Выход в открытый космос

 Мы с Вадимом, хотя на вид ещё молодые, но уже - с большим навигационным опытом. Правда, это - не совсем правда. Ничего мы на вид и не молодые. Зеркало на вид попалось - оно у нас в переходном отсеке висит, ещё не разбилось от перегрузок. Смотрю я в него, а там - Вадим. Старый такой, немолодой, то есть. На вид. Хотя, если по правде, он ещё молодой, но уже с опытом. Недаром - командир звездолёта! А меня в зеркале совсем не видно, хотя я - вот он, а Вадим - за пультом. Голову совсем уронил, потому как вахту нёс вместе со мной. А у нас - большой опыт. Это у Васьки опыта нет, а у нас - ого-го! А у него нет, потому как - откуда? Он сутки уже - в анабиозе. И вид у него молодой, хотя он и вправду молодой. Это мы с Вадимом - старые волки. Вон он - за пультом, голову совсем уронил. А меня даже в зеркало не видно. А Вадим постарел, хотя, на самом деле, он ещё молодой, но - с опытом.

Вадим говорит:

- Как я есть командир звездолёта - горючего нам не хватит.

А я ему по всей дисциплине отвечаю:

- Ну, дык ёп...ть!

- Надо выйти в открытый космос, пошарить там, авось, где горючее найдём.

Я его обнял за прозорливость. Он хотя и командир, а душа у него чувствует. И отвечаю по всей дисциплине:

- Дык ёпыть!

Потому... ежели уж ты полетел, то надобно лететь до конца, до станции, как говорится, назначения. А перелёт у нас - межзвёздный. К тому же, в таком межзвёздном перелёте: как же без горючего? Хотя бы, к примеру, тормозить? А маневрировать? А?! То-то! Вот я и обнял его за прозорливость.

Он говорит:

- Иди.

А я ему по всей дисциплине:

- Вадим! Как же это? Браток...

А он:

- Ну, дык...

А я - по всей дисциплине:

- Открытый же космос... я ж... затеряюсь... как же, братушка?..

А он -прозорливо:

- А без горючего?!

Тут меня мысль посетила.

- Ваську, - говорю, - надо послать. Он, - говорю, - молодой, пусть набирается!

Вадим аж подскочил! И обнял меня. За прозорливость. Он хотя и командир, а душа у него - чувствует. Пошли мы в каюту. А Васька уже - совсем в анабиозе. Даже вещество выделил. Такое часто бывает в анабиозе. Особенно, если астронавт ещё молодой и - в анабиозе.

Выводить мы его не стали. Потому... чего уж выводить-то? Дело понятное: анабиоз! К тому же, Васька - молодой. Такого не выведешь.

Жалко мне его стало. Молодой ведь ещё. А Вадим говорит:

- Это мы с тобой на вид ещё молодые, а уже - с большим опытом. А он - молодой ещё! Пускай себе - в анабиозе...

- Пускай, - говорю, потому как правильно Вадим говорит, и душа у него - чувствует.

- Так что иди, - говорит.

- Как же так? - говорю, -открытый же космос... затеряюсь ведь я... как же...

А он - прозорливо:

- А без горючего?

Я говорю:

- Пошли вместе, - но уже сам вижу: у него - перегрузки.

Он говорит:

- Перегрузки у меня, - а сам чуть не плачет, потому - хотя он и командир, а душа у него - чувствует.

- Всё, - говорю. А сам думаю: всё!

А сам говорю:

- Ты вещество-то убери, - хорошо так говорю, по всей дисциплине.

А он мне - прозорливо:

- Фитилёк прикрути. Коптит.

Обнялись мы, хоть он и командир.

- Ну, я пошёл, - говорю.

А он мне - прозорливо:

- Ты скафандр всё-таки одень... открытый же космос... затеряешься же... без скафандра, - а сам чуть не плачет, и говорит: - к тому ж... абсолютный нуль...

- Как?! - говорю, - абсолютный нуль? Мы ж... когда улетали... плюс двадцать же...

А он - прозорливо:

- Август был, когда улетали. А теперь - конец ноября.

Да, думаю, перелёт-то - межзвёздный. А сам говорю:

- Скафандра-то у меня нет... в августе ж...

А он - прозорливо:

- Возьми мой... и это... смотри там... не затеряйся...


 
 Вышел я в открытый космос, а сам думаю: всё правильно, - думаю, - Васька, он молодой ещё. К тому ж - в анабиозе. Это мы с Вадимом - с опытом, хотя на вид - молодые. Опять же, у него - перегрузки. У меня, правда, тоже - перегрузки. Но ведь надо-то как? Чтоб по всей дисциплине! А Васька ещё молодой.

Вышел я и вижу: что-то недалеко мы за три месяца улетели, хоть и перелёт - межзвёздный. Горючего, наверное, мало. Незря Вадим меня за горючим послал - прозорливый он!

Скафандр у меня хороший. Финский. Вадимов скафандр. Свой-то я не взял. В августе ж полетели. А сейчас - ноябрь. Нуль почти абсолютный. Вода, и та замёрзла. А чего вы хотели? Открытый космос, всё-таки. Вообще, насколько я знаю, в космосе в ноябре всегда холодно. Нет, бывает, конечно, иногда тепло. Но, вообще-то, холодно. Тем более, в ноябре, в космосе.

Только я смотрю: оказывается в космосе я - не один. Мужик какой-то навстречу плывёт. Без скафандра. Затеряться, наверное, решил. А вокруг - сумерки. Я спрашиваю:

- Мужик, утро сейчас или вечер? - по-нашему так спрашиваю, по-космически. А он посмотрел на меня как-то странно - инопланетянин, наверное - и говорит:

- А какая тебе разница?

