Лекция

Лекция
ХРИСТИАНСКАЯ СИМВОЛИКА СМЕРТИ И ЖИЗНИ ПОСЛЕ СМЕРТИ В СКАЗКАХ Г. Х. АНДЕРСЕНА

1. Лекция рассчитана на 2 академических часа (одна пара)

2. Является лекцией в рамках спецкурса «Религиозная символика в сказках народов мира» - читается философам специализации «Философия Религии» 4-ого курса или религиоведам магистрам 2ого года обучения.

3. Список основной литературы:

а. Г. Х. Андерсен «Сказки». М. 1990 г.
б. Л. Браудэ «Андерсен, его жизнь и литературная деятельность», М. 2002 г.


Сказки Ганса Христиана Андерсена носили четкий христианский характер, что особенно ярко проявилось в теме смерти и жизни после нее. Ярким примером этого является сказка «Райский сад». В ней прослеживаются многие образы, свойственные представлениям о земном рае – к примеру, один из наиболее важных образов – образ перекрестка. Пещера ветров, в которую попадает в своем странствии принц – это своего рода средняя точка, откуда во все стороны света отправляются ветра. Характерно так же и то, что в Райский сад герой смог попасть, отправившись в путь вместе с Восточным ветром - Рай традиционно располагался в восточной стороне. Так же, как и зачастую герои апокрифических текстов, перед тем, как попасть непосредственно в Рай, принц оказывается в месте, где благоухают цветы, растут фрукты. И подобно другим искателям Рая, он сперва принимает это место за него. Однако Восточный Ветер помогает ему осознать его ошибку. Прибыв наконец на место, они вынуждены пройти через темную узкую пещеру – по дороге смерти, как замечает герой. Этот образ тоже весьма характерен для представлений о поиске рая – темный тоннель является как бы символом тайны, окутывающей смерть. Мотив тайны, сокрытого, напрямую связан с идеей сакрального – иногда считается, что достаточно сделать нечто скрытым от посторонних глаз, чтобы оно стало священным. Смерть же – это нечто такое, о чем не может быть никакого опыта – из-за последнего порога никто не возвращался, чтобы поделиться им. Пещера же – недра земли, куда не проникает свет – является, пожалуй, наилучшим олицетворением этого последнего, самого таинственного, а потому самого страшного врага. Таким же образом – образом темного и таинственного прохода в иной мир – может являться кроличья нора, сквозь которую Алиса, героиня сказки Л. Кэрролла, попала в другую реальность. (Кстати, в дальнейшем – интересно отметить, что все, произошедшее с ней оказалось сном – то есть тоже некой псевдо-реальностью). То, что принц, пройдя по пещере, попал в Рай, характерно и для русских народных сказок – только там все описывается не так явно. Избушка на опушке темного леса – это тоже своего рода рубеж, за которым скрывается смерть. Человек, не прекратив своего земного существования, не может его перейти – герой нарушает своего рода табу, когда просит проживающую в избушке Бабу Ягу (определение «костяная нога» тоже явно отсылает к образу смерти) «напоить и накормить его» - он пробует «похоронную еду», к которой человек, прямо не причастный к смерти, прикасаться не имеет права. Однако, в такого рода сказках удачный исход – достижение Рая – отнюдь не гарантирован. Добрый молодец должен будет еще сразиться за право владеть «чудом».
Герой же сказки Андерсена попадает в рай сразу, как только выходит из пещеры - он переходит через прекрасный мост на Остров Блаженства. Испытание поджидает его только после того, как он уже оказывается в чудесном саду. Интересен тот факт, что, перейдя через мост, принц услышал песни, «которые слышал еще в детстве». Этот феномен можно связать с утверждением некоторых о том, что за миг до смерти перед глазами проносится вся жизнь – принц действительно должен умереть, прежде чем познать все чудеса Райского сада.
Описание места, в котором оказался принц, не оставляет сомнений – он действительно попал в Рай, однако это именно земной сад Блаженства – не небесный чертог, высшее удовольствие в котором попавший туда будет испытывать от вечного пребывания «в боге» - на стекле замка Феи принц видит сон Иакова – лестницу, по которой спускаются ангелы – значит, из этого сада все же есть куда подниматься дальше.
