Депиляция

Невыносимо зудела спина.

Маленькая точка где-то между лопаток - такую можно обозначить остро заточенным карандашом - недвусмысленно изъявила желание быть немедленно почесанной. В ответ на мое пренебрежение она слегка удивилась, онемела от такой вопиющей наглости, но через пару секунд опомнилась и предприняла решительные атакующие действия - рядом появилась Точка-Желающая-Чтобы-Её-Почесали-Тоже. Сестра-близнец, от которой, в свою очередь, россыпью во всех направлениях отпочковалось еще с десяток.
Каждая из них, по примеру праматери, мнила себя главной и наиболее достойной моего внимания, но, позажигав некоторое время по отдельности, они поняли, что сила в единстве и - образовали альянс.

Я был обречен, как 6-я армия Паулюса. Мне оставалось лишь сдаться, но я, как и немецкий фельдмаршал в свое время, надеялся на чудо – прорвутся танки Манштейна, армия микадо с криками «банзай» ринется с квантунских рубежей, нервным окончаниям моим надоест выражать протест, что угодно! Лишь бы…

(А-ааааааааай!!!!)

До ближайшего угла шкафа, равно как и до дверного косяка, было очень далеко. Невыносимо далеко, я бы сказал. Тау Кита была несоизмеримо ближе. Фиг ли там до той Тау Кита? Раз плюнуть. Рукой подать.

Положение усугублялось тем, что в настоящий момент я навытяжку стоял перед гениальным директором, увлеченно излагающим свой очередной генеральный прожэкт. Как исполнительный, вежливый, внимательный, трудолюбивый и проч. подчиненный, я просто не мог позволить себе завести руку за спину и тщательно пошкарябать ее пальцами. Это было бы расценено как явное неуважение.

Вообще то, он у нас директор генеральный - это все проекты у него исключительно гениальны, но, начиная с момента зарождения в генеральной голове, они - проекты – приобретают характер той значительности, которая отличает нашего Свина от всех остальных известных мне руководителей. Дюк Нукем маст дай, значит из кожи вон, но вынь да положь труп Дюк Нукема. А почему он маст? Зачем ему дай? Все равно ведь яблони на Марсе цвести не будут…

Принцип исполнительности зиждется на строгом соблюдении простого правила – «Никогда не опаздывает тот, кто никуда не торопится». Любая возникшая проблема рано или поздно либо теряет свою актуальность, либо рассасывается сама собой. Дюк Нукем так или иначе умрет – старость, мутировавший вирус, несчастный случай - надо лишь дождаться этого момента и, принеся его голову руководству, принять вид утомленного победителя.

Словом, я ел глазами Свина, соглашательски кивая головой, фильтруя восемьдесят процентов им сказанного и мечтая лишь об одном - поскорее выйти из кабинета. Почесаться как следует.
- Что ты как на иголках? – прервал он инструктаж. Наверное, заметил мои попытки заглушить зуд передергиванием плеч.
- Простите, Всеволод Витальевич, – моментально вернув умное выражение лица и придав ему максимум заинтересованности, извинился я. – Значит, я согласую этот вопрос с бухом, а потом проедусь по инспекциям.
- Именно.
- Экологи могут не подписать.
- Вот с них и начни. Кто там сейчас за главного? Пименов?
- Нет. Сняли Пименова месяца полтора назад. Кого-то нового прислали.
- Вот и познакомишься.
- Куда ж деваться? Познакомлюсь, конечно... – в перспективе знакомство с новым начальником экологической инспекции сулило с полста долларов непредвиденных затрат. Вряд ли этот новый чем-то отличается от снятого Пименова. Всем жить надо. – Я могу идти?
- Да, свободен.
- До свидания.

Восторжествовав душою, я стремительно выкатился из кабинета Свина, аккуратно притворив за собой дверь. Ирочка, бойко клацающая по клавиатуре, оторвала взгляд от монитора и одарила меня очаровательной улыбкой.
- Кофе, Игорь Сергеевич? – сама любезность, помноженная на обаяние. Фигура тоже сказочно хороша.
- Чуть позже, Ириш, – у Свина есть неоспоримое достоинство: к своим пятидесяти семи годам, имея ровесницу-жену и рыхлое жирное тело, он наловчился в искусстве выбора привлекательных секретарш. Чередою, одна краше другой, через его приемную прошли пять барышень не старше двадцати двух лет каждая. Ирочка была шестой. Наделенные громким титулом «Помощник Генерального Директора» все они, тем не менее, выполняют несложный функциональный секретарский набор: «принеси-подай-почухай». Как только до понимания барышни доходит, что под словом «помощь» Свин понимает кое-что не совсем соответствующее записанному в должностной инструкции, она незамедлительно увольняется. Ирочке предстояло работать до ближайшей корпоративной попойки. Уж я то знаю. – Минут через десять, хорошо?
- Конечно! – многообещающая улыбка.