Я сначала подумал: не скажи! - А потом думаю: и правда, какая разница? Космос-то - открытый.
 
 


 

Стал я оглядываться. Где-то поблизости, думаю, должна быть заправочная станция, на которой нашего брата-астронавта обслуживают, сиречь: заправляют. Значит, и правда мы не далеко за три месяца улетели, хоть и перелёт - межзвёздный. Сориентировался, подгребаю к станции, а она - не работает. Неужели, думаю, станция не та? Но тут вижу: мимо станции электричка проплывает. Нет, думаю, шалишь! Та станция. Только вот, откуда в космосе - электричка? И спросить не у кого. Мужик без скафандра исчез. Затерялся, наверное.

Что ж, думаю, делать? Как же без горючего-то? Перелёт же - межзвёздный! Не дай Бог, случится тормозить. А маневрировать? Ёлы-палы...




Ничего, думаю, в Хьюстон смотаюсь. Это он по правде Хьюстон называется. А по-настоящему: Центр Подготовки Астронавтов. И поплыл в Хьюстон.




Честно говоря, я человечество не совсем понимаю. Не с того конца оно за дело взялось. Это теперь в космосе стало более или менее сносно: тут тебе - Марс, а напротив - Хьюстон. И правильно! Но это - сейчас. А раньше как было? То-то и оно!

Вот мы с Вадимом, к примеру, решили лететь к звёздам. Пожалуйста, лети! Устанешь - остановишься, отдохнёшь в том же Хьюстоне или ещё где-нибудь. Опять же, горючим заправишься. А как же без горючего? Тем более, к звёздам чтоб долететь, - годы нужны. И ежли за эти годы по дороге - ни одной заправочной станции, какой же дурак полетит? А звёзды осваивать надо. Для народного хозяйства.

Теперь возьмём Юрия Гагарина. В жизни не поверю, чтоб он согласился добровольно на подобную авантюру. Сами посудите: какой резон лететь в космос, ежели в нём - ничего нет? Ни заправочных станций, ни железных дорог, ни даже паршивых троллейбусов? Ты сперва обеспечь порядок: транспорт, снабжение, связь, - а потом уж человека туда запускай! Я думаю так: заставили Юру лететь. Потому - раньше о желании особо не спрашивали. Скажут: надо! - и всё! Попробуй возрази! Только я бы всё-равно не полетел. Хрен бы они меня заставили! А Юра... Слабохарактерный он был, вот что!

Вот и Хьюстон. Точно, недалеко мы за три месяца улетели. В общем-то, и понятно. Тут я с учёными согласен. До Веги - а мы к ней направляемся - двадцать шесть лет лететь со скоростью света, а мы - всего три месяца. И то - только разгоняться начали...

Мать моя! Это сколько ж горючего надо для разгона! По-моему, ещё не раз придётся в Хьюстон бегать за горючим! А перегрузки-то увеличиваются. Да... Ну, ничего. Мы с Вадимом знали, на что идём. Это Васька не знал, но ему всё-равно, он - в анабиозе.




Хьюстон-хорошее место. Многие астронавты сюда ходят готовиться. И молодые, и с опытом. И не только астронавты. Среди нашего брата простого астронавта до сих пор легенды ходят, что и спортсмены тоже Хьюстон жаловали. Порой заглядывал сюда Михаил Бирюков, чтоб, значит, потренироваться. А в былые годы, старожилы говорят, видели здесь как-то самого Брошина! Я, правда, не видал здесь ни того, ни другого, но уважающий себя астронавт врать не будет. А в Хьюстоне любой себя уважает.




Захожу и вижу: подготовка - в самом разгаре. Сидят вокруг астронавты - и молодые, и с опытом - и на тренажёрах работают. Некоторые, конечно, в щадящем режиме, но большинство - в беспощадном. Иначе высот в подготовке не достигнешь.

- Здорово, - говорю, - братья-астронавты!

Они: ноль внимания. Дело понятное, подготовка идёт полным ходом. Я тогда говорю:

- Правильно, ребята, не отвлекайтесь. Делайте своё дело, а краем уха слушайте. Мне есть что вам сказать. Вот вы тут сидите - и правильно, конечно, делаете! - а у нас там горючее кончается. И всё бы ничего. Чёрт с ним, с горючим! Да только штука такая: к звёздам мы летим. Впервые! Того и гляди, братьев по разуму встретим... Неудобно без горючего. Да что я? Сами знаете, не дураки.

Сказал и смотрю вокруг. Чувствую: задело ребят за живое. А как же иначе? Ежели, к примеру, перед инопланетянами этими - в грязь лицом, то как же тогда - престиж планеты? А астронавты - народ патриотичный! За родную Землю последнее горючее отдадут.

Ермилыч - этот ещё при дедушке Ленине пешком на Луну летал - по-доброму мне так говорит:

- Тяпни с нами, корешок. А там видно будет.

Тут я, конечно, малость лопухнулся. Недаром говорят: поспешишь - не выловишь и рыбку из пруда:

- Какое, - кричу, - ”тяпни”, Ермилыч? У меня там - корабль без горючего. Того и гляди, тормозить начнёт.

Все тут же обиделись, а Ермилыч говорит:

- Ты, парнишка, на арапа нас не бери. Ежели ты и вправду - астронавт, то должен понимать, что тормозить твоя посудина не начнёт - открытый космос, всё-таки. Э-э... а ты ж - не астронавт, коли таких простых вещей не знаешь!

Все так и взвились! Один на меня кричит:

- Ах ты, сука!

А второй и того обидней:

- Мужики! Да он же - занзибарский шпион. Я его в прошлом годе в “Погребке” чуть не вычислил, жалко тренировка... это... полным ходом, короче...