Как уже было сказано, герою суждено столкнуться со своим испытанием – в отличие от героя, лишь теоретически знающего, какая награда его ожидает, но все равно сражающегося со змеем, принц видел и испробовал то, за что в дальнейшем ему придется держать испытание – он полон решимости превзойти своего предка Адама, однако неудача постигла его после первой же ночи.
Очевидно, что принц не был достоин того, чтобы попасть в Райский сад до срока – Смерть обещает дать ему шанс вернуться туда после того, как его жизнь действительно будет закончена. Такой персонаж, как принц – особа королевской крови, слишком сильно привязанная к земным благам и не умеющая укрощать свои греховные порывы – естественно, не имеет права остаться в Раю. Этот пример показателен, но не так строг и убедителен, как примеры, представленные в апокрифах – там на достижение земного рая претендуют не просто смертные, а самые безгрешные из них – монахи, но даже им до срока не суждено попасть в край вечного блаженства. Тайна, окутывающая Рай, остается нераскрытой.
Рассмотрим другой пример. Сказка «Снежная Королева» построена на оппозициях – Зима-Лето, Смерть-Жизнь, Разум-Любовь. Холод, зима и разум (Кай, отринувший красоту цветка ради точности снежинки, отдаляется от Герды) разделяют детей. Тепло (монетка, нагретая на печи), лето и любовь (слезы Герды и псалмы) – соединяют. Носителем всего холодного и злого является, несомненно, Снежная Королева – Ледяная Дева, образ, представляющий собой олицетворение идеи смерти – известна история о том, что отец Андерсена перед смертью сказал «Вот и Ледяная Дева явилась за мной». Таким образом, похищение Кая вполне может стать метафорой смерти (в Замке Снежной Королевы он сидел такой «бледный, неподвижный, словно неживой»). Соответственно, царство Снежной Королевы возможно представить как образ некоего загробного мира – известно, что за пример Андерсен не брал ни одной из концепций жизни после жизни – чертоги Снежной Королевы полностью являются плодом его воображения. Кай, попадая туда, становится «нечувствителен к холоду» - в нем не остается душевной теплоты, он сидит на «зеркале разума – единственном и лучшем зеркале в мире». В оппозицию же становится Герда – олицетворение любви и душевной теплоты, решившая противиться смерти и отправиться на поиски того самого зачарованного места. Здесь нельзя не отметить, что средством, избавившим Кая ото льда в сердце и глазу стало то, что Герда запела псалом – христианская символика вообще очень характерна для творчества Андерсена – вспомнить можно хотя бы то, что лапландка написала свое послание на рыбе.
Интересен в этом контексте образ сада, «женщины, умеющей колдовать» - своеобразная иллюзия Рая – здесь вечно благоухают цветы, и не бывает осени. Здесь Герда получает утешение, которое на деле оказывается лишь тенью успокоения – в этом саду нет роз, которые с самого начала сказки заявлены, как олицетворения истинной любви и тепла – Герда получает временное забвение, но не спасение, и только розы смогли вернуть ей память о ее истинной цели и дать надежду, сообщив, что Кай вовсе не умер.
Герде по пути в чертоги Снежной Королевы тоже приходится пройти по пути смерти, только ее здесь олицетворяет не тьма, а холод, перед которым девочка оказывается совершенно беззащитной – без «толстых сапог и рукавичек». На нее нападают снежные чудовища (своего рода прототипы Змея Горыныча), справится с которыми Герда смогла только при помощи молитвы – это чрезвычайно характерно и для апокрифов – только обращаясь к богу, путешественники из сказания о Макарии Римском смогли преодолеть все тяготы пути.
Задание Снежной Королевы – задание для ума, не замутненного чувством, было выполнено лишь после того, как в дело вмешались эти самые чувства – только благодаря «огромной радости» льдины пустились в пляс, наконец улегшись в нужное слово – жизнь победила смерть.
Вернувшись домой, дети обнаружили свою бабушку, читающую Евангелие, ту часть, в которой говорится, что «если не будете как дети, не войдете в царствие небесное!». Интересно, что только в этот момент Кай и Герда поняли, что оба они «уже совсем взрослые, и «дети сердцем и душой» - значит, физическая их оболочка смогла совершить такое путешествие – за порог смерти и обратно только пока физически они оставались детьми. Теперь же их ждет судьба всех живущих безгрешно – вернуться, вновь переступить этот порог они смогут лишь после смерти.
