Мамонты будут жить!

Николай Самойлов
Мамонты будут жить!

Бригадир, одной из бригад, мощной столичной группировки Алексей Борисович Мамонтов- погоняло Мамонт, загулял. Повод у него был веский, обмывал рождение первенца. Сына он еще не видел, но уже любил, так как может любить только сильный, уверенный в себе, завоевавший авторитет и место под солнцем, удачливый самец. Отечественным врачам и больницам Мамонт не доверял, поэтому рожать жену отправил в Германию, рассудив, что у нас и за большие бабки могут ребенка при родах покалечить, занести инфекцию, в общем, сделать инвалидом на всю жизнь. Денег у него хватало, поэтому решил не рисковать. Когда жена позвонила и сказала о рождении сына, на радостях запил. Гудели, конкретно, всей бригадой, по полной программе: сауна, девки, водка. Лозунг: Бери от жизни все! - Был девизом братвы. Они и брали, все что нравилось, рискуя, не считаясь с законом и моралью, признавая только понятия и авторитет силы.

Алексей с жалостью смотрел на забитых нуждой, трясущихся от вечного страха лохов: серых стариков и не умеющих постоять за себя молодых парней. Если первых он понимал и жалел: отжили свое, силы на исходе, то последних презирал, считал человеческим браком, отбросами. Наркоманов ненавидел люто. Рисковый, азартный он давно никого не боялся. Жизнь среди бандитов научила его отстаивать свое ни перед, чем не останавливаясь. Всякий, кто видел его голубые глаза, наполняющиеся белесым туманом бешенства, понимал- этот человек способен на все, чужая смерть для него только шаг к намеченной цели. Он жил по понятиям, как мусульманин по законам шариата. Никогда не понимал лохов, не способных отстоять честь и достоинство, потребовать свое, бегущих за защитой к грабящей и унижающей их власти. У него была своя стая, с которой он решал все возникавшие у него проблемы. Крепкий телом и духом, смелый и решительный Алексей долго не раздумывал: замахнувшись - бил, прицелившись - стрелял и убивал. Его боялись враги, любили друзья, уважали конкуренты. Поэтому в свои тридцать два года Мамонт имел все: авторитет, деньги, иномарку, квартиру, дачу, красавицу жену, верных друзей, а теперь еще и сына-наследника всего, что он завоюет в этой жизни. Мысль о том, что его род не оборвется на нем, приводила Мамонта в восторг: Мамонты не вымрут!- кричал он своим друзьям. Они одобрительно ревели в ответ, пугая оказавшихся рядом обывателей. В аэропорт, встречать, прилетевшую из Германии жену выехал радостный и возбуждённый. Не терпелось увидеть сына, гнал превышая скорость, не следя за дорожными знаками, поэтому не заметил тормознувшего его гаишника. Тот обиделся и погнался за Лешей. Мамонт проигрывать не любил, заметив погоню, прибавил газ. Попробуй, догони! - думал он. В азарте гонки выскочил на кусок дороги, где накатанный машинами снег превратился в лёд. Ехавшего впереди на черной «Волге» лоха развернуло, Мамонт не успел увернуться, «Мерс» вскользь ударил в бок «Волги» и как бильярдный шар от борта, отлетел в кювет. Когда, покувыркавшись, машина встала на колеса, Алексей вылез из нее, сделал несколько шагов и упал, потеряв сознание. Очнувшись, увидел белый потолок и светло-голубые стены маленькой, незнакомой ему комнаты. Солнечный лучик, проскользнув между двух белых, неплотно задернутых занавесок на окне, согревал лоб. Алексей помнил аварию, как попал сюда вспомнить не смог. Пошевелился, боли не почувствовал, голова была ясной, попробовал встать с кровати. Что, милый, очнулся?- сухонькая старушка с морщинистым, круглым лицом и добрыми, серыми глазками наклонилась над ним и ласково защебетала: Лежи, лежи, сынок, сейчас доктора позову. Он придет, осмотрит и скажет, что делать дальше. Старушка встала, неожиданно резво, вышла из комнаты в коридор и крикнула: Иван Савельевич у нас радость, больной ожил. Через минуту в дверях показался энергичный старичок в очках - вылитый Айболит из детской сказки. Внимательно оглядел Алексея, постучал теплой ладошкой по его могучей груди, послушал, заглянул в рот, заставил высунуть язык и бодро заявил: Молодец, богатырь! Осилил болезнь, теперь совершенно здоров, можно выписывать. Ты, как Илья Муромец лежал, лежал, вдруг встал, как ни в чем не бывало. Думаю, теперь готов к труду и обороне: хоть дубы корчевать, хоть с врагом воевать. Дорогая, Мария Петровна, верните больному его одежду, документы, дайте сухой паек на дорогу и отправьте домой. У нас ему больше делать нечего. Мамонта это удивило и обрадовало. Удивило то, что к нему отнеслись, как к обычному лоху, обрадовало возможность уехать домой, увидеть жену и сына.
 Как я к вам попал? Долго ли здесь валялся и как добраться до Москвы?- требовательно спросил он, хлопочущую у кровати старушку. Тебя нам дед Мороз на санках привез, как раз под Новый год- рассмеялся Айболит.- сказал в подарок. Намучились мы с тобой. Еле откачали. Четыре месяца у нас. - Где это у вас?

