Оптимист

…Всех объединяет ненависть,
Всех объединяет ненависть,
Всех объединяет одно желанье -
Убивать и насиловать всех иных прочих!
Здесь стыдно быть хорошим, стыдно быть хорошим!
Человек человеку волк! Человек человеку волк!!!
 Гражданская оборона
«Человек человеку волк»







Глава 1
«…Дело было в Питере, там всегда случаются
Чудные истории прямо как в кино…»

Адаптация «Про дома»


 На часах было шесть часов утра, и поезд уже подъезжал к Петербургу. За окошком виднелся зелёный лес, то и дело сменявшийся полями, над которыми стоял такой густой туман, что в нем и ног своих не увидеть. Только что вставшее солнце еле-еле проглядывало сквозь густую дымку. Иногда пассажирам поезда, смотрящим в это утро в окно, были видны деревеньки, находящиеся по обе стороны железной дороги. В деревнях пробуждалась жизнь: начинали петь петухи, доярки шли доить своих коров, а рыбаки, с резиновыми лодками за спиной, отправлялись на ближайшие озёра, в надежде поймать много рыбы, да и отдохнуть от семейной кутерьмы.
 Всё это видел и Макс, сидя в своём купе. Симпатичный парень лет шестнадцати, тёмноволосый, с какими-то странными глазами, глядя в них, трудно сказать, плачет он в душе или смеётся, но можно утверждать с полной уверенностью - равнодушен он никогда, ни к чему не был.
 Макс ехал из Омска, в котором родился и жил, до того момента как родителям не пришла в голову мысль о том, что в Питере частный бизнес отца пойдёт гораздо лучше. Парень любил свой город, любил его дворы и улицы, но по большому счёту ему было плевать где жить, и вообще на тот момент жизни ему было на всё плевать. Приехав из Омска в Москву, он с мамой сделал пересадку, и из столицы отправился в Санкт-Петербург, на скором поезде «Красная стрела».
 Постепенно леса и луга стали сменяться дачными посёлками, ну а потом показался и сам город. Серые мрачные и грязные дома окружили поезд со всех сторон, за ними виднелись трубы, из которых валил чёрный, густой дым, это были какие-то заводы. Стены домов, покрытые частично обвалившейся краской, закрывали солнце, и от этого город казался ещё мрачнее.
 Наконец поезд подъехал к Московскому вокзалу, зазвучал гимн северной столицы. Народ повалил из вагонов. Макс не спешил выходить, он сидел на койке, следя за толкающейся, и давящей друг друга толпой. «И куда они так спешат? Вечно они торопятся! Серая людская масса, прямо как этот серый город»,- подумал парень.
 Через час они с матерью стояли на пороге своей новой трёхкомнатной квартиры, в которую отец заселился неделю назад. «Неплохо, неплохо»,- пробормотал наш герой, осматривая туалет, полностью соответствующий всем евро стандартам.
 Вечером этого же дня устроили торжественный семейный ужин по случаю новоселья.
- Ну, как тебе Питер, - спросил у Макса отец.
- Пыльный городишка, правда, я ещё кроме вокзала ничего не видел…
- Ничего, пыль это ерунда, я её вообще не заметил! А ты, Лариса? – обратился он к своей жене.
- Да нет, я особой пыли тоже не видела…
- Ну…за новое место! За новую страницу в нашей жизни,– говорил Павел Степанович, отец Макса, держа в руке бокал красного вина. - Надеюсь, что эта страница будет счастливой для всей нашей семьи!
 Родители сидели ещё долго, а Макс ушёл в свою новую комнату и взял в руки гитару, с которой никогда не расставался, и начал играть. Парень чувствовал себя очень неуютно, он не знал, что будет делать здесь дальше, с кем ему придётся встретиться, с кем подружиться. В Омске у него была своя компания, он знал этих парней с пяти лет, они каждый вечер собирались вместе, слушали панк, играли на гитаре и читали свои стихи. Сейчас же Макс машинально бил по струнам гитары, размышляя о том, что же будет с ним здесь, как он впишется в жизнь этого большого и серого города.
Парень зевнул и отложив свою единственную подругу, (то есть гитару), повалился на кровать. За стенкой родители праздновали новоселье, но Макс этого уже не слышал, он спал, по-детски улыбаясь во сне.






Глава 2
«…Первым классом школы жизни будет им тюрьма.
А к восьмому их посмертно примут в комсомол…»

Я. Дягилева
«деклассированным элементом»


Была вторая половина июля, то самое время, когда многие городские подростки, прожившие полтора месяца в деревне, рвутся в город, чтобы успеть насладится его свободой, до начала учебного года. На улице уже вторую неделю стояла тридцатиградусная жара, и казалось, что город начинает плавиться. Листья деревьев сморщились, словно досуха выжатые губки, люди ползли по улицам, с такими лицами, что на них было страшно смотреть, они и в нормальную погоду все злые и похожие друг на друга, а теперь их скукожившиеся лица потеряли последний грамм индивидуальности. Думал ли Пётр I, когда строил этот город, что летом вся зелень будет уничтожаться полчищами машин; мог ли представить Достоевский, что в этот город с кирпичами, пылью «и с той особенной летней вонью, столь известной каждому петербуржцу» запихнут полчища железных монстров, издающих жуткий вой и заражающих и до того затхлый воздух выхлопными газами.
В свое первое петербургское утро Макс встал рано, около девяти, но поскольку его родители ещё спали, а точнее сказать только, что легли, он, от нечего делать, подошёл к окну и стал глядеть на улицу. Из окна третьего этажа был виден магазин «двадцать четыре часа» и очень маленький скверик, в центре которого стоял бюст Маяковского, что было и не удивительно, ведь улица, на которой поселился Макс, носила имя этого поэта.
«Да,- задумался наш герой, - кто же он был этот Владимир Владимирович? Я всегда не любил коммунистов, они испортили нашу страну, погубили народ, сломали жизнь миллионов, их самих надо было расстреливать. И как хорошо запорошили мозги людям, ведь и сейчас миллионы готовы строить коммунизм, утверждая, что они жили при социализме, и им не хватило, всего чуть-чуть, пару лет, для того, что бы, прийти к светлому настоящему… ХА! Им невдомёк, что жили они при политстрое под названием херня, ведь настоящий социализм по всем пунктам отличается от того строя, при котором они существовали…
А что если Маяковский был коммунистом не из-за тупости, не от желания поставить всех перед собой на колени, а из-за чистой, искренней веры в будущее, для народа, он хотел помочь…спасти народ… Ведь я в своих убеждениях тоже могу ошибаться… Он осознал, что ошибался и застрелился, а что ему ещё оставалось делать, ведь его творчество это его жизнь, он понял, что жил неправильно, но ремень был уже сильно затянут, пути обратно не было. А может я тоже… нет, я слишком труслив, да я и не разочаровался пока ни в чём. – Макс ещё раз посмотрел на памятник. - А всё-таки он был панк, ну не такой как мы, да… панк своего времени. А если бы он жил в наши дни, что бы он делал, кем бы он был? Стал бы продажным политическим деятелем как Игорь Фёдорович Летов или остался бы панком, конечно при условии, что он им был бы…Да…глупости это всё!!! Маяковский для Октября, Егор для нас! Хотя…», - парень ещё долго стоял у окна и рассуждал о Летове, о Маяковском, потом плавно перешёл на, что-то другое и так бы может и простоял весь день, если бы мать не одёрнула его за плечо.

- Ты будешь завтракать? – спросила она.
- Не мам… не хочу.
- Тогда одевайся, пошли. Нам надо в школу на собеседование, отец позавчера договорился.
Макс кивнул головой, вышел в коридор и начал шнуровать гады.
- Ты, что в таких ботинках пойдёшь?! Там же жара! Закричала мама. Но парень лишь отмахнулся.