С другой же стороны стоит отметить - принципиально важным было то, что сначала Кай, а за ним и Герда отправились в царство смерти добровольно – то, что, вернувшись, из этого путешествия, они обнаружили себя взрослыми, говорит за то, что это был некий инициационный ритуал – поход за пределы жизни с целью родиться заново для нового, взрослого существования.
В связи с этой сказкой хотелось бы рассмотреть еще одно обстоятельство, связанное с начальной историей, открывающей произведение – историей волшебного зеркала. Метафора эта – метафора зарождения зла в мире. Однако стоит обратить внимание на то, что создание волшебного зеркала дьяволом вовсе не подразумевало того, что зло будет привнесено в мир людей – он просто был в отличном расположении духа и решил развлечься – то, что его ученики разбили зеркало, пока несли его «чтобы отразить ангелов и самого творца» (что может напоминать легенду о строительстве Вавилонской Башни) явилось лишь стечением обстоятельств. Дьявол, правда, удовлетворился результатами этой случайности – в тексте сказки она даже названа «удачной выдумкой», хотя, как было показано выше, таковой вовсе не являлась.
Своеобразным близнецом этой сказки может считаться другая история – «Ледяная дева». Это понятно даже из названия – здесь совершенно очевидно, что Андерсен имел в виду смерть. Как уже было отмечено, Ледяная дева была ее олицетворением. Герой сказки Руди, в отличие от Кая, не поддается ей, и она, пока он ей этого не позволяет. Не может забрать его себе. Бессильны здесь и ее поцелуи, и хитрости. Однако, существуют обстоятельства, которым Руди не в силах противиться.
Очень характерно для творчества Андерсена чрезвычайно принципиальное отношение к греху. Непростительным является не только сам поступок, даже не дурной помысел – герой может стать сопричастным греху через своего близкого человека, не совершая при этом ничего греховного. И наказание за грех в сказках Андерсена всегда суровы и бескомпромиссны. Примером тому является то, что случилось с Руди. Сам он не совершал греха, даже не помышлял о нем – поэтому Ледяная дева никак не могла до него добраться. Но грех все-таки коснулся его – коснулся через Бабетту, его невесту. Бабетта своими греховными помыслами наложила печать злодеяния не только на себя, но и на Руди, который, сам того не подозревая, «дал слабину», и Ледяная дева наконец смогла добраться до него: «Горе мне! В сердце моем был росток греха. И сон мой предвещал будущее». (Г.Х. Андерсен, «Сказки», М, 1990, стр. 391)
В этом отношении выделяется так же такое произведение автора, как «Тень». Напомним, что в конце наказанным оказывается вовсе не Тень, которая, казалось бы, и совершала все греховные действия в сказке, а ученый, представленный в повествовании жертвой. Для Андерсена нет жертв – ученый был повинен в слабости, в том, что позволил собственной квази-сущности занять свое место. Тень не обладает собственной реальностью – она не является «тварью Божьей», и потому не подвластна Божьим законам – Тень не может совершить грех, даже быть причастной к нему – это «привилегия» тех, кто обладает собственной душой. Ученый же – совсем другое дело. Он совершает грех, позволяя себе допустить, что его жизнь находится в его власти, и он может позволить кому-то другому занять место, предназначенное ему Богом. В его отношении вердикт однозначный – ему достается смерть. Ученый, как в свое время и Кай, строит свое мировоззрение, исходя из понятий разума, «рацио», которое мешает «сердечному познанию», о котором так же, например, рассуждает Серен Кьеркегор, утверждая, что рациональные ценности стоит поставить под сомнение по сравнению с иными, «сердечными» ценностями. Именно опираясь на это противопоставление, можно объяснить то, что Кай, когда его сердце замерзает и перестает «греть», познавать и видеть окружающий мир, начинает видеть все с точки зрения точности «математики» - когда он попытался в санях Снежной Королевы прочитать молитву, в голову ему лезла «одна таблица умножения». То же самое касается, например, Карен из сказки «красные башмачки» - для нее на первый план выходят материальные ценности, не оставляя в ее сердце места Богу.
Стоит отметить, что упомянутый выше Кьеркегор интересовался Андерсеном и плотно занимался его творчеством - первая книга 25-летнего Кьеркегора целиком посвящена критике одного из незначительных романов Андерсена.
