Ласковый Вечер

 Ласковый вечер спустился на сонный пригород. Последние дни августа выдались особенно жаркими и разогретая за день земля с нетерпением ждала блаженного прикосновения прохладного покрывала летних сумерек. Близилась осень. Деревья в фруктовых садах простерли к земле руки-ветви, усыпанные спелыми плодами. Ярким бисером блестели на фоне темно-зеленого бархата листвы вызревшие, румяные абрикосы.
Из окна проходящей электрички каждый домик в таком пригородном поселке казался тихой и безмятежной мечтой любого городского обывателя. Отсюда не было видно ни грязных луж во дворах или трещин в стенах, ни пьяных вусмерть хозяев, с трудом нашедших в себе сил забраться на крыльцо родного дома. Через запыленное вагонное стекло, все выглядело идеально. Даже покосившиеся хибарки в лучах засыпающего солнца казались истинной обителью житейского счастья.
 Забитый людьми вагон сбавлял скорость, подходя к платформе небольшой пригородной станции. Состав дрогнул. Лязгнули тормоза. Пассажиры дружно качнулись в направлении хода поезда и тут же засуетились, протискиваясь к тамбурам на выход. Двери вагона распахнулись и живой гомонящий людской поток вырвался на платформу, спешно растекаясь по окрестностям. Добрых две трети пассажиров покинули обшарпанный вагон, оставив зловонный букет запахов пота, дешевых папирос и давно не стиранной одежды.
 Сергей снял очки и вытер вспотевшие линзы чистым носовым платком. Он не любил электричек. В них чувствовалась некоторая обреченность. Обреченность ехать туда, куда покажут рельсы, обреченность выйти там, где откроются двери, смотреть на мир через пыльное стекло, вдыхать спертый воздух, пропитанный вонью немытых, пропахших повседневными заботами, тел. Он аккуратно провел рукой по нежно-кремовой ткани ветровки, которую носил, несмотря на жару. Порою, ему казалось, что сие нехитрое одеяние позволяет чувствовать себя в некоторой безопасности, надежно укрывая под собою целый мир, мирок, маленькую и в то же время бескрайнюю вселенную, которую чаще всего называют просто "Я".
 Сумерки сгустились, в вагоне включился свет. Теперь, глядя в окно, Сергей видел лишь свое отражение. Но это его вовсе не расстроило. Сержу нравилось смотреть на свое отражение в стекле. Именно в стекле, а не в зеркале. Здесь лицо, казалось, выплывало из мягкого полумрака, сглаживающего, скрывающего недостатки, придающего выражению лица особенную значимость и неведомую доселе таинственность. Он видел, как лицо его двойника по ту сторону стекла плывет сквозь проносящиеся мимо темные силуэты деревьев, построек, столбов и еще чего-то непонятного. Взгляд тонул в глазах отражавшихся лишь двумя темными овалами на бледном лице. На фоне ритмичного постукивания колес все явственнее слышалась ему музыка, столь органичная, естественная, закономерная и в то же время свободная, непредсказуемая. Серж знал, что не родился еще гений, способный разложить ее рядами нот. Музыка лилась отовсюду: из приоткрытого окна и вентиляционных люков, из-под вытертого линолеума и из швов внутренней обшивки салона, сливаясь одну тонкую красивую многоголосую мелодию, что играла лишь для него где-то внутри. Он не мог точно сказать где. Не только в ушах или голове. Казалось, музыка пронизывала его от головы до пяток, исходя из самых глубин его существа, заполняя собой сознание, вливаясь в его жизнь новым, неведомым до сего момента смыслом. Сейчас стук колес казался стуком его собственного сердца, а путь между двумя станциями – новой, лучшей жизнью, скупо отпущенной небесами лишь на жалкие двадцать минут. И каждый миг этой жизни приносил порцию впечатлений, которой с лихвой бы хватило на год скитаний по грешной земле...
 
 Благостное самосозерцание было грубейшим образом прервано яркой вспышкой фонаря, промелькнувшего в густой темноте за окном. Свет ударил в глаза и мгновенно вернул Сергея в стальную утробу локомотива разрывавшего ночную тишь хищным ревом дизеля. Он глянул на часы – пол десятого, до его станции осталось всего ничего. Поднявшись с лавки, Сергей огляделся и нашел вагон практически пустым. Лишь возле ближних к нему дверей стояла заурядного вида «влюбленная пара». Парень выглядел изрядно выпившим. Внешний вид выказывал в нем обычного базарного толкателя тележек принарядившегося, по случаю свидания, в парадную футболку-безрукавку ярко красного цвета с какими-то черными разводами. Не менее парадно выглядели спортивные штаны и базарные кроссы. Кожа на руках и на лице была смуглой то ли загара, то ли от пренебрежительного отношения к личной гигиене. Девушку Сергей почти не видел, заметил лишь, что она была полновата и ростом намного ниже парня. Стояла девушка спиной к своему спутнику, слегка на него откинувшись. Тот, в свою очередь, с максимально мужественным видом поддерживал свою «возлюбленную» при этом недвусмысленно обняв ее за низ живота. Расположившись таким образом, молодые люди закрыли собой больше половины прохода к ближайшим дверям.