«Вот и твоя школа, Максимушка», - сказала мама, стряхивая с футболки Макса домашнюю пыль и тополиный пух. В Петербурге вообще очень много всякой пыли, особенно летом, когда тополиный пух, смешанный с гарью автомобилей, копотью труб и со всякой другой химической дрянью, летает по городу, огромными стаями, заставляя людей чихать, у астматиков, вызывая серьёзные приступы астмы, у аллергиков, жуткую аллергию. И нигде в Питере нет от него спасенья, он забивается через вентиляционные трубы в ванные комнаты, проникает к вам под одеяло, если вы спите с открытыми окнами, он просачивается в квартиру через форточку, окно, входную дверь, через любую, пусть даже самую маленькую щель.
Так вот: парень и его мама зашли в тёмное, плохо освещённое помещение, где-то в другом конце здания слышался шум дрели, удары молотка, крики рабочих. По всей видимости, там был ремонт. Они поднялись, по скользкой лестнице на второй этаж, крепко держась за поручни, чтобы не упасть и подошли к двери, на которой было написано: «директор». Лариса Сергеевна осторожно постучала в дверь. «Войдите», - послышалось из-за неё.
Они вошли внутрь. Яркий свет ослепил их, в кабинете было огромное окно и после тёмной лестнице вошедшим было трудно привыкнуть к свету. Прямо перед ними за широким столом сидел достаточно толстый мужик и подписывал какие-то бумаги. По-видимому, это и был директор, за его массивной спиной висел большой портрет Владимира Владимировича Путина, слева стоял большой удобный диван, перед диваном располагался жидкокристаллический телевизор и видеомагнитофон, а в правом углу находился огромный шкаф, на полке которого красовался музыкальный центр. «Да… тут, наверное, и жить можно», - с насмешкой подумал Макс.

- Что вы хотели? – спросил директор, поднимая глаза на гостей.
- Здравствуйте, – поздоровалась Лариса Сергеевна, - мы бы хотели учиться в вашей школе. Мой муж подходил к вам, и вы сказали прийти сегодня…
- Как зовут вашего сына? – перебил он женщину.
- Максим. Очень хороший, старательный мальчик…
- Все они у вас хорошие… - забормотал директор, роясь у себя в столе, - Ага. Вот она. Максим, вы из Омска приехали?
- Да.
- А, почему вы выбрали именно нашу школу?
- Понимаете, Максим, - продолжала мама, - с пятого класса изучает французский, и мы бы хотели продолжить обучение. Ваша школа считается одной из самых лучших школ в Санкт-Петербурге…
- Да, мы действительно стараемся. У нас очень сильные учителя и большая нагрузка. Вы готовы к этому?
- Да. Конечно, он очень хочет учиться.
- Ну, что ж… Ладно, приходите первого сентября. Вы ученик 11а класса. А теперь, вы свободны.
- Спасибо! До свидания, – с радостью в голосе произнесла Лариса Сергеевна.
- До свидания, - повторил за мамой Макс.

«Одиннадцатый класс – это очень ответственный период в твоей жизни, Максим, - говорила мать, возвращаясь с сыном домой. - Надо быть всегда собранным и внимательным. Ты ведь не хочешь загреметь в армию! А для того, что бы не забрали туда нужно поступать в ВУЗ».
- Вообще-то я не понимаю, почему я обязан служить этой долбаной стране? Защищать этого долбаного президента? Я родился на планете Земля, меня создал Бог! Так почему я должен служить России?
- Ну… Максим. Ты уже взрослый и должен понимать, что у человека в современном мире должны быть обязанности. Ты же не можешь быть ничего никому не обязан.
- Я никому кроме Бога ничего не обязан! Кто мне этот президент? Отец? Или может, ты меня родила при помощи всей думы Российской Федерации?! Я свободный человек! И если я не хочу, то я не буду служить!
- Так вот, что бы не служить, тебе надо поступить… хотя конечно это не главная цель учения. Школа, кстати, у тебя теперь очень хорошая, - вернулась к теме Лариса Сергеевна, - в ней учатся хорошие, культурные дети, из приличных семей, а не гопники, с которыми ты так хорошо ладил в своей старой омской школе.
- Это не гопники! Сколько тебе говорить! Это мои друзья! Да, они - панки! Но, и я панк. Что в этом такого?! А у тебя сразу гопники!
- Ладно, хорошо. Гопники, не гопники не моё дело. Ты теперь от них далеко, так, что веди себя прилично.
Всю вторую половину лета Макс провёл в обнимку с гитарой. В конце августа погода резко ухудшилась, зарядил мелкий дождь. Родители возили Макса по Питеру, показывали музеи. И Макс постепенно начал привыкать к городу. Он научился любоваться отражением заката в чистой глади Невы, блеском солнца на шпилях и куполах, зданиями, даже обычным серым питерским дождём. Но один вопрос не давал ему покоя: «Почему этот Питер такой странный, непредсказуемый, то он приветливо улыбается мне пёстрым Невским проспектом, то скалит свои клыки, каким ни будь грязным маленьким переулком. Почему он такой неоднозначный? Город хамелеон…




Глава 3
«…Толпа идёт на встречу,
Толпа идёт слепая,
И каблуками давит,
Мои больные нервы…»

Гражданская Оборона
«Кленовый лист»


