Заседание прейскур

- Заседание объявляю открытым! – надрывно хрипнул главный врач Плетняков, стрельнув пробкой от шампанского в сторону кожаного кресса заведующего поликлиникой – профессора Безумцева.
- Ах ты, шельма! – злобно пискнула Гниения Притворовна; шипящая струя игристой жидкости залила её любимое платье из черного бархата, облегающего изгибы «бальзаковского» тела.
- Милый, знаю, претендуете на моё место, но не думал, что так открыто! – игриво подметил профессор, играя всеми мускулами лица: хлопая ресницами, раздувая ноздри, и поднимая по очереди одну за другой бровь.
- Прошу всех принять эти хрустальные бокалы, мило предоставленные к сегодняшнему дню, нашей мамой. Сестрой, и женой в едином лице, Гниения Притворовна, за открытие и начало заседания в этом месяце! Ура! Коллеги! – закончил свой речь Купюрий Баксович Мамонов, и, опрокинув бокал, нежно погладил ладошкой достоинство, явно выделявшиеся на фоне худощавого тельца.
Все последовали его примеру, с той лишь разность, что, кто покривлялся от кислости, кто, сглотнув, вздохнул, второй бутылки для аристократизма не хватало.
- Пейте сами вашу кислятину! – Возмутился Свиньев.- Гавий, пиво тащи. У нас там Ящик в кладовке завалялся. Там на раскопки Атлантиды хватит. – Объявил он всем.
Все и согласились, что пиву «выдержка» не повредит.
- Так, что там у нас с прейскурантом? – как бы, между прочим, спросил зав., пока все были заняты раздачей, открыванием и розливом противожелтушного снадобья.
- Будем повышать цены за услуги, - непонятно кому ответил Собакин, повернувшись спиной к собранию, он пытался открыть бутылку, используя вместо открывашки, изрядно поцарапанные края стола.
- В чем причина повышения? – Продолжал допытываться профессор.
- Разрешите, Вминяй Полоумович, - попросила Гниения Притворовна, - за последний месяц, возросло, как количество жалоб, так и количество поступающих на больничные койки. Появилась конкуренция 1 к 10. И это, конечно за счёт нашей поликлиники. Повысился авторитет, конечно, повысился и спрос. Ценовой рост в данном случае необходим.
- Как говорится – «лови момент»!- радостно пометил Мамонов.
- Побольше бы таких моментов. – Согласился Свиньев. – Кто пьет пиво с хрусталя! Мракобесие! Предлагаю скинуться со следующей зарплаты и купить ёмкости, достойные напитка.
- И нормальный набор посуды. Одноразовое у нас многоразовое. – Поддержала медсестра Уколова.
- Вы составили графики возможной прибыли, Купюрий Баксович?
 - Безусловно, Вминяй Полоумович, - ответил врач, по совместительству и бухгалтер, доставая из кармана пиджака бутылку водки.
 - Тогда приступим к рассмотрению, – кашлянув без надобности, сказал профессор.
На столе появилось ещё семь бутылок в пол-литра. Откуда они взялись, никто не знал. Для персонала поликлиники, такие явления, всегда оставались тайной.
После выпитого наспех третьего бокала, Свиньев повернул выключатель радио приёмника и пустился в пляс, увлекая за собой медсестру Уколову. Малахольникова, женщина лет тридцати пяти, старательно строила глазки всему мужскому обществу, заразительно смеясь омерзительным альтом, без стеснений показывая все тридцать два, золотых зуба, которые ей достались от бывшего мужа в день двадцатилетнего юбилея со дня свадьбы.




