Зеленая Зона

Мерно стучали колеса, гудел неуловимый джаз – электричка набирала ход, вырывая из городской жары дачников. Ветерок гулял по салону, все окна открыты. Кому-то ветерок попадал за шиворот, кому-то смахивал челку на бок. Седеющий старик, не по-дачному легко нагружен, из вещей лишь небольшой чемодан, по всей видимости, не имеющий ничего общего с дачниками, увлеченно наблюдал, как ветер играется в волосах молодого паренька напротив.
Рядом сидели такие же молодые парни и девушки, у одного самого длиннорукого в руках гитара. Он, тихо-тихо перебирая тонкими пальцами струны и глядя прямо в глаза своей соседке, почти шепотом пел:

В других краях, других дорогах
Я видел редкие цветы
И нежно их руками трогал
Но мне, скажу, дороже ты.

Она, улыбаясь, хлопала в растерянности огромными ресницами и прямо на глазах зажигалась краской. Паренек у окна заметил это и разрядил обстановку какой-то незатейливой шуткой. Посмеялись. Воодушевленный этим паренек обратился к старику:
- Бать, куда налегке-то едешь?
- На свадьбу.
Молодежь залилась громким смехом, а девушка еще больше застеснялась.
- У внука завтра свадьба, вот и пригласил. Не виделись много лет, думал и не пригласит.
- Тогда понятно, - парень и гитарой подтолкнул соседку локтем, типа «не парся» и забренчал какой-то модный мотивчик. Остальные его подхватили.
А старик, поставив локоть на выступ окна, стал наблюдать, как мимо плывет пейзаж. Мелькнул пролесок, полянка лысая, затем небольшой сосновый лесок, что-то кольнуло в области сердца – пейзаж то знакомый. Повернулся к молодым:
- Сынка, погоди, не играй, - и положил руку на струны гитары.
- Что деда? Что случилось?
А что ему сказать? Как объяснить то, что было здесь много лет назад? Как старенький грузовичок привез пленных именно сюда, где под горкой, ближе к речке устроились немцы. Вывели всех десятерых солдат, молодых, не старше сидящих рядом. Молодые/горячие/гордые, они знали, для чего их вывели на поляну и построили в одну шеренгу. В рваных рубахах, в пятнах крови и босиком. Вечерело.
Гестаповский офицер не спеша, прогуливался рядом взад-вперед, смолил сигарету:
- Я сам солдат и уважаю мужество, пускай и вражеское мужество. Храбрость не имеет расовой принадлежности, погоди с расстрелом, нужно позволить им помолиться.
Им перевели. Светловолосый и самый молодой не долго думая, затянул «катюшу». Остальные, превозмогая боль от побоев, кто сплевывая кровь присоединились. Песнь рванула за леса, повисла над рекой и понеслась дальше.
Офицер хмыкнул и сел на пень, закинул ногу на ногу и оглядел свой и так идеальный вид. Поморщился, найдя пылинку, бережно смахнул и поднял глаза на певших. Замер на мгновение, вслушиваясь в ненавистные слова, словно пытаясь понять, о чем поют эти еще мальчишки. Не зная языка можно было понять о чем, о свободе, родине и счастье. Которого уже нет и для них не будет.
Немец махнул лакированной перчаткой. Спустя мгновение песню отрезал стрекот автоматов. Это было так далеко и так близко. Такое чувство, что до сих пор можно было услышать песнь над рекой, если захотеть.
- Эй, батя, не мешай! – возмутился длиннорукий.
- Постой, паря, - паренек сидевший у окна вгляделся в сосны, - погоди, не играй, я знаю это место, это – зеленая зона.