там где Пенелопа

Одна неглупая вроде бы девушка, написала рассказ «Пенелопа». А в роли мелкопоместной древнегреческой царицы у неё выступила бабушка, у которой муж погиб на фронте. Бабушка эта каждый вечер выходила во двор и вязала какую-то одну и ту же шерстяную вещь, а потом её распускала – так де и Пенелопа распускала в ожидании Одиссея сотканный холст, потому что пообещала назойливым сватам не ждать больше Одиссея, когда холст соткёт.
Но тут вот что я думаю – во-первых, Пенелопа была первейшей красавицей, во вторых, может быть у бабушки просто не получалось связать то, что она хотела, а в третьих, скажи писательница бабушке, что она, то есть бабушка – Пенелопа, то бабушка скорее всего на неё возмутится – Какая ещё лопа? Сама ты лопа. Так что Пенелопой я назвал бы скорее не бабушку, а саму эту умную девушку, а с холстом сравнил бы не то, что туманная бабушка вяжет (которую, кстати, вряд ли сваты осаждают), а – тексты этой самой писательницы, которая, опять же, в отличие от царицы тексты эти ночью по строчкам не распускает. А потому что уже не столько своего Одиссея ждёт, сколько рассказы хочет напечатать, то есть Одиссей для неё – книгоиздатель, за которым и плыть ещё самой надо. Только вот и рассказы-то она пишет потому что Одиссея ждёт, а только она Одиссеев всех перепутала, поэтому и холсты у неё нереалистичные получаются. Так что пусть она лучше разовьёт такой алгоритм:
Бабушка вяжет и распускает, вяжет и распускает, а внучка, когда её забирать со скамейки приходит, и говорит ей – Ах ты, Пенелопа ты наша.
А бабушка ей – Какая ещё лопа? Сама ты лопа! Что ещё за лопа?
- Ах, бабушка, ты и не знаешь – говорит, вздыхая, внучка.
- Да куда уж нам знать-то, всю жизнь проработала, мужа схоронила, куда нам за вашими лопами гнаться. А внучка ей и объясняет – Пенелопа, бабушка, – это такая древняя царица, которая… А бабушка её слушает сквозь свою стену, бабушка-то ещё древнее внутри себя, чем для внучки Пенелопа, для бабушки вся эта история – шевеление в ушных пещерах, таинственное и пустое, до светлого смысла-то бабушке и не добиться, - до наружного-то смысла, ибо в ней уже внутренний, кромешный смысл поселился, поэтому и говорит она – какая ещё лопа? А какая такая лопа, безразлично ей, а только вечер погожий кончился, и уводит её внучка домой. Вот уж до проёма двери подъезда дошли они, ручка об ручку, а ветер погожий кончился. А что она вяжет, ей всё равно – вязание тёплое, хорошее, а только ниток ей лишних не надо, уж всем всё связано, так теперь она так, для себя чего-нибудь свяжет, а что – ещё подумает. Может быть – белые следочки, в которых в свой маленький домик ляжет, а и никого она не ждёт, эта бабушка, потому что здесь ей уже поздно ждать. А может быть, там свидимся, говорит. Там, где Пенелопа.