Именно в этот знаменательный день она потеряла свои родные, выбитые мужем за измены о которых он не имел понятия за годы совместного проживания.
После пятого бокала, все неожиданным образом протрезвели. Послышалось лязганье битого стекла.
- Алкаши! – истерично выкрикнула Малахольникова. Музыка стихла, в комнате восцарила мертвая тишина. – Я распаковала подарок мамы, дала в пользование, а не на битьё! – Гниения Притворовна вскочила с места, словно её ошпарили горячим молоком, и, демонстративно собрав вещи, вышла из комнаты, не забыв хлопнуть дверью.
- Два дня не будет с нами разговаривать, - сообщил Свиньев.
- Почему, милый, именно два дня. Откуда такая точность? – хмыкнул профессор.
- Это у неё закон.
- Да н-уу-уу и темперамент!
- Нам больше достанется! – Судимов достал из миниатюрного портмоне расчёску и причесал лысину.
- На «корабле женщина к несчастью» - утрировал Свиньев.
- А как же я? – обиделась Уколова.
- Вы, Лицимиечка, не в счёт! – успокоил её Лицемеров. – Заседание продолжается!
Загремело радио. Лицемия Базедовна, покачиваясь, влезла на стол, изображать подобия танцев с раздеванием, по просьбе трудящихся, вместо бумажного шуршания, получила полиэтиленовый скрежет упакованных шприцов и пластырей. Под выкрики сальных выражений, поклонники завалили звезду вечера гонорарами, достойными срочной скорой помощи.
Мужчины, раздевшись до нижнего белья, гарцевали из кабинета в кабине. На ходу сбивали как наполненные, так и пустые склянки с анализами, в поисках недостающей малёшки к утру на лечение головной боли. Инициатором забега выступил Свиньев, которому всегда было известна цена вечерник попоёк и утренних последствий. Его ум всегда бодрствовал при любых обстоятельствах распития, а запасливость мешала поставить жирную кляксу на вечном круговороте в его жизни: попойка – похмелье, и снова попойка – похмелье. Но Свиньев был не просто законченным пьяницей. Душа его стремилась познать искусство, и потому он беспрестанно занимался коллекционирование различных емкостей, наполненных горящей жидкостью, не исключая и раритетный товар бабы Клавы, из 32 дома, промышляющей на досуге самогоном, а иногда и самопалом (технический спирт с водой), в часы свободные от воспитания внуков. Впрочем, свободного времени у бабы Клавы всегда было много, так как внуки большую часть недели проживали под крышей детского распределителя. Так из плодовитых рук бабы Клавы Свиньев черпал мудрость, в часы забытья, путешествуя на Пир Платона, где беседовал с великим умом о вине и женщинах. Эта тема была основной идеей его жизни. «Женщины и вино – это вечные мои спутники!» - говорил он себе, окончательно протрезвев, между делом, в поисках нового галлона горючего. «Наша конституция не прихотлива» - восклицал он, если вино, в прямом смысле слова, было далеко от мелькания за горизонтом. «Шар ша ля фа» - напевал он себе под нос в случае полного краха идеи поиска, жидкости бурлящей кровь. Оставалось искать недостающую - женщину.
- Женщин нельзя запретить, как вино! – начинал оно обычный спор с Судимовым, в одном из кабинетов поликлиники.
- Коллега, ваша, правда – ели выговаривая слова, соглашался подопечный.
- Но вот в чем проблема? Можно ли женщинами злоупотреблять?






- Тогда от них станет плохо, - икая, заключил Судимов.
- Допустим, мы пьём – привыкаем, адаптируемся. Так же и с женщиной.
- Не понял?
- Смотри, - в руке Свиньева появилась искомая «малёшка» - в 16 лет – это яд, в 20 – бунт, в 23 – хорошее настроение, в 25 – норма, в 30 – частица тебя, без которой ты труп. Так же и с женщиной. Только к напитку мы привыкаем, допустим, с 16 лет, а к женщине с младенчества. Мы не можем без неё – мысли Свиньева запутались.
- Мы что же, по-твоему, наркоманоженщины? – попытался уловить мысль Судимов.
- Какие ещё наркоманы! – возмутился непонятый Свиньев. – Никто здесь не нарик! Вино и женщины – неотъемлемая часть мужской натуры!
- Да. – Соглашался Судимов. – Без женщин мы бы рожали, а без водки сушили бы сухари. Во жизнь была бы! Ад!
- Сам ты ад! – Разозлился Свиньев. – Вечно ты выводы безвыводные делаешь! По дрова в поле ходишь!
- В поле дров нет. – Обиделся Судимов.
- И я о том же. Ада – нет! Впрочем, как и рая!
- Ну, нет – так нет. – Примерился Судимов, добавив, - а на нет, и суда нет, - и покачиваясь, направился к выходу.