Лучший друг Евгения Рунского. Глава 5

Князь Муранов проснулся чуть свет. Он тихо, чтобы не потревожить сон обожаемой Додо, встал с постели, облачился в свой лучший костюм и надел ордена, полученные за турецкие победы. Приказав заложить карету, Павел наскоро позавтракал и, как только все было готово, выехал.
Как приятно было проезжать знакомые петербургские улицы после года отсутствия! Летний сад, где он, маленьким мальчиком, гулял еще со своими родителями, а затем с Соней и тетушкой, вековыми деревьями и узорной чугунной оградой напомнил князю детство.
Вскоре он подъехал к Зимнему дворцу. Поднявшись по широкой комендантской лестнице, Павел без труда отыскал кабинет государя, где ни раз, служа в лейб-гвардии конном полку, бывал прежде.
Два дежурных офицера стояли у дверей императорского кабинета, подле которых, на стуле, сидел молодой человек, вероятно, ожидающий очереди на аудиенцию.
Я буду после вас, - обратился к нему князь, присаживаясь рядом.
Молодой человек обернулся. Он узнал в Павле старого полкового товарища и, воскликнув «Муранов!» обнял своего друга.
-Голицын! Ты! Как же я рад! - восклицал Павел.
Увидев, как посуровели лица дежурных офицеров у кабинета его величества, молодые люди, спохватившись, понизили голоса.
-Право, Поль, что-то мы раскричались. Там у государя барон Бенкендорф с докладом, - почти шепотом проговорил Голицын и бросил многозначительный взгляд на двери императорского кабинета. - Ну, рассказывай, как твои дела.
-За этот год так многое изменилось. Ты знаешь, ma tante увезла меня в деревню, и там, там я нашел свое счастие…
-С этого момента, пожалуйста, по подробнее, - вставил Голицын.
-А что, собственно, я могу тебе рассказать? Я женился, - просто ответил Павел.
-Ну, ты, брат, попал! Надо же - князь Муранов, известный кутила и дамский угодник, и вдруг женился! Теперь сидишь в вольтеровских креслах в теплом шлафроке и пьешь чай подле женушки?
-Оставь шутки, Александр. Да, я женат. Но Евдокия изменила мои прежние представления о супружеской жизни.
Князь Голицын, услышав имя жены друга, немного изменился в лице и хотел, было что-то сказать, но промолчал.
-Давно ты женат?
-Еще нет и недели, - ответил Павел.
-А что же ты тогда делаешь здесь, в Зимнем дворце?- шутливо поинтересовался Александр.
-Приехал просить государя позволить мне поступить на статскую службу.
-Да брось! Возвращайся к нам в полк, послужим, как прежде.
-Нет, я теперь решил пойти по гражданской, - начал Павел.
В тот момент дверь императорского кабинета отворилась, и из него вышел высокий генерал в голубом мундире, увешанном аксельбантами и орденами. Это был барон Александр Христофорович Бенкендорф, шеф жандармов, начальник третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Он, и не взглянув на молодых людей, гордой поступью направился по коридору.
-Князь Голицын, штабс-капитан лейб-гвардии конной артиллерии, - доложил флигель-адъютант Сергей Безобразов и, услышав царственное «Проси», пригласил Александра войти в кабинет.
Павел остался один дожидаться своей очереди. Он непривычным взором принялся рассматривать пышное убранство, окружающее его: старинные вазы, картины…
Так прошло с четверть часа, по прошествии которых Голицын вышел из кабинета. Услышав от друга «Я дождусь тебя», Павел, немного волнуясь, произнес, обращаясь к Безобразову: «Князь Муранов…с прошением», и через полминуты он уже входил в императорский кабинет.
Государь Николай Павлович, имея тридцать пять лет отроду, был очень высоким, хорошо сложенным мужчиной с рыжеватыми волосами, того же цвета густыми бакенбардами и пронзительными светло-голубыми глазами. Это были истинно глаза монарха – их взгляда не мог выдержать даже всесильный генерал Бенкендорф. Кроме того, в осанке, движениях – даже в наклоне головы Николая I - было что-то величественно-царственное.
Павел, шаркнув каблуком, поклонился:
-Ваше Императорское Величество, благодарю за то, что вы соблаговолили принять меня. Позвольте мне изложить вам мою нижайшую просьбу.
-Что же, излагайте, - кивнул император.
-Нижайше прошу вас позволить мне поступить на статскую службу, - сказал Павел, - куда Вашему Императорскому Величеству будет угодно, - добавил он.
-Отчего же не хотите вернуться в свой полк? – император, поднявшись с кресел, подошел к Павлу и прямо посмотрел ему в глаза. – Я помню, как отлично вы проявили себя в турецкой кампании двадцать девятого года.
