Стокгольмский синдром. По мотивам Дж. Фаулза Коллекционер

Стокгольмский синдром.


 Стокгольмский синдром - дружба заложников с захватчиком - психологическое состояние,
 возникающее при захвате заложников, когда заложники начинают симпатизировать
 захватчикам или даже отождествлять себя с ними.
 Википедия

Мне было 18. Я шла по улице. Неожиданно небо моргнуло звездами и померкло. Я обнаружила себя в странной комнате без окон, обставленной тяжелой самодельной мебелью - самым минимумом. Шея моя была окольцовано металлическим ошейником, который крепился к стене при помощью длинной цепи. Голова болела, руки были связаны. Я обошла помещение, обнаружила по-спартански обставленную душевую, запертую дверь, окованную металлом, и деревянный стул. Не найдя выхода, я легла спать.

Прошло много времени, прежде чем я впервые увидела моего похитителя. Угрожая оружием, он ловко управился с цепью, так, чтобы я оказалась на кровати, на большом расстоянии от него. Он долго молчал. Высокий мужчина в идеально выглаженном костюме, чрезмерно аккуратный в ботинках без единого пятнышка. Потом заговорил ровным, механическим голосом. "Я вас выкрал. Жить вы будете здесь. Еду я буду передавать вам через окно в двери. Подумайте об этом". И вышел. Первые дни я звала на помощь, плакала и кричала. Но никто не приходил.

Во время второй встречи он все мне объяснил: "Молчите и слушайте. Вы можете задать мне один вопрос за каждую беседу - на него я отвечу. Я долго жил один. Но пришло время, и я решил полюбить кого-то. Любовь для меня - это когда люди всегда вместе - были, есть и будут. Они слышат друг друга, а больше никого и нет. Я выбрал вас случайно и не испытываю к вам особой симпатии. Но отныне мы с вами будем вместе и научимся любить друг друга. Подумайте об этом". Я начала кричать, требовать. Он достал электрошокер и попросил скорее задавать вопрос. "Когда у меня будут часы?" - спросила я. "Завтра," - ответил он и покинул комнату. На следующий день я получила часы. Позже научилась задавать правильные вопросы.

Первый месяц был самый тяжелый.

В следующий раз он принес стул, сел и говорил со мной дольше. "Я буду приходить к вам общаться. Я думаю о вас, что вы есть. И вам советую думать обо мне. С этого момента в нашем общении будут правила. Вы не должны кричать при мне. Не должны пытаться дотронуться до меня. И вы должны слушать. Придет время - и я буду слушать вас. Пока вам надо многому научиться".

Тогда он единственный раз наказал меня, чтобы я выучила наказание. Лучше не вспоминать об этом.
 
Он сказал мне: "В своей жизни я хочу постоянства и аскетства. Постоянство у нас уже есть. Аскетство появится, когда вы научитесь ценить простые вещи: звуки, свет, прикосновения, слова, чувства. Во внешнем мире вы имеете так много, что теряете ценность вещей. Мы с вами изменим это. Я хочу, чтобы для начала вы узнали цену свету. Три дня вы проведете в полной темноте. Потом я приду, и вы назовете час, в который будет включаться свет. После двух недель вы получите два часа света в день. "И постарайтесь меньше говорить." Лишение света я пережила легко. И еще я поняла, как радостно видеть, видеть, ВИДЕТЬ свое тело и предметы вокруг. Сейчас, по прошествию четырех лет, я обхожусь четырьмя часами света в день.

Упражнение на осязание прошло сложнее. Он связал меня так, что я могла двигаться, посещать уборную, сидеть за столом, спать. Но я не могла прикоснуться к самой себе. Тогда у меня был первый кризис. Я помню дни, когда только выла и спала. Я кричала; когда кончались слова, я начинала выть. Засыпала под собственный крик и просыпалась от него. Не имея возможности ощутить свое тело, я переставала чувствовать себя живой. Проходили часы, дни - ужас не исчезал. Это было особенно трудно. Сейчас я не практикую такие упражнения.

Я узнавала цену словам, проводя дни с заклеенным ртом. Я имела право на 10 слов в день. И, Боже, какими ценными они мне казались.

После я получила бумагу для записей - не более половины листа в день и право на одну книгу в месяц. Старалась выбирать такие, которые можно смаковать и обдумывать подолгу, лежа в темноте.

Он приходил со мной говорить. И постепенно внешний мир стирался из моей головы, я подходила к его пониманию любви. Мы подолгу молчали. Говорил он емко и метко. Бывало, я днями обдумывала ответ на его фразу. И училась отвечать так же. Он был красив, его движения, мимика волновали меня. Сначала. Потом я стала забывать, какие бывают люди. Просто наблюдала. Эмоции стирались, оставалось наше бытие. Мне становилось не важно, вместе мы или нет. Я была поглощена собой, была огромной, заполняла собой весь свой мир. Кроме меня, еще был он. Как данность. Больше ничего не было.