- Там где положено быть. Веселые лучики вокруг глаз доктора погасли, голос стал резким, даже враждебным: Ты получил то, что заслужил. - Алексей с удивлением увидел перед собой не добренького Айболита, а строгого похожего на Николая Угодника с иконы – старика.
 -Что я мало заслужил? –возмутился он –Да я за месяц «Мерс» делаю. Вашу больницу с потрохами могу купить.- Здесь тебе ни рубли, ни доллары не помогут- сухо ответил доктор. У нас в цене добрые дела и помысла. У тебя их - кот наплакал. Спеши, времени у тебя мало. Некогда лежать, бока пролеживать. Проводите его Мария Петровна- строго сказал доктор и вышел, закрыв за собой дверь. Алексей обиделся, но вида не показал: меня кто-нибудь навещал? - У нас не навещают, не проведывают. - Ничего больше Мамонт от старушки узнать не смог. Она куда то ушла, через несколько минут вернулась с его одеждой- Здесь все, что на тебе было одевайся. Спеши, дорога дальняя - сказала и вышла. Когда Алексей оделся, подвела его к старому умывальнику с носиком, на который нужно было нажимать, чтобы полилась вода. Он висел над раковиной, под которой стояло ведро.
Такие умывальники Мамонт только в кино видел. В какую глушь меня занесло? – размышлял, умываясь Алексей – почему меня ни жена, ни братва не разыскали? Такого неуважения он стерпеть не мог. Его Мамонта здесь, похоже, за фраера держат. А, что с них взять с этих деревенских лекарей! Правда, подлатали его неплохо, стал здоровее чем был. Нужно бабок подкинуть, ремонт сделать, оборудование прикупить.

Где у вас телефон?- обратился он Марии Петровне- Позвоню друзьям пусть приедут, заберут. Моя мобила в машине осталась.
От нас ты ни до кого не дозвонишься.- Нет связи.- усмехнулся, подошедший Иван Савельевич. Слишком далеко от Москвы мы находимся. - Так где же, на луне, что ли?- вспыхнул Алексей, но заглянув в глаза старику, мигом остыл. Весь его гнев улетучился, как роса под солнцем, столько жалости к себе увидел он в их ясной, спокойной сини. Леша почувствовал, что ничего не сможет сделать этому сухенькому, седенькому старичку, хлипкому нищему лекарю из захолустья. Не боится он его силы, не позарится на его деньги, казалось, мудрый старик знает то, что нужно человеку больше всех земных благ, сильнее страхов, милее женской любви. Попрощавшись, и пожелав Алексею счастливого пути и удач, Иван Савельевич ушел в свой кабинет. Подошла Мария Петровна с пакетом – Вот тебе сухой паек на дорогу. Зачем он мне? - отказался Алексей. Поем в кафе. Нет их здесь. Бери, потом спасибо скажешь- сказала добрая старушка, перекрестила Мамонта и повела его на улицу. Выйдя за дверь на деревянное крыльцо, он поразился, увидев вокруг больницы дремучий сосновый лес. Высоченные, стройные, как корабельные мачты, сосны отогревали на теплом весеннем солнце свои золотые, похожие на свечи стволы. Больничка стояла на небольшой полянке, от которой уходила куда то вдаль дорога- просека. по которой можно было проехать только на санях. Снег посерел и осел. Колеи кое где протаяли до земли. С тесовой крыши свисали сосульки похожие на отлитые из стекла бивни моржей. Им было жарко, они потели на солнце, капли нависали на остриях, созрев падали, пробивая глубокие дырки в снегу. Похоже, сейчас конец марта- начало апреля подумал Леша. Мария Петровна показала на дорогу. Иди прямо. Здесь не заблудишься. Дорога выведет тебя к хутору из трех домов, там узнаешь куда идти и что делать дальше. Все будет хорошо, улыбнулась ободряюще и снова перекрестила Алексея. Ему было приятно и грустно. Так, после окончания школы, провожала его в город, горько плачущая, мать. Мария Петровна не плакала, говорила уверенно, словно видела будущее: Иди ничего и никого, кроме себя не бойся. Забудь, что ты крутой. Встретишь сейчас людей посильнее тебя духом, крепче характером и верой. Пойми и полюби их, сумеешь спасешься. Таких теплых слов и ласковых сочувствующих глаз он ни разу не слышал и не видел. Ему стало казаться, что все это происходит с ним в каком то странном сказочном сне, в который он попал после аварии. - Все наяву- словно прочла его мысли старушка- Иди с Богом. Алексей уже несколько лет носил золотой крест на толстой цепи, у братвы это было престижно, модно. Несколько раз, даже в церковь заходил, ставил свечи, но это была скорее игра, чем вера. Подумать о жизни и Боге было некогда, думалось- жизнь впереди, ещё успеется. Похоже, дожил, времени на раздумья хватает, идти нужно неизвестно куда, где ждет неизвестно что. Бред какай то! Хотелось проснуться, увидеть свою квартиру, жену, друзей. Мария Петровна легонько толкнула в спину: Шагай веселей, ничего не страшись, помни на все воля Божья. Смирись! Эти слова ударили по самолюбию никогда не трусившего Алексея: этого ему только не хватало! Гордость не позволяли ему оглянуться. Крикнув: Спасибо за заботу, зашагал навстречу таинственной неизвестности. Мокрый снег быстро намочил кроссовки, ноги стали замерзать, но он упрямо шагал вперед. Часа через два увидел впереди девушку, ускорив шаг быстро догнал ее.

