Генерал из Лиссабона. Гл. 3. Мыс Рока

ГЛАВА 3

 МЫС РОКА

В тот год у меня была депрессия (впрочем, не только в тот…), на экране моего компьютера вот уже полгода висела одна и та же фотография. Нилова Пустынь. Монастырь, отражающийся в водах Селигера, тяжелое грозовое небо над ним, сквозь тучи в воду падает холодный одинокий солнечный луч. Пронзительная Россия.
Владимир прислал мне фотографию со своего компьютера. Я поблагодарила его за чудесную панораму Крымского берега. Но этот берег был вовсе не Крымский, я даже представить себе не могла, что космос этот был атлантическим…

 - Не помню, летал ли вообще Данилов, в нежном возрасте казалось летающим все, что встречалось, даже наверно танки. Уж двадцать лет ушло... а сейчас Нилова Пустынь, жуть как притягивающая, как топор - палача. И дождь за окном в сезон дождей... на часах два часа ночи. В наушниках - фаду, доразрывающая остатки не понятно чего. Такое бывает со мной время от времени как запои у пьяницы. Потом - просветление, обновление и так - до следующего раза. А Крым. Крым прекрасен, наверно, я там давно не был... Пиши, Виола...

Владимир

Решив, что фаду – это какая-то африканская птица, и мой биолог опять задает мне загадку, я кинулась искать эту диковинную птаху в Инернете.
 - «Фаду»…, - ответил мне Яндекс, - Печальная песня о неразделенной любви португальских мореплавателей…
 Понятно. Профессор сейчас находится в Португалии, и кое-как отделавшись от приглашения супруги президента посетить светский раут, остановив такси, мчится к океану на ночную Лиссабонскую Ривьеру…
- Вот здесь, пожалуйста…
Такси тормозит у кафе «Диамант». Водитель странно смотрит на пассажира. Кафе имеет дурную славу – под его благопристойной вывеской ночью скрывается подпольный бордель.
Стройная темнокожая лет тридцати эмигрантка из Бразилии не понимает, о чем толкует ей этот странный канадец.
- Все просто, амиго: 40 евро – «лав-экспрессо», 120 – страстная ночь…
Профессор выбирает «страстную ночь»…
Я сажусь писать ответ. Проверку «на Альтиста Данилова» мой канадский Пржевальский не прошел: странно, что он не читал культовой книги интеллигенции 70-х, но я все же не теряю надежды…

«Привет, ночной странник компьютерных Галактик!
 А вот как это было. Подражание ли Булгакову, откровение ли от Владимира Орлова - легло на стол, свалившись откуда-то, в виде полулегальной книги "Альтист Данилов" времен Великого и Могучего Застоя и читалось запоем до утра, а потом избранное перепечатывалось на машинке. Спустя лет десять это самое, незабвенное, зацитированное до обморока бывшему мужу, было куплено на черном рынке за бешеные деньги с изображением тогда еще Ильича. Демон на договоре, по совместительству альтист, был послан из Девяти Кругов на Землю вершить зло. Однако вписался в нашу родную бытовуху по уши, полюбил людей до дури и вообще регулярно забывал переключать пластинку браслета на руке с надписи "Земное" на "Небесное", за что и был подвержен наказанию - на него сбросили люстру, после чего вернули на Землю, где он стал чувствителен ко всякого рода катаклизмам - от извержений вулканов до истерик соседских баб. Ну, это так, на всякий случай, если Вы не читали... Любимым занятием демона Данилова было купание в грозе над Останкинской башней и полеты над горами в облаках. А еще они с демоном Кармадоном сожрали более тысячи тухлых яиц, опустошили пару-тройку привокзальных буфетов, а проходивший мимо товарняк с поросятами недосчитался нескольких десятков хрюшек во время командировки Кармадона на Землю...Пишу блекло, поскольку нет книги под рукой. Но она - одна из десяти заветных. Еще "Камо грядеши", естественно - Булгаков, все из Стругацких, Брэдбери, Азимов, ... да Бог с ним, со списком... там еще много
Вот вчера под утро вдруг взялась перечитывать Петра Вегина. "Светает", «Воспоминание о Домском соборе», "Да будет с тобою сентябрь, удаляясь"... И Олег Чухонцев... "Родина. Свет тихих полей"... – это пожизненно. Спасибо за Крым. Не сразу, но - поставлю. Еще немного подышу воздухом севера, светом монастыря над водой... По ночам не сплю, хоть убей. А стихи разучилась писать. Лет пять как. За них когда-то и приняли в Союз Писателей, был звук, голос, Родина... Свет тихих полей. А теперь - рваные, тоскливые строки... что-то о растворившейся за спиной дымке - Гиперборее, лампадах старцев Оптиной пустыни, и ввинчивающихся в сознание иномарках, об опаленном полигоне века двадцатого и неродном - двадцать первого... Может быть, просто простуда надоела. И погода ... опять хочу на море

Фиалка»

Следующее письмо запомнилось мне так, что и сейчас четыре года спустя, я могу процитировать его с закрытыми глазами. Впрочем, как и почти все другие письма. Более 200.