Образ и «мораль» смерти является чрезвычайно важным для творчества Андерсена. «Легкое», своеобразное отношение к смерти вообще свойственно для скандинавской культуры и мифологии. Умирать для героев эпоса легко – в своей книге «Гений места» исследователь Петр Вайль пишет: Настоящие народные сказки, как всякий фольклор, — в легких отношениях со смертью. Мифологическая простота достигается тут за счет представления о непрерывности процесса бытия: сегодня живой, завтра мертвый — какая разница. Скандинавский фольклор — рекордный по свирепой обыденности смерти: «Они теперь в моде, эти широкие наконечники копий», — сказал Атли и упал ничком» . На первый взгляд смерть в произведениях Андерсена тоже кажется легкой – автор убивает «направо и налево», будучи особенно жестоким к существам беззащитным и прекрасным. Однако, здесь все не так просто. Смерть героев Андерсена неоднозначна. Она предстает в разных видах и приходит по разным причинам. Смерть – это наказание для несчастного ученого из «Тени», смерть – это награда для Карен из сказки «красные башмачки» - искупив грех гордыни, она вновь получает доступ в Божий храм и возможность завершить свое бессмысленное земное существование. Возгордившись, Карен «слепнет» и «глохнет» - она больше не открыта для слов Божьих – на молитве в храме она думает только о своих башмачках. Для искупления этого греха не достаточно его видимое искоренение (обещание «я больше не буду») – отрубленные ноги в красных башмачках не дают Карен войти в церковь. Однако ее грех, как это очевидно из концовки сказки, не является принципиально неискупимым – на этот раз смерть представлена как награда за смирение – как свидетельство того, что человек, очистившись от греха, готов переступить ее порог.
Смерть – это путь в мир иной, тот самый, который проделывают искатели Рая на земле, только более верный и прямой. Закончив земное существование, человек уже может достичь истинного Царствия Божьего. И, как и живой путник, человек, переступающий порог земного существования, должен быть абсолютно готов к этому – в противном случае его ждет неудача. Необходимо отказаться от дома, от всего, что связывает с ним. Император в сказке «Соловей» не готов к такому путешествию – для него образом дома, не отпускающего его, является живой соловей. Пока он поет, император не сможет переступить порога.
Другим примером «неготовности» пройти по пути смерти является Герда. Для нее символом дома становятся красные башмачки. С одной стороны – это выкуп реке за Кая. С другой – жертва, означающая отказ от «домашнего мира». Река не хочет брать дар девочки – она не брала Кая, и Герда не готова еще к путешествию за ним вслед. Когда же река наконец принимает жертву, и Герда отправляется-таки в путь, красные башмачки «плывут рядом», но «не могут догнать» лодку – порог перейден.
Мир оказывается как бы разделенным на три части – на дом («живую» жизнь), дорогу (смерть, или, точнее сказать, умирание) и рай (на этот раз настоящий, однако, опять же – «рай путника» - для живого, «домашнего» недостижимый).
В сказках Андерсена, помимо этого деления появляется и еще одно – деление мира на своего рода уровни – мир подземный, мир земной (поднебесный) и мир небесный.
Нижний уровень оторван от бога – это царство окончательной смерти – пути, который никуда не ведет. Существа, принадлежащие этому миру, не могут слышать и видеть «божественного света» и «божественного слова». С одной стороны, по сравнению с другими уровнями, этот является качественно иным – здесь идет собственная жизнь, подчиненная собственным законам, но у местных жителей нет выхода в иную реальность, нет возможности достичь рая. С этой точки зрения можно было бы сказать, что невозможно назвать этот мир уступающим двум другим – он не лучше и не хуже – он другой. Однако с другой стороны, можно предположить, что такие сравнительные характеристики все же применимы к нему.
такой мир можно рассматривать не только как самостоятельную вселенную, но и как низший уровень иерархической системы, вершиной которого является мир небесный. Поэтому такую реальность и называют «подземной» - для местных обитателей возможен выход за пределы собственного мира в более высший, но этим высшим миром может для них стать лишь мир земной.
