Подкова на счастье

 Пролог


15.01.06г. Гагин (Германия) - Седовым (Россия)

Галина и Николай, привет!
…Ваше письмо принесло мне настоящую радость. Это здорово, что Коля написал книжку – у меня всегда было ощущение, что рано или поздно она появится на свет, и я рад, что это, наконец, произошло. Книга, конечно, сердитая – но от Коли другого ожидать, наверное, и не следует. То, о чём ты, Коля, пишешь, мне близко, я думаю о многом так же, как и ты. Единственное существенное между нами расхождение в том, что я человек верующий, и тут уже ничего не поделать.
И ещё – я бы не стал публиковать эту вещь отдельной брошюрой, а попытался бы втиснуть её в один из литературных альманахов, что периодически выходят в Череповце или Вологде. Но тут я подозреваю, что для тебя, Коля, этот вариант, скорее всего по разным причинам совершенно неприемлем. Мореплаватель-одиночка – так у моряков называются такие характеры…


18.01.06 г. Седов (Россия) – Гагиным (Германия)

Здравствуйте, Гагины!

…В своем письме, Витя, ты несколько ошибся, когда говорил, что публикация в журнале меня не устроит. Устроит, Витя. Хотя первой, все-таки, должна была быть книжка. Не тщеславие, не самолюбие – не хотелось низводить уровень обсуждаемых вопросов до проходной статьи. Хотелось выделить. И вроде получилось.

Меня то устраивает. Я, похоже, не устраиваю наши журналы. Это не сейчас, это давно началось, много-много лет назад…

…технически это выглядит так – живет наша журналистика и публицистика, и песня авторская и вера наша православная. И свободу, и торжество своих идеалов защитившие и узаконившие, и с властями слившиеся в едином порыве процветания и закрепления достижений. Титулы и звания розданы, заслуги оценены и пайки распределены.
И вот захожу я в это царство сбалансированности (в редакцию журнала «******») и сам воздух «Вам что собственно?..», «Кто вы такой?» говорит мне о том, что нарушаю я этот баланс, не нужен я здесь, не к столу.

…Недавно одна моя знакомая журналистка сказала, имея в виду свою газету: «Желтеем понемногу. Рынок побеждает…»

…Сегодня, когда православный таксист обязательно крестится на купола, а потом заламывает такую цену за проезд, что его коллеги-атеисты удивляются (правда, на себе испытал)… когда священник благословляет машины воров и бандитов (пару лет назад процедура стоила не очень дорого)… когда столько разговоров о подъеме и развитии, восстановлении православия и державы, а я вижу, как умирают на помойках потомки Великой России…
Да много еще чего. Так вот, сегодня я беру ручку и пишу о том, что не продается. О вечности, о человечности, о Боге, в конце концов! Именно о том, что и делало Великую страну Великой. Была она бедной или богатой, воевала или возрождалась, были у власти князья, цари, поэты или революционеры. Она бывала всякой, она ошибалась, была правой, была левой, но всегда – Святой. Потому, что не продажной!

И когда мои соотечественники выбрали сытость вместо справедливости, а личное спокойствие затмило боль за обездоленных, вот тогда моя страна рухнула, даже не на колени, а пропитой совестью, как мордой в салат!

А в магазинах продается бессмысленное окололитературное пойло, а в телевизоре бодрячки Зверевы и Моисеевы являют пример благополучия, а в кинотеатрах «Ночные и Дневные дозоры» борются с надуманным вселенским злом. А в моей деревне закрывают школу – на девять учителей три ученика, а автобус до райцентра один раз в неделю. А стоимость одной машины, которыми тешат себя нынешние деляги, равна бензину, который бы обеспечил «Скорую помощь» на десять лет во всем районе, но нет там «Скорой помощи». Тихо умирают мои соотечественники...
А я беру и пишу, а потом коплю деньги и, отрывая их от своей семьи, от своих детишек, издаю эту маленькую книжечку. А в ней – все, что мне дорого.
И больше всего радует, что те, кто читал, верит он или не верит, согласен он или не согласен, сходятся в одном – она думать заставляет. Некоторые по нескольку раз перечитывают.

…Дело не в моей известности или популярности. Просто говорить об этом надо. Надо заставить себя слушать. Потому что болеет наша родина, люди ее. Вышиблен фундамент, на котором строятся и величие, и слава, и память – Душа. Ее заменили идолом рыночной экономики. Надо, чтобы кто-то прямо говорил людям, что они – люди. Без поэтических аллегорий и художественных изысков, чтобы баран понял.
Об этом моя книжка. Не обо мне речь, о нас…

Вечно ваш
Седов Николай
г. Череповец, из России.