Дольше всего меня волновала красота. Смотрелась в зеркало, видела себя и переживала. Я становилась некрасивой. "Я помогу тебе," - сказал он однажды и прижал к моему лицу платок с хлороформом. Очнувшись через два дня, я подошла к зеркалу и увидела огромный уродливый шрам через всю щеку. Это был второй раз, когда я была близка к сумасшествию; тогда я узнала, что человек может биться головой о любые предметы, но не может так умереть.

Он все объяснил. "Теперь ты можешь не волноваться. Мне не важна твоя внешность. Если ты умрешь раньше, то проблем не будет. Если я умру... Я богат. Я оформил наш с тобой брак и завещал тебе все имущество. Ты сможешь восстановить свое лицо". После этого у нас начался секс.

До секса несколько дней я проводила в невозможности дотронуться до себя. Он привязывал к кровати мои руки и ноги широко раздвинутыми. Восприятие мое было обострено, я чувствовала как движется воздух от его движений. Он смотрел на меня, трогал в перчатках - легонько, как перышком, особенно любил прикасаться к моему лицу со шрамом. Так проходило много времени, я почти засыпала. И тогда он обрушивался на меня всей своей мощью. Проникал в мягкое, рвал и крушил мое тело изнутри. Я задыхалась от того, как остро чувствовала себя живой. Не смела кричать, пока взрыв внутри не лишал меня рассудка. И тогда молния вселялась в мое тело, ворочала его, подкидывала. В конце я видела ослепительную вспышку и обмякала без сил, в поту и влаге. Сколько я ни старалась, так и не смогла запомнить как он уходит. Хотя хотела видеть, как он одевается.

Он рассказывал о себе, своей богатой аристократической семье, где стояла гнетущая тишина, перемежаемая истериками. Про ненужную любовь, которую навязывают поцелуями и разговорами, но не могут сохранить и месяца в разлуке. Про смерть его родителей, и тишину, которая наконец наступила в его голове, когда дом замер. Я рассказала ему все о себе. Удивительно было вспоминать другую жизнь! Как кадры из забытого кино, я извлекала полустершиеся воспоминания, облекала их в несколько слов и мы молчали о них. Самым ярким моим воспоминанием оказались не люди, а воздушный шар, однажды подаренный мне в детстве родственниками. Я попросила его подарить мне шарик, и положенный месяц смотрела на него, плакала и смеялась. Хотя эмоций у меня почти не осталось.

В последние месяцы он реже приходил ко мне и молчал больше обычного. Натренированным ухом я слышала, что он тяжело дышит, ему плохо. Он сказал, что на него накатывает паника. Тогда он замирает и старается не двигаться. Хотя он прекрасно понимает, что его страхи иррациональны, но подсознание его не видит разницы между вымыслом и правдой и боится всерьез. Старается не дышать, не есть, много спать. Запирает все двери и ждет, когда его отпустит. Помощи он не принимал. Я была рядом, как мы и договорились. Думала, что мое дыхание, моя тишина поможет ему.

Однажды его не было две недели. К тому времени в моем жилище были запасы еды. Я не волновалась, потому что знала - либо он придет, либо умер, а это не исправить. Когда дверь отворилась, в комнату вошли незнакомые люди, громкие, чужие, в грязных вещах. Смутно я узнала среди них моих родителей. Они пытались хватать меня руками, но я вырвалась. Меня сказали идти наверх в богато обставленные комнаты и сообщили, что он умер, а я унаследовала его имущество.

 Я мобилизовала всю свою волю, чтобы выгнать их, показать, что я нормальна и мне не нужна помощь. Обошла дом, обставленный помпезной мебелью (невероятно, чтобы он жил здесь), наконец нашла неприметную дверь. Может, я ощутила его запах? За дверью находилась комната, в точности повторяющая мою. И видно было - именно здесь он жил. На столе я обнаружила записку "Если ты скажешь, что я сумасшедший, тебя лишат наследства. Выбирай. Удачи." Я плакала впервые за год. Плакала и плакала, обнимала стул, на котором он сидел, спала около его кровати, смотрела на его вещи. Я скулила, и этот звук проникал в мой сон, когда я проваливалась туда как в яму. Я была огромной, заполняла собой весь свой мир. Огромной, но совершенно одинокой. И не было больше никого.

Мне уже 22. Я осталась в его доме, включаю свет на 4 часа в день, живу в своей прежней комнате (чтобы не заходить на его территорию), заказываю продукты с доставкой. Раз в неделю я выхожу на улицу и здороваюсь с соседями (нашла в его заметках, что следует показываться на людях хотя бы раз в неделю, чтобы тебя не признали безумцем). Наняла дорогого адвоката, который общается с моими родственниками и другими людьми. Адвокат не тревожит меня, и ему совсем не выгодно чтобы меня признали безумной, а имущество отобрали. По ночам я гуляю. И не боюсь, потому что все, кроме меня, умерли.

Недавно я разбирала счета и обнаружила, что незадолго до его смерти исчезла большая сумма. Возможно, он не выдержал моей любви и сбежал. Я учусь быть еще тише и сдержаннее, для любви мне достаточно знать, что он жив. У меня есть мечта. Хотя бы раз в год я мечтаю видеть его. Хотя бы мельком, издалека, просто посмотреть. Любимый!