- Привет, милый цветок Ви!
Не находишь, что бродить по инету лучше в бронежилете и каске?
Вечером, сидя у монитора, размеренно хлопал мышью, загадав, если Рублев или Довлатов - обязательно напишу. Фотографии не интересны. Любви... ... надеюсь... взаимности... отвечу... Как в трансе. Вот. Есть. Промотал вверх, фигурка на берегу, как падающий осенний листочек в немыслимых изломах траекторий. Необычный разрез глаз. Пишу. Итог… - на столе Нилова Пустынь, в голове - дыра, в нее влетают любитель линейных молний Данилов, запах книг, толстый Босх, иконка Хэма на полке, среди милых вещиц - талисманчиков, сухие цветы в огромной вазе - кувшине... потусторонщина... Как давно это было... да и со мной ли?
Выздоравливай, Виола. И на картинке не Крым вовсе, а Кабо де Рока, место, где я обитаю...
Кто ты, фиалка?
V

- «Кто?
Одинокий страдающий разум
W»

- … Пиши. Мне помогает. Почти всегда...
 Кабо де Рока...

Но почему Португалия, когда Канада? Впрочем, кто его знает, этого европарламентария, может быть, именно сейчас он ликвидирует нефтяное пятно от потерпевшего катастрофу танкера «Престиж» у берегов родины Колумба? В письме была какая-то угроза, которую невозможно было никак сопоставить с милейшим доктором наук с чеховской бородкой и почти чеховским пенсне ( конечно же, на нем были очки, но память почему-то упорно рисует пенсне, вероятно, для полноты образа).
Каска, бронежилет? Нападение …в Интернете? Или… мой Странник - вовсе не тот, чью анкету я внимательно изучила, о ком уже успела похвастаться в редакции:

- Мне пишет сам знаменитый академик Севастьянов из Канады! Так что, ребята, скоро я вас всех с вашей газеткой пошлю. Ну, ладно-ладно, пришлю редакции «Мерседес» из Канады!

 Я смотрю на фотографию, прилетевшую с письмом. Океан пытается опрокинуть мое сознание, поглотить его, чтобы растворить в вечности. Тоска, вечность, изгнание. Кабо да Рока. Космос. Бескрайний океан сливается с небом, а нежные, такие - не наши, не российские, такие дымчато-розовые с кудряшками облака плывут где-то внизу, у подножия скалы…
 Кабо да Роко, мыс Рока, самый западный край Европы. Покинутая Россия, которой подписан приговор: страна, в которой невозможно выжить. Без которой невозможно жить. Эти слова я напишу ему потом. Потом…
Как потом запомню, и буду мысленно повторять раз за разом эту фразу
«Любви... ... надеюсь... взаимности...»
Буду повторять ее мысленно - во время года общения и позже, вспоминая ее то и дело и через несколько лет после расставания. И представлять, как где-то на краю света одинокий Странник в глубокой ночи под звуки фаду прокручивал сотни страниц Интернета, нажимая на компьютерную мышку, и написал эту поразившую меня – такую пронзительную, такую врезавшуюся мне в сознание фразу:
«…загадав, если Рублев или Довлатов - обязательно напишу. Фотографии не интересны. Любви... ... надеюсь... взаимности... отвечу... Как в трансе…»
Вся его биография, все, что я узнала о нем позднее, доказывало как теорему Ферма всю глупость нашего представления о «братках», точнее, о тех, кто вел в России криминальные войны. Я не думаю, что все его коллеги по «невидимому фронту» столь же глубоки и не стандартны, уверена, что он там – один на сотни тысяч. Как и я в России – одна на сотни тысяч. «Пошли мне Господь второго…». Да, тезка моего Странника, так и есть, Владимир, да, Гамлет Таганковский, нас мало, и, встретившись, мы оказываемся разведены по времени и принадлежности к эпохе. «Пошли мне Господь второго, такого же, как я…».

 Мало помалу письма стали мне необходимы: прибегая в редакцию, я первым делом открывала почту:

 Я стоял на высоченном скалистом берегу и видел впереди себя совсем не океан, а настоящий космос: небо и вода слились в единую массу и, казалось, возносили меня в неведомое. Ничего подобного я не ощущал нигде, хотя “потоптал” берега всех океанов, как и не удостаивался специального диплома с сургучной печатью о посещении этого удивительно неземного места. Несмотря на то, что когда-то Лиссабон был буквально смыт с лица земли могучей водной стихией.
Я неподвижно смотрел на корабль. Ярко освещенный, он покоился на
поверхности Тахо (река в Португалии, на которой стоит Лиссабон), невдалеке
от набережной. Хотя я уже неделю был в Лиссабоне, я все еще не мог
привыкнуть к беспечным огням этого города. В странах, откуда я приехал,
города по ночам лежали черные, будто угольные шахты, и свет фонаря в
темноте был опаснее, чем чума в средние века. Я приехал из Европы
двадцатого столетия… (Юрий Ковешников)
Странник

Я продолжала твердить про Протвино, про новую физическую теорию суперструн, смутно догадываясь, что на том конце оптико-волоконного провода такого города и такого слова могут вообще не знать.