Первое, что его поразило, в ней была одежда: серая, плохо сшитая, неказисто сидящая, немодная. Девушка была в черном стареньком зимнем пальто с вытертым искусственным воротником, клетчатом шерстяном платке, валенках с резиновыми галошами и самосвязанных варежках. Такого наряда он даже в деревнях не видел, только в старых советских фильмах о войне и партизанах. Услышав его шаги, девушка оглянулась, испуганно вскрикнула и кинулась бежать. Лешка догнал ее и крепко схватил за плечи. Она закричала, пыталась вырваться из его крепких рук. - Чего орешь, дура! Не бойся. Я тебя пальцем не трону. Сам тебя боюсь. Лучше скажи, куда идешь. Я в этих местах впервые. Пойдем вместе, все веселей будет. Девушка замолчала, разглядывая незнакомца. От бега черные, как у цыганки волосы выбились из- под платка, закрыли лоб и брови, огромные, карие, почти черные, глаза гневно сверкали. Не взгляд, а молния –подумал Мамонт. Вслух спросил: Ты, что колдунья? В такую глушь забралась. От твоего взгляда мороз по коже пробегает, страшно, аж, жуть! Не смотри так, обожжешь, волдырями покроюсь, жена домой не пустит. Шутка успокоила девушку. Она улыбнулась, яркие, полные губы открыли белое, жемчужное ожерелье ровных, крепких зубов: ты откуда и куда? Тревога утонула в темной глубине глаз, взгляд стал приветливей, спросила - как зовут? - Алексей, а тебя?- Татьяна. - Ларина?- весело уточнил Леша. - Нет, Соловьева – застенчиво улыбнулась девушка алыми, похоже, никогда не знавшими губной помады губами.- Рад знакомству с такой красавицей - бодро сказал Леша. Теперь, смогу узнать от тебя, куда иду. Что нас ждет впереди? Иду как дурак в сказке, куда глаза глядят, куда ноги несут. Смотреть на Таню ему было приятно. Красоты она была им еще не виданной, не рисованной мастером макияжа, а живой , теплой, душевной. Такую естественность, в наше испорченное рынком и рекламой время, только в сказке встретить можно. - Куда путь держишь? К бабушке пирожки несешь? - Нет, к маме. Она в Репьевке – хуторе из трех домов, живет. Хочу ее и брата проведать, гостинцев передать- показала маленький узелок, завязанный в чистый белый платок с синими цветочками. - Не тяжело? - Нет, здесь соль, спички, подсолнечное масло и немного сахара. У них магазина нет. Купить негде. - Издалека идешь? - Из города, учусь там на учительницу. -гордо ответила девушка. Еще год осталось.- Видимо, ей очень хотелось произвести впечатление на красивого, хорошо одетого, городского парня.- Ты, что из-за границы приехал? - Почему?- изумился Мамонт. - Одет странно. У нас в городе так не одеваются. Таких ботинок, куртки и брюк я сроду не видела. - В какую же глушь я попал? Здесь даже джинсы и кроссовки не видели. Вслух спросил: Далеко еще идти? - Километров десять. - Ого! Может попутки будут. - Какие попутки!- рассмеялась Таня. Здесь, если раз в месяц моя мать проедет - хорошо. Мороз крепчал.