Земной мир – это мир людей, наделенных душой, а, следовательно, не только имеющих возможность попасть в рай, но и подверженных греху. Они не имеют прямого сообщения с высшей реальностью, но обладают дарованными ею качествами, способностями и возможностями. Здесь присутствует именно такое – иерархическое – отношение. Даже не веря в высший мир, житель земли имеет отношение к нему – вопрос лишь в том, положительное это отношение или наоборот.
Мир небесный – это как раз тот самый рай, к достижению которого стремится каждый верующий человек. Тот самый «рай путника».
Для многих сказок Андерсена характерно это разделение. Стоит отметить, что образный ряд в этом отношении тоже весьма разнообразен – жителями «подземного мира» оказываются и деревья, имеющие свое начало под землей, и цветы, и все, что вышло к солнцу, зародившись в безвыходной темноте.
в сказке «Русалочка» подземный мир меняется на подводный. Это пример «открытого» подземного мира, то есть в некотором отношение «предступени» мира земного. Русалочки, подводные принцессы, становясь взрослыми, соприкасаются с иной реальностью, проходят обряд инициации. Для них подняться на поверхность моря и увидеть «другую» жизнь – все равно, что умереть и возродиться заново – обновленными и взрослыми. Они испытывают восторг новизны, для них словно приоткрывается завеса тайны «загробной жизни», однако в конце-концов они теряют к тому миру интерес, избирая «дом» - подводное царство. Пройдя «предварительное» путешествие в иной мир, русалки не стремятся познать «истинное» такое путешествие. В сказке прямо сказано, что у этих существ нет души – они умирают до конца, без надежды (и без интереса) на спасение и возможное воскресение в лучшем мире. Характерен в этом отношении образ морской пены, в которую, умирая, превращаются русалки. Умерев, они поднимаются на поверхность, но, не имея души, остаются частью собственного мира.
Исключением в этом случае оказывается главная героиня сказки – младшая русалочка. Для нее инициация являлась с самого начала чем-то исключительным – она видела, как возвращаются «оттуда» все ее сестры, сама будучи последней на очереди. Возможно, это явилось своего рода «нагнетающим обстановку» фактором – маленькая русалочка была настолько заинтригована, так долго ждала, что, хотя бы для того, чтобы не разочароваться в собственных ожиданиях, готова была столкнуться с настоящими чудесами.
Для нее соприкосновение с иным миром происходит иначе, чем для других ее сестер – она сталкивается не просто с внешними его проявлениями – снегом, закатом, садами и т.п. Она встречается с обитателями этого мира. При этом, в отличие от одной из своих сестер, не воспринимая их как нечто чуждое и незнакомое (дети и собачка на берегу), а узнавая в чертах принца что-то родное и знакомое (статую мальчика из своего личного уголка сада). Одновременно с этим русалочка ощущает грань между собой и им – грань миров, грань смерти. Ведь, попав в бурю, принц может попасть к ней «только мертвым».
Подводный мир, как и мир подземный не подходит для жителей мира поднебесного – для них это окончательная смерть, без возможности выйти. Казалось бы, здесь возможна и обратная зависимость – жители мира подземного не могут подняться наверх. Однако русалочка решается нарушить эту зависимость.
Здесь, пожалуй, можно перейти на другой уровень деления миров – теперь речь идет уже не о «подземном», «земном» и «небесном», а скорее о «доме», «пути» и «рае». Для русалочки море – это дом. Это единственная жизнь, на которую она может рассчитывать. Здесь нет греха – ведь нет души. Но здесь существуют собственные законы, и ее сестры, например, ни за что не променяют эту реальность на какую-то другую. Русалочка же, соприкоснувшись с иной реальностью – с «раем», уже не может удовлетвориться жизнью «домашней». Здесь ясно прослеживается параллель с теми, кто искал рай на земле, а, достигнув его и вернувшись назад, делают все, чтобы попасть туда снова, на этот раз навсегда. Для русалочки подъем наверх был не просто инициационным актом, в результате которого она становилась полноправным членом своего общества. Для нее это «хождение», в котором чуть приоткрылась завеса тайны, скрывающей иной уровень реальности. Ради того, чтобы откинуть эту завесу совсем, русалочка готова отказаться от своего «домашнего» «бога». Отметим, что для нее таковой является ее старая бабушка – хранительница традиций, отправляющая своих внучек в путешествие к взрослости, своеобразный прообраз «гласа во сне». Маленькая русалочка «вешает крестик за спину», принимая решение обрести бессмертную душу и принца.