Мне бы сразу козыри в ход пустить, а я, простая душа, объяснять им принялся:

- Ермилыч, - говорю, - ты ж к звёздам не летал. Откуда тебе, крысе каботажной, знать: тормозит звездолёт без горючего или нет? Может там - эффект какой межзвёздный...

Это я, конечно, зря. Про эффект, то есть. Теперь неделю бок болеть будет. Слава Богу, реакция у меня астронавтская: только они меня завалили, я такое сказал, что ни у кого слов не осталось. Одни слюни. И те высохли...

Погодя минуты три и семнадцать секунд с половиною, Ермилыч сказал:

- Мужики! Наш!!!

А этот, который ребро мне чуть не сломал, - быстро сориентировался, собака, недаром - астронавт, - орёт:

- Качай его, ребята!

Качали-качали... До тех пор, пока я блевать не стал, Ермилыч опять в подозрение впал, но этот, с сапогом, оказался мужик что надо:

- У него ж - перегрузки, - говорит, - шестикратные... эффект, бля...

И опять качать меня стали, пока я блевать не перестал. Усадили за стол, горючего в бак плеснули.

- Разомнись, - говорят, - для начала.

А я что? Чтоб, значит, форму не потерять, и - вообще...

- Маловато, - говорю, - я ж - тренированный. Опять же, с собой взять надо. Звездолёт там у меня.

Ермилыч по-отцовски так руку мне на плечо положил:

- Ты, браток, не обижай нас... расскажи уж...

И с сапогом ему вторит:

- Историческое, - говорит, - гибрид твою, событие! Мы, может быть, тебя потом как Гагарина вспоминать будем.

Ермилыч сразу кулаком по столу - тресь! -:

- Ты, пацан, Юру не трожь! Святое это, ёп...ть!

- Правильно, - говорю, - Ермилыч, - а сам думаю: с сапогом-то... ещё тот... глядишь, внукам своим будет рассказывать, что самого меня ногами пинал.

И так мне себя жалко стало! Не в смысле, конечно, что ногами, а что - умру молодой... героически... осваивая, так сказать... Э-эхх!! Да что там... Чуть слеза не прошибла. Только это... крепкий я. Собрался я с духом и твёрдо так говорю:

- Плесните-ка, чего уж...


 
 А тут - облава. Короче, я вам по порядку всё объясню. Вы - люди грамотные, поймёте.

Такое у нас издавна повелось. Ежели, к примеру, что-то новое, светлое и, вообще, - прогрессивное, - сразу натыкается. Это даже не западло и не непруха какая, а - закон. Есть в мире силы препятствующие. Вот они-то и мешают. Фуражку гады с кокардой нацепят и - ну мешать! Препятствовать, в смысле. Я так думаю: они - инопланетяне. У них - и техника всякая, и светомузыка... И вообще они какие-то не такие. Одеваются, вроде, по-нашему... ну, штаны там... и остальное... только ведь все, как один, - в одно и то же!

Но не это - главное. На рожу они - разные, а вот взгляд у них... жесты и другая мимика - часть одежды. Усекаете? Роботы они, вот что я скажу. И ещё: ими кто-то управляет. В радиоволновом диапазоне. И этот кто-то, честно говоря, не шибко мудрый мужик, потому - из-за его приказов ребята евонные перед нами дураками ходят. А что с них взять? Народ подневольный.

А может, зря я так на них обрушился? Может, на их планете - логика другая? И “что такое хорошо и что такое плохо” не Маяковский сочинил, а другой какой Корней Чуковский? Может, они - Космические Бедняжки и Горькие Сиротинушки, а то и вовсе - Галактические У****ни, и бьют меня по рылу от обиды и трудного детства, скрашенного беспощадным папкой? Ой, блин! Тупым твёрдым предметом-то зачем? Им же не драться, в него же есть надо! И пить! А из него говорить. А внутри... в нём самом, то есть, - думать!.. А может, в этот миг им в душу нежность влезает? Розовыми ногами? И вспоминаются милые сердцу скудные деревянные игрушки, выструганные любимым папой или каким другим Карлой? Или Марксой?.. Хотя, кажется, это - одно и то же.




Побросали нас в космические шлюпки и повезли куда-то.

А сирены на весь космос так и воют, так и заливаются!

Теперь я знаю, почему Одиссей со своими братушками не могли пение сирен слушать. Некрасиво они поют, вот что я вам скажу! Громко и противно. И древние греки, слышавшие их, умирали не от восхищения, а от отвращения. Чуете разницу?




- Так, значит, инопланетянин, говоришь? - говорит суровый мундир с погонами и злым мясистым носом.

- Ну да... - хочу сказать мысль, только он её тут же прерывает - тоже мне, нашёлся запой на дому! -:

- Понятно, - и молчит, как-будто это не я, а он - партизан. Я, само собой, счёл своим долгом объясниться более пространно, хотя, в то же время и более конкретно:

- То есть, это не я, а вы...

- Чего мы? - спрашивает.

- Инопланетяне.

- Да?

- Естественно! Это и дураку понятно! Я же - землянин. Ну... есть планета такая. Земля называется.

- Где? - не понял с носом.

- Там... - уточняю.

- Где там?! - опять не понял он. Туповатый парень.

- В космосе! - Всё-то им разжуй да в рот заплюнь! - В безвоздушном пространстве. Она там висит. Хотя, на самом деле, негде ей там висеть, потому что в этом самом пространстве, в нём - ничего нет! Значит, и висеть там ни черта не может. Негде. Понимаешь?