Солнце коснулось вершин сосен. До темноты не успеем, подумал Алексей. Придется ночевать, без костра ноги отморожу. Становилось все холоднее. Легко одетый Мамонт стал замерзать. Невесело подумалось: не зря Мамонты при оледенении вымерли, как бы и мне здесь не загнуться. Пора искать место для ночлега. Через пятьсот метров такое место нашлось. Две поваленные ветром сосны лежали одна на другой, скрестившись вершинами. В этом месте решили разжечь костер. Наломали сушняка, настелили на землю лапника, над ним Мамонт сделал подобие шалаша, прикрывавшего спину от ветра. Костер разожгли, когда уже совсем стемнело. Искры фейерверком взлетали в черное, холодное небо, ослабев падали в снег, как сорванные ветром рыжие, осенние листья. Леша вытянув ноги к костру, сушил кроссовки. Немного согревшись, развернул пакет с сухим пайком, врученный ему на дорогу сердобольной Марией Петровной. Зря я от него отказывался. Он оказался очень кстати. В свертке были четыре картошки, два яйца, кусок сала и половинка круглого деревенского черного хлеба. Думал девушка посмеется, увидев скудные запасы, и приготовился оправдываться, но она удивленно воскликнула: Ого, вот это ужин, даже сало есть. Пришла очередь удивляться Леше. Он вспомнил свои загулы перед аварией с шампанским, икрой, шашлыками из осетрины, тяжело вздохнул и предложил начать ужин. Таня застеснялась: У меня кроме гостинцев маме и брату ничего нет. Думала добраться домой сегодня ночью.

Это я виноват, уговорил ночевать в лесу, мне и кормить. Этого нам на двоих хватит, начал уговаривать ее Алексей, про себя думая, что все равно ему этого ужина только на один зуб. Такого хорошего аппетита у него давно не было. Черный хлеб с солью яйцом и кусочком сала показался ему вкуснее всех заморских деликатесов, которые он съел в прошлой жизни. Таня ела не спеша, хорошо прожевывая, не потеряв ни крошки. Вот, изголодалась думал Алексей с жалостью поглядывая на неё. Она, словно, услышав, отправила в рот последние крошки хлеба с ладони и сказала: последний раз так вкусно до войны ела. Леша вздрогнул: после какой войны? Чеченской или Второй мировой? Возможно ли это? Чувство нереальности происходящего снова растревожилоло сердце, ожиданием чего то страшного им еще не виданного. Все было слишком не обычно: дорога без машин, дикий лес, одетая как в старом кино красавица. Поразмыслив, он сообразил как узнать день и год, не показавшись сумасшедшим:- С какого ты года- спросил он волнуясь и помешал веткой в костре. Пламя возмущенно прыгнуло вверх, искры вылетели из него и устремились к звездам и то ли погасли, то ли остались жить среди них. Мне 19 лет, я с мая 28-го – смутившись, ответила Таня. Значит, идет 47-ой год, с ужасом вычислил Алексей. Но, как это могло со мной случиться? Какое чудо занесло его в прошлое, почему сместилось время? Наверное, после аварии я сошел с ума, или участвую в каком то диком эксперименте, а может, моя душа переселилась в человека из прошлого! Или у этого лоха с «Волги» машина времени была, вот он меня и шуганул сюда. От ярости и бессилия Мамонт сжал кулаки. Неужели, в самом деле, у него от удара крыша поехала и начались галлюцинации, но жар костра был реальным, обжигающим. Да, и девушка явно соткана не из воздуха. Он ощущал ее плечо, видел руки и прекрасное лицо, раскрасневшееся от еды и тепла костра. Значит, идет 47 год?- хрипло спросил он.
-Ты, что не знаешь какой идет год?- удивилась Таня.
У меня после аварии плохо с памятью стало, порой забываю как зовут и кто родители.
На войне контузило? - посочувствовала Таня
Нет, после войны на машине в аварию попал, еле выжил. Сотрясение, кровоизлияние, но ничего вроде оклемался. Не помню, только что со мной до аварии было, даже отца с матерью не помню.

Девушка с жалостью смотрела на него. Алексею стало не по себе от своего вранья, но ничего достовернее придумать не мог. Костер освещал ее лицо. Пляшущее зубчатое пламя рождало беззвучные прыжки тьмы и света. Казалось, они боролись за место у костра. От этой бесплотной пляски тревога в сердце усилилась, говорить не хотелось, нужно было обдумать события сегодняшнего дня. –Давай, поспим. Устал я сегодня. Утро вечера мудренее. Девушка, согласно кивнув, положила голову ему на плечо и замолчала, крепко уснув. Тьма, подрагивая от нетерпения, ждала, когда погаснет костер. Алекесей слушал уютное посапывание Тани, вспоминал все, что с ним произошло, но так и не понял, как и зачем он сюда попал. Так, ничего не придумав, задремал. Усталость заглушила тревогу, беспокойство утихло, уснуло вмести с ним. Проснулся от холода. Подбросил сушняка, согрелся и снова уснул. Когда выспался и открыл глаза увидел, что угли потухшего костра мерцали, раздуваемые порывами, набиравшего силу ветра, подмигивали красными зрачками с голубоватыми вкрапинами огоньков. Таня уже не спала, сидела тихо, стараясь не разбудить его. Увидев, что он проснулся, пошла в глубь леса. У Алексея мочевой пузырь готовился лопнуть. Спасая его, сходил за толстую сосну, потом умылся снегом, разогрел посаженную на ветке картошку и угостил Таню. После скромного завтрака, они затушили костер и продолжили путь. Из снега с фыркаканьем взлетали куропатки, время от времени они видели сидящих на вершинах деревьев глухарей и тетеревов. Алексей жалел, оставленное в машине ружье славная была бы сейчас охота.

