Требуется талант

 

 - Можно? – Савик Родин уже проходил в кабинет к редактору отдела, откровенно ожидая, что его похвалят за работу. Всего два часа назад он вернулся из суворовского училища, где должен был написать очерк о кадете Иване Кураеве – воспитаннике детского дома, сироте, который теперь готовится стать защитником Отечества. Задание, даже для стажера областной газеты, которым Родин собственно и являлся, казалось простым, и именно поэтому он решил подойти к нему творчески. Полный впечатлений от общения с элитой военного курсантства и движимый нетерпением достичь результата молниеносно Савва, вернувшись, сразу принялся за текст. Закончил. Перечитал. Остался доволен. Уже через двадцать минут он отправил очерк редактору на утверждение. И вот теперь звонок Ниночки – секретарши: «Родин? Зайдите срочно к Роману Васильевичу». Савик шел по коридору и чувствовал, как крылья растут у него из под лопаток. Сейчас скажет: «С такими, как ты Савка приятно иметь дело. Работаешь быстро, без лишней паники, текст такой лаконичный, яркий даже местами текст. Молодец! Нам такая молодежь ВО, как нужна!»
 - Проходи, проходи Савелий, - жестом пригласил редактор – молодой парень с комсомольским значком на лацкане пиджака. Он был старше Родина года, наверное, на три – четыре. – Присаживайся.
 Уже в эту секунду, вместе с этим безликим «присаживайся», Савка понял – крылья можно сложить.
 - Очерк твой, – ткнул он тонким белым пальцем в лист бумаги на столе, - вот, ознакомился.
 Родин кивнул.
 - Первая твоя работа у нас?
 - Да, - ответил вслух. А то ты не знаешь – подумал про себя.
 Редактор по отечески улыбнулся.
 - Еще научишься.
 Взял лист в руки, глазами отыскал нужную ему строку и воскликнул:
 -Вот!
 Савва даже испугался. Так он это воскликнул. Тот ли лист я ему отправил? – подумал с ужасом. Может быть, там мои первые опыты эротической прозы? Грешен. Пробую перо. Но если так, не хотел бы я, чтобы эти опыты попали к редактору. Слишком уж там все… Сколько раз говорил себе - не держи такие опусы в ящике стола.
 К сожалению, дальнейшее от эротики было безгранично далеко.
 - Вот, - повторил редактор и прочел: - «Теперь Иван учит английский, правильно чистит сапоги, качает мышцы и по-армейски заправляет постель – постепенно становится защитником отечества». Ну?
 - Что? – не понял Родин.
 - А ты не понимаешь? – он смотрел на него, как врач смотрит на пациента – симулянта. Снисходительно смотрел.
 - Нет.
 - Откуда такая ирония? Чистит сапоги, заправляет постель, значит защитник Отечества?
 - Там не так написано, - возразил Савва
 - А как?
 - Там о том, что он постигает азы новой для него жизни и, соответственно, становится постепенно другим человеком.
 - Да?
Родин кивнул.
 - Знаешь, мне так не кажется. Я не понял того, о чем ты сказал, значит, этого не поймут и читатели.
 Редактор кашлянул, отвел почему-то взгляд куда-то в сторону и добавил:
 - Ну, по крайней мере, не все. Кстати, о понимании, - он снова поискал глазами в тексте: «Здесь курсант Кураев постигает науку побеждать».
 - Да, - зачем-то сказал Савка.
 - Что да?
 - Постигает. - Больше сказать было нечего.
 - Это как?
 Теперь Родин всерьез растерялся. Или он с ним играл, или дело обстояло значительно хуже.
 - Ну, я имел ввиду название книги Суворова «Наука побеждать». Он там написал о том, как он видит военную стратегию и…
 - Допустим,- редактор еле сдерживался, - об этом знаешь ты, я, но для читателей можно было бы и расшифровать. Скажем, «постигает науку побеждать, ту самую, о которой писал еще Суворов». Понимаешь?