Не знаю, понял он меня или нет, но посмотрел очень внимательно, поэтому, думаю: случай у парнишки небезнадёжный, - и продолжаю объяснять. Доброжелательно и доходчиво:

- Дорогой гуманоид! Изрядно вас приветствую! Зело! Вельми! Шибко! Черезчур! Весьма!! Очень!! Многажды! Паки-паки! ВЭРИ! ЗЭР, майн либер хер!! Дюже! Мбе-мбе-нгу!.. Я прибыл к вам с планеты Земля! Контакт двух разумов состоялся! Мир! Дружба! Сотрудничество! Ура-а!!!

Он в ответ - громко:

- Пахомыч! - И ничего не в ответ, оказывается: откуда ни возьмись материализовался второй мундир. Такой же как и он. И тоже с носом. Близнецы, блин! Грубо работают.

- Пахомыч, - говорит первый, - этого не к нам, а - в “скворечник”.

- Как, простите? - уточняю.

- А так! Много вас тут, гуманоидов. И с каждым днём всё больше. Плодитесь вы, что ли? Или размножаетесь?

- ... МНОГО ?!!

- Вот сколько! - он провёл рукой по горлу. Тоже мне профессионал! Не так надо! А чтоб в зобу кулдыкнуло!

Только это... раз много... в корне же - все представления земных учёных о разумной жизни во Вселенной! Подумать только! Мы не просто не одиноки в бескрайних просторах Космоса! Оказывается, кругом, куда ни плюнь, - мириады обитаемых миров! И все они населены разумными существами. Вот только любопытно: везде ли эволюция пошла по одному пути развития? В смысле, всюду ли разумные существа человекообразны? Или существуют иные формы Разума? Мыслящие млекопитающие. Ну, там крысы всякие. Думающие хладнокровные. Жабы, к примеру. Размышляющие голо- и покрытосеменные. Типа дубы, ёлки, пеньки тупорылые... А может быть, природа не остановилась на этом и произвела на свет Божий кумекающие грибы, соображающие колонии бактерий? Секущие тему вирусы?

Любопытная мысль! Кефир ведь - тоже колония бактерий. Отсюда вывод: не исключено, что во Вселенной существуют Разумные Напитки! Подумать только: повстречаешь эдак ненароком Разумный Напиток, выпьешь его - сколько сразу мыслей придёт в голову! Свежих и оригинальных!

Э-э... Да ведь Разумные Напитки и впрямь существуют! Даже у нас, на Земле! И я - и не только я! - неоднократно вступал с ними в контакт!

Вот ведь как, нежданно-негаданно, человечество обрело братьев по Разуму! И не одних, а множество!

И открытие это принадлежит мне! Ёптють!.. Спасибо, коллеги! Нет-нет! К чему громкие овации?! Давайте просто глубокомысленно помолчим и молча порадуемся за всех нас...

Свершилось!..

А Нобелевскую премию это... детям. Я её всё-равно пропью. Пусть уж лучше - они. Они - лучше. А я чего? Мне б горючего. А премия мне и на заводе... Правда, я на заводе не работаю, да тут уж ничего не поделаешь! Неча на рожу пенять, коли судьба такая.

О чём, бишь я?

Ах, да: ура!!!




В общем-то, они меня правильно переадресовали. У них что? Обычная охрана. Межзвёздный патруль. Другие задачи и прочее. А тут - народ серьёзный. Учёные. Все - в белых халатах. Занятые - страшно! Оно и понятно: это для меня встреча с инопланетным разумом - в новинку, а у них, как я понял, ближе к центру Галактики, пространство так планетными системами и кишит, и всяких там таукитян и альфалебедян - как собак нерезаных.

Понятно-то понятно. Только ведь меня там Вадим в звездолёте ждёт. И Васька в анабиозе!.. Я - человек негордый, могу и подождать, но коль дело касается вещей серьёзных, в межпланетном масштабе, тут мне палец в рот не клади - я им всё-равно молчать буду! В смысле, ртом. Даром что - инопланетяне!

- Какой ещё Вадим? - это главный ихний, к которому, как я начал у всех про него спрашивать, меня привели, спрашивает.

- Как какой?.. В смысле.. вы-то его, конечно, не знаете, а для меня он - прямой и непосредственный начальник. Не в смысле, что он мне не по средствам, а в смысле, что - командир нашего с ним звездолёта. И ещё, отчасти, васькиного.Только Васька того... молодой он ещё...

- Так ты - не один? - Скажете тоже: один! Нас там - целая экспедиция! К вам мы летим!

- Вот спасибочки! Только вас нам и не хватало.

Такая реакция меня, честно говоря, за живое задела. Как землянина. Ах, вы, думаю, гады... И ещё много чего думаю, но виду не подаю - дипломатию соблюдать надо! Неровен час - межпланетный скандал. Лазеры, бластеры, эти... блин... скорострелы, то есть... да какая разница! И кто виноват? Я! Нет, такую ответственность я на себя взять не могу. Вообще-то, могу, но ведь потом, когда мы их победим, когда всю Землю, мать нашу, от этой нечисти очистим, братья по оружию сурово посмотрят мне в глаза. Посмотрят и скажут: а ведь это ты, Олежка, развязал мировую бойню! Из-за тебя братья наши и сёстры вёдрами кровь проливали! Не видать тебе нашего вам с кисточкой, как собаке пятая нога! - И хорошо ещё, если просто пристрелят, как последнего натурщика... ну, который весь из себя, в натуре... А то ведь могут и в глаз дать! А что может быть хуже? Прикидываете? День Победы, а я - с фингалом...

Поэтому я смолчал насчёт престижа Солнечной системы, за то сразу стал нащупывать почву в практических вещах:

- А как, - спрашиваю, - у вас тут насчёт горючего?

- А оно тебе ещё зачем?