-Благодарю вас, государь, но дело в том, что я женился.
-Женились? – с сомнением в голосе произнес император – он не считал это препятствием для военной службы. – Кто же ваша супруга?
-Урожденная княжна Ш***, Евдокия Николаевна.
-Ш***? Ни дочь ли того Ш***, что отличился в двенадцатом году?
Павел кивнул.
-Помню, помню, ваш тесть также, пойдя войну, поступил на гражданскую службу. Кстати, где он сейчас?
-В Петербурге, Ваше Величество.
-Передайте князю, что я хочу его видеть.
-Всенепременно, Ваше Величество.
-Что же касается вас…я подпишу указ о назначении вас чиновником для особых поручений при министерстве внутренних дел в чине…коллежского секретаря.
-Вы слишком добры ко мне, Ваше Величество. Я не смел надеяться…
-Полноте, князь. Я ценю людей, проявивших себя во славу царя и отечества. Что ж – по статской, так по статской. Хотя отличный воин, - с некоторым сожалением произнес император.- До свидания, князь. Надеюсь вскоре видеть вас во дворце, - сказал он, давая понять, что аудиенция закончена. Павел вышел из государева кабинета.
У дверей его ждал Александр Голицын, устремивший на друга вопрошающий взор.
-Что сказал государь?
-Я назначен чиновником для особых поручений при министерстве внутренних дел! Вот уж не ожидал, что император окажется в таком прекрасном расположении духа.
-За это тебе следует благодарить меня, - важно сказал Голицын, - вероятно, это мой доклад так обрадовал государя.
-В таком случае, низкий поклон вам, князь, - шутливо говорил счастливый Павел, спускаясь вслед за другом по комендантской лестнице.

 * * *
«Она весела, она улыбается. Черт возьми, также, как и мне», - молнией пронеслось в голове Павла, увидевшего Евдокию и Рунского.
-Здравствуйте. Евгений. Какими судьбами? - вслух сказал князь, приветствуя гостя.
-Добрый день, Павел. Мне бы не хотелось… - начал Рунский, вставая с кресел и пожимая ему руку.
-Если не возражаешь, я сама все расскажу, - прервала Евдокия и, увидев, как утвердительно кивнул Рунский, взяла мужа за руку и увлекла за собой.
-Я видела твои глаза, когда ты вошел. Мне больно. Больно оттого, что ты, пусть даже на мгновение, усомнился во мне, - сказала Евдокия, закрыв за собой дверь одной из комнат первого этажа, куда вошла вместе с Павлом.
Она произнесла это так искренне, с таким выражением, что князь упал перед нею на колени и обнял ее стан.
-Евдокия, прости меня1 Прости, я больше никогда не допущу подобных мыслей. Я люблю тебя!
Додо привела на колени и, заглянув мужу в глаза, тихо произнесла: «Запомни это, пожалуйста. Я не раз говорила тебе, что Евгений Рунский не может стоять между нами. Не будем больше возвращаться к этому. Позволь, я только расскажу тебе, почему он здесь».
Павел кивнул, и Евдокия в нескольких предложениях рассказала ему о причине появления Рунского в Петербурге.
-я рад за него, - произнес Павел, задумавшись, - Если Соня любит Евгения, она сможет составить его счастие, я уверен. Да, вот почему она была так задумчива в дороге, а я и не придал этому значения. Евгений может оставаться в нашем доме, сколько ему будет угодно,- уточнил Павел.
Когда князь просил прощения у Евдокии, неясные, безуспешно гонимые сомнения продолжали преследовать его. Теперь же, узнав о том, Что Рунский влюблен в его сестру, Павел, наконец, полностью избавился от них, внутренне упрекнув себя в подозрительности и дав немое обещание впредь не допускать и тени подобных сомнений, омрачающих светлый идеал Додо, неотступно владеющий его мыслями.
-Половина первого! Мы же опоздаем на помолвку Миши! - воскликнула Евдокия, взглянув на часы Павла и прервав его раздумья. - Поедем скорее.
 -Евгений, мы должны не на долго уехать. Пожалуйста, никуда не выходи, - произнесла княгиня, уже одетая проходя гостиную. - Скоро будет готова твоя комната, располагайся.
Рунский хотел было что-то сказать, но Мурановы поспешно вышли во двор и, сев в карету, которая с приезда Павла оставалась заложенной, приказали на Большую Мильонную.
По дороге Павел рассказал жене о своем визите к государю, немало ее обрадовав, и вскоре они уже подъезжали к дому родителей Евдокии.