Шло время, и Максим уже совсем обосновался в городе на Неве. Парень много гулял, поэтому стал очень хорошо ориентироваться, он знал самые короткие пути к своему дому, многие проходные дворы и теперь мог объяснить каждому коренному петербуржцу, как пройти от этого переулка до того проспекта.
На улице заканчивалось лето, хотя солнечные дни, ещё никуда не делись и радовали всех любителей тепла и света. Максу очень хотелось пойти в школу, за всё то время, что он провёл в Санкт-Петербурге, парень не познакомился ни с одной живой душой - он был один. Нельзя сказать, что одиночество его сильно угнетало, даже наоборот, когда Максим сидел один дома и играл на гитаре, или читал письма от своих омских друзей, он не думал об одиночестве; тишина вокруг него помогала ему думать, размышлять на разные темы, а этим Макс любил заняться, так как он был человеком глубоко не равнодушным к окружающей его жестокой реальности. Но все же недостаток общения иногда мучил парня. Максим вспоминал Омск, своих друзей, тех самых честных, умных, тонких людей которых мама называла гопниками. Эти «гопники» были его верными друзьями, они все понимали его, а он понимал их, они любили друг друга, той самой дружеской любовью, которая столь редко встречается в наши дни. Но судьба разлучила их, и Максим остался один. Была, конечно, возможность переписываться, ею они не пренебрегали, пользуясь интернетом и почтой. Но можно ли сохранить связь только лишь с помощью переписки? За полтора месяца, что Макс провёл в культурной столице, она уже начала затухать. В самом начале, когда парень ещё только приехал в Питер, они с друзьями переписывались три раза в неделю, а теперь, перед первым сентября, он стал получать письма только лишь раз в семь дней.
И вот, наконец, наступил День знаний. Тот самый праздник, который так все ненавидят, и родители, которым приходится покупать тетради, учебники и всякую другую канцелярскую всячину для своих детей; и сами дети, для которых этот праздник означает начало девятимесячных мучений, в виде уроков, домашних заданий, контрольных работ и других занятий, так сильно отягощающих их жизнь. Макс же, очень ждавший этот день, как шанс прекратить своё вечное одиночество, встал задолго до того, как прозвенел будильник, можно сказать, что он вообще не спал этой ночью. Лёжа в кровати, он размышлял на тему: «Какие они, мои новые одноклассники?», в его сердце закрадывалось сомнение, он сомневался в своей способности знакомиться с людьми. «А, что если они меня не примут!» - думал школьник. Несмотря на свою неуверенность, ему удалось стать оптимистом и заставить себя поверить в хороший итог знакомства с классом. Почистив зубы, парень одел свою футболку, на которой красным по чёрному было написано «Гражданская оборона» и вышел на кухню. Он вскипятил чай, есть Макс не мог, выпил кружку и стал засовывать тетради в портфель. В эту минуту из спальни вышла мама:
- Доброе утро. Как настроение?
- Чудесно! – радостно ответил Макс.
- Морально готов к школе?
- Конечно, – отвечал парень, проходя в коридор и начиная шнуровать гады.
- Опять ты в этой жуткой обуви! – вскричала мама.
- Это мои ноги и я имею полное право носить на них то, что хочу!
- Ну ладно, удачи, – улыбнулась Лариса Сергеевна, закрывая за сыном дверь.
Он вышел из дома и направился в школу. На улице светит ослепительное солнце, лучи которого отражаются на всём: на стёклах окон, на витринах магазинов, на зелёных влажных листьях деревьев, в глазах людей, во всём сияет, тёплое, летнее солнце. Небо светло голубое, облаков почти нет, лишь кое-где проплывают маленькие и прозрачные, как дымка, облачка, в виде барашков, медведей и зайцев, ну, во всяком случае, белая дымка в небе напоминала Максиму именно этих зверей. Макс шёл по улице и любовался этим ясным, летним днём, этой зелёной травой, аккуратно подстриженной садовниками, этим воздухом, всё ещё пахнущим летом. Через пять минут молодой человек был у школы.
Когда он зашёл в класс, солнце, светящее в окно и озаряющее всё помещение, ослепило его. Он слышал рёв и крик своих новых одноклассников, которые орали как заведённые. Увидев Тамару Степановну, свою новую классную руководительницу, Максим подошел к её столу и вежливо спросил, какое место ему следует занять, учительница показала рукой на третью парту стоящую рядом с окном.
Прозвенел звонок и после десятиминутных уговоров учителя сесть, класс согласился оказать ей эту услугу, правда, шум все равно не прекратился. «Здравствуйте дети! - сказала шестидесятилетняя женщина, немного сутулая и седая, - Я очень рада вас всех видеть…», - продолжала она. Но вряд ли кто-то её слышал, потому, что в кабинете стоял такой гул, что вряд ли, даже самые великие ораторы в истории могли бы перекричать сейчас класс, что уж говорить об этой женщины, уставшей от глупости и нахальства, этих самых детей. Классная вызвала Макса к доске и представила его: «Это наш новый ученик… - шум с каждой секундой увеличивался, - Да замолчите вы, наконец! - закричала учительница в сердцах топнув ногой. На несколько секунд воцарилось молчание. - Это наш новый ученик, его зовут Максим. Он приехал к нам в город из Омска», - продолжала она. Вдруг из рядов послышались шушуканья, явно направленные на то, чтобы разозлить парня:
- Ой, какой!
- Чё за дебил? А…
- Чё он панк, что ли?
- Урод какой-то…
Но Макс не обратил, никакого внимания на насмешки и сел обратно. «Дети, в этом году вам будет очень тяжело, вы будете готовиться к поступлению в ВУЗы, ходить на курсы, где вам тоже будут задавать большие домашние задания. Вы будете уставать, но все должны прожить этот год, трудясь и стараясь, тогда у вас всё получится», - в классе снова раздался чей-то ор.
Сначала Максим вслушивался в слова Тамары Степановны, но, поняв, что это бесполезно, он стал рассматривать своего нового соседа по парте. Это был прилично одетый и причесанный молодой человек, на его носу сидели строгие очки, сам же он был очень спокоен и выделялся из всей толпы, не столько даже своим приличным видом, сколько тем, что молча сидел и ничего, никому не кричал.
- Привет. Как тебя зовут? – осведомился Макс.
- Меня Кирилл.
- Максим, - наш герой подал руку новому знакомому.
- Очень приятно. – Кирилл пожал руку соседа. - Какими судьбами тебя занесло в наш город?
- Да, очень просто. Родители решили переехать и я, естественно, вместе с ними, – с улыбкой ответил Макс.