Интересно отметить, что любовь не является единственным мотивом русалочки. Для нее важен еще и этот факт обретения души – непонятного для жителей подводного мира явления. Она готова принять правила иного мира. На этом этапе земля для нее – окончательный пункт назначения, тот самый «райский сад», в котором она обретет то, что хочет.
В этом случае путешествие к ведьме является тем испытанием, которое должны выдержать все путники, направляющиеся в рай. Морская ведьма знает способ достичь «рая» - однако даже она не может впустить туда русалочку просто так. Существо подводного мира для мира поднебесного не может быть полноправным и равным – именно поэтому, возможно, русалочка лишается лучшего, что у нее есть- своего голоса. Теперь она может стать жителем земной поверхности, но жителем ущербным. Голос ее остается морю-дому, как жертва, как одно из тех правил, от которых русалочка отказывается. Немота – первый признак смерти. Схимники часто принимают обет молчания, что роднит их с миром мертвых, т.е. немота – это пограничное состояние. Немота, тишина («вдруг все смолкло…») – признаки мира иного. Русалочка не может существовать в чужом мире без этого отличительного признака.
К тому же очевидно, что мир надводный не хочет до конца смириться с присутствием в нем инородного тела – русалочка «ходит как по ножам». Для своего мира она уже мертва, для этого – еще не совсем жива. Она не может выполнить условия ведьмы – получить то, зачем пришла в этот мир. Здесь ее участь становится схожей с участью принца из сказки «Райский сад». Она получает доступ в «рай», но это своего рода «демонстрационный визит». Правда, в отличие от принца, русалочка не может не выдержать своего испытания – путь обратно, в море, для нее закрыт. Здесь можно предположить, что задание ведьмы имеет следующий смысл: для нее важно, чтобы русалочка не просто оказалась рядом с принцем. Принципиальным условием обретения бессмертной души и жизни в ином мире является то, что принц велит священнику соединить их руки и сердца – иными словами, представители этого «райского» мира, проводники в настоящий рай должны признать русалочку, допустить ее до своих таинств (таинства брака).
Русалочка без оглядки принимает правила иного мира, становясь одновременно приверженной греху.
По сравнению с невестой принца, однако, она явно проигрывает и обречена. Ей – ущербному обитателю низшей реальности, рискнувшей предать свой мир, но еще не принятой миром иным, приходится состязаться с принцессой-монахиней – не просто обладательницей бессмертной души, а души чистой и почти безгрешной. Подобный ход весьма характерен для произведений Андерсена – это решение и выбор принца являются справедливыми и логичными. Он не мог не выбрать принцессу – для него женитьба на русалочке могла бы стать тем самым «шагом ко греху», который совершил Руди из «Ледяной девы». Искупить грех прошлого – существование без души (ведь в этом мире русалочка, как мы уже говорили, становится подвержена греху) – не так-то просто. Дом не отпускает русалочку – на помощь к ней приходят сестры, тоже придающие свой мир, отдав волосы – однако, и этот грех ложится не на них, а на их близкого человека – русалочку.
Казалось бы, ситуация безвыходная – ни один из миров не принимает русалочку – от одного из них она отказывается несколько раз сама, другой просто не может принять ее. Однако Андерсен оставляет своей героине последнюю возможность искупления – переводит ее в промежуточное состояние, лишая возможности обитать в любом из трех возможных миров.
Своего рода сказкой-близнецом для «Русалочки» является другая история – «Дриада». Сюжеты этих произведений в некотором роде схожи – дриада тоже представительница низшего мира – она может существовать только со своим деревом. Она – существо, зародившееся под землей и не имеющая возможности оторваться от нее. Однако дриаду – как и русалочку – тоже прельщает мир иной – Париж. Но стремления дриады нельзя назвать благородными – для нее покинуть родное дерево – это грех в чистом виде, без всяких смягчающих обстоятельств. Она берет на себя всю ответственность и расплачивается за свое короткое путешествие. В отличие от русалочки, у дриады нет второго шанса – на утро она перестает существовать. Образ ее смерти тоже является весьма характерным – дриада, обратившись каплей росы, растворяется в земле – умирает окончательно, возвращаясь туда, откуда она пришла. Здесь тоже можно проследить это троичное деление – для дриады домом является дерево, дорогой – путь в Париж, перед которым она даже «забыла попрощаться со своим лугом», раем же становится Париж, в который дриада, не пройдя должных испытаний, проникает как бы незаконно, а потому, лишь посмотрев, лишается возможности вернуться.