 - Зачем?
 - Как зачем? – все труднее становилось ему совладать с таким глупцом, как Савва. – Хотя бы, потому что нельзя считать себя умнее своего читателя, Родин. Плохой знак – начал называть по фамилии. Савва включил ироничного идиота.
 - Мне казалось, что читателя нельзя считать глупее себя. Так нам в университете говорили.
 - Знаешь, мне это надоело, - наконец вспылил редактор.- Я трачу свое время, пытаюсь тебе помочь, а ты как себя ведешь?
 - Извините, - как-то совсем по дурацки произнес Родин.
 Редактор махнул рукой, вероятно принимая извинения.
 - И последнее, что я хотел сказать тебе, Савелий. У тебя герой очерка находится как бы сам по себе в этом суворовском училище, понимаешь?
 - Как же? Там про его товарищей написано, про их распорядок дня, про офицерство…. - все еще продолжал спорить Родин.
 -Да, да, все это присутствует. Нет главного, - редактор многозначительно замолчал.
 - Чего? – спросил Савка осторожно.
 - Нет роли нашего государства. Все-таки мы областная газета, так сказать орган власти. И выпуск, где должен выйти этот очерк, посвящен, как ты знаешь, двадцать третьему февраля – дню, так сказать, Советской армии.
 - В этом очерке, по моему все про армию, - Савкин «дурак» помогал ему не принимать всерьез происходящий диалог.
 - Кто воспитывает твоего кадета? Государство. Кто дает ему профессию? Опять же государство. Кто его кормит, в конце концов? Например, у тебя в тексте совершенно нет его слов благодарности за то, что он теперь кадет суворовского училища. Его, сироту, детдомовца принимают в элитное заведение, вводят, так сказать, в семью. Он что думает, это ему с неба упало?
 Савве стало скучно.
 - Я должен вписать что-то вроде: «спасибо за мою счастливую судьбу»? – спросил он прямо.
 - Вот именно! – возликовал редактор. – Это же просто! И прошу тебя, Савелий - искренне. Без педалирования, но искренне, так чтобы слеза навернулась. Очерк – это очень важный материал. Он раскрывает человека, понимаешь?
 -Конечно, - Родин уже собрался выходить, но редактор жестом остановил его, - Скажи, а в многотиражке своей, ты разве не писал подобные материалы?
 Бедный - бедный. Он так произнес слово «многотиражка», что показалось, проглотил лягушку.
 - Не такие значительные, - откровенно съязвил Савва.
 - Да, - ответил он, поджав губы, - для таких материалов одного наскока маловато. Талант требуется, - он секунду помолчал, - требуется талант Родин, понимаешь?
 Он понял. И очерк переписал. Вырезка из той самой газеты хранится до сих пор у него на письменном столе под стеклом. Быть может, Иван Кураев, благодаря вмешательству государства в его судьбу стал генералом, оброс животом и обрел значительность, Родин больше его не встречал. А вот Романа Васильевича Ларичева, тогдашнего редактора отдела той самой областной газеты он встретил пятнадцать лет спустя на встрече редакторов республиканских изданий с Главой советского государства. Тогда Савелий Родин входил в так называемый «горбачевский пул».
 В перерыве к нему подошел высокий, обрюзгший слегка человек в роговых очках и протянул руку для приветствия.
 - Не узнаешь? – спросил он
 - Извините…нет, - признался честно Савелий.
 - Ларичев. Гонял тебя в краевой областнухе, помнишь? Вижу, на пользу пошли мои уроки, как там САМ?
 - Неплохо, – что он мог еще сказать о первом лице Государства.
 - Может быть, после всего выпьем где-нибудь?
 - И рад бы, да не принадлежу себе, увы! – Родин деланно взглянул на часы и улыбнулся, - надо спешить, – сказал, словно извиняясь, и зашагал прочь по красной ковровой дорожке через просторный светлый холл.