Сделав Помощнику Генерального Директора ручкой, я вышел из приемной. Выпить с облеченным доверием Свина должностным лицом женского пола чашечку кофе вполне укладывалось в рамки допустимого. Но позволить себе большее – увольте. В прямом и переносном смыслах этого слова. А во-вторых, элементарно лень.

Войдя в свой кабинет, я закрыл дверь на ключ, задрал свитер, футболку и запустил руку между лопаток. Вот те раз!!! Это еще что такое? Пальцы мои нащупали какое то новообразование – мягкое, податливое и… пушистое! Что за…? Оторопев, ничего не соображая, я сместил руку чуть левее и нащупал вторую – точно такую же - аномалию. Зуд продолжался, но не он сейчас беспокоил меня. Пальцы лихорадочно ощупывали что-то, невесть откуда появившееся между моих лопаток. Два небольших бугорка. Фурункулы? Но откуда? И не болит – просто чешется!

Слегка сжав большой и средний пальцы, я подцепил ими что-то чуть-чуть выступающее за пределы одного из новообразований и, скривившись в ожидании болевых ощущений, легонько дернул рукой. Словно иглой укололи. Между пальцев что-то определенно осталось. Я осторожно вынул руку из-под одежды и посмотрел. Ё-ёёёёоооооо!

Перо. Небольшое, сантиметра четыре длиной, сизое перышко. Обычное такое. В подушке, допустим. Но что оно делало в моей спине!? Пульс участился. Я физически ощущал испуганные, панические толчки сердца, колотящегося о ребра. Голова кружилась и слегка подташнивало. На ватных ногах я подошел к шкафу и трясущейся рукой открыл дверцу. В зеркале отобразилась моя перекошенная физиономия. Ма-ааааамммаааа! Ма-аааамммачки-ииии!

Повернувшись спиной к зеркалу, я снова задрал – теперь уже почти до подбородка – одежду и, внутренне содрогнувшись, посмотрел через плечо. Челюсть моя отвисла сама собой, сердце зашлось в истерике – между лопаток расположились два маленьких аккуратных крылышка. В перьях. Ха-ха!

(Нет! Ха-ха-ха!!!! Тридцать три раза!!!)

Ангел, блин! Святой! Канонизирован при жизни! И что теперь делать? Что теперь делать!?

Успокоиться. Да, именно. Сначала успокоиться. Это главное. Поправить одежду, причесаться, закрыть шкаф, сделать три шага влево и отодвинуть от стола кресло. Затем сесть в него и закурить. Спокойно!!!

(А-аааааааааа!!!)

Я зажмурился. Стал часто дышать носом и медленно считать про себя. Раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь… Когда счет дошел до трехсот восьмидесяти шести, паника отступила. Сердце стучало потише и головокружение прошло. Надо же – крылья! Ну и ну…Четыреста один-четыреста два-четыреста три. Все. Пойдем, сядем.

На спинку кресла облокачиваться я не рискнул – мало ли что. Выдвинул нижний ящик стола и достал из него початую бутылку коньяку. Вытряхнул из стаканчика карандаши и скрепки, дунул в него несколько раз, придирчиво посмотрел внутрь и щедро плеснул тягучей маслянистой жидкости. Так, закусить бы чем. В одном из ящиков обнаружилась половина плитки шоколада – самое оно. Ну, за канонизацию! За полеты во сне и наяву! За гнездо кукушки! За советскую авиацию и ее лучшего друга товарища Сталина! За… тостов набиралось на увесистый том страниц, эдак, в триста. Интересно, я начну курлыкать?

Ну что? Успокоился? Во-ооот, сейчас мы покурим… Молодец. Итак – я задумчиво уставился в окно. Там набирал обороты май месяц: все цвело, пахло и радовалось жизни – что мы имеем? А имеем мы, друг мой любезный, два крыла, внезапно выросших у тебя на спине. Хорошо это или плохо? Мысли логично. Во-первых: почему они выросли? Во-вторых: нужны ли они тебе? Ну и, наконец, третье: что с ними делать?