По словам Тани, хутор был уже совсем недалеко, когда Алексей увидел в нескольких шагах от себя сидящего на дороге глухаря. Он самозабвенно клевал на проталине песок и гальку, не замечая ничего вокруг. Алексей выхватил свой пистолет, который всегда носил в кобуре под мышкой и выстрелил. Глухарь удивленно вздрогнул, захлопал по земле крыльями, но взлететь не смог. Алексей подбежал и схватил его за лапы, глухарь замер уронив крылья . - Килограммов восемь не меньше радостно крикнул он. Не просто будет донести, но Таня сказала, что идти осталось совсем немного. Алексей взвалил глухаря на плечи и понес. Минут через тридцать показались три деревянных дома- это и был Танин хутор. Жилых было только два дома. В одном жила Танина мать Ольга Алексеевна с сыном Сашей- Таниным братом, во втором бабушка Тоня. Три ее сына погибли на фронте, израненный муж умер год назад. Третий дом остался без хозяев два года назад. Таня была очень похожа на свою мать, которую старили седины и горькие глубокие вдовьи морщины у глаз и рта. Саша - шустрый светловолосый, сероглазый мальчик был, видим, в отца, не пришедшего с войны. Он долго с любопытством рассматривал сначала Алексея потом глухаря. Распахивал во всю ширину его крылья, ахал, сияя расширившимися от восторга серыми глазами и наконец спросил: когда мы его будем варить? Мать мягко скользнула по его стриженному затылку ладонью и строго сказала: Глухарь дядин, он заберет его с собой домой. - Нет, нет это мой подарок вам за гостеприимство, мне и идти то некуда. После аварии не помню, кто я откуда, документов никаких, иду из больницы, сам не зная куда. Ольга Алексеевна сочувственно покачала головой, тогда люди еще умели и сочувствовать и помогать друг другу бескорыстно. Поживите у нас, может на свежем воздухе память постепенно вернется. Места хватит, вон пустой дом стоит, можете там пожить. Как ни будь, сообща прокормимся.

Алексей согласился, подумав, что другого выхода у него нет, да и с Таней расставаться не хотелось. С Российским паспортом и правами далеко не убежишь. Времена суровые, долго разговаривать не будут: мигом или в шпионы или в предатели запишут. Сказать правду людям- всем пожертвовавшим для победы он не мог. Каким ударом для них будет весть о развале СОЮЗА и возвращении капитализма. Получится, что все их жертвы: жизни миллионов погибших близких, голод, холод были напрасны. Это было бы слишком жестоко даже для него бандита, легче умереть. Да, и не поверит ему никто, отправят в психушку. Ольга Алексеевна пригласила гостя в дом. Он был из сеней и двух комнат. В первой находилась огромная русская печь, слева между печью и стеной стоял теленок, петух и пять кур. Три ягнёнка весело бегали по комнате, постукивая копытами и виляя маленькими хвостиками. Они были совсем ручными, на Лешу внимания не обращали, играли с Сашей. Он натянул веревку, ягнята, поблескивая темными глазками, стали прыгать через нее, толкаясь и бодаясь. Алексей повеселел, заботы отхлынули, на сердце потеплело. Так хорошо ему давно не было. Ольга Алексеевна и Таня накрыли на стол в соседней комнате . Черный хлеб, картошка в мундире, молоко -простая здоровая крестьянская еда. Какой же вкусной показалась она Алексею. После обеда Таня с матерью ощипали глухаря, он помог разрубить его на куски. Женщины стали готовить суп, Алексей с Сашей убирали за теленком и ягнятами, поменяли сырую солому на свежую, потом отвели ягнят в сарай попить материнского молока. Ягнята тыкались носами в теплые животы матерей, смешно задирали вверх дрожащие от нетерпения коротенькие хвостики.