 Несмотря на то, что вагон был пустым, Сергей не захотел идти в противоположный его конец к другому выходу. Протискиваясь между молодым человеком и сидениями он едва не пошатнулся от ударившей в нос вони. Шикарный коктейль запахов пота, дешевого дезодоранта и гадкого пива был обильно приправлен тошнотворной вонью низкосортного табака. «Бедная девушка» - подумал Серж пробравшись к дверям. Теперь он стоял лицом к выходу, парочка осталась в полушаге справа. Отсюда он смог рассмотреть лицо девушки. Немного пухленькие щечки, серые глаза, гладкий округлый подбородок – девочка не была яркой красавицей, но была в ней какая-то тихая, скромная, естественная прелесть. Она явно не злоупотребляла косметикой, а румянец на ее щеках был природным и свежим. Серж не чувствовал ее запаха ибо смрад источаемый ее кавалером напрочь забивал рецепторы обоняния. Вдобавок, паренек еще и повернулся в его сторону, оценивающе разглядывая очевидно «лоховской» в его понимании прикид Сержа. Окончательно, видимо, удостоверившись, что имеет дело с откровенным лопухом, кавалер с максимально быкующим видом выдал: «Те чё места мало?». Сергей хотел было проигнорировать откровенную попытку обострения ситуации, но набыченный до предела торгаш уставился на него покрасневшими от веселой жизни глазами, очевидно в ожидании достойного ответа. Решив все же не доводить до конфликта, Серж с максимальным спокойствием, на какое был способен обронил «Выхожу на следующей». Быдло, смерив Сержа презрительным взглядом, таки отвернулось и, склонившись к своей очаровательной спутнице, шепнуло ей что-то на ушко. Вдруг девушка разразилась громким смехом. Это был совсем не тот, ласкающий слух, звонкий беззаботный девичий смех. Девушка смеялась так, как смеются намазанные шлюшки – мерзко, ехидно, с явной злобой. В этом смехе все…все противоречило ее внешней чистоте и природности. И тут Сергей на один короткий миг почувствовал запах. Запах дешевых духов. Тончайший до омерзения аромат дамских сигарет. Он повернул голову – вместо прежней девушки в объятиях полупьяного торгаша нежилась видавшая виды «жрица любви». И все было при ней и толстая задница и целлюлит на боках. Все тот же смрад – смрад грязной плоти и разложения. И смех, хохот сотрясающий, затянутую в топ, обвислую грудь. Торгаш снова повернулся к нему и тем же тоном продолжил: «Слышь, а может я с тобой выйду? А?». Серж не ответил, ему было плохо…нет, ему было просто мерзко. Казалось, он уходил, медленно проваливался сквозь мир. Точнее мир сам угрожающе надвинулся на него. Ноги вдавило в пол, взор застелила мутная пелена. Дрожащей рукой он расстегнул молнию на ветровке и нашарил во внутреннем кармане то единственное средство, что могло помочь ему сбросить с себя непосильный груз, сжимавшее со всех сторон стальными обручами оцепенение. Серж не видел, как самодовольно улыбается его «собеседник», глядя на такую реакцию. Засунув руку во внутренний карман, он вдруг явно почувствовал приятную прохладу, исходящую от лежащего там предмета. Серж не помнил, как он называется, но он явно чувствовал, как прохлада волной проходит по телу расправляя плечи, проясняя взор, словно за шиворот, отрывая его от пола. Он повернулся к торгашу лицом и, сняв очки, приветливо улыбнулся.