С первым все просто. Я слишком хорош для обычных людей, как оказалось. В детстве я всегда слушал родителей и взрослых вообще. Был вежливым, умным, тихим ребенком. Никогда не шалил, не дерзил, исправно делал уроки и не дергал девочек за косички. Не бил любимых маминых чашек и не курил тайком отцовых сигарет. Не таскал варенье из бабушкиного кухонного шкафа, а яблоки ел только очищенными – без шкурок. Повзрослев, принимал активное участие в общественной жизни школы, института и других организаций. Всегда выполнял взятые на себя обязательства, был трудолюбивым, исполнительным и инициативным. Не разбил ни одного сердца и не был причиной ни одной слезинки. Укладывался спать ровно в двадцать один тридцать, обязательно почистив зубы, а поднимался в шесть ноль-ноль для утреннего кросса по пересеченной местности. На работу приходил вовремя, в обеденный перерыв рабочего места не покидал, а заканчивал трудовой день одним из последних, да и то только потому, что уборщице надо было закрывать здание. Всегда уступал места инвалидам, лицам пожилого возраста и пассажирам с детьми. Был патриотичен, взяток не брал. Короче говоря – я ИДЕАЛЕН.

Поехали дальше. За все вышеперечисленное меня удостоили двумя наростами, обозначающими мою принадлежность к лику святых. Какая от них есть практическая польза? Может быть, я теперь могу летать? А что – было бы неплохо!

Я представил себе себя парящего в сумерках над крышами домов. Глубокий вираж, пике, бочка, петля Нестерова. Авиасалон в Ля-Бурже. Первый приз, почетный диплом в позолоченной рамочке на стене в гостиной, государственные заказы на доставку почтовой корреспонденции. Бред… Ну-ка, попробуем.

Нет. Летать я определенно не мог. Подпрыгнув, я завис над полом на положенные законом тяготения считанные миллисекунды, а затем приземлился обратно. И это несмотря на усиленные потуги работать обоими своими крылами. Они, конечно, трепыхались, но толку с этого был ноль. Абсолютный. Рисковать, и пробовать проверить наличие воздухоплавательных способностей, выпрыгнув из окна, я не посчитал возможным. Не такая уж и большая высота – второй этаж, но покалечиться запросто да и что подумает вахтер?

Выходит, функции мои крылья выполняют сугубо декоративные. Гм-гм. Хлопнем еще коньячку? Обязательно!

Сомнительная красота, надо признать. Представляешь, приходит лето, выходишь ты на пляж, снимаешь одежду, остаешься в плавках и… Мороз по коже. Или сауна. Или девушка. Или…

Нет-нет! Ни к чему мне такая декорация! Засмеют ведь! Итак, признаем, что наличие крыльев в моем положении весьма обременительно, не эстетично и, попросту, необязательно.

Переходим к третьему пункту нашей викторины. Что, как поговаривал Чернышевский, делать? Да избавляться от них нужно! А вот здесь, наверняка, имеются варианты. Первый – хирургический. Но опять же, врачебная этика понятие относительное. И глазом не моргнешь, как окажешься объектом изучения, опытов, научных исследований и причиной сотни диссертаций. К тому же, огласка… Мыслим логически! Чтобы избавиться от чего то, нужно все делать с точностью до наоборот от того, чем ты этого добился. Требуется перестать быть идеальным. Всего и делов. Коньячку-с?

А ведь это достаточно долгий процесс. Кто знает, сколько понадобится времени, чтобы перестать выглядеть положительным в глазах того, кто посчитал возможным подарить мне два сомнительных украшения? А вдруг год-два? Нет уж… кстати, великолепная идея! Будем действовать радикальными методами.

Озаренный, я придвинул к себе клавиатуру, быстренько загрузил гугль и ввел в строке поиска «10 заповедей». Через минуту на экран вывалилась куча ссылок, любая из которых давала мне ответ на поставленный вопрос. Отлично! Теперь распечатаем…

Вторую заповедь я откровенно не понял. Нарушение четвертой откладывалось аж на три дня – сегодня лишь вторник – отметив пятую, я поморщился, а необходимость не соответствовать шестой вызвала нервную дрожь. Убивать никого не хотелось, и я не знал, будет ли зачтено в минус злодейство над насекомыми. Ладно, там посмотрим…. На крайний случай, омерзительный мопс Чуянова мне никогда не нравился. Сиамская кошка из тридцать второй квартиры также не пользовалась особым моим расположением.

Опустошив бутылку, я бросил ее в корзину для мусора, встал и, подойдя к двери, поднял с пола небольшой коврик. То, что нужно. Аккуратно положил его возле окна, сориентировав на восток – по-моему, восток находился именно напротив моего кабинета – и опустился на колени. Сложил ладони ковшиком и, несколько раз проведя ими по лицу, бухнулся головой оземь.