Разыскав соски, весело причмокивая сосали материнское молоко В соседнем сарае гоготали гуси. Саша смеялся, Мамонт улыбался, ему было приятно видеть его радость. Стало казаться, что все это он когда то уже видел, просто забыл в суете и сутолоке своей неправедной жизни. Память поколений деревенских предков оживала в нем. Перед сном поели картофельный суп из глухариных потрохов, головы и крыльев, мясо оставили впрок. Алексею постелили на печи. Было тепло, уютно пахло навозом и молоком. Когда утром хорошо выспавшись, они пили чай с мятой, она сказала: Ждите, летом приеду надолго. Это обрадовало Алексея . Ему всё больше нравилась эта простая, приветливая, девушка. Таких искренних и душевных в своей прошлой жизни, он не встречал. На следующий день Таня ушла в город продолжать учебу. Алексей пошел провожать, захватив берданку ее отца, при жизни большого любителя охоты. Вернулся вечером с тетеревом и зайцем. Охотой стал заниматься с обычным для него азартом. Она быстро стала его страстью, которой он отдавал много сил и времени. Жалел, что мало патронов, приходилось экономить. Разыскал в кладовке петли, стал ставить на зайцев. Он все больше привыкал к новому дому, чем больше занимался хозяйством, тем больше привязывался. Чистил навоз, кормил и поил корову, овец и лошадь. Она принадлежала лесхозу, где работала Танина мать, заменив мужа. Мамонт не представлял раньше, что можно жить в одном доме с телком и ягнятами. Сказать друзьям не поверят. Сравнивая нынешнюю и прошлую жизнь, он удивлялся количеству сделанных за день дел, казалось дни растянулись, стали длиннее, просторнее, Он чувствовал, что живет настоящей жизнью. Ему стало казаться, что раньше он только перелистывал календарь, составляя планы и никогда не успевая выполнить и половину намеченного. Дни улетали, не оставляя чувства гордости и удовлетворения, радости от созданного своими руками. Прах и пепел прожитого быстро выветривался сквозняками новых проблем, да и вспоминать чаще всего ничего не хотелось: пьянки, разборки, драки. Весна пролетала незаметно. Он заготовил дрова, напилил кусками лёд и натаскал в погреб. О холодильниках тогда еще никто не слышал, портящуюся еду хранили в погребе. Весна заканчивалась. Отцвели черемуха и сирень, Алексей вспахал огород, посадили картошку. Когда приехала Таня, начали косить сено. Точить косу и косить Алексей научился быстро. Таня с матерью работали граблями и вилами, ворошили сохнувшее на солнце сено. Саша верхом на лошади сгребал сухую траву, взрослые укладывали её в островерхие копны, чтобы сено не мокло в дожди. Алексей спать перебрался на улицу на сеновал, к нему присоединился Саша. Спали, расстелив на сене огромный тулуп, укрываясь стёганым, ватным одеялом. Просыпались до восхода солнца, лежали на мягком пахнущем медом сене и разглядывали несущиеся на всех парусах каравеллы, окутанные клубами дыма из беззвучно палящих пушек.

Каждый из них вел свою флотилию. Плыли по синему небу побеждая пиратов и открывая новые, никому не ведомые земли. Солнце хитрило, отправляло на разведку лучики- лазутчики. Они осторожно ощупывали розовевший от волнения край неба над соснами, осматривались, подавали сигнал, только потом выплывало, круглое, как румяный блин, солнце. На некошеной траве вспыхивали тысячи холодных, искристых ягодок- росинок. Тогда Алексей и Саша вставали и бежали, безжалостно разбивая их мокрыми ступнями. Ноги мерзли, ускоряли бег и выносили бегунов к длинному узкому озеру, на берегах которого, длинноволосые берёзы любовались своими отражениями в воде, предоставив ветру заботу о своих прическах. Торопливо связанный короткой летней ночью из сизого пуха туман, пушистый, как оренбургский платок, заботливо укрывал от ночной прохлады воду и рыбёшек в ней. Рыба резвясь, морщила озеро кругами, разбегавшимися от удара её хвостом, волн. Алексей прыгал с берега под пуховый платок тумана в теплую с вечера воду и плыл саженками, выдыхая воздух в воду, потом поворачивал голову, жадно раскрытым ртом ловил глоток воздуха, снова окунал лицо в воду, делал несколько мощных гребков и снова выдыхал. Сила и здоровая радость от плавания распирала грудь, сердце, легкие, мышцы, работали как хорошо отрегулированный и смазанный автомат. Сашка плескался на мелководье, стараясь быстрее научиться плавать, как дядя Леша, быстро, смело, далеко. Наплававшись вдоволь, шли завтракать. Чаще всего вареными яйцами, черным хлебом и парным молоком. Леша чувствовал, что одежда становится ему свободной, накачанные в спортзале мышцы усыхали, становились плотней, сильней, выносливей.

Живот втянулся, при каждом движении под кожей клубились очистившиеся от жира рельефные мышцы. Коса, вилы, топор и лопата становились все привычнее, работал ими он все ловчей. Он был счастлив, как никогда раньше, и начал понимать, почему забитые, задёрганные властью мужики, так отважно защищали свою неласковую, неприветливую и часто несправедливую к ним родину. Хороший сын обиду на мать не держит, любит и за ласку и за науку, понимает, что и то и другое от любви, от желания добра ему, тоже часто, непутевому и безалаберному. Утро начиналось с гимна. Алексей уже выучил его наизусть. Каждый новый день радовал хорошими новостями. Страна отстраивалась после войны, понижались цены. Все это так отличалось от его прошлой жизни, заполненной сообщениями о взрывах, убийствах, невыплаченных зарплатах. Умелая пропаганда сплачивала, роднила людей. Все ждали лучшего, трудности казались временными, преодолимыми. Верили, что счастливую, изобильную жизнь ждать осталось не долго. С горечью стал понимать, какой необыкновенный народ бездумно и беспощадно губит неумная, не любящая, и не понимающая его, околдованная лживыми, невыполнимыми идеями власть. Думающая только о себе, своих шкурных интересах, боящаяся своего народа, не дающая ему ни свободы, ни передышки. Говорят, что народ достоин своего правительства, это- вранье. Наш народ еще ни разу не получал возможность его выбрать, спросить по заслугам, поэтому и отвечать ни за одно правительство не может. По сути, нами правят самозванцы, объявляющие себя всенародно избранными, правящими партиями. У них одна забота- придумать закон, позволяющий им остаться у власти навечно. Сами собой стали складываться стихи: Власть на Руси не зря боялись, она порой страшней, чем мор. Разбойники и те стеснялись, так грабить, как премьер Егор. Ухабы те же на дорогах, чиновник взяточник и вор- нельзя пускать дальше порога, а лучше, даже и во двор.