Первые два урока прошли незаметно. Все вокруг беспрестанно орали, и классная руководительница сдалась, разрешив всем немножко поболтать. Третьим уроком была алгебра. На перемене перед ней Макс сидел в кабинете на задней парте и пристально наблюдал за новыми одноклассниками. Все они были похожи друг на друга, не только внешне: парни носили широкие штаны, многие при этом, были в чёрных майках с надписью Король и Шут, а девчонки были такими намалёванными, что Макса чуть не вырвало; но и внутренне, каждый пытался выпендриться, доказать другому, что он круче. Они соревновались во всём: кто дальше плюнет, кто громче заорёт, кто круче обматерит, кто больнее ударит и даже, кто громче пёрнет. Почти все они слушали модную компьютерную, искусственную музыку, которую так не любил Максим. Он считал, что вся эта музыка лишь засоряет мозги, расслабляет, притупляет чувства. Парень был глубоко убеждён, что в музыке должна быть какая-то идея, мысль, конечная цель, песни должны нести в себе, какой-то смысл, а не бессмыслицу, дискотеку – развлекаловку. Он был глубоко убеждён, в том, что нельзя петь про то, что она беременна и это временно, в то время когда в мире творится такая разруха и тупость, в то время когда многие и крыши над головой не имеют, миллионы человек гибнут за просто так, миллиарды умирают от голода и холода, от репрессий со стороны правительства. Как в это время можно петь всякую чушь, оглупляющую и без того глупый народ. Неужели, то, что стать взрослой очень просто важнее, чем война, нравственное разложение общества, разрушение духовного стержня человека, мерзость людей!?
Рядом с Максом два его новых одноклассника обсуждали группу «Король и шут», естественно в своей излюбленной манере:

- Твой КиШ это отстой, это панк! А панк лишь гопники слушают и пидеры разные! Понял ушастый?! – кричал парень по имени Дима.
- Да ни ***!!! КиШ это сейчас модно, по многим каналам показывают и по радио крутят. Гопники всякий дерьмовый панк слушают, типа «Сектора газа» или вон, этого чмыря. – и Лёша ткнул пальцем в Егора Летова изображенного на футболке Макса. Но Максим не шелохнулся. – Эй ты!!! Волосатый ублюдон! Ты чё оглох?! Про твою любимую группу говорим. Слышал?
- Слышал… - спокойно ответил парень.
- Ну, так ты должен встать и толкнуть меня, или плюнуть, или вон, хотя бы портфель скинуть, а можешь меня обматерить!
- Я, что похож на тебя?
- То есть? – удивился Лёха.
- То есть, я не ты! Именно поэтому я не буду плеваться, драться, ругаться и кидаться. Можно я просто спокойно посижу…
- Это типа наезд! – возмущённо проговорил Дима. Но больше ему нечего было сказать, и они с Лёхой отошли.
Но на следующей перемене, как только учительница вышла из кабинета, Дима встал посередине класса и заорал, торжественным голосом: «Слушайте, слушайте и не говорите, что вы не слышали! У нас в классе появился крутой, настоящий панк! Вонючий-превонючий! Только что с городской свалки привезли!
- Ой, какая прелесть… - усмехнулась Саша, поглаживая Макса по голове.
- Ты, что!!! – бешено, заорал Витя. – Он же вшивый и заразный! Говорят тебе с помойки только что привезли! – Саша резко отдёрнула руку.
Макс смотрел на них и не мог понять, что хочет от него это большое, странное, одноликое общество – стадо.
Вдруг слева к Максиму подскочил Вова, это был обыкновенный парень шестнадцати лет, в широких джинсовых трубах, на голове волосы его, обильно смазанные гелем, стояли торчком как иголки ежа, что видимо должно было подчеркнуть его индивидуальность, но почему-то упорно демонстрировало обратное. В руках у него был гранёный стакан.
- Чё? Опять бухать будем! – обрадовался, было, Витя. Но Вова разочаровал друга:
- Нет, идиот. Люди! – обратился он к одноклассникам, - Похаркайте пожалуйста в этот стакан! – Все с радостью и каким-то странным упоением стали плевать, никого даже не посетил вопрос: «А зачем собственно это надо делать?», всех это не волновало. Они не задумывались - а понравятся ли им последующие действия Вовы, так как, ему все привыкли доверять, и ни одна ещё Вовкина шутка не была отвергнута коллективом. Наконец стакан наполнился до краёв. Вова взял «напиток» и поднёс его Максу, под бурные аплодисменты одноклассников. Зрители как всегда были в восторге от остроумия Вовчика. «Я слышал, - начал Вова, - что настоящие панки могут выпить стакан харчи, это правда?! Пей! Не стесняйся!» Вова уже почти к самому Максимову носу приблизил стакан, парень сжал кулаки, чтобы ответить врагу, но в коридоре послышались шаги, и в класс зашла учительница, а стакан был в срочном порядке выброшен за окно.
После уроков, на улице, Макс встретил Лёшу, который с милой дружеской улыбкой поинтересовался, куда идёт новенький. Оказалось, что им в одну сторону. По дороге домой Лёша начал разговор:
- Чё, ты такой странный?
- Какой? – спокойно переспросил Макс.
- Ну. Как это. Ну… когда я сказал тебе мол Летов лошок, ты должен был ударить меня, ну или обозвать, или там ещё чё сделать.
- Зачем?
- «Зачем», - передразнил Лёша. - Как зачем? У нас так принято! Ты должен жить по правилам и законам установленным у нас! Если тебя бьют по лицу, обязательно врежь тому пидеру, кто сделает это! Если тебя оскорбляют – обматери этого суку! Ты должен уметь постоять за себя! Ты же мужчина. Это только главные правила, есть ещё куча других, но ты их не поймешь!!! А то, что же получается… ты хуже нас? Думаешь, такой крутой! Молчишь – типо, интеллигент!!! У нас так не положено! А ты просто пидер позорный, вот и всё!
- Мне плевать, что ты обо мне думаешь. - Тихо, но чётко произнёс Максим.
- Это не я думаю. Так ВСЕ думают!
- Мне и на всех плевать.
- Ты знаешь, – вдруг сказал Лёша. - Меня бесит, то, что они все, всё друг за другом повторяют. Вон, этот ёж тупой – Вова, ну такой дебил, ничего умного не говорит, только выёбывается! Будто самый крутой! Думает, что все его уважают! Ха. Да всем насрать на него!..
Вдруг из за поворота показался Вова – «тупой ёж». Лёха радостно приветствовал «друга».
- Ты чё это, с этим волосатым чмырём делаешь? – спросил Ёж.
- Да он как-то сам привязался… Идёт тут какую-то ***ню парит.
- Ну, так, пошли его на ***!
- Действительно, пошел на! – звонко произнёс Лёша. Макс развернулся и пошел на другую сторону улицы, с притворным спокойствием на лице.
Внутри у него всё кипело: «Почему они такие глупые? Что им от меня надо? Как сделать так, чтобы они меня приняли? Нет! Мне не нужно их общество!» - с этими мыслями он быстро шёл домой.
Зайдя в свою комнату, Макс долго сидел на кровати и вслушивался в тишину, после чего сделал какие-то уроки, обдумал и отфильтровал мысли, вытащенные из тишины, под кассету Гражданской Обороны, поужинал и повалился на кровать, снова впившись глазами в белый потолок. «Интересно, почему потолок всегда белый, стены всегда светлые, а пол всегда коричневый? Почему?» - но в эту ночь он не получил ответа на свой вопрос.
Глава 4