Тоже мне - главный! Простых вещей не понимает!

- Я ж тебе битый час объясняю, - говорю, - дурья твоя башка! Там у меня, - говорю, - целый звездолёт - без горючего! А ну, как случится тормозить? А маневрировать?!.

- Понятно.

Ну, наконец-то!

- Адрес назвать можешь?

- Чего? - Где ваш этот самый... звездолёт зависает, показать можешь?

Так бы и сказал: координаты. А то: адрес какой-то! Я тебе что - почта? Или - телеграмма?

- Конечно могу!

И тут меня как прошибло: вот я им сейчас скажу, а они - вероломно, без объявления войны... Опять лица однополчан вспомнились, хоть я их никогда и не видел. Да и откуда? Войны-то ещё не было...

- Ладно, - говорю, - товарищ главный, того это... пошутил я. Шутки у меня такие. Нету никакого звездолёта. И Земли никакой нету. Свой я. Ваш, в смысле. В смысле наш. С этой... как ваша планета называется?

- Земля, - говорит.

Всё ясно: внедриться хочет. Только не на того напал, парень! Не расколюсь я! А сам говорю:

- Понятно, - говорю, - вы уж извините. В космосе, сами знаете, всякое бывает.

- Вот что, космонавт. Ты проспись здесь, на диванчике, а утречком отправляйся-ка на свою орбиту, потому как диагноз твой мы всё одно не лечим, да и с местами у нас туго. Одних Бонапартов - шестнадцать душ. А где Бонапарты, там простому космонавту посадку, сам понимаешь, не дают.

Так бы сразу! Только...

- Слушай, командир! А как же я - без горючего?

Он душевно так говорит:

- Это можно, - а сам - кабинет на ключ, и - к сейфу.

- Но учти: только здесь. У меня его и так мало. А дежурить ещё аж полсуток.

- Жаль, конечно... У меня там - целый Вадим без горючего, а он один звездолёта стоит! А то и двух...

- Ладно, я тебя не слышал. Но ты меня - тоже, - говорит, а у самого - слёзы.

- Не могу, - говорит, - молчать. Двадцать лет уже... Только ты!!!

- Могила! - что я, без понятия, что ли? Да и хотел бы кому рассказать - всё одно, не смогу. Сперва не пойму, да потом забуду - какие могут быть рассказы?


 
 Короче, он тоже наш, мужики!

Он там, у них, нашим Штирлицем работает. Двадцать лет без связи с Родиной. Усекаете? Не знаю, как вы, а я бы не выдержал!

Он мне и рацию показывал. Она у него - в сейфе. Только ей пользоваться нельзя, чтоб конспирацию не нарушить.

Железный мужик! Мы с ним на прощание про караваны ракет и про в запасе четырнадцать минут спели.

А утром он меня проводил. Только обниматься мы не стали, чтобы конспирацию не нарушить. Так только, поцеловались на прощание. Холодно, по-братски, не взасос.

И - всё!




Самые таинственные объекты в безвоздушном пространстве, как известно, - Чёрные Дыры. В одном Питере их полсотни наберётся. Я не говорю уж про дальний космос.

Учёные утверждают, что Чёрными эти Дыры потому называются, что всё в них попадает, а обратно - хрен чего дождёшься.

Дорогие учёные! Спешу вас опровергнуть. Вы со своими радиотелескопами и эйнштейнами относительности, конечно, - молодцы! А я видел Чёрные Дыры на расстоянии протянутой руки. Да что там! я излазил их вдоль и поперёк и неоднократно из них возвращался! Скажу вам от чистого сердца: заткните свои телескопы в дыры и никогда их оттуда не доставайте! Нету в них ничего интересного. Туда даже с мороженым нельзя заходить. Я имею ввиду Чёрные Дыры. Подумаешь: Кировско-Выборгская линия! - электрички я и снаружи видал. А зелёные они или голубые, мне - без разницы!




А потом я Её встретил:

- Здравствуй, - говорю, - о Прекрасная! Я, - говорю, - пересёк эту Вселенную из конца в конец, и уже не чаял и не чуял... Но вдруг - чу! - о чудо! Что за дивное чадо плывёт навстречу! Чувствую: это - Она! Сиречь - ты! В общем, выходи за меня замуж, а там видно будет.

А Она откровенно (обожаю откровенность !):

- Вообще-то в подобных случаях я привыкла отправлять нахалов далеко и навсегда, но сейчас интуиция мне подсказывает, что надо дать вам шанс реалибибилитировываться.

- Ещё как надо! - соглашаюсь.

- Ну тогда пошли...

А планета у неё - уютная, аэлитная такая!

Короче, мужики, я вам ничего больше не расскажу об этом отрезке моего путешествия. Было незабываемо! Было сказочно!

... но вдруг наступила весна, понимаете?

Господи! Как же это я, Вадюха? Может быть, твоё окоченевшее тело примёрзло к мёртвому пульту, а Васька необратимо остыл, так и не выйдя из анабиоза?

Знаю! Это - козни злых происков! Это злые они, извлекая на свет Божий козы из коварных носищ, плетут своими подлыми языками чёрт разберёт что, не в пример мне, который выражается, точнее говоря, выражаюсь на исключительно простонародном и, безо всяческого сомнения, общедоступном простеньком эдаком незамысловато-лаконичном ясном русском и горячо всеми возлюбленном родном нашем с вами языке...

О чём это я? Ах, да! О кознях!

Аэлита, неужели и ты?..

Говорит, что нет. Поди теперь, докопайся до правды!

Но тут меня осенило: всё в мире относительно! Это у меня тут четыре месяца прошло, а Вадим, может, только-только за мной люк задраил! Время внутри корабля и время вне корабля - две разные величины!

