. Остальные девицы, расположившиеся на ковре, последовали её примеру. В общем, чувствовали они себя, как дома, и вели себя соответственно.
– Вы не очень-то здесь хозяйничайте! Это всё-токи моя квартира! Тоже мне, устрои-лись тут! Вам ещё костра не хватает! Развели здесь балаган! Ну, прямо двенадцать месяцев Маршака на поляне, – возмутился я их наглому поведению.
– Ну, ты молодец, мужик! Почти угадал! – хохотнула платиновая блондинка. – Мы, конечно, не двенадцать месяцев, но мы их дочери. Я, например, дочь Января. Сейчас мы на каникулах. Отдыхаем.
Фантазии ей, конечно, было не занимать, и говорила она очень убедительно.
– Дочки, говоришь? А почему вас тогда тринадцать? – спросил я, решив поймать её на несоответствии.
– Если ты имеешь в виду эту красавицу с подносом, то она не Месяцовна. Она – Сне-гурочка.
– Снегурочка?! Ну, ты придумала! А ты вообще-то знаешь, что старших обманывать нехорошо?
– Он нам не верит! Слышите, сёстры?!
В ответ опять грянул девичий хохот, а передо мной возник поднос с наполненными бокалами. Спасибо Снегурочке! Хоть одна, наконец-то догадалась похмелить. Я взял с подноса один из бокалов и залпом выпил. Шампанское!.. Ну и гадость! Но в голове сразу немного прояснилось.
– Значит всё-таки дочки? – я принял их игру.
– Да, – коротко ответила мне Январьевна.
– Двенадцати Месяцев? – продолжал я свой допрос.
– Сказала же уже! Вот привязался!
– Докажи, – потребовал я, кося глазом на Снегурочку.
– Доказать! Да свободно! Правильно говорю, сёстры?!
– Правильно, правильно! – поддержали её девицы.
– Ну вот, видишь, и сёстры со мной согласны, – тоном победившего в споре, произ-несла она. – Загадывай желание.
– И что исполнишь?
– Конечно. Мы же дети Двенадцати Месяцев, а значит, кто мы?! – её вопрос адресо-вался сёстрам.
– Мы ведьмы! Мы ведьмы! – в голос закричали они.
– Значит, можно загадывать любое желание?
– Любое!
– Даже самое нелепое? – не унимался я.
– Ну, надоел! Загадывай, пока я не передумала.
– Хорошо-хорошо! Сейчас загадаю, только ты не нервничай.
Я, конечно же, не воспринимал всерьёз слова дочери Января (для меня всё это было просто игра, навязанная мне этими изрядно захмелевшими девицами), и поэтому хотел загадать что-нибудь такое, от чего бы у этих бестий, глаза бы полезли на лоб от удивления. Но, как назло, в голову ничего стоящего не приходило. Да и что я мог придумать, когда голова разламывалась после чрезмерного потребления суррогата? Полное отсутствие ка-ких-либо желаний, кроме одного. Но оно и так исполнилось уже в следующую секунду. Передо мной опять возник серебряный поднос с одной единственной рюмкой водки. Сне-гурочка позаботилась!
«Из неё вышла бы неплохая жена, – подумал я. – А что?! Это идея! А почему бы и нет?! Ну, держитесь!»
Я, не торопясь, взял с подноса предложенную мне рюмку водки и выпил.
– Хочу Снегурочку! – громко озвучил я своё желание.
От моих слов у белобрысой Январьевны секунд на пять потерялся дар речи. Я, ко-нечно, ожидал, что произведу эффект, но не такой сильный.
– Что-о?! – воскликнула она, когда её шок немного ослаб.
– Хочу Снегурочку! – настаивал я.
Я краем глаза видел, как у двенадцати сестёр округлились глаза, только Снегурочка мило и многообещающе улыбнулась мне.
– Да ты в своём уме?! – вскипела блондинка. – Это же внучка самого Деда Мороза! Соображаешь, развратник ты старый?!