Померещится свобода лезем в глубь не зная брода, а потом одним сума, другим цепи и тюрьма. Потому и битых тьма, помним горе от ума. Ум, пропив, властям покорны. Взял чистую тетрадь и стал в неё записывать стихи. Снял с шеи и отдал Таниной матери свою цепочку, с пальца печатку, чтобы продала и купила, нужное в хозяйстве. Таня все чаще оглядывала его пристальным, оценивающим взглядом: тебя, что плохо кормим, худеешь на глазах. Ешь побольше и старалась подкладывать ему лучшие куски. – Это лишний жир вытапливается, сгорает от трудов праведных. Это мне только на пользу. -шутил Алексей. Он согнул руку и сжал кулак. Мышцы ожили, сплелись и затвердели словно скованные морозом. Железные не продавить, а какие рельефные, как у древне греческих атлетов. Повлажневшие глаза девушки и воркующая нежность в голосе не оставляли сомнений, что любит искренне, самозабвенно, как может только деревенская чистая девушка не испорченная бредом феминисток стремящихся жить по мужски. Общие заботы сближали. Таня стала все настойчивей, все требовательней заглядывать ему в глаза. Влажные, волнующие губы жаждали его поцелуев. Алексей сдерживал свои желания. Никто бы из его старых друзей не поверил бы, что он сам отказывается от бабы. У него их было много: замужних и незамужних, проституток с Тверской, всех и не вспомнить. Ему всегда интересно было только начало, потом все быстро приедалось. Порой, даже на второе свидание не приходил, хватало одной ночи. Он не хотел, чтобы так было с Таней. Его мучила неопределенность, сколько времени ему придется пробыть здесь в прошлом и почему он здесь? Поэтому, обнимая Таню, старался не терять разума, сохранять хладнокровие. Пока это ему удавалось.

Она льнула к нему доверчиво, как повилика оплетала плечи ласковыми руками, пальцами расчесывала его отросшие, закудрявившиеся волосы. Упругая, жаркая, отделенная от его кожи только ситцевой кофточкой грудь, жгла, волновала. Сердце девушки учащенными, сильными ударами требовало ответа, но он молчал. Может быть это и была ранее, презираемая им совесть, придуманная человеком для удержания самого себя от порывов, безумств, подлости – цепь невидимая, но удерживающая прочнее стальной. Алексей улыбался, целовал темные, крылатые от ресниц глаза девушки и говорил: подожди, оформлю документы, справим свадьбу, потом ты родишь мне сына, Сашке племянника. Таня верила, счастливо улыбалась и начинала мечтать о свадебном платье , гостях и угощенье. Чистая, наивная, искренняя, таких в своей прошлой жизни Мамонт ещё не встречал. Что будет с ними осенью, Алексей и сам не знал. Излив лаской накопившуюся нежность, Таня успокаивалась, становилась сдержанной и стыдливой. Мать все видела, но ничего не говорила. Парень ей нравился работящий, непьющий. Жизнь научила ее тому, что счастье недоверчиво, недолговечно, пугливо, Не всякому удается поймать и удержать его. В начале июля, вернувшись ночью с рыбалки Алексей услышал в доме мужские голоса. Босиком на цыпочках вошел в темные сени и через открытую дверь увидел на пороге комнаты двух парней. Один держал в руках обрез, сделанный из винтовки, второй гранату. Они требовали от женщин деньги, одежду, еду. Не медля ни секунды, Алексей распахнул пошире дверь и ногой ударил в пах, державшего винтовку, тот охнул и выронив обрез скрючился, сломавшись пополам. Ребром ладони Алексей ударил второго по горлу, тот упал, как подкошенный. Ударив пяткой между лопаток, Леша добил первого и забрал обрез и гранату. Когда бандиты очухались, под обрезом вывел их на дорогу и сказал: Отпускаю, но дорогу сюда забудьте. Это мое, а свое я никому не отдаю. Вернетесь- замочу. Я мокрухи не боюсь. Один из бандитов, увидев на его пальце вытатуированный перстень с шестью лучами спросил: Ты, что недавно откинулся? Где зону топтал? Пошли с нами.

