История

(эссе из цикла "Мораль")

История начинается со дня пленения Морали и Свободы. И освобождение этих пленниц стало задачей истории со дня ее зарождения. История может избавиться от исполнения этой миссии только оборвав свою жизнь, то есть самоуничтожившись, а это означало бы, что все начинается сызнова. Тенденция затягивания нам не дает ничего, кроме продления сроков узничества; пути назад нет. В поисках более благоприятных путей выполнения своей миссии эта старая, эта усталая история проходит через несметные войны, революции, тысячи аморальных игр, но никогда не утрачивает приверженности к морали. Те, кто утверждает, что все – все ходы, все повороты заранее просчитаны с предельной точностью, ошибаются; будь это так, тогда в проект земного бытия не было бы введено столько скверны, аморальности, неправедных деяний и происков. ИСТОРИЯ НЕ ПРОСЧИТАНА, А ПРЕДУСМОТРЕНА.
История – раба Морали, Справедливости, Свободы. Без благоволения этих божественных инстанций история не сможет создать себе никакого перехода, этапа. В основе даже самых аморальных исторических шагов стоит желание завладения миром, сокрушения мира, освобождения, обожествления человека. Подверженность человека этим чаяньям естественна, однако с момента начала всех походов, отвергших знамя морали, крах этих претензий неизбежен. Налицо разница между желанием покорить мир поэта и гегемоническими устремлениями властителя, между пророком, внушающим суры о светопреставлении, и полководцем, обрушивающим на города и веси снаряды и бомбы…
История действует на основе предусмотренных законов. Мораль, как вечный цензор, контролирует соблюдение этих законов. Мораль – движущая сила истории. ЕСЛИ НА ЗЕМЛЕ ЕСТЬ ХОТЬ ОДИН МОРАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК, ТО ЗНАЧИТ, ИСТОРИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ, И ЕСТЬ ВЫХОД ИЗ ЗЕМНОГО МИРА. Отсутствие такого носителя вечной морали приостановило бы историю и превратило бы пессимизм и отчаянье во всеобщее состояние, в истину; однако такие люди всегда были и будут. Достоевский, быть может, самый трагический писатель в мире, не пессимист, ибо у него есть князь Мышкин. Вероятно, глобальная эпидемия пессимизма еще впереди, однако это не может стать нашим конечным состоянием, мы не может завершить историю таким вот плачевным, отчаянным образом. Безвыходность – не путь, пессимизм мне ничего еще не говорит обо мне, о вечности. ЕСЛИ Я СУЩЕСТВУЮ, ЗНАЧИТ, МНЕ СУЖДЕНО БЫТЬ, И У МЕНЯ НЕТ ИНОГО ВЫХОДА, ЧЕМ – БЫТЬ. Быть хозяином своей бытности, и искать пути постижения мирового духа… История предуготовляет более далекие стадии. И мораль отвергает слабость, метафизический страх, закрадывающийся в душу пусть даже самого рьяного пессимиста.
История производит подготовку каждой стадии задолго до ее наступления. Стратегия истории, планы ее развития, дальнейшие направления предуготовляются на земле, причем, людьми, далекими от историчности и законности. И если предусмотренные этими людьми схемы совпадают с предвечными планами, предусмотренными в доисторические времена, Мировой Дух, Вечная Мораль подтверждают их. Эти люди, по существу, никогда не задаются целью творить историю; они исходят из заветных чаяний, интуитивных наитий человека. А история – не что иное, как попытка достижения этой Великой Мечты. Истина в нашем духе, интуиция – язык нашего духа, а мораль – его сила. Только люди, знающие язык духа, черпающие силу в морали, могут прозревать будущее мира и человека. БУДУЩЕЕ – НЕ ГОТОВОЕ ЗДАНИЕ, ЖДУЩЕЕ НОВОСЕЛОВ С ОРДЕРАМИ; БУДУЩЕЕ ВОЗВОДИТСЯ ЕЖЕДНЕВНО И ПОКА ЕЩЕ НЕ ДОСТРОЕНО.
Итак, если условно назвать «поэтами» всех людей, верных морали, интуитивной памяти, словом, божественным законам, тогда «поэты – непризнанные законодатели мира» (Шелли). Их прогнозы в рамках большого пространства времени всегда сбываются, ибо большое время работает на их чаянья. А в рамках узкого времени поэты, можно сказать, всегда ошибаются. Примеривая далекие предвидения под рост короткого времени, поэты забывают, что оно работает по законам, идущим вперекор, вразрез большого времени, и подходить к изломам, перипетиям, зигзагам этого малого периода с поэтической логикой может породить большое замешательство. Здесь уже пускается в ход логика политиков. Именно в этот момент, на этом отрезке времени их заслуги, несомненно, похвальны. Хотя политики, хорошо владеющие законами и логикой злобы дня, не столь серьезно воспринимают поэтов-глашатаев и поборников законов большого времени, в конце концов, они превращаются в исполнителей воли поэтов, в стражей законов, которые поэты вынуждены часто напоминать: из их малых времен, вращающихся вспять, проистекает большое время, большой этап, приближающий Поэта к осуществлению Великой Мечты. Таким образом, политики оказываются исполнителями часто не осознаваемых ими, даже отвергаемых ими законов. Да, даже их деятельность в истории заслуживает поощрения…