Вадим, братишка! Вот хохма-то будет! Ты только за мной дверь закрыл, а я уже звоню: “Товарищ командир, ваше задание выполнено! Вот оно, горючее! Заливай баки!”

Прости меня, Аэлита! Прости и прощай! Может быть, и не увидимся больше в просторах безграничной Вселенной! Товарищи у меня там. Ждут они меня. Понимаешь?..

Не понимает... А жаль! Хотя, может, ещё и увидимся. И поймёшь ты меня правильно, а пока... Пока!




Нацелился я это... проткнуть пространство. В смысле, чтоб - одним махом. Типа телепортация выше скорости и света. Иду, курс вычисляю.

А тут: впереди - собака... или ньюфаундленд?.. кто их теперь разберёт! а позади - мужик. И свистит изо рта:

- Чемберлен, ко мне!

Этот Чемберлен как кинется на свист! А тут - я! Всю рожу лапами обслюнявил, ласковый такой!

Я говорю:

- Ты чего? Хозяина перепутал? Он же - вон он, человеческим голосом тебе свистит. Нас с тобой даже не представили, а ты меня туда нюхаешь.

А Чемберлен с пониманием эдак:

- А! - говорит и - к хозяину.

Ничего себе, думаю, собаки как разговоривать научились!

И пока я эту восторженную мысль думал, затерялся малость.
Огляделся я, сориентировался и понял, что ничего я и не сориентировался. Незнакомый какой-то участок космоса. Чужой какой-то. Вроде, глядишь: заправочная станция. А присмотришься: нет, не та. Или, к примеру, электрички. Они здесь, хоть и зелёные, а всё-равно какие-то голубые. И солнышка нет. Потому что на небе - тучи. И дождь из них вовсе даже не метеоритный, а самый обыкновенный...

Но тут я подумал: это же - умелая имитация! Обман иллюзии! Кто-то, думаю, напускает туману, сиречь, таинственности, чтоб меня с курса сбить и на галс вывести. Чтобы я разминулся с моим звездолётом и Вадим бы без меня там окончательно это... голову на пульт уронил.

Только думаю: врёте гады! Не на тех напали. Вадим, он прозорливый, да и я - с опытом. Нас просто так не возьмёшь, на кривой собаке. Да и народ у нас чуткий, в беде не оставит. Ну, а нет беды - он всё в лучшем виде организует. Короче, выкрутимся, думаю.

А тут - и народ навстречу. Бороздит просторы пустоты и в ус не дует, потому как у него не только усов, а и бровей нету. А что поделаешь? Против радиации не попрёшь! Куда там... С гусиным рылом да в свинячий ряд.

Хотя его, вообще-то, двое. Народа в смысле. И у второго не только брови, а и усы - на месте. Я подёргал: вроде, настоящие.

- А ты как думал? - без бровей говорит. А с усами, тот голову совсем уронил. А что вы хотели? Радиация, она на всех и каждого по-разному действует. Кому только брови - долой! а кому и - рентгеном по голове.

Я с понятием так говорю:

- Дело понятное.

Он говорит:

- Диомид, - и руку тянет.

Я руку-то жму, а сам отвечаю:

- Олег, космонавт дальней разведки, - а сам тут же - о главном: - к звёздам, - говорю, - мы летим. Нам бы, - говорю, - горючего. Потому как, - объясняю, - без горючего, ну - никакого манёвра!

- А много вас? - спрашивает.

- Вадим да я, - говорю, - трое нас.

Он на пальцах посчитал: не сходится. Как ни крути, а один палец то и дело лишним остаётся.

Обстоятельный, думаю, человек. Его бы к нам штурманом, а то ведь Васька-то...

- Вспомнил! - кричу. - Васька ещё с нами! Так что все пальцы сходятся!

Он пальцы загнул, кивнул так... одними бровями, хотя их и нету! Поди сумей эдак-то! Обстоятельный, думаю, человек. А он говорит:

- Диомид, - и руку тянет.

- Тебя бы к нам штурманом, - кричу, - а то ведь Васька-то... А сам на пальцы евонные смотрю, а их - нету! Вот те на, думаю! А он говорит:

- А ты как думал? Я же их в карман спрятал. Давеча ещё.

Обстоятельный, думаю, человек. Усов вот, только, думаю, нет. До такой степени, что даже брови куда-то пропали. А у второго не только брови, а и усы - на месте. Я подёргал: вроде, настоящие.

- Это, - говорит, - Мартьянушко. Он... того... А ты как думал? - говорит.

А я с понятием так говорю:

- Дело понятное!

А он говорит:

- Ну, пошли что ли? - И повлекли мы Мартьянушку по невесомости, пока он совсем на планету не упал.




- Так значит, космонавт, говоришь?

-Ага, - отвечаю, - не сумлевайся даже!

Диомид разлил по чашам. Выпили хором. Помолчали. Мартьянушко закусил беломорину, прикурил, напустил туману, сиречь: дыму.

- Вы как хотите, мужики, а я молчать более не могу. - в глазах Диомида звенела высокая тоска, та самая, которая “необъяснимая словами”.

- Это как? - возмутился я.

- А так! Вот говорят: “неопознанные объедки”. А мне - больно! Что значит, неопознанные? По какому такому праву?!

- Дык...

- А-а! То-то и оно!.. Не могут! А не можете, меня позовите! Я живо их опознаю, потому как, смотря для кого. В смысле, неопознанные. Для меня, например - вопрос решённый. А они сидят там, в Москве... Лень задницу от кресла оторвать, понимаешь...

Мартьянушко затушил беломорину о край стола. Вытер рукавом. Абстрактно улыбнулся...