Старух без меня обирайте- рассмеялся Алексей – И помните, что сказал. Мне убить раз плюнуть. Бандиты ушли. После их ухода он увидел, что пропала его тетрадь со стихами. Обдумав происшествие понял, что пришлые захватили её скорее всего на самокрутки. Если они попадутся , сдадут его ментам. Чтобы не подводить Таню и ее мать, решил уйти. Объяснил ситуацию женщинам . Они уговаривали остаться, но Леша стал собираться. Не успел. Бродяги попались в тот же день. Следователь, увидев тетрадь, обратил внимание на стихи. Дело из уголовного стало политическим. Вызвал особиста, тот прочитав: Жил в стране за годом год удивительный народ. Не бездельник, не дурак был в своей стране батрак. Жил работал на жулье за похлебку и жилье. Ходил вечно наугад- строем, словно на парад, Дорог строить не любил, так по грязи и ходил - пути новые торил.- спросил: Кто из вас так про наш советский народ пишет? Черните народ победитель. Не батрак наш народ, а хозяин и идет не наугад. Партия ведет.- Не наше это, мы и писать то не умеем- сдали Алексея бандиты. Машина закрутилась. Работать чекисты умели оперативно. Ночью двенадцать автоматчиков во главе с майором Семеновым окружили хутор. Алексей вечером, забрав свои вещи, ушёл ночевать в пустой дом, предупредив Ольгу Алексеевну, чтобы в случае допроса говорили с Таней, что пришлый бандит, угрожая обрезом, из дома не выпускал, поэтому сообщить о нем властям не смогли. Спал тревожно, не раздеваясь. Когда во дворе загоготали гуси, он проснулся и вышел посмотреть из- за чего шум. В предрассветных сумерках увидел автоматчиков. Они окружали Танин дом.

Алексей понимал, что если его арестуют с российским паспортом , то примут за шпиона. Никто не поверит в крах Советского Союза, скажут провокация иностранных разведок, да и не мог он сказать победителям, что их жертвы были напрасны, что Прибалтика, Грузия, Молдавия и братская Украина станут самостоятельными государствами, начнут проситься в НАТО. Совесть не позволяла. Он выдернул чеку из гранаты, вышел на открытое место и свистнул. Автоматчики кинулись окружать его дом. Алексей постоял, прощаясь с хутором, летними днями тихого счастья, которые он прожил здесь и швырнул гранату себе под ноги. Сбежавшиеся солдаты, нашли только яму от взрыва, ни клочков одежды, ни кусков тела не было, словно испарились. Собственно, это никого не волновало. Антисоветчик был ликвидирован, награды заслужены, дело можно было закрыть.
 Пятого июля Света - жена Алексея Мамонтова, позвонив в больницу, узнала радостную весть - ее муж наконец то ожил, чувствует себя нормально, может ехать домой. Профессор Симонов был в шоке. Говорил, что случай достоин книги Гиннеса- впервые в истории медицины больной после того, как отлежал в коме встал, как ни в чем не бывало, будто ночь проспал. Лично он ничего понять и объяснить не может. Недоумение профессора не уменьшили радости Светы. Она позвонила друзьям Алексея. За бригадиром приехали на джипе.
Братва приехала со своими носилками, чем удивила медсестру. Зачем носилки? - он сам любого из вас на руках вынести может. Когда увидели Алексея возмутились: вы такие бабки с нас срубали, а братана голодом морили! - Это с меня лишнее сошло - успокоил Алексей. Не поверили. Тогда Алексей предложил потягаться на руках. Ни один не продержался больше минуты. Мамонт всегда Мамонт! - восхищенно орали друзья, Ты, оказывается, сачковал здесь пол года.
- Да, отсыпался, сил набирался.
- Тогда поехали в кабак пропивать накопленное здоровье!
- Вы, чего, братаны! Я же, своего сына, даже одним глазом не видел! Домой, только домой! Довод сочли веским, поехали на квартиру Алексея. Светка со слезами, прямо на пороге кинулась ему на шею. Мамонт поцеловал ее и, обняв, сказал: показывай сына. Света провела его в комнату, где в кроватке лежал улыбающийся, синеглазый малыш.
Глаза у Алексея затуманились, он протянул руки к хрупкому тельцу, не решаясь дотронуться и задыхаясь от счастья, сказал: Расти сын. Все будет хорошо. Я постараюсь, чтобы тебе не было стыдно ни за меня, ни за нашу страну.

Света с удивлением смотрела на него, не узнавая прежнего, совсем не сентиментального мужа. Алексей улыбнулся, нежно обнял ее и тихо сказал: Не бойся, я не сумасшедший, просто, за это время очень многое узнал и понял. Теперь все будет хорошо. Поступлю учиться, открою фирму, Мамонты не вымрут, Мамонты будут жить!