 В Москве захватили заложников. Они пришли посмотреть мюзикл «Норд Ост». По телевидению разворачивалось другое шоу. Трагедия. Странное время, странный век. Не мой двадцатый – век романтиков и бардов, физиков-атомщиков, спорящих о термояде в «Девяти днях одного года» с невероятно обаятельным Баталовым в главной роли. Нет, этот новый век был жесток и абсурден. Время репортажей на крови. Нам показывают войну в прямом эфире. В прямом эфире убивают по-настоящему. Впервые я поняла, что такое война в прямом эфире, в октябре 1993-го. Потом это стало нормой, в этом не было уже ничего необычного, мы стали привыкать к тому, что смерть можно увидеть на экране в реальном времени. Как страшно, что люди стали привыкать.

 «Привет, капитан Немо!
В Москве холодно и грустно. Три ночи у телевизора... Россия... под наркозом...Они, так и не проснувшись, уходили в вечность, а я все думаю о новейшей истории. И, кажется, когда я смотрю на человечество, все больше люблю собак и лошадей.
Кабо де Рока над облаками - у меня на компьютере....

Виола»

Ничего в своей жизни не видел красивее того зеленого весеннего холма под окнами институтского общежития в Киеве на следующий день после возвращения с того света из-за медикаментозного коллапса - по-моему, так это называлось.
Насилие. Кровь. Заложники. Убийство во благо и смерть в искупление...
Фиалка, для чего мы все это? Ведь есть лошади на лугу и собаки, которые нас любят. Прости меня, моя верная псина. Никогда эти глаза не забуду...
Извини за сумбур, на душе мерзко после Норд-Оста, а Кабо да Рока на твоем мониторе... я рад.
V.

«Здравствуйте, Владимир! Плакала я, когда ждали спасения "Курска". Сейчас даже слез нет... Хожу по городу с наушниками, слушаю Высоцкого и Талькова... Перечитала Рубцова "Неизвестный", «Тихая моя Родина", "Утро утраты"...
Ви»

 Войны почему-то не хотелось. Хотелось тишины и понимания. Хотелось легкой руки, коснувшейся ненароком моей. И угадывания мысли без слов. И фразы – еще до ее написания.
Я посылала Владимиру свои стихи. Я не знала, что посылаю стихи человеку, ставившему людей «на счетчик», бравшему заложников и игравшему в русскую криминальную войну середины девяностых. Человеку, который по воле явно издевавшихся над нами небес стал мне тогда ближе, чем кто-либо.

Да, Фиалка, иногда кажется, что и Кабо да Рока, и Азоры где-то в Туманности Андромеды, а не за стеной моей квартиры и гораздо реальнее - моя Пермская лошадь из далекого 82-го, несущаяся по широченной улице, вытянув шею и разбрасывая ноги, навстречу заходящему солнцу...Интересно, а сколько лет живут лошади? За окном настоящая осень... прозрачный воздух и +20, по телевизору сериалы и почему-то на португальском они не раздражают, милые музыкальные передачи - ностальгия по 80-м, минимум рекламы... моя простушка Португалия...на душе покой...

Странник Владимир из паутинки И.

 Я отложила письмо, открыла фотографии Севастьянова: экспедиция, смешной чудак с бородкой, похожий на молодого Чехова, нежится в целебной грязи. Долина гейзеров…
Вот - международная группа ученых на берегу какого-то океана. Севастьянов стоит в центре своей экспедиции. Мне так хочется оказаться сейчас рядом, на этом далеком, продуваемом ветрами всех океанов земного шара побережье – то ли Арктики, то ли Антарктиды, а, может быть, и всплывшей в моем воображении Атлантиды!
Скоро, очень скоро он будет в Москве!
И вдруг меня озарило: он же всерьез рассчитывает на знакомство, и как написал в первом же письме, мечтает о русской интеллектуалке и куче вундеркиндов, которые вскоре должны украсить его коттедж под Торонто! Бог мой, какие дети, какой коттедж!
Русский писатель должен жить в России, чтобы написать что-нибудь стоящее. Или не должен? Мысли скакали, гарцевали, не хотели переходить на спокойный, степенный и размеренный шаг с мелодичным и вполне мирным поцокиванием копыт.
- Заигралась ты, девушка…, - шепнуло мне мое Альтер Эго.
Да, домик в Канаде… «Над Канадой небо сине, меж берез дожди косые, хоть похоже на Россию, только все же не Россия…». Старая пластинка была как бы ни причем. Она была абстракцией. Теперь же на меня обрушилась конкретика.
- Съезжу в гости, и потом слиняю, - успокаивала я свое Альтер Эго.
- Не слиняешь, затянет! – ухмылялось мое обнаглевшее Альтер Эго. Я решила, что пора заняться его воспитанием.