«…Моя безысходность…
…Дай мне силы остаться
 таким как есть,
Не продаться и
не сойти с ума…»

Адаптация
«Безысходность»


Все последующие дни, тянулись серой, неуютной, скучной вереницей, часов, минут, секунд, называющейся сутками. Каждое утро Макс просыпался с огромным желанием не ходить в школу, послать всё к чёрту и просто заснуть навсегда, «Было бы неплохо застрелиться», - думал он в такие минуты. Но заставлял себя вставать, одеваться и идти в учебное заведение, вспоминая про экзамены, предстоящие ему в конце года, и про маму, которая не выдержала бы кончины своего славненького Максимушки, который такой умный и замечательный, учится уже в одиннадцатом классе, а как будто ещё вчера бегал по детской площадке в Омске, вскарабкиваясь на железные лесенки и прыгая с красивых синеньких качелей… По дороге в школу, он видел одну и ту же картину: грязные дома, с обвалившейся краской, и кое- где торчавшими голыми кирпичами, голову Владимира Владимировича Маяковского, которая решительно и по-боевому смотрела на него, будто говорила:

«…Грудью вперёд бравой!
Флагами небо оклеивай!
Кто там шагает правой?
Левой! Левой! Левой!»,

вот, он и шагал левой, вперёд, прямо к школе… и так каждый день, за исключением может быть воскресения, в котором в принципе не было ничего положительного, кроме того, что Макс мог спать, сколько ему влезет. Всё это мучило нашего одинокого героя. Когда же Макс приходил в школу, маршируя левой, он гордо шагал в класс и садился за парту. Одноклассники пытались задеть и обидеть панка, но парень, не обращая на них никакого внимания, читал книгу, или слушал плеер, делая вид, что окружающие его не волнуют. А, те, оскорбленные, таким наглым бойкотом, ещё злее начинали его стебать, но ни плевки, ни крики, ни мат, ни даже пендали не способствовали тому, чего они от него хотели; а хотели подростки лишь одного - каждый мечтал увидеть взбесившегося, разъяренного Максима, рвущего и мечущего всё, на своём пути. Им было просто интересно, но впрочем, если вы нормальный, умный и порядочный человек, не пытайтесь понять их, ибо не дано вам постигнуть глупость и грязь, людей близких по своему поведению к животному. В них сочетались: зависть, лесть и подражательство, так присущее мартышкам; как шакалы, они были вруны; озлоблены, унижали друг друга за глаза, а при встрече улыбались и льстили, они умели сделать своё грязное дело исподтишка, из-за спины, так, чтобы никто не понял, что произошло; в то же время одноклассники были трусливы, перед кем-то более сильным они затихали и сидели тихо-тихо, так, что трудно было представить, что ещё минуту назад их крутости и смелости не было придела.
Как-то раз, после школы Макс решил прогуляться. Был тёплый, ясный день, птицы, ещё не успевшие улететь на юг, пархали над городом и грелись лучами ещё тёплого, осеннего солнца. Максим шёл к Неве. Вокруг кипела жизнь, мимо него проходили люди, суетились, смеялись и плакали, солнце растворяло их в сознание Макса, и он не замечая, никого, думал о том, что иногда может быть и можно следовать правилам принятым в коллективе, если у них принято ответить, то можно и ответить, заслужив тем самым почёт и уважение… «…Упал он больно – встал здорово…» - промелькнуло у него в голове. Он резко остановился, вследствие чего, бабка, идущая сзади и несущая два больших пакета, не успела затормозить и врезалась в него. Громко ругаясь, она пошла прочь… «Что же, это я такое говорю!? - воскликнул он, не обращая никакого внимания на матерящуюся старуху. - Как можно ставить себя в какие-то рамки, придуманные этим глупым, стадоподобным обществом? Нет! Нет, я никогда не буду таким же, как они. Иначе лучше сразу повеситься». В это время он проходил мимо своего дома: «Хм… а ничего, дом хороший, квартира удобная, большая, из окон вид на Маяковского, - он улыбнулся, - Жить можно… Интересно, врубаются ли в мои суждения родители? Понимают ли они меня? Нет… Не понимают… Мама часто говорит, что я дурак. А, по-моему, лучше быть трижды дураком, чем, таким как мои новые одноклассники!»
Парень пошёл по Кирочной и свернул на Литейный, в сторону Невы. По ту сторону проспекта Макс увидел детскую площадку, на которой играли дети: «Интересно… Я тоже, вот так когда-то бегал, не имея никаких забот и проблем. Я уже и не помню, когда это было… Давно. Очень давно… А кто я сейчас? Стоят ли мои проблемы чего-нибудь? Не бешусь ли я с жиру? Нет. Нет! Я живу честно, самое главное в жизни – прожить её, честно и искренне. А может все эти ребятишки, вырастут и станут такими как мои одноклассники, а вон тот, в чёрной курточке, самый весёлый и озорной станет таким как я, и… И перестанет быть самым весёлым. Интересно, что лучше, быть таким как я и мучиться из-за всего всю жизнь, стараясь исправить, улучшить, модернизировать всё, что слишком злое, гадкое, корыстное и гнилое… Или быть как они ничего не хотящим, черствым, ко всему привыкающим? Конечно быть ими проще… Но лучше… наверное мной… Все эти дети, кроме одного, вырастут и станут как все, и лишь один из них станет как я, ведь нас всегда было меньше, мы всегда говорили правду. Хотя… Может правы они, может их больше потому, что они умнее нас, может мы глубоко заблуждаемся, а они правы на все сто… да… кто-то из нас точно прав… либо мы, либо они…»
Макс подошёл к Неве и посмотрел, на зеленую неспокойную воду, в которой отражалось слепящее солнце, поблёскивающее на волнах яркими вспышками. Через пять минут, солнце уже не блестело на воде, так как набежала туча, а ещё через пять пошёл дождик, и небо затянуло серой пеленой.
Парень стоял и смотрел как капли дождя падали на воду, при ударе об неё растворялись кругами, и на волны которые с силой бились об гранитную набережную, как будто хотели уничтожить её, или наоборот погладить. Дождь усилился - и на улице уже никого не было. Все спрятались в магазинах, в подворотнях, в парадных и, конечно же, в квартирах, своих уютных, сухих квартирах. А было ли чего бояться? Дождь это же так прекрасно! Хлещет тебе по лицу, и смывает, весь этот ад, накопившийся за день. Макс посмотрел на бурлящие волны и подумал: «А, что если туда? А, что если, раз и всё? Раз, и освободил себя от этого кошмара…» Он залез на парапет, и ещё раз взглянул в воду. Капли дождя били его по лицу, стучали по груди. Дождь лил стеной. Свежий морской ветер дул прямо в глаза, от чего панк почти ничего не видел. «Ну вот… вот… ещё чуть-чуть, ещё один шаг, и всё, покой. Нет. А как же мама? А как же я? Ведь я для чего-то родился, вряд ли для того, чтобы умереть. Надо сначала, сделать дело, исполнить свою миссию на земле, а потом и умирать можно». Он резко спрыгнул с парапета обратно на землю и медленно побрёл вдоль Невы. Сильный ветер трепал его волосы, дождь колошматил по голове, но это ему нравилось, он был счастлив, что этот дождь, простой осенний дождь, так вовремя пришёл к нему на помощь и помог смыть с себя весь груз, висящий у него на душе. Максим чувствовал, как этот тяжёлый и чёрный комок в груди начинает уменьшаться и постепенно опускается к желудку, потом к ногам, а затем вместе с дождевой водой скатывается на асфальт, где и разбивается, об твёрдое, серое достояние человеческого прогресса.
Через некоторое время ненастье прекратилось, так же неожиданно, как и началось. Макс шёл уже мимо Эрмитажа, как вдруг его окликнул, чей-то знакомый голос. Это был Кирилл, сосед по парте. Его тоже не очень любили одноклассники, но никогда не наезжали, так как он был отличником и давал им списывать.
- Привет, Макс! Куда идёшь?
- Я?.. Так, гуляю…
- Можно я с тобой пройдусь? – поинтересовался Кирилл.
- Конечно…
Некоторое время они шли в тишине. Кирилл первым прервал это спокойное молчание.
- Скажи, тебя не смущает, что ты не похож на всех? Ты, и внешне выделяешься, и по своим суждениям. Тебе это не мешает?
Макс усмехнулся, – Почему это должно смущать? Я не похож на всех других, и счастлив, что не часть стада – нашего класса, да и вообще всего мира! Я горжусь тем, что я не свинья Буш и не собака Путин, и не змея Вася! Я горжусь, что я не они, и не похож на них!
- Но, чего ты хочешь? Чего добиваешься? - спросил Кирилл.
- Я хочу свободы! Я хочу, чтобы все поумнели, чтобы всем было хорошо! Я против похожести! Я ненавижу стадо! Надо развивать личность! ЛИЧНОСТЬ!
- Кого, это ты называешь стадом? – с непониманием спросил собеседник.
- Стадо - это наш класс! Стадо – это большинство людей в этом мире! – уверенно отвечал Максим.
- Но, как ты собираешься бороться? Как ты будешь спасать мир?
- Я не собираюсь никого спасать, я могу лишь сказать своё мнение, а дальше пусть сами думают…
- Ну а я считаю, - спорил Кирилл, - что надо в первую очередь о себе думать. Надо стать собой, найти своё место в жизни, ну а потом уже и о других думать. Ты вот панк слушаешь, а не кажется ли тебе, что ты слишком большое внимание уделяешь музыке? Ведь, панк – это всего лишь музыка, а музыка это в первую очередь развлечение, расслабление, под музыку надо отдыхать от, как ты говоришь, «грязи этого мира»…
- Но, панк это не музыка! - перебил Макс Кирилла, - Панк – это образ жизни, образ мышления. Панк - это и живопись, и проза, и стихи, и многое другое! Панк - это человек видящий, слышащий, понимающий. Панк никогда не будет отдыхать от грязи, с ней надо бороться! Панку не насрать на людей, он видит как они глупы и пытается образумить их!!!
- Пока ты окончательно не разобрался в себе, ты не имеешь право навязывать своё мнение другим! - строго заметил Кирилл.
- Я никому ничего не навязываю, я просто говорю своё мнение, а там уже от слушателей зависит.
В пылу спора Макс не заметил, как они подошли к Каналу Грибоедова, «Ну ладно, мне пора», - сказал Кирилл и пошёл к метро. А наш герой зашагал дальше по Невскому проспекту, обдумывая только что закончившийся разговор. Вокруг шли люди, впиваясь в него своими мёртвыми, пустыми глазами, ненавидя его за то, что он надел чёрную футболку и отрастил длинные волосы. Невский кипел, бурлил и превращался в бушующий поток, состоящий из мата, алкоголя и табака, проникающего в лёгкие и заставляющего кашлять, прикрывая рот. На тротуаре валялись битые пивные бутылки, лошадиные какашки, а рядок растекалась моча, вон того алкаша, который сначала нассал лужу, потом в неё же упал, а теперь два мента тащат его в машину.
Макс дошёл до подземного перехода в народе называемого «трубой», стены этой трубы были покрыты белым, расписанным разными словами и фразами, кафелем, в одном углу была блевотина, в другом писал какой то парень. Но вдруг Максим услышал, что-то очень близкое и родное:

