Светка

Ты ворвалась в мою жизнь ураганом. Сокрушая все на своем пути легким запахом здорового тела, темными веселыми глазами и вожделением самых сокровенных тайн. Ах, да, еще романами Моруа и Фейхтвангера, которые ты обожала.
Еще докучливостью мужа-придурка и бесконечными придирками строгой и нахрапистой своей мамаши.

Из моих снов как-то вмиг исчезли грозные ракеты и нечистые портянки, немым укором являющиеся мне по ночам, как бы блажа:

- И пошто ты братец оставил нас в расцвете лет, и на кого ж ты нас, родимый, покинул...

Все кроватное время, выделенное на скупой сон подло уклонившегося от уставов СА отморозка, пребывающего в эйфории поиска себя в этой гребаной жизни, теперь занимала ТЫ.

Ты не скрывала от меня ничего, и, в перерывах на сигареты, вываливала передо мною все, что мог вместить твой девичий мозг, впитавший в себя вместе с ранним взрослением, незыблемый хипповский постулат – make love.

Стыд и ты, Светка, были несовместимы. Ноги у тебя начинались от едва прикрывавшей самое сокровенное замшевой юбочки и заканчивались платформами на точеных ступнях. О твоей ненасытности можно было бы писать поэму. Но все твои причуды вовсе не мешали тебе быть прекрасной матерью своей Ленке – трехгодовалой дочурке, которую ты обожала.

Главной твоей причудой было твое отношение к траху. Любила ты трахаться или нет – навсегда останется загадкой для всех, кто сумел воспользоваться этой твоей особенностью. Но потрахаться с каждым, рядом находящимся мужиком, ты считала делом своей девичьей чести и гордости.

Мой целкообразный постармейский разум отказывался переваривать твои откровенные рассказы о своих похождениях, я запивал твои рассказы вином, я закусывал вино твоими губами, чтобы хоть на миг остановить поток твоих очаровательных признаний. Слушать тебя было выше моих сил, я страдал. Я мучился в твое отсутствие, представляя твои роскошные позы в сальных и мерзких картинах измены.

Но когда вы с Ленкой оставались у меня, я летел с работы на бреющем, не забывая прихватить из магазина все, что необходимо для сказочного вечера. А как ты готовила! После твоей жареной печени с кровью, вымоченной предварительно в молоке, мое либидо начинало зашкаливать и ударяло мне не только в голову, как сейчас, а и туда, куда надо.

Эх, Светка, Светка... Даже той части себя, которую ты оставляла для меня, было вполне достаточно для того, чтобы я ходил пьяный, глупый и счастливый.

Потом ты трахнулась с Женькой Донцовым, потом с Игорьком Гехтом – моими друганами до тебя. Тебя я им простить так и не смог. Игоря, попавшегося под руку, вогнал под журнальный столик двумя короткими и точными ударами, где он и отсиживался до конца моих воплей, обращенных к тебе.

Тебя, Светка, простить я тоже не смог. Мне уже не помогала водка, мне не помогало небо, я обходил стороной пути, которые хранили твои следы. Я превратился в жалкого ублюдка, опротивевшего самому себе. Существование мое стало бессмысленным, а жизнь превратилась в механический процесс нехитрых операций – подъем, работа, кабак, койка и сопутствующих этому состояний – похмелье – отход – сон-забытье – похмелье и по-новой.

Светка-моя-Светка, где ты сейчас и с кем ты? Если бы ты представляла, сколь много ты значишь в моей жизни, то, хоть изредка бы, давала о себе знать.

Шальные мысли мои легко проникают сквозь броню времени, в дымный кабак «Росток», что располагался в те времена на ул. Петериса Стучки. Там я впервые увидел тебя. Ты была в компании, но нам с тобой хватило одного танца. Я читал тебе стихи, ты, шутя, назвала мне номер своего телефона, я, шутя, запомнил его. Танцуя, ты прижалась ко мне плотно своим лобком и ничуть не удивилась моей эрекции.
Наоборот, мило улыбнулась и сказала:

- У всех мужиков встает, когда танцуют со мной...

Ты была очаровательной, Светка. И ты для меня навсегда осталась такой.

2006.11.23.