Салимчика жалко!

По мере того, как региональный семинар представителей неправительственного сектора стран Южного Кавказа приближался к концу, всё более непосредственным становилось общение его участников, особенно в кулуарах. Между ними установились какие-то свойские, домашние отношения, несмотря на то, что конфликты между их государствами ещё не были урегулированы, а атмосфера в обществах сторон была далека от идеальной.
Однажды после ужина участники семинара собрались в холле гостиницы, и Ваграм, представитель Нагорного Карабаха, начал рассказывать историю своего знакомого Салима:
– Это был импозантный, богатый и щедрый молодой человек. Ходил в светлом импортном костюме, был всегда опрятен, чисто выбрит, от него пахло дорогими духами, туфли блестели. Он заведовал крупным универмагом – вы прекрасно знаете, что означало это в советское время, когда хороший товар продавался из-под прилавка. Короче говоря, мой приятель преуспевал: у него были великолепные связи, ради дефицитного товара к нему шли на поклон власть имущие и самые известные люди города. В то же время Салим был простодушным, а порой – наивным до невозможности. Наверное, поэтому все мы звали его Салимчиком. Да и сам он нередко называл себя так, часто говоря о себе в третьем лице.
Ваграм почувствовал, что его слушают с любопытством и, вобрав в лёгкие запас воздуха, продолжил:
– Салимчик был женат на низенькой невзрачной женщине, данной ему судьбой, словно по иронии. Впрочем, он пошёл на такой брак, не желая обидеть горячо любимую мать: Гюльнара, которую ему настойчиво сватали, была дочерью её близкой подруги. Как джентльмен, Салимчик уважал свою жену, одаривал её золотом и бриллиантами, шикарно одевал. Но он не любил Гюльнару. На его лице неизменно были написаны скука и тоска. Но вот однажды Салимчик расцвёл, словно весенним ветерком разогнало тучи на его лице...
Ваграм замолчал, обвёл взглядом присутствующих. У всех на лицах был неподдельный интерес. Но взор его остановился на соседе по гостиничному номеру – Арисе, который уставился на него со странным, каменным, как показалось Ваграму, недобрым выражением. Глаза его были неестественно выпучены, а губы вытянулись, образовав трубочку.
– Вы наверняка догадались, дорогие друзья, что наш Салимчик влюбился. Она была длинноногой красавицей-блондинкой со знойным взглядом. Я однажды случайно видел их вместе в городе. Когда мы приблизились, Салимчик незаметно подмигнул мне, давая понять, что не собирается знакомить с подругой, и я сделал вид, что не знаю его. Разумеется, я не мог не оглянуться, а посмотрев назад, поразился её стройности – таких девушек я не видел даже по телевизору. Выйди она на подиум, непременно обставила бы всех манекенщиц. Но и Салимчик не терялся на её фоне – он был высок, широкоплеч. Некоторая сутулость и рыхловатость не портили его. Честно говоря, я позавидовал своему приятелю – откуда он откопал её? Впрочем, на счастливую парочку оглядывались все прохожие.
Ваграм перевёл дыхание и невольно покосился на Ариса. Лицо его по-прежнему было неподвижным, лишь ещё больше вытянулось в сторону рассказчика. Глаза же горели каким-то нездоровым блеском. Ваграм отвёл взгляд и поспешил продолжить:
– Увы, их идиллия длилась недолго, примерно год. За это время я видел Салимчика ещё один раз. Он спешил куда-то с огромным букетом цветов. Мы успели лишь поздороваться и переброситься на ходу парой общих фраз. Затем он побежал, заговорщически подмигнув, как тогда, сел в свою чёрную «Волгу» и, круто развернувшись, уехал. Он был счастлив. Это было написано на его лице: здоровом румянце, лучиках радости в уголках глаз, умиротворённом лбе. Это выражалось в его энергичных, полных жизни движениях. Но однажды, когда я совершал свой обычный вечерний моцион по городу, кто-то позвал меня. Я обернулся... и не узнал его. Вернее, я, конечно же, узнал его, но это был совершенно другой человек: Салимчик поседел, неестественно осунулся, был небрит, весь какой-то поникший. Пиджак сидел на нём мешком.
– Что с тобой? – не удержался я.
Он отчаянно махнул рукой и пригласил меня в ближайшее кафе. Салимчик был глубоко несчастен, и я, естественно, догадался о причине, но не спешил убрать со своего лица знака вопроса. Заказав официанту пирожное и кофе, а мне лично – коньяк с лимоном (Салимчик знал о моём пристрастии), он сразу же начал, будто я был в курсе всех его дел:
– Объясни мне, пожалуйста, чем я обидел её? Купил ей квартиру в центре города, обставил дорогой мебелью, одарил бриллиантами, устроил родственников на работу у себя в универмаге. Салимчик – нежадный человек, весь город об этом знает! И вот такой удар в спину! А говорила, что любит. Выходит, морочила мне голову... А я любил её больше жизни.