История строится ежедневно, и инженеры этой грандиозной стройки постоянно вносят поправки в свои проекты. В процессе строительства этого здания, которое начало возводится еще со времен, когда не имелось и представлений о проекте, они проходят и педагогическую, и студенческую практику. Но когда-то работа над проектом завершится, – человек со всей ясностью увидит схему своей великой мечты, и мы, избавившись от изнурительного инженерного труда, выстроимся в очередь, чтобы попасть в список вечных жильцов строящегося Дома. То есть, мы займемся уже не мечтаниями, предначертаниями, а их осуществлением. Когда все прояснится, мы перестанем сочинять идеи и превратимся в исполнительный механизм вечной идеи, сознательными или бессознательными носителями которой являемся. Именно тогда наступит золотой век истории, ибо как самая сложная задача не стоит ответа на него, как самая долговечная мечта не стоит мгновения своего осуществления, и как самое гениальное стихотворение не стоит мига, когда оно превратится в чью-то жизнь, также и ИСТОРИЯ СО ВСЕМИ ПЕРИПЕТИЯМИ НЕ СТОИТ СВОЕГО ИТОГА, СВОЕГО ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ. И ОСОЗНАНИЕ ЦЕЛИ – ЕЩЕ НЕ САМА ЦЕЛЬ, А СРЕДСТВО ЕЕ ДОСТИЖЕНИЯ…
История не вступает в новый этап, не сделав шага назад. Это – как при прыжке – прежде чем перепрыгнуть через арык, мальчик подается назад. Тяга двадцатого века к гедонизму, к завоеванию мира первобытными средствами, неистовая жажда революций, войны, жестокость, способные смутить даже самых розовых оптимистов, – проявление именно этого отката назад. Во время таких откатов история в короткий срок заново переживает весь предшествующий опыт, отрицая все прошлое, все результаты минувшего очищается от шлака памяти, подступает к порогу нового этапа в состоянии готовности к взлету. Во время этого отката история натыкается на сопротивление уже пройденного, пережитого ВРЕМЕНИ, и только в этот момент вынуждается включить в дело свой моральный движитель. Только мораль, включив движители высоких скоростей, может вытащить нас из трясины пережитого времени, и ТОЛЬКО ВЫСОКАЯ СКОРОСТЬ МОЖЕТ ПОБУДИТЬ НАС ПОЗАБОТИТЬСЯ О НАДЕЖНОСТИ НАШИХ КРЫЛЬЕВ.
Еще не прожитое время – чистая, девственная полоса истории, и время, заполученное чистым, только за счет этих крыльев можно проводить в прошлое столь же незапятнанным и чистым. Чистое время, передаваемое назад Носителем Вечной Морали – впередсмотрящим истории, народы проходят, жестоким образом замутняя и засоряя его, и затем, утирая заляпанные кровью башмаки об одежду госпожи Клио, передразнивают вечную мораль. Носители Вечной Морали не творят историю, а являются ее лоцманами; историю творят народы. Земное сообщество похоже на равновеликий исполком, и каждый народ – отделение этого комитета, очень плохо справляющегося со своими обязанностями. История – чаяние немногих и деяние масс.
История – наша игра в самопознание, самоутверждение. И в этой игре хотя бы один из нас должен обрести то, что потеряли мы все. Для этого наш единственный путеводитель – законы вечной морали. Историческая эволюция служит не достижению нами некой более высокой, неведомой ступени, а возвращению к первозданному, доисторическому состоянию. Было бы, конечно, смешно говорить о всеобщем глобальном включении всех в этот процесс. Вокруг пройденных дорог подвизаются миллионы людей, носящихся со своими темными умыслами, и кто знает, скольких еще, может, кажущихся нам самыми стойкими, сопротивление материи (Бергсон) сломит и оставит на полдороге. История – раба морали – не прощает отвернувшихся от морали…
ЧЕЛОВЕК, СУМЕВШИЙ ОБРАТИТЬ ЦЕЛЬ ИСТОРИИ В СВОЮ, ИЛИ, ВЕРНЕЕ, СВОЮ ЦЕЛЬ – В ЦЕЛЬ ИСТОРИИ, ЧЕЛОВЕК, ЧЬИ МЕЧТЫ СОВПАДАЮТ С НЕОБХОДИМОСТЬЮ – ЧЕЛОВЕК СВОБОДНЫЙ. История работает на такого человека. После того, когда время отнимет у него все материальные данности, даже лишит слова, голоса, быть может, тогда миллиарды, десятки миллиардов смогут освободиться из плена земли, времени и истории.

 Баку, 1994 г.

 

 Перевод Сиявуша МАМЕДЗАДЕ