Все существа, рожденные из земли, должны не только заслужить свое право быть не только достойными мира Небесного, но и мира Земного – именно поэтому, возможно, отчасти Пиноккио так хотел стать не бывшим деревом, а настоящим мальчиком.
Одной из таких существ является героиня еще одной сказки Андерсена – Дюймовочка. Необычным в первую очередь является сам факт ее рождения. Кажется, что женщина, обратившаяся за помощью к старой колдунье, как бы идет против высшей воли – ей хочется иметь детей, но Бог не дает их ей. Взяв у колдуньи зерно, женщина обращается к миру потустороннему – подземному. Отвлекшись пока от истории самой Дюймовочки, отметим, что для бедной женщины, вероятно, наказание за этот грех было ощутимо – она не только лишилась дочери, но и заплатила за это «двенадцать скилленгов».
Что же касается Дюймовочки, то для нее оказалось невозможным жить в мире людей – со своей матерью. Из этого мира ее похищают, и она вынуждена испытаниями подтверждать свое право на полноправное существование в надземном мире и в конце-концов ей это удается – она оказывается у Мыши. Более того – Дюймовочка получает еще и возможность подняться над этим миром, обретя жизнь в небесной реальности – Ласточка, которую она спасает от смерти, предлагает ей улететь, но сперва Дюймовочка отказывается, потому что ей «жаль старой мыши». Для девочки полевая мышь – символ дома, как для Герды – красные башмачки, для русалочки – рыбий хвост и старая бабушка.
В этой сказке так же присутствует четкое разделение мира на уровни. Подземным миром является, например, болото жаб – Дюймовочка боится остаться в нем, как бы вернувшись туда, откуда она сама пришла – под землю (или в данном случае – под воду). Интересно отметить, что на своем пути героиня встречается и со своеобразной иллюзией Рая, когда встречает жука. Эти создания имеют крылья и могут летать – они, казалось бы, так похожи на жителей мира надземного, и Дюймовочка готова даже смириться с тем, что таковыми они вовсе не являются, но крылатые создания не принимают ее в свой круг – она оказывается не достойной «Райского жучиного сада».
У мыши Дюймовочка живет под землей в норе, но имеет доступ к миру земному – может выходить и смотреть на солнце. Кажется, она искупила грех собственного рождения из земли. Однако тут она сталкивается с реальной перспективой утратить и это – если она станет женой крота, для нее навсегда будет потеряна не только возможность в последствии вознестись на небо, но и выходить даже на поверхность земли. Крот – олицетворение подземного мира – он слеп, и солнечный свет ему не нужен и не доступен. Он как сестры русалочки – мир подземный, темный дом, для него милее неизведанного, чужого и невидимого ему мира надземного. Мало того, солнце – символ и прообраз божественного света, ведущего в реальность небесную – ему только мешает, «иссушая землю». Дюймовочка находит в себе силы отказаться от «дома» лишь тогда, когда перед ней встает перспектива «жить глубоко-глубоко под землей и никогда не подниматься к солнцу».
Русалочка, не захотев ради возвращения домой, убить принца, получила возможность стать «дочерью воздуха» и заслужить право иметь бессмертную душу. Дюймовочка же, спася жизнь ласточке, смогла перенестись в иной мир – в «райский сад», где растет виноград, белые цветы и живут эльфы. Конечно, можно предположить, что это не настоящий рай – Дюймовочка заслужила лишь право получить доступ к его преддверию – «саду блаженства». Однако в любом случае, перейдя в другой мир, она сама изменилась – приобрела крылья и новое имя – Майя. Имя это выбрано, скорее всего, совершенно не случайно. В греческой мифологии Майей звали одну из плеяд, нимфу горы Киллены, возлюбленной Зевса и мать Гермеса. В Древнем Риме она была отождествлена с богиней земли Майестой; ее праздники приходились на май (отсюда - название месяца). Вполне возможно, что параллель здесь прослеживается именно следующая: Майя была воплощением весны, пробуждения к жизни. Дюймовочка же, как это уже было сказано, попав в «райский сад», получила пропуск в «настоящую» жизнь.