«Ходит дурачок по лесу,
Ищет дурачок глупее себя…»,

- эту песню Гражданской Обороны играли какие-то панки, Макс остановился и начал слушать. Пацан закончил петь «Дурачка» и Максим попросил разрешения попеть с ним и, получив положительный ответ, грянул «Винтовку».
Через час, когда горло уже пересохло, а в шапке перед музыкантами набралось денег на портвешок, Макс спросил у парня с гитарой, пытаясь разглядеть его при очень тусклом свете пыльных, закоптившихся ламп:
- Как тебя зовут?
- Кузя. А тебя?
- Макс…
Кузьма, почему-то улыбнулся и запел:

«Как платил Незнайка за свои вопросы,
Что скрывал последний злой патрон...».







Глава 5
«Это звезды падают с неба
Окурками с верхних этажей»

Янка Дягилева


В тот день, Макс поздно пришёл домой - весь вечер он проговорил с Кузей. Константин был высокого роста, но сутулился, отчего казался не выше Макса, длинные волосы его лежали грязным не расчесанным комком на не слишком широких плечах, горбатый нос, видимо уже ни раз сломанный, постоянно хлюпал, но это почему-то не раздражало собеседников.
Сегодня Максим был счастлив. «Я не одинок!!!», - думал он. Макс сидел на диване у себя дома и вспоминал весь сегодняшний разговор: то, как Кузя рассказывал о своём понимании панка, которое полностью совпадало с мнением Максима, и смысл его был в том, что панк это не грязный, вонючий бомж из помойки, а думающий и ценящий правду и добро человек; так же Кузьма рассказывал, что, по его мнению, анархия может быть лишь в том случае, если уровень самоконтроля и чувство совести у народа возрастёт в десять раз… «Ведь такому человеку уже не нужны законы, власть! Он сам может ограничивать себя…», - говорил музыкант. Макс был в шоке. «Наконец-то!!! Наконец-то!!!». Ещё сегодня утром он и представить не мог, что произойдет такое знакомство… А теперь он чувствовал себя самым счастливым человеком. Он не хотел спать, вернее не мог заснуть, думая о своей удаче. Макс благодарил Бога, за такой великий и такой нужный ему сейчас подарок.
На следующий вечер Максим опять пошёл в подземный переход. Кузя познакомил его с остальными ребятами, парень сразу их стал уважать. Да и как же их было не уважать, если это были панки! Настоящие, чистые, идейные панки.
Маха, девушка лет семнадцати, тёмноволосая, высокая, но не красавица, пела Янку, прислонившись спиной к одному из немногочисленных относительно чистых кусков стены. Остальные молча слушали её. Она пела так надрывно и искренне, что у Максима по спине бегали мурашки. Допев, Машка передала старую, потёртую гитару Кузе, который заорал, что-то из Летова, и подошла к остальным.
- Суицид вот выход… - неожиданно промолвил Антон, сидящий на заплёванной земле, чуть ли не в обнимку с урной. – Кажись, это единственный путь отсюда. Правильный путь…
- Ты вправду так считаешь? А Тох? – с грустью в голосе спросила Маша, расчищая ногой место от хабариков, что бы сесть рядом.
- Да. А, что ты предлагаешь? Что здесь хорошего? Мы вот тут целыми днями тусим. Травку курим, бухаем. Вряд ли это может быть целью жизни. А раз занимаемся мы ерундой, то можно и повесится.
- Ты, что??? Антошенька. Зачем? – возражала Маха. – Это же всего лишь начало. Скоро всё изменится. Появится у тебя цель в жизни. Вот у тебя классно получается на басу играть, и будешь ты басистом! Представляешь, какой-нибудь клубак, яркий свет, куча зрителей, а на сцене стоишь ты, и жжёшь!!! А в зале стою я и…- Машка засмеялась. – Послухай Антошка. Какие наши годы! Нам повезло, что мы все вместе, мы любим друг друга! Вот ради дружбы-то, и ради любви надо жить на свете! А поскольку в твоём сердце есть любовь, а мы твои друзья… Значит жизнь прекрасна!
- Не, Маха. Ты мне мозги не парь. Любовь – это всё ерунда! Любви не бывает! А вы всё равно меня бросите! Побухаете на поминках, и забудете. Ну а о клубе я и говорить не хочу. Врёшь ты всё!!! Видишь! – он подошёл к Машке, - Видишь!!! – кричал он, размахивая перед носом подруги своей рукой, на которой были видны порезы от ножа. – Вот!!! В прошлый раз я струсил! Но в следующий… Я умру! Прощайтесь со мной хоть сейчас!
- Да… - протяжно произнесла Маша, ухмыляясь. – Да будет тебе известно, друг, что вены надо резать вдоль, а не поперёк. Так кровь сложнее остановить… а жить всё равно надо. Ведь для чего-то мы здесь живём, и должны выполнить свою миссию. И ещё… Всех нас сотворил Бог. А раз Бог нас создал, и дал нам жизнь, то только он может забрать её обратно.
- Да плевать я хотел на твоего Бога! – закричал Антон.
- И очень зря… - со вздохом, искренне и очень нежно ответила Маха.
Их спор прервал Кузя, который допел «Лоботомию» и позвал всех бухать.
Бухать пошли в соседний двор. Во дворе между четырьмя старыми, потрескавшимися зданиями стояло несколько скомеек. Благодаря чистому небу, звёзд было видно много, а луна светила так ярко, что друзья хорошо видели и водку и лица друг друга. Всё бухалово происходило очень шумно и празднично. Макс постоянно играл на гитаре, так как пил мало. Не потому, что не любил, а потому, что не было желания. Маша всё время, что-то объясняла Антону, и часто смеялась, то ли над ним, то ли над собой. В тот вечер Максим вообще не пришёл домой, огорчив этим свою бедную маму.
После той пьянки Макс три дня не появлялся в трубе. На четвёртый день, придя на место встречи, он застал своих друзей за распитием водки.
- По какому поводу пьём? - спросил наш приятель.
- Машка умерла… - ответил кто-то.
- Выпрыгнула из окошка девятого этажа… Раз… и нету Махи… - продолжил Кузя.
- Давайте друзья… Ещё раз помянём нашу подругу! – воскликнул Антон, энергично разливая водку.
Макс сел. И просидел, не издав ни звука, весь вечер, погружённый в свой собственный мир боли и переживания. ««Глупый Антоша», - говорила она ещё три дня назад… а теперь… Как? Зачем? Сама же говорила о том, что есть друзья, о том, что все друг друга любят. Вот и сейчас, мы же сидим, поминаем её… Некоторые плачут», и вдруг две слезинки скатились с его холодной, худой щеки. Это заметили все.
- Эй! Макс! Ты что плачешь? Случилось что? – заботливо поинтересовался Кузя. Макс был единственный кто плакал в этот вечер.
 




Глава 6
«…Рок-н-ролл - славное язычество…»

А. Башлачёв
«Время колокольчиков»




Через месяц после того страшного дня ребята из трубы, во главе с Максимом решили создать свою группу. Макс очень любил петь, а Кузя великолепно играл на электрухе, у Антона была басуха, а Косой неплохо стучал по коробкам, спертым из соседнего магазина. Играть решили в подвале дома, где жил Максим. Сам он пять раз ходил в ЖК и выбивал разрешение и ключи от подвала. Наконец ЖК сдался, и ребята поселились в помещении. Они играли запоями, не обращая внимания, ни на ржавые и вечно текущие трубы, ни на крыс бегающих у них под ногами, ни на то, что в подвале почти не было света. Через неделю упорных репетиций музыканты сделали пару песен. Песни были очень агрессивные. Работа была в кайф, и Макс писал всё новые и новые тексты, да так быстро, что Кузя не всегда успевал сочинить музыку к ним. Стихи Максима всем участникам группы очень нравились, и он упоенный доверием со стороны друзей всё писал и писал, не прекращая рвать свою глотку у микрофона. Больше всего ребята любили играть песню «Снег», поэтому из подвала часто доносилось:

«…Смеясь, убивал меня автомат!
 Я не мог попасть в другой Ад!
 Плача меня убивал лучший друг!
 Но не дано мне выйти за круг…»


Иногда компания брала несколько акустических гитар и шла играть свои песни в трубу. Там все поддерживали друзей, и слушали их с большим интересом. А немного погодя при встрече с Максом все стали просить: «Пожалуйста, сыграй мне, что-нибудь из своего. У вас так классно выходит!». Видя, что интерес к ним увеличился, ребята решили дать свой первый электрический концерт прямо на репетиционной точке, пригласив туда всех нефоров из трубы. Народу набилось тьма, так как друзья молодых музыкантов привели с собой своих друзей, которые еле-еле влезли в подвал. Парни были счастливы! Машина заработала!!!
 




Глава 7
«…Он швыряет в машину нас словно кули
За твои синяки ему платят рубли…»

Бригадный Подряд
«От кого меня он бережёт»



Так проходила эта осень для Максима. В конце октября пошёл первый снег, на полу в трубе было ужасно сыро и грязно от тающей жижи. В этой жиже стояли наши знакомые и играли на гитарах. Неожиданно к компании подошли менты:
- Ну-ка быстро документики показываем. Уроды, разыгрались тут! – увидев, что серые дяди идут к Кузе все быстро смотались, а Макс предъявив свой паспорт встал рядом с другом. Кузя и Антон не носили с собой документы, о чём и сообщили ментам.
- В отделении разберёмся! Дома они у вас, или что!!!
- Никуда они не поедут! – встрял Макс.
- Слышь, мужики, - крикнул один из ментов двум другим, заталкивающим Антона и Кузю в машину, - этого тоже грузите! Тоже мне, смелый нашёлся! – Тотчас Максу заломили руки и запихнули в машину.
В ментовке парней посадили в обезьянник. Стены были зелёного цвета, свет тусклый, и воняло каким-то говном. Вскоре в их убогую клетку зашли четыре милиционера. Вид у них был явно не дружелюбный.
- Вы чё, ублюдки, не знаете закон? Вы занимались нелегальным частным бизнесом! Налоги не платили! Государство наше грабили! Суки!
- Что мы сделали? – вмешался Кузя, за что тут же получил кулаком в нос. Увидев это, Макс набросился на мента, но трое других остановили его ударами дубинок по голове. Когда Максим упал, его, как и Кузю, били ногами по почкам, а Антон стоял в углу и молчал, менты просто забыли про него, увлекшись избиением друзей. Макс харкал кровью и молчал, он решил, что лучше молчать, чем унижаться перед милицией.
- Бей сук! Бей! – кричал один из ментов. Этот крик сильно напоминал крик гопников, бьющих по ночам ребят не вписывающихся в рамки какого-то шаблона.
- Думаете, что вы крутые! Да вы полная ***ня! Вы никто! Поняли? Никто!– кричал второй мент. Вдруг в помещение ворвались ещё трое в милицейской форме:
- Хвати! Хватит! – закричал один из них, - Это же всё-таки дети!
Люди в сером развернулись и быстро ушли. Парни остались втроём, через несколько минут дверь открылась, и их выпустили. Антон тут же пошёл домой, он жил напротив ментовки. А Кузя с Максом ещё долго ползли до своих квартир.
Целую неделю после этого дня Макс не ходил в школу, так как его тело было сплошь покрыто синяками и ужасно болело.
Этот случай никак не повлиял на жизнь парней. Да и как он мог повлиять? Ведь они были уверены в своей правоте, и жили так, чтобы ни один из их принципов не был забыт. Ребята по-прежнему играли в трубе, и с каждым днём узнавали друг о друге всё больше и больше. Как-то раз Кузя, сидя на корточках рядом с Максом, спросил у него:
- Скоро ты уже одиннадцатый класс закончишь. Решил куда поступать будешь?
- Да! – ответил тот, - Я в СПбГУ на юридический факультет пойду. Если я выучусь буду адвокатом. Ты знаешь, сколько невинных людей у нас сейчас за решёткой. Я стану адвокатом, и буду защищать в суде всех, всех честных и умных, людей, какими являются панки, то есть МЫ! Раз! Два! Три!
- ХОЙ!!! – заорали во всё горло два друга.
 