- Уалллах! Уакбар! – все-таки, хорошо быть эрудированным. Эту фразу я знал, а большее вряд ли было необходимым. – Уаллах! Уакбар!

Совершив намаз, я вернулся в кресло и снова придвинул к себе клавиатуру. Ни к чему талдычить бесчисленное количество раз имя Господа, если в вашем распоряжении есть Микрософт Уорд. Загрузив программу, я набрал на странице слово «Бог», затем выделил его мышью, скопировал, а потом выполнил несколько десятков раз действие «вставить». Вывел документ на печать. Двадцать копий – что уж там мелочиться?

Теперь предстояли более сложные манипуляции. Новый документ был сохранен мною, как «В прокуратуру города N» и содержал в себе лжесвидетельства в пользу генерального директора ООО «Акация» Маякова Всеволода Витальевича на четырех с половиной страницах. Сесть, разумеется, не сядет, но крови попьют изрядно. Авось, похудеет слегка наш Свин? Далее предстояла более приятная процедура. Я поднял телефонную трубку:

- Ирочка? Солнышко, ты не могла ли бы зайти ко мне в кабинет? Через пять минут? Конечно-конечно. Да нет, не нужно – кофе у меня есть. Куда, говоришь, Маяков собирается? На презентацию? И сегодня уже не вернется? Понял. Жду!

За отведенные Ирочкой пять минут, я быстренько сервировал журнальный столик свежей бутылкой коньяку, нарезанным лимоном в блюдце, декоративно разложенными на бумаге кусочками оставшейся шоколадки, пачкой «Честерфилда», пепельницей и двумя бокалами. Оставшееся время до конца рабочего дня, проведенное в обществе Помощника Генерального Директора, пролетело незаметно, непринужденно и не без приятности.

- Ты любишь меня? – спросила Ирочка, стоя перед зеркалом и поправляя одежду.
- Конечно! – отважно солгал я. Хорошая девочка, но…
- Может быть, - замялась она смущенно. – Поедем ко мне? Я за рулем.
- Ты же выпила?
- Не страшно, Игорь. Поехали, а? Я приготовлю ужин?
- Что ж, - согласился я. – Поедем.

Перед уходом из офиса, я попросил у Ирочки разрешения отлучиться по делу – Ой, ну что ты спрашиваешь? Конечно! – и заглянул в кабинет к Свину, воспользовавшись незаметно взятой у ней напрокат связкой ключей. Все никак не соберусь купить лап-топ, а у генерального довольно неплохая модель. Из дорогих. Как раз помещается в мой «дипломат».

Сытно поужинав и еще дважды нарушив седьмую заповедь я, сославшись на головную боль, попрощался с Ирой, чмокнул ее в щечку и в очередной раз заверив в своей любви, поехал домой. Пять – ноль в мою пользу! И это еще не предел на сегодня! Внимательно рассмотрев в ванной комнате свою спину, я обнаружил, что крылья сморщились, приобрели нездоровый темный оттенок, а перья сыпались при малейшем прикосновении. Получается! Мопсу Чуянова и сиамской кошке из тридцать второй квартиры сказочно везло!

Засыпая, я представил себе Свина. Его четырехкомнатную квартиру. Его жену Зинаиду Феликсовну. Наш коллектив и состоящие на балансе ООО «Акация» материальные ценности. Скрепя сердце и уняв воображение, возжелал все это. Шесть – ноль. Спи.

******

Ночь прошла без сновидений, а пробуждение было не из приятных – после вчерашнего коньяка болела голова и, отчего-то, ноги. Рывком поднявшись на постели, я откинул одеяло и, надеясь на чудо, ощупал себя. Крыльев не было! Их не было! Ни одного! Я снова стал абсолютно нормальным человеком! Простыня подо мной была усеяна выпавшим пером, но это не беда – выкину вместе с простынею. Приму душ, и выкину. Душа ликовала и пела.

В утреней полутьме, почти на ощупь найдя полотенце, я пошел в ванную. Дико ломило ступни ног. На погоду, что ли? Ничего, выпью пару таблеток анальгина – пройдет. И… странный звук какой-то. Будто бы иду я не босиком, а в подкованных ботинках – клац-клац-клац. Ну-ка, где у нас тут выключатель?

Свет зажегся.

(Ма-ааааамммаааа! Ма-аааамммачки-ииии!)

Ноги мои в это утро не имели ступней вообще. Никаких. Пошатываясь от стресса, я стоял на белом кафеле ванной комнаты, попирая его двумя изящными, крепкими копытами цвета старой слоновой кости.