 ПОДКОВА НА СЧАСТЬЕ

1.

Последние минуты перед концертом. Я уже настроил гитару и успел отогреть руки, обдумал, что и как скажу зрителям. Никаких волнений и нелепых предчувствий. Мне почему-то казалось, что все получится.

Вот за стеной, в концертном зале умолк рояль – мой сын закончил разминку. И наступила тишина. Так бывает всегда, когда воздух наполняет дыхание начинающегося действа.

Я люблю этот момент. Все замирают, понимая – "Начинается!". И незнакомые, чужие друг другу люди, вдруг забывают о своих личных неразрешимых проблемах и становятся общностью, которая готова прожить ближайший час новой, и пока еще неизвестной, жизнью.

Потом они уйдут, вернутся к своим делам, и может быть, никогда больше не встретятся. Но этот час, который они сопереживали вместе, навсегда останется с ними. Они не будут одиноки. Потому, что больше всего нас объединяют воспоминания.

Еще оставалось две-три свободных минуты, чтобы перекинуться приветствиями, услышать последние наставления и пожелания. Я вышел из комнаты, в которой мы разместили наш небольшой реквизит, и решил пройти через зал, посмотреть на лица, оценить возможную манеру предстоящего общения. Открываю дверь, делаю шаг вперед и замираю… – ЗАЛ ПУСТ!!!

Смотрю на часы и ничего не понимаю - концерт уже двадцать минут как должен был начаться.

Итак, 25 декабря 2005 года, город Череповец, концертный зал детской школы искусств на улице Вологодской, 13 часов 20 минут. Я стою напротив пустоты.

Так начиналась презентация моей первой книжки "Азъ", мой концерт и мой праздник.


2.

В кармане лежали два детских билета на кинопремьеру какого-то мультфильма в кинотеатре «Победа». Мне их только что вручил добрый таксист, объявив, что эта поездка – призовая. Значит, мои дети идут в кино. Здорово!

С гитарой в руке, я шел по хрустящему белому снегу, вместе с пионервожатым моего детства Афанасием Андреевичем Потаповым, который тоже должен был сегодня выйти на сцену.

Пару лет назад мы записали с ним небольшой альбом "Поле жизни", в котором я играл на гитаре, а он пел свои песни. Когда мы записывались, я вдруг поймал себя на мысли, что знаю, для чего я вот уже более двадцати лет не разучился играть на гитаре – чтобы однажды помочь моему учителю, сам он играть почти не умеет. Мне кажется, что наш совместный труд удался – мне он нравится до сих пор.

Афанасий Андреевич уже прочел мою книжку, и я предложил ему поучаствовать в мероприятии. Потому что быть комментатором своей собственной книжки как-то неудобно, да и нечестно. Будет правильней, если скажут другие, и скажут то, что считают нужным. Помимо слов, мы договорились показать людям несколько песен из того нашего альбома. И это тоже было правильно – в городе о нем почти ничего не знали.

В это же самое время торопилась на концерт Танечка Жмайло. Мой милый старинный друг. Она простыла, у нее была температура, и болело горло, но по телефону за полчаса до этого она уверила меня в своем непременном присутствии. Она тоже успела прочесть «Аза» и хотела поделиться своими соображениями по поводу прочитанного. Более того, она намерена выступать вместе с нами!

Всегда опаздывающий и бесконечно занятый какими-то делами, другой мой старинный друг – Сережа Титов – уже сидел в зале. Он оказался одним из первых, кто поторопился не опоздать к началу!!!

Надо много лет знать Серегу, чтобы оценить эти восклицательные знаки. Мы так долго путешествуем с ним по жизни, что порой вовсе не обязательно совместное присутствие в каком-то месте и в какое-то время. Мы умеем общаться и помнить друг о друге, даже если нас разделяют тысячи километров и годы молчания. Но сейчас дела потеснились. Замечательный знак успеха и важности сегодняшнего дня. Я был тронут.

Шел поддержать нас поэт и музыкант Валера Виноградов с супругой Аленой. Его папа составил им компанию. Когда я увидел это семейство, то понял, что и для них это тоже не совсем обычный день.

Шла Людмила Владиславовна Бирюкова, моя школьная учительница по химии.