Глава 8
«…В бескрайних полях
Потеряться и не найти
Всё то, что когда-то
Пытался понять
И конечно в итоге спасти…»
 Адаптация
«Улицы города»


Зима прошла как-то незаметно. Снег застелил память, может, поэтому Макс ничего и не помнил. Хотя нет. Нет. Он помнил Новый год. Новый год этот яркий детский праздник, разрекламированный и продлённый государством ради того умиротворения, того спокойствия масс какое бывает в эти праздничные дни. Семья усаживалась за стол, пили шампанское, потом смотрели телевизор, слушали президента, который с вечно спокойным и туповатым выражением лица поздравил их, точнее не их, а кого-то другого, с началом две тысячи четвёртого года, смеялись, улыбались, а потом разошлись спать.
После февраля началась весна, такая же бледная и искусственная, как и зима, как та новогодняя ёлка, что стаяла у них в гостиной. Когда тёплых дней стало побольше, Макс начал чаще гулять по городу. Во время таких прогулок, он любил подумать на разные темы, поспорить сам с собой, вообще, Максим был склонен к рассуждениям. В скверике, где находилась голова Маяковского, как всегда тусовалась разная пьянь. Мужики матерились, дрались, блевали и, конечно же, пили. Бабы плакали, смеялись, разговаривали и пили. Сидящие рядом на скамейках бабушки яро обсуждали и тех и других, испытывая глубочайшее удовлетворение, рассказывая соседке: сколько выпил вчера Машкин Васька и под каким глазам у Танькиного Вовки синяк.
Мать часто ругала Максима, говорила, что он полный дурак, ничего не делает, никуда не поступит, и загремит в армию, а после будет работать дворником или говночистом. Такая перспектива парня не очень устраивала, но заставлять себя делать эту грёбаную химию, физику, а уж тем более геометрию, которые ему совсем были не нужны, он не собирался. «Ну зачем?! Зачем?! Мне делать химию, если через каких-то три месяца я о ней забуду, и уже никогда не вспомню! Ты ведь сама ни черта из химии не помнишь! И что, это испортило тебе жизнь?» - частенько говорил он матери.
Его группа репетировала, играла квартирники, в общем, было классно. Раньше Максим мог лишь мечтать о своей собственной группе, теперь он уже был известен в своих кругах.
И вот, наконец, пришло время, когда на деревьях появляются почки и природа оживает, а нефоры переоблачаются обратно в косухи и чёрные футболки. Тёплое весеннее солнце вдохнуло надежду в сердце каждого, будь то ребенок, мечтающий о машинке, или олигарх, всем сердцем, а может быть карманом, мечтающий купить известную футбольную команду. На Макса весна тоже повлияла положительно - он вышел из своей зимней спячки и чаще стал улыбаться. Голова Маяковского, отвернувшаяся от вечно пьющих мужиков и сплетничающих старух, смотрела на парня совсем с другим выражением лица, нежели зимой, немного улыбалась, как будто разделяя с ним весеннее настроение.

«Погода такая, что маю в пору.
Май – ерунда. Настоящее лето.
Радуешься всему: носильщику, контролёру
 билетов…»,

- раздавалось у него в голове. «Да Маяковский, да Владимир Владимирович. Уж мы то знаем с Вами как, это Ваше, стихотворение заканчивается, ну да не будем о плохом…», - говорил Макс про себя, глядя голове прямо в глаза.
Тем не менее, каждый прошедший день приближал парня к выпускным, ну а потом и вступительным экзаменам. Но Макс о них не думал, и, конечно же, не готовился. Просто потому, что не хотел. Он знал, что школьные экзамены будут холявой, ну а в университет как получится. На юридический факультет надо было сдавать три экзамена: сочинение (писать он любил и писал неплохо), история (знал наполовину, полагался больше на удачу) и право (законы он тоже немного знал).
И вот наступило время школьных экзаменов. К ним Максим не был готов. Несмотря на это сдал всё на пять, лишь по русскому получил четыре и радостно пошёл в университет.
Как-то вечером перед университетским экзаменом по истории Максим почему-то выучил лишь тринадцатый билет, какого же было его удивление, когда на экзамене ему попался именно этот тринадцатый билет.
В общем, к большому изумлению своих родителей он поступил на юрфак. С тех пор Макс стал свято верить в существование Бога и Божьей помощи. Как-то раз, в трубе, он сказал Кузе:
- Знаешь, Кузьма, я думаю, что на небе всё-таки есть Бог. Он смотрит на нас и помогает только честным и добрым людям!
- Да… - ухмыльнулся Кузя, - отчего же он мне тогда не помогает?
- Он тебе помогает, глупый! Но ведь не может он всё решать за тебя! Всегда помогать тебе! Тогда было бы скучно жить…
- Ну может и так… А что это ты так об этом задумался?
- Помнишь, я тебе про тринадцатый билет рассказывал? Это мне Бог тогда помог. Я чувствую. Ведь Он знает о моих идеях и желаниях, а поскольку всё, чем я хочу заниматься правильно, Он мне и помогает! Вообще Иисус близок к нам, к панкам. Он же тоже был не как все! Он же тоже был против системы! Он мечтал о том, чтобы людям было хорошо!
- Ага. У него, так же как и у нас, волосы длинные, - с усмешкой добавил Кузя.
- Это тут не при чём, – резко сказал Макс, в пылу повествования, не заметя иронии друга. - Его тоже многие не понимали. Он тоже был один. Но он боролся! Его многие отвергали. Его предали. Я в этой жизни больше всего боюсь предательства. Это очень страшно, когда человек, которому ты веришь, которому всё доверяешь, бьёт тебя ножом в спину. Это так страшно. А ты, чего больше всего боишься? А, Кузь? – улыбаясь, спросил Максим.
- Я ничего не боюсь. Хотя предательство – это, наверное, ужасно. Ненавижу таких людей!
- Ну, скоро я уже пойду в универ. Скоро выучусь. И буду защищать всех панков, всех честных и порядочных граждан, которые из-за разных обстоятельств попали на скамью подсудимых.
- А много ли таких? Честных?
- Ты что смеёшься Кузьма? Вспомни, зимой Антона повязали и повесили на него ограбление!
- Так может он, это, и ограбил, – возразил Кузьма.
- Ты что с ума сошёл? Как можно! Тоша - панк! Настоящий, идейный панк! Панк с большой буквы! А панки не могут ни красть, ни бить, ну а уж тем более, убивать! Абсурд! Я буду защищать всех оклеветанных и обманутых людей!
 





Глава 9
«…Одиночество примет,
сохранит и спасёт,
Ведь никто не поймёт!
Никто не поймёт!!!»