– Я то соображаю. А тебе что, слабо? Я же сказал, что твоё обещание, пустые слова.
– Слушай ты, человек! Я тебе не сутенёрша, Снегурочками не торгую!
– Э-э, да ты меня не поняла. Она мне не на час нужна. Я жениться на ней хочу. На-доело одиночество.
– Ну, ладно раз так, мужик. Ты пожелал, а мне исполнять. Вот и сёстры мне помогут.
– Поможем, поможем, – поддержали её девицы.
– Только помни, человек, что за исполнение желания тебе придётся заплатить, – пре-дупредила меня блондинка.
– Как скажешь, Январьевна. Я готов, – не задумываясь, согласился я.
– Ну, вот и хорошо. Становись в центр комнаты, будем колдовать.
– А сесть можно?
– Садись, если ноги не держат. А ещё туда же, – «жениться хочу!», – передразнила она меня.
Я, как и велела дочь Января, сел прямо на пол, посреди комнаты. Девицы, окружив меня со всех сторон, взялись за руки и, затянув древнюю языческую песню, повели вокруг меня хоровод. Через несколько минут их песнопения я начал терять чувство реальности. У меня закружилась голова, и сознание моё начало меркнуть. Последнее, что я помню, это как, отделившись от хоровода, ко мне подошла пышущая жаром лета зеленоволосая деви-ца. В руках она держала бутылку «Советского Шампанского». Она, излучая всем своим видом знойную, июльскую страсть, призывно улыбнулась мне и занесла над моей головой руку, сжимающую бутылку. Пришло время платить за желание. Мне стало очень больно, и в следующий миг я окончательно потерял сознание. Наверное, Месяцовны обиделись, что я выбрал себе в жёны Снегурочку, а не одну из них.

… Белый потолок. Белые стены. Белые бинты на моём теле. Беленький короткий ха-латик на склонившейся надо мной молоденькой медсестре. Ниже халатика стройные нож-ки в белых полусапожках (где-то я их уже видел).
Зрение восстановилось за считанные секунды. Медсестра!.. Она была точной копией Снегурочки. Похоже, Январьевна меня не обманула. И я уже знал, что произойдёт дальше, в недалёком будущем.
– Где я? – тихо спросил я.
– В больнице, – в белой тишине палаты её голос звучал, как журчание целебного ис-точника.
– А какое сегодня число?
– Седьмое января, – она улыбнулась мне.
– Ого! А как я к вам попал?
– Спасибо вашему соседу. Он нашёл Вас в вашей квартире избитого до полусмерти. Хорошо хоть дверь была не заперта.
– Понятно, – я тяжело вздохнул. – А звать-то тебя как, красавица?
– Снежана, – ответила она. – Но друзья зовут меня Снегурочкой. Глупо, конечно, но мне нравится.
Она опять мне мило улыбнулась. Я улыбнулся ей в ответ. И в этот момент мне пока-залось, что между нами проскочила какая-то невидимая, но очень мощная искорка.

… Мы со Снежаной (моей Снегурочкой) прожили вместе уже пять лет. Мы счастли-вы. Но Новый Год я по-прежнему встречаю один. Снежана каждый год, тридцать первого января, куда-то исчезает на две недели. Она не говорит мне, где пропадает, да я и не спра-шиваю. Наверное, потому, что и сам догадываюсь, где она может быть. Мне без неё труд-но, ведь после той, можно сказать колдовской ночи, я стал калекой. У меня парализована правая рука. Снежана сказала мне, что я легко отделался. Ведь могло быть и гораздо хуже.
Я часто задумываюсь над тем, что же на самом деле произошло в ту Новогоднюю Ночь? Может, всё это привиделось мне в бреду? А если нет, то разве это не чудо? А вы говорите, что чудес не бывает. Может быть, может быть, но тогда почему сбылось моё же-лание, и я встретил Снежану? И что я, по-вашему, должен теперь думать? Вот то-то, и я не знаю.