Торопились к началу Варя, Юля и Саша – жена старшего сына и ее сестра с мужем.

А в зале мой сын – Кирилл - уже трогал клавиши "Стейнвея". Обычное для пианистов занятие – подготовить руки и примериться к инструменту. Кирилл тоже был участником концерта, и я очень хотел, чтобы именно он выступил первым.

У дверей зала стояли и беседовали моя жена Галочка, которая уже успела договориться и с гардеробом, и с залом, и прочими организационными вопросами, и Светлана Никифоровна Батаева – наша музыкальная мама, преподаватель и наставник Кирилла.

Невдалеке прохаживался Антон – звонарь городской церкви, лучший барабанщик для любой группы, теннисист, православный хиппи, вообще незаурядная и противоречивая личность, с которым вот уже много лет у меня существуют взаимно приязненные отношения.

Я здоровался с ними со всеми и чувствовал, как с каждым рукопожатием и поцелуем мой мир обретает четкость, глубину и завершенность.

Гитара обнадежила красивым проникновенным голосом. Мы с ней вообще всегда понимали друг друга. Я был готов говорить о вечном, о Добре и Зле, о смерти и бессмертии, мой мир стоял за мной, и нам было что сказать.

Я встал и пошел, открыл дверь и – мой мир рассыпался! Не осталось даже осколков.

Пустота. Необъятная, бесчувственная и молчаливая. Она обволакивала меня, пытаясь пробраться внутрь, до самого сердца – инородного для пустоты, ненужного и непонятного предмета. Пустота хотела единства. Чтобы я исчез.

Но я не исчез.


3.

Жизнь учила меня держать удар. Я не рассыпался. Пустота усомнилась в своем могуществе и перестала быть пустотой.

В глазах друзей таилась молчаливая поддержка. Но я пока не мог принять их помощь, мне нужен был короткий тайм-аут.

- Ладно, – сказал я, – пойду, подышу. Подождем еще десять минут.

Что будет через эти десять минут, я не знал. Хотелось чистого воздуха и не хотелось ничьих слов. Вышел на улицу.

Я стоял посреди зимы и глубоко и часто вдыхал морозную свежесть. Так я пытался избавиться от нахлынувшей бесчувственности и заставить себя чувствовать хотя бы холод. Но пустота никак не хотела уходить окончательно и находилась где-то рядом, она сопротивлялась и ее туманная завеса размывала действительность.

Без всяких мыслей я смотрел, как тлела и становилась короче сигарета – этот белый бикфордов шнур, приближающий неумолимость развязки. Но взрыва не случилось.

Из тумана неопределенности ко мне подходил реальный невозмутимый Коля Горин. Лет десять назад он основал в нашем городе настоящую кузницу, с горном и поддувом, наковальней и молотками. Он был единственным кузнецом, которого мне довелось встретить в жизни. Обычно в своих многочисленных передвижениях по стране я находил лишь отзвуки этого уходящего от нас древнего искусства.

Знакомы мы с Гориным давно. Лет двадцать. Поэтому хватило нескольких слов, чтобы обрисовать мою ситуацию. Коля реагировал мгновенно:

- Так поехали ко мне! Все нормальные люди устраивают презентации своих книг в кузнице!

- Серьезно? – мне еще не до конца верилось в возможность контакта с отвернувшимся от меня миром.

- Конечно, серьезно!

Сам я не нуждался в утешениях, но испытывал чувство неловкости перед своими друзьями. Они ни в чем не виноваты. Но из-за каких-то моих грехов они вынуждены сейчас страдать со мной. Это не справедливо.

Мне представился сумрак кузницы, наполненный тайной неизвестных предметов, жар раскаленных углей, металл, который волей и руками человека превращается из ничего в нечто. Я представил моих друзей, как они будут трогать руками эти предметы и вдыхать воздух дедовского ремесла. И в центре всего - кузнец Коля Горин, который только что вернул меня в настоящее, который поможет моим друзьям не заблудиться, путешествуя во времени. От видения веяло первобытной правдивостью и простотой. Это было то, что надо.

- Пойдем, спросим у ребят…


4.

- Господа! – сказала Галя – Поскольку народу мало, поступило предложение перенести презентацию в кузницу. Наш городской кузнец и друг Николай Горин приглашает всех к себе в гости. Есть возражения?