Адаптация
«Никто не придёт»


Над Питером раскинула свои крылья чёрная ночь. Город защищался электрическими фонарями, освещая проспекты и улицы. Было довольно тепло, ведь на дворе все еще лето. Макс сидел рядом с Кузей и думал о том, что уже больше никогда он не увидит своих одноклассников, что уже совсем скоро начнётся сентябрь такой долгожданный и такой нужный. Ему так хотелось выучиться, и сделать, что-то важное, нужное…
Вдруг к друзьям подошёл Антик:
- Привет ребята! Деньги на портвешок есть?
- Нет, Антоха, совсем нет… - ответили товарищи.
- Пойдём пидеров каких-нибудь на портвейн разведём! – предложил парень.
- Не. Мы Саньку слушаем, он классно играет! – Максим показал на парня играющего на гитаре в углу.
- Вы чё зассали?! Сыкло!!! Пойдёмте! Я тут одно место знаю, там пидеров полно! Вам и делать то ничего не надо будет! Просто постоите рядом, а я сам разберусь!
Делать было нечего, и друзья согласились.
Парни вышли на безлюдный Невский проспект и направились в сторону Катькиного сада. «Это ж такой садик, - продолжал Антон, - просто зашибись».
Они подошли к скверу. В саду было темно. И если в его левой части горели хотя бы три фонаря, то в правой света не было вообще. Как раз в той самой правой части и сидел какой-то молодой человек. «Вон он! Сразу видно, что пидер! Берём!»,- шепнул Тоша. Пацаны подошли к парню.
- Привет! Сигаретки не найдётся? – начал Антон.
- Не курю, – послышалось в ответ.
- Слушай, а ты случайно не пидер?
- Кто я?! – пацан поднялся со скамейки, но Антон тут же усадил его назад.
- А ты сиди… сиди… - тот попытался встать опять, но Антон снова усадил парня. После чего усаженный резко ударил Антона между ног. Тоха загнулся. Но Кузя подлетел к незнакомцу и заехал ему гадом по лицу. Тот вскрикнул. Упал. Но через секунду поднялся. Замахнулся. Макс стоял и смотрел на это, ничего не понимая. Тут у Антона блеснул нож. «Антик! Нет!» - раздался крик Макса. Но Антон не слышал. Взмах рукой. Удар. Нож в спине. Парень охнул. Остановился. Посмотрел на Макса. Серые живые глаза Максима, стоящего в оцепенении, встретились с зелёными потухающими глазами раненого. Удар. Ещё удар. И труп уже лежал. Красная кровь начала разливаться по земле. Антон поднял окровавленный нож и вонзил его в голову незнакомца. «Так наверняка!» - гордо произнёс он. Стало тихо. Антик и Кузя копались в карманах умершего. Тишину прервал отрывистый крик Макса: «Убийцы! Убийцы!». После чего он сорвался с места и побежал. В его голове всё перепуталось: «Пидеры, нож, Кузя, убийцы, смерть, портвейн, кровь…», - шептал он.
Пробегая мимо головы Маяковского, Максим заметил едкую ухмылку на ее губах. В голове послышалось:

«Вашу мысль,
Мечтающую на размягчённом мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут,
досыта изыздеваюсь, нахальный и едкий…»

«НЕТ!!!» - закричал, то ли голове, то ли себе Макс и юркнул в подворотню.
Прибежав домой он закрылся в своей комнате. «Убийцы! – закричал парень, - Убийцы! А я-то, дурак, думал! Жестокий мир, жестокий! Правильно Владимир Владимирович надомной посмеялся! Я - дурак!!! Дурак!.. Жестокий мир. Сильный жрёт слабого!

«… Если бьёт
 дрянной драчун
слабого мальчишку,
я такого
 не хочу
даже
 вставить в книжку…»,

- продолжал Маяковский в его голове. - Но сила же не в ноже!!! Как? КАК?! Неужели они способны на такое!? Убийцы! Они простые убийцы!!! Они…Кого я должен защищать?! В каком суде?! Если они действительно воры, вымогатели, убийцы! Ради чего это всё? Зачем я здесь живу?! Будь проклят этот город! Будь проклято всё это!!!», - он выбежал из квартиры и забрался на крышу. Перед ним раскинулась обычная городская панорама, звёзды сияли над головой, в лицо дул тёплый ветер. Он подошёл к краю и посмотрел вниз. С крыши была видна улица, садик. «Вот… Сейчас… Прыг… и всё… хорошо… так тепло… Лететь-то совсем недолго… А здесь всё равно всё просрано…». Вдруг он взглянул на голову Маяковского.

« Не высидели дома.
Анненский, Тютчев, Фет.
Опять,
Тоскою к людям ведомый,
Иду…»

«Да Володя я за тобой!!! Я сейчас!!! Я к тебе!!! Подожди секунду!!!» - говорил Максим.

«…Нет людей.
Понимаете
Крик тысячедневных мук?
Душа не хочет немая идти,
А сказать кому?

Брошусь на землю,
Камня корою
В кровь лицо изотру, слезами асфальт омывая.
Истомившимся по ласке губами тысячью
 поцелуев покрою
умную морду трамвая…»

- продолжал Маяковский. «Сейчас! Сейчас!», - парень подошёл к краю, и уже закрыв глаза, приготовился камнем лететь вниз, как вдруг услышал у себя за спиной голос поэта:

«…Назад,
наз-зад,
назад!..»

 Макс замер и опрометью бросился домой…
 




Глава 10
«Торопился –
Оказался.
Отказался –
Утопился.
Огляделся –
Никого»

Янка Дягилева
«***»


Несколько дней Макс просидел в своей комнате. Не ел, не спал. За окном вторые сутки лил дождь. «Что теперь делать?.. Куда податься?.. Как жить?.. Все мои принципы… мои идеи, моя вера… всё беспощадно раздавлено… всё оказалось таким жестоким…».
Родители отдыхали на даче, и он был один в квартире.
На третий день Максим вышел на улицу. Он не мог больше заковывать себя в четыре стены. Парень пошёл гулять. Увидев в сквере голову, он обратился к ней: «Маяковский! Милый Маяковский! Ты теперь мой последний друг! Помоги мне! Помоги…». Но голова неестественно спокойно молчала, и всеми силами пыталась доказать, что она памятник. Дождь лил как из ведра. Было страшно… Небо чёрное и неспокойное. Макс не замечал капель падающих сверху. Он не чувствовал воды, пропитавшей его насквозь. Максим направлялся к Неве, чтобы насладиться водной стихией. Парень шёл по набережной, вспоминал своё детство, и думал: отчего он не такой как все, за что ему это наказание. «Боже прости меня за всё, – шептал он. – Помоги мне. Избавь меня от этих мучений. Я слишком устал. Я так больше не могу».
Прошёл целый день. Лишь поздно вечером Максим вернулся домой. Проходя мимо Владимира Владимировича, Макс почувствовал на себе странный взгляд и услышал:

«… А за поэтами –
уличные тыщи:
студенты,
проститутки,
подрядчики…»

«Володя ты о чём?» - удивлённо спросил наш герой. Но голова опять прикинулась памятником.
Зайдя во двор, он увидел Кузю:
- Привет Макс! Зачем ты убежал?
- Ты убийца!!! Ты…
- Зачем же так, друг? Ну, посуди сам, ну, что такого мы сделали? Зато потом три дня бухали! У этого чувака оказалась много… - Кузя чуть помедлил, - Надеюсь, ты простишь меня…
- Что? – переспросил Макс, но получил сзади чем-то тяжёлым по голове. Максим пошатнулся. Сделал два шага по направлению к Кузе. Протянул руку. Заплакал. – Ты?.. – И тут же получил сзади второй удар по спине. Потом по голове. Макс пошатнулся и упал. Красная, тёплая кровь маленькой струйкой протекла по его уху и полилась на асфальт. Он охнул. Попытался встать. Но, получив гадом по голове. Рухнул опять. «Почему же я не теряю сознания…» - подумал Максим.
- Ты?.. – Снова начал он.
- Заткнись!!! – заорал Кузьма и начал бешено пинать его ногами.
- Бей! Бей, Предателей! – кричал, улыбаясь, Антик.
Всё лицо Макса было в крови, всё тело распухло, а он всё не отключался. «Ну когда же всё это кончится? Отключайся. Отключайся. - Шептал он сам себе. - Что же делать? Надо молиться. - Думал Максим. – Не знаю… - он не знал ни одной молитвы, - Господи прости меня… Прости всех нас…»
- Ну всё хватит! Долбани ему вон тем бревном по голове, да сматываемся. - Отчеканил Антон. Кузя послушно поднял бревно и со всей силой ударил им Макса по голове. Голова хрустнула. Глаза спокойно смотрели на звёзды.
- Ну, всё, уходим, - шепнул Тоха. Парни убежали.
Тело Макса лежало в луже крови, по нему колошматил холодный дождь. В скверике голова Маяковского провожала душу парня, посвящая ему свои последние стихи:

«Я знаю силу слов, я знаю слов набат.
Они не те, которым рукоплещут ложи.
От слов таких срываются гроба
шагать четверкою своих дубовых ножек.
Бывает, выбросят, не напечатав, не издав,
но слово мчится, подтянув подпруги,
звенит века, и подползают поезда
лизать поэзии мозолистые руки.
Я знаю силу слов. Глядится пустяком,
опавшим лепестком под каблуками танца,
но человек душой губами костяком
. . . . . . .

Спи спокойно мой маленький оптимист…»