Дуэль

       С недавних пор дуэль, как способ раскрытия мучивших душу противоречий, стала занимать его. Сначала ему представлялась темная шинель с каплями дождя на ней и он, в неё облачённый, стоит со старым, оттягивающим руку пистолетом. Смотрит то на дуло, то в туман, окутавший окружающее пространство непроницаемой стеной молочного цвета, то на капли воды, блестящие на рукаве шинели в лунном сиянии, и, вдыхая ртом свежий морозный воздух, пытается отыскать своего противника.
       
       Где-то далеко в селении, лают собаки, голосят девки, а он спокойный и гордый, вдыхая холод и выдыхая пар, готов к появлению своего противника из-за стены тумана и поэтому думает о чем-то совсем постороннем: О регби и испанских католиках, китайской писательнице Шэнь Са и новой модели Протоплена.

       Но по мере развития этого образа ему стало казаться, что в этой картине чего-то не хватает и как назло в голову стали лезть ненужные образы: То выбегающие из-за стены тумана шаманы с бубнами, то пожилой еврей в длиннополой шляпе, выходящий из тумана и говорящий что-то на идише, то Юрий Гагарин – первый космонавт земли, облачённый в скафандр и махающий ему рукой, а затем делающий шаг назад и растворяющийся в тумане навсегда.
       
       Он тряхнул головой – дуэль, это достаточно серьёзно, это диалектика двух доведенных до отчаянья и готовых на убийство себе подобных людей; в дуэли нет места шутке и пустым никчемным образам. Можно, конечно, рассмеяться как старец Зосима и послать всех на, но… Дуэль обязывает, дуэль бесчеловечна и проста, она срывает маски и покровы, и на какой-то момент наполняет смыслом наше никчёмное существование, настоящая дуэль похожа на внезапный порыв страсти…

       А может быть он Лермонтов?
       
       От такого предположения он очень удивился. Хотя Лермонтов жил в девятнадцатом веке, а он живёт в 21 веке, хотя он знает много того, что не знал Лермонтов и не знает много того, что знал поэт, этого также нельзя было исключать. И дуэль. Дуэль…
       
       Дуэль, которую он сейчас ведёт с неведомым ему противником, разве это не подтверждение его мысли?
       
       Лермонтов, Лермонтов… Да, Да.. Да!

       Внезапно он перестал ощущать себя тем, кем он был и ощутил себя совсем другим человеком. Он вспомнил свою бабушку, вспомнил уроки французского языка, это долговязого смешного учителя француза, вспомнил свои первые попытки написать стихи, первую любовь к немой девочки, и заплакал от странного чувства – вроде бы и жил, а вроде бы и нет, вроде бы писал стихи, а вроде бы программы в маленьком убогом офисе. Программы постоянно глючили, стихи не получались, а он всё писал, писал…
       
       Стоп. Он отвлёкся. Он совсем не заметил, как из тумана появилась тень, у тени сверкнули глаза, в её руке сверкнула звезда, а затем он услышал звук выстрела. Как будто бы лопнула барабанная перепонка, такое было странное чувство.

       Он пошатнулся и упал на траву – как всё глупо вышло, обожраться наркотой,- мелькнуло у него в голове. А затем он ошутил щекой шершавую поверхность стола. Сил не было подняться. Что-то больно отозвалось в груди. Сердце больше не билось. В груди стало тихо, а он всё ещё жил.
       
       -Опять я проиграл, - подумал Лермонтов и закрыл глаза. Ему снилась, как он летел в межзвездном пространстве на параплане, а под крыльями зеленели сибирские леса. Где-то вдалеке играл тихий джаз и что – то в этой музыке было очень знакомое и доброе.