- Давеча выхожу на балкон, - продолжал Диомид. - Вечер... Звёзды там и другая... Всё-о-о кругом видать! Как из ружья. Ну, она и летит, - он вскочил из-за стола и потянул меня в комнату.

- Идём. Я тебе всё счас покажу. Как из ружья!

Мартьянушко уронил голову на тарелку с бычками, сиречь: окурками. Диомид вытащил меня на балкон и ткнул пальцем в небо. Над лесом, что лежал строго восточней - а может, и западней, кто его разберёт? - в небесах чертила прямую тарелка-не тарелка, а уж кастрюля наверняка. С двумя светящимися ручками и подпрыгивающей дребезжащей крышкой.

- Вот! - с торжествующим видом изрёк Диомид. - Хочешь верь, хочешь не верь, точно также она и два дня назад летела! И опустилась точь-в-точь где-то там... У меня с собой было, так я это... в охапку, и - туда. Посидели, покалякали. Нормальные мужики! Оно и правильно: дураков они к нам не пошлют - марку держать надо!

- Верно, - согласился я. Тарелка - или кастрюля? Кто её разберёт! - молниеносно изменила курс и, пролетев метрах в сорока от нас с балконом, села на крышу гостиницы “Юность”, не обратив шибко особого внимания на приветственные крики Диомида, на что он только понимающе вытянул губы и произнёс:

- Дел много... Оно и понятно: космонавты!

Меня как током шибануло!

- Бежим, - кричу, - быстро к ним! У них же, - кричу, - наверняка, горючего - море! А у меня там - Вадим это... по всей теории относительности болтается, как это... в проруби!

- Куда, - спрашивает, - бежать-то?

- Ты что, - ору, - дурак, не понял?! Я ж тоже - космонавт! Как они! Только ещё лучше! Потому, - говорю, -что лучше нашего - ничего в мире нет! А мы всё прибедняемся!

- Ну, тогда, - говорит, - бежим!

Только это... не успели мы. А потому что НЕЧЕГО ВОДКУ ПИТЬ! Поняли теперь?




А через пару дней Диомид газету купил и говорит:

- Во блин! Опять про пришельцев пропечатали.

Я газету взял и читаю жирно: “А ДНД ОПЯТЬ - В СТОРОНЕ!” А дальше-мелко:

“К примеру, возьмём инцидент с пришельцами в ресторане “Юность”. Я, конечно, понимаю: гости из иных миров, первый контакт и т.д. Но товарищи дорогие! Нельзя же так! Устроили, понимаете ли, безобразие: посуду побили на 4200 рублей 48 копеек, нанесли телесные повреждения администратору, синтезатору и девятнадцати посетителям. До сих пор неизвестного, куда подевались гражданки Сыктывкарова и Нарьян-Марова, сидевшие с инопланетянами за одним столиком. Несомненно, хулиганов мы отыщем и они будут наказаны по всей строгости закона. Меры, кстати, уже принимаются. В частности, пришельцев ищут спецгруппы на вертолётах и специально натренированные собаки. Районный ОВД не допустит безобразий на подведомственной ему территории.

Но я хочу ещё раз сказать, что одни мы в условиях роста правонарушений уже не справляемся с тем объёмом работы, которая падает на наши плечи. Хочется надеяться на помощь ДНД, населения района...”

ФИЛИН Ф.Ф., начальник Р О В Д.

- Какие, - говорю, - Диомидушко, пришельцы? Это нас с тобой ищут. Преимущественно тебя, погромщик ты мой родимый.

- А ну как найдут? - испугался он.

- Не боись! У собак в вакууме нюх не работает, а у вертолётов пропеллер без воздуха не крутится! Нечем им нас искать!

- Ты чё, - говорит, - читать не умеешь? Они же, - орёт, - специально натренированные! Там же - чёрным по белому! Буковки такие называются! - и рукой так безнадёжно: ах!

Посмотрел я в статью. А ведь точно, думаю, прав Диомидушко-то!


 
 


 

Поменялись мы с ним ботинками, чтоб, значит, собак со следа сбить и у вертолёта при встрече подозрения не вызывать. Я евонный сорок пятый нацепил. Он - в мой сороковой втиснулся. Чешем-пилим до ближайшей Чёрной Дыры. Я из сорок пятого на каждом шагу вываливаюсь. Он на карачках ползёт, потому как ступить больно. Но я так понимаю: ежели на карту поставлена свобода, никакие испытания человеку не страшны.

И точно ведь мы ищеек со следа сбили, потому как, когда они на нас в ста метрах от диомидова дома наткнулись, один ихний кричит:

- Товарищ лейтенант! Собаки взяли след! Вот они, пришельцы!

А лейтенант отвечает:

- Какие это, сержант, пришельцы? Марамои это. Вон и ботинки перепутали. Некогда сейчас со всякой шелупонью разбираться. А воняет от них ото всех одинаково. Вот собаки и обознались.




- Ура! - кричу. - Сработало, братишка! Теперь дорога к звёздам открыта!

А Диомид сел, эдак, на жопу и ревёт как белуга астраханская.

- Точно, - сержант говорит, - марамои. Мухтар, фу! Пошли, - говорит, - отсюда.

Ну и проваливайте, думаю, а сам - к Диомиду:

- Ты что ревёшь, - кричу, - дурило? Пронесло же!

А Диомид:

- И что, сильно от меня воняет?

- В смысле? - спрашиваю.

- Меня ж это... пронесло же...

- Тебя?! - Ну да. Ты ж сам только что сказал.

- Я сказал? - удивляюсь. - А ты что, - говорю, - штанов под собой не чуешь?

- Нет, - говорит, - у меня, - говорит, - от страха в штанах амнезия сделалась. А тебе я - ВЕРЮ!