Тело вдруг стало легким и послушным, а глаза даже без очков выхватывали из окружающей действительности нужные детали. Вместе с взором, казалось, прояснился и разум. Не хаотичным потоком мыслей, но мгновенной молниеносной оценкой ситуации дающей четкое ее осознание. Воистину Полет! Полет мысли, в кои веки облаченной во плоть…Подобно той музыке, что недавно дарила ему еще одну жизнь, сейчас его пронизывал поток новой, неведомой доселе энергии. Оставалось только расправить крылья и, оседлав его, сорваться в высь, отринув робкие земные мыслишки, с упоением, ныряя в ледяной бархат облаков, слушать лишь завывания ветра…

Его опять прервали. На сей раз это был крик. Даже не крик, скорее вопль. Он наполнил слух мириадами маленьких ржавых иголочек, которые в один миг набросились на Сержа и, впившись в каждую клеточку мозга, вырвали его из сладкого забытья. Крик, перейдя на визг, разлился по вагону, зазвенел в оконных рамах и потонул в глухом урчании двигателя. Все это время Серж не закрывал глаз, но, казалось, только сейчас обрел способность видеть. Его взору вновь предстал вагон. Такой же пошарпанный как и раньше, но что-то в нем было не явно так. Что-то необычное, едва уловимое…Запах! Опять Запах! В нем появилась особенная, холодящая острота. Он почувствовал под ногой что-то мягкое. Серж взглянул вниз и увидел тело. Вдруг он вспомнил недавнего торгаша и понял, что тело это принадлежало ему. Торгаш лежал на спине. На красной футболочке виднелось несколько бурых пятен. Туфель на левой ноге Сержа опирался на лицо недавнего собеседника. На правом виске торгаша виднелась неглубокая вмятина, предположительно от удара тупым предметом. Серж поднял ногу и заметил, что прежде, очевидно, имел неосторожность наступить парню каблуком на глаз, отчего глазное яблоко неестественно деформировалось и вышло из глазницы. Жизнь уже покинула это тело, но, несмотря на это, выражение лица сохранило след нелепой житейской быковатости, которое, в сочетании с изуродованным глазом, выглядело достаточно комично. Сержа не переставала терзать мысль о том, что в вагоне должен быть еще кто-то. Он обернулся и увидел ее. Да теперь он вспомнил – та девушка, что была с торгашом. Очевидно, пробудивший Сержа крик, был исключительно ее заслугой. Девчушка затравленно прижалась спиной к выходной двери. Серж смотрел на нее, но никак не мог разглядеть лица. Как будто все вокруг подернулось густым туманом. Он вспомнил, что снимал очки и начал лихорадочно шарить по карманам. Неожиданно девушка метнулась от двери и побежала вдоль вагона к тамбуру. Серж не знал, как реагировать, но, повинуясь какому-то неведомому инстинкту, ноги уже несли его вслед за ней. Он хотел окликнуть ее, но не знал имени. Он знал, что должен ее остановить. Хотя бы на миг, на секунду, чтобы еще один раз взглянуть на нее, услышать голос, почувствовать запах. Не зная, что делать, он буквально наощупь поймал край ее одежды, потянул на себя и наугад ударил правой рукой по расплывчатому силуэту. Девушка отрывисто жалобно вскрикнула и растянулась на полу вагона. Нетерпеливо нацепляя дрожащими руками очки, Серж склонился над ней. Да, конечно же, это она. Гладкое румяное лицо с почти еще детскими чертами, что забавно сочетались с вполне взрослым выражением серьезности. Не той житейской миной серьезности и озабоченности, с которой обычно носятся по городскому центру в разгар рабочего дня взмыленные банковские клерки. Пара серых глаз смотрела на Сержа серьезно и одновременно умиротворенно. Почти так же смотрят святые с православных икон. Сначала ему даже казалось, что над ней вот-вот загорится нимб. Но нет. Ей, очевидно, не судилось святости. Вместо нимба на переносице скромно поблескивали мелкие капельки не остывшего еще пота. Он склонился ниже и аккуратно втянул ноздрями воздух. Ее запах…О господи! …Жасмин! Неужели духи? Нет! Так может пахнуть только цветок. Свежий, только что сорванный цветок жасмина. Он лежал перед Сержем, все еще благоухая, но уже попрощавшись со своим прежним существованием в мире, что приютил его вместе со множеством братьев под неповторимой нежности синим покрывалом небес. Напоив росой, согрев первыми лучами весеннего солнца.
Поезд дрогнул и начал сбавлять скорость. Серж провел рукой по лицу девушки, сомкнув ей веки. Голова ее лежала неподвижно, лишь слегка подрагивая в такт вибрациям вагона. От нее по грязному затертому полу неторопливо растекалась темная лужица.

Маленький сосновый перелесок стоял окутанный прохладой поздней августовской ночи. Дорога четким стальным шрамом рассекла его по самой середине. Позднее легкомысленно позволив вековым деревьям подобраться к самой насыпи, получив таким образом некое подобие тоннеля со стенами из тонких прямых стволов и сводом из длинных игольчатых ветвей. В свежем ночном воздухе особенно явственно чувствовался приятный смоляной запах.
 Ночная электричка затормозила у старой, поросшей травой бетонной платформы очередной безымянной станции. Двери открылись. На безлюдный перрон вышел молодой человек лет двадцати пяти – тридцати, одетый в аккуратную кремовую ветровочку и серые брюки. В свете ущербного месяца тускло блеснули линзы очков. В правой руке он сжимал старый, отполированный до блеска стальной кастет. Двери захлопнулись и поезд отправился дальше. Молодой человек, спустившись с платформы, зашагал по извилистой лесной тропинке и вскоре его силуэт затерялся среди тонких сосновых стволов и массивных кустов «волчьей ягоды».