Буковки Буковски

Что-то не вставляет музыка. Никакая. Посему радио Энергия. NRG. Чем энергичнее, тем лучше. В одно ухо энергично влетает, в другое, миновав среднее... а иногда, даже не влетая.
Запрашиваю разрешение на посадку. Недалеко от магазина. Навороченный такой. Суперсам. С высоты птичьего полёта он похож на зиму или, в крайнем случае, на позднюю осень. Наверное, в нём торгуют кофе, сигаретами, одноразовыми супами, шприцами и болванками, плешивыми новинками от Голливуда и упругим волосатым свемовским детищем советского кинематографа и, и, и… и ещё много чем.
Но – это главное – там продаётся за рупь тридцать семь советских денег портвейн «Приморский» – беззаботная дверь в детство о тринадцати кипарисах на зелёной, чуть выгоревшей этикетке.
Дают добро. Грациозно, словно беременная яблоками утка, выпускаю шасси, ловко приземляюсь на стоянке такси и, сняв гермошлем, захожу в магазин.
У его входа толпятся братья Толстопятовы с самодельными пневматическими автоматами в руках, голый призрак Чикатилло обречённо стреляет сигареточку, а бедный Ёрик исполняет соло для левой руки с оркестром. Молодой грузинский интеллигент Маяковский с переменным успехом бьёт морду рязанскому поэту Есенину. Тот, сплёвывая кровь, пытается объяснить нападавшему, что ему пох, потому что он московский озорной гуляка, которого, к тому же, знает каждая собака. Борис Виан тщетно врёт Майлзу Дэвису, что он не брал его трубу. Вокруг них – тех и других, – словно бабочка, порхает Кассиус Клей, но ужалить не решается – страшна в гневе творческая интеллигенция.
И среди этого скопища, не замечая бурной деятельности покойников, две старушки – божьих одуванчика ведут неспешную беседу. Да и куда торопиться-то? Ну, не на кладбище же.
- А где же обещанный Буковски?
- Откуда я знаю, где носит этого сумасшедшего янки.
- Я хочу сказать: ты обещала мне его книжку. Почитать.
- Да? Что-то не припомню. А ты знаешь, что английский язык самый вежливый язык в мире, - попыталась переменить тему разговора одна.
- Почему это?
- Потому что там отсутствует понятие «ты». В нем обращаются исключительно на «Вы».
- А в русском "иду на "вы"" - означает что-то вроде: "милостивый государь, вы гандон".
- В таком случае, почему уважаемые и вполне достойные люди обращаются друг к другу на "Вы"? - резонно возражает первая.
- К незнакомым – да, - соглашается с ней вторая, - а вдруг один из них, действительно, гандон? Но потом-то всё равно переходят на "ты", или перестают общаться.
- А если не перестают, но не переходят? - не унимается первая.
- Кто знает, что у этих гандонов милостивых на уме..., - резюмирует вторая, а затем, с восхищением прицыкивая зубом: - Надо было сразу сюда идти. Тут и выбор богаче, и цены умереннее: кофе, колбаска, одноразовые супы… ой, смотри, даже видео-прокат есть.
- Да.
- Да?
- Да!
Обошли с пустыми корзинами весь торговый зал, купили бутылку водки и удалились, оставив меня просвещённым.

27.11.2006 г. Ялта.