У меня сердце так и кулдыкнуло. Обнял я Диомидушку и говорю:

- Сокол, - говорю, - ты мой ясный! Хоть ты, - говорю, - и дурило семизарядное, а штурманом к нам на звездолёт сгодишься. Вадима я уломаю. Ты, главное, на горючее не скупись. Как слышишь? Борт “Земля - Вега” вызывает Сокола. Приём!

- Слышу, - говорит, - тебя хорошо. Не глухой, - говорит.

- Ну, -говорю, - и славно. Конец связи.

 
 
 А тут и звездолёт наш на горизонте показался. Висит сердечный в пустоте, как вобла - на солнышке. Только солнышка - нету. Тучи же!

- Вадим! - кричу, потому как к звонку у меня доверия мало: техника, она часто подводит, - а сам для полной надёжности норовлю ногой по входному люку сигнал подать, да всё мимо выходит. - Вадим, - кричу, - открывай! Только осторожней, - кричу, - у тебя же там - воздух, а у нас тут - пустота! Враз весь воздух вылетит в пустоту! А его экономить надо, чтоб хватило! А пустота заместо воздуха влетит, а она нам и на хрен ни к чему! А то ещё, неровен час, - кричу, - пустота с воздухом перемешается и такой коктейль-ассорти получится! Прямо как в лужу пёрнуть! - А сам ободряюще так Диомиду подмигиваю: береги, мол, горючее-то! Диомид мне с понятием так кивает, а сам горючее-то крепче обнимает, чтоб не дай Бог!

А из-за люка голос Вадима доносится. Молчаливый такой. Вадим, он, вообще, - молчаливый. Потому - что уж зря говорить-то? Вот он и говорит. Из-за люка:

- Подумаешь, - говорит, - воздух вылетит! У меня и так вся форточка настежь наружу!

Я думаю: какая в звездолёте форточка? А потом думаю: так - в иллюминаторе ж! Прогресс же, он на месте - никогда! Он же всё время - поступательно!..

Блин-душа! Так ежели она открыта, Вадим же в неё вывалиться может!

- Вадим! - кричу, - ты форточку-то закрой! Вывалишься не дай слава Богу!

А он из-за люка:

- Какое там “вывалишься”! Я в неё и не пролезу! И вообще она - под потолком!

- Ну и что, - кричу, - “под потолком”? Невесомость же!

А он из-за люка:

- Сам ты невесомость! Сплошная гравитация. Язык, и тот, взвешивай - весы сломаешь!

Вот он, эффект-то, думаю! Попробуй-ка столько времени без горючего!

Тут люк открывается, а в нём Вадим торчит. Старый такой. Немолодой, то есть. Теперь уж точно немолодой.

- Тебя где, - говорит, - придурок, шесть лет носило?!

Я говорю:

- Всё в мире относительно, товарищ командир звездолёта! А ваше приказание, между тем, выполнено! Горючее на борт доставлено мною лично и новым штурманом, которого разрешите представить. А Васька... чего уж... пусть себе - в анабиозе.

Вадим посмотрел на меня как-то... глазами - и нехорошо мне сделалось. Неужели, думаю, не эффект это, а вообще - внутригенная мутация? Может, это теперь - и не Вадим, а... это... мутак какой-то?

А Диомид не нашёл лучшего времени свой авторитет в глазах командира поднять:

- Хрен ли мы, - говорит, - стоим здесь, мужики? Воздух же в пустоту вылетает! А его экономить надо, чтоб хватило! А пустота заместо воздуха влетает, а она нам и на хрен ни к чему! А то ещё, неровен час, пустота с воздухом перемешается и такой коктейль-ассорти получится...

Вот это, думаю, парень! С ходу весь космический кодекс выучил! Как из ружья!

А Вадим говорит:

- Всё, ребята, отлетался я. Встретил я, - говорит, - марсианку своего сердца. Так что, чешите, - говорит, - отсюда подобру-поздорову, пока она вас не усекла.

- КАК? - говорю. - А Вега? А голубая звезда нашей мечты?! А двадцатьшесть световых лет? И от этого всего, - говорю, - из-за какой-то марсианки?

- Да, - говорит, - только она не какая-то, а то по репе схлопочешь!

Во уёпть!?,.

- Как её хоть звать-то?

- Как-как? - говорит. - Сейчас позову. Как звать не знает, - ворчит, - голосом, как же ещё? - И зовёт: - Ириночка!

- Хорошее имя, - Диомид голос подаёт.

- Знамо дело, неплохое! - объясняю. - Вадим, он у меня знаешь какой? Прозорливый он! И душа у него - чувствует! Только... что ж?.. Вадимушко... за что?.. Как же?!.

- А никак! - говорит. - И хватит жилы из меня тянуть! Думаешь, легко мне?

А тут и марсианка выплывает. Красивая такая! Маленькая и - в очках.

- Здрасте, - с Диомидом говорим.

А она:

- Вадик! Ты что это люк открытым держишь? Враз весь воздух вылетит в пустоту! А его экономить надо, чтоб хватило!

Тут Диомид вовремя словечко вставил - моя школа! -:

- А пустота заместо воздуха влетит...

- Верно, - улыбнулась Ирина. - Давай-ка, приглашай экипаж в кают-компанию, а люк задраивай, потому как пустота нам и на хрен ни к чему.

- Так мы что, летим что ли? - не понял Вадим.

- А то! - кричу, - не на жопе же всю жизнь сидеть!

А Диомид слезой восторга сверкнул и громко так запел про то, что на пыльных тропинках далёких планет тарам-тарарам, пам, ба-бам!




А Васька, он как из анабиоза вышел, так больше и не возвращался. Затерялся, наверное!..