– Ты о ком? – я сделал вид, что не понимаю о чём речь, и уж точно зная, что не о жене говорит.
– Да ты угощайся, возьми пахлаву, – безвольные складки на лбу у Салимчика, опущенные уголки рта, дрожащие пальцы отражали его крайне подавленное внутреннее состояние. Он старался унять дрожь, перебирая чётки, которые постоянно носил с собой. – Я об Олечке... Ах да, я же не познакомил тебя с ней. Вот штучка: страстная, горячая, как огонь! Такой у меня ещё не было... Ты кушай-кушай, выпей рюмочку. Я не могу, извини, нездоров...
Салимчик долго рассказывал о счастливых днях с Олей, всё растягивая печальный финал, о котором я изначально уже догадался интуитивно. Наконец он начал, вобрав голову в плечи:
– Месяц назад чисто мужской компанией отмечали день рождения однокурсника. Выехали за город, в прибрежный ресторанчик «Эдем». Туда едут все, кто хочет немного отдохнуть от городской суеты и оградить себя от любопытных глаз знакомых. Так вот, в середине застолья из соседней кабины послышался знакомый звонкий смех. Ну, думаю, показалось: перебрал Салимчик спиртного, звуковая галлюцинация – тем более что я постоянно думал о ней. Через минуту смех повторился. Я вскочил, выбежал и распахнул дверь кабины напротив... Ноги мои подкосились. Пока гримаса смеха на лице моей Олечки менялась маской ужаса, я потерял сознание, не успев даже разглядеть её друга... Пришёл в себя только в больнице...
Салимчик неожиданно всхлипнул. Мне стало не по себе, я прятал свой взгляд, стараясь не глядеть на его жалкое бледное лицо и воспалённые глаза. Потом я сделал несколько неуклюжих попыток успокоить его. Впрочем я был недостаточно искренен в отношении самого себя, намекая на то, что не в постели же застал Салимчик свою любимую – может, измены-то и не было… Но он и слушать меня не хотел, всё повторяя:
– А Салимчик любил её больше жизни...
Когда Ваграм замолчал, нависла тягостная, тяжёлая тишина. Первой нарушила её Нонна, правозащитница, старая дева и неулыба:
– Так ему и надо! Женился, не заглядывайся на чужих красавиц: в одной руке два арбуза не удержишь.
– Да что вы понимаете?! – возразил ей Ираклий, импульсивный молодой человек. –Нельзя же каждый день борщ кушать, иногда хочется и шашлычка попробовать.
– А как потом сложилась жизнь Салимчика? Ты видел его после этого? – спросил Руслан.
– Нет, но говорят, что спился, потерял всё своё состояние. В общем, банальный печальный конец.
– Жалко Салимчика, – вздохнула Аида...
Никто не остался равнодушен к судьбе Салимчика, кто-то сочувствовал ему, кто-то критиковал и упрекал его в слабохарактерности и безволии. Только Арис молчал. Лицо его было серьёзно-застывшим. Чувствовалось, что за этой, казалось, непробиваемой миной идёт серьёзная внутренняя борьба. Но Арис не проронил и слова...
Уже далеко за полночь под впечатлением рассказа Ваграма люди разошлись по своим номерам.
Всю ночь Арис ворочался в постели: что-то явно мучило его. Спросонья Ваграм услышал его бормотанье: «...В жизни быдло всегда берёт верх над интеллигенцией. Бедный Салимчик стал жертвой хамства и продажности...»
«Причём тут интеллигенция?» – невольно спросил сам у себя Ваграм и, не ответив, углубился в сон. Он не знал о том, что Арис, сорокалетний холостяк, сам пережил нечто подобное в ранней молодости...
К утру Ваграму показалось, что кто-то зовёт его, но откликнуться не было сил. Ещё через минуту он почувствовал, как что-то давящее стремительно приближается к нему.
– Ваграм! Ваграм!! Ваграм!!! – по нарастающей, словно пытаясь спасти умирающего, звал Арис, приближаясь к своему соседу по номеру.
Ваграм вскочил, сел на постели, увидев в лучах восходящего солнца знакомое до боли застывшее лицо и воспалённые глаза.
– Что случилось? – испуганно спросил он.
– Бедный Салимчик!.. – произнёс Арис, всхлипнув.
Ваграм не поверил своим ушам, протёр глаза – ему это казалось продолжением сна.
– Что?!
– Салимчика, говорю, жалко...

2006 г.