Горин стоял рядом, готовый принять любое решение моих товарищей. Вот, мол, я, весь перед вами. Смотрите, судите и решайте. Было бы предложено… Спокойная уверенность кузнеца передалась и мне, и Гале, и всем, кто находился в зале. Все нормально. Действо начинается! Мы вновь погружались в сладкий миг начала волшебства. Занавес пошел…

- Так никто не против? - Против никто не был.

У кузницы есть один большой недостаток – отсутствие рояля. А моего сына уже достаточно знали в городе, как подающего надежды пианиста. Однако выступал он редко, поскольку основное его время занимала учеба. И поэтому сегодня мои друзья пришли не только итожить мои достижения, но, конечно же, надеялись услышать игру Кирилла.

Мы встретились с ним взглядом. Сын сделал выбор и оставался со мной. Он тоже будет держать удар. Кивнув друг другу, мы без слов скрепили наш союз. У пустоты не было шансов. И уже обращаясь ко всем, я сказал:

- Друзья, в кузнице нет пианино, а Кирилл подготовил небольшое выступление. Поэтому, предлагаю послушать его, а уже потом переместиться в кузницу.

Одобрительный гул. Я вновь повернулся к сыну:

– Сыграй нам что-нибудь, сынок!

Под аплодисменты Кирилл прошел на сцену и занял место за роялем.

Галя, моя хорошая Галя! Она сидела рядом со мной и тоже жутко переживала за все. Она чувствовала мою неудачу, как свою, и так хотела, чтобы все прошло как надо! И когда Кирилл уже поднял руки к клавишам, она вдруг громким шепотом сказала сыну:

- Кирилл! Объяви произведение!

Сын по-доброму и очень спокойно посмотрел на нас и сказал с улыбкой:

- Да, какая разница, все равно никто не запомнит.

И он был прав! И в своем спокойствии, и в своем выборе. Мой сын подчеркнул, что все, что будет дальше, выше условностей и протоколов. Он задал тон: «Расслабьтесь, люди. Вас поймут, потому что мы будем видеть сущность, а не обертку или название. А сущность, которую я хочу вам показать, называется Музыкой». И люди поняли моего сына.

И к нам пришла Музыка.


5.

Я всегда старался быть требовательным к сыну, особенно, когда это касалось какого-нибудь важного дела. Самым важным делом для Кирилла стала Музыка. Он сам так решил. Поэтому его занятия, манера игры, его собственное отношение к этому делу, подвергались моей нещадной критике, если мне казалось, что сын сбивался с дороги или проявлял недостаточное усердие.

Музыка тоже очень строгая дама. Она не подпускает к себе случайных людей. Любую фальшь, бездушие и бездарность Музыка покидает моментально. А, скорее всего, даже не прогуливается около этих мест.

Мы много говорили с Кириллом об этом. Я видел его победы в конкурсах, следил, как увеличивается беглость пальцев и растет его музыкальный кругозор. Не раз сидел я в концертном зале, готовый прослезиться от радости за сына, когда все зрители, затаив дыхание, слушали его игру, а потом рукоплескали с криками «Браво!» Но не призы и не аплодисменты были важны для меня. Все эти годы я терпеливо ждал, когда из-под его пальцев я услышу не ноты, а голос Музыки. И вот сегодня я услышал.

Музыка коснулась груди и смогла то, что не смогла пустота. Мы стали едины. Я не думал о книжке и пустом зале. Я даже не думал о том, что это играет мой сын. Все осталось где-то там, за чертой мира Музыки, который принял нас, своих непутевых, но любимых детей. Мы дышали его воздухом, и пили из его родников, а Музыка, как заботливая мать, вела нас по своим заветным тропинкам, приближая к самому главному и самому родному. А в старинном доме, у окна сидел Бетховен и смотрел с улыбкой нам вслед.

Умолк последний аккорд. Мы возвращались обратно. Я вновь посмотрел на сына, кивнул ему головой и захлопал в ладоши. Музыка еще была в нас, и хотелось совершать хорошие поступки и говорить добрые слова. И когда мы уже начали собираться, переполняемый чувствами Афанасий Андреевич подошел к Кириллу и сказал:

- Знаешь, Кирилл, наш писательский труд – это ничто по сравнению с твоим трудом музыканта!

«Я бы не обобщал», - подумалось мне, но вслух я этого говорить не стал, чтобы не обижать открытый человеческий порыв. И вдруг поймал себя на мысли: «А ведь это я сейчас пошутил!» И рассмеялся от своей шутки и от ироничности фразы Афанасия Андреевича в свете презентации моих трудов.

Праздник начался.


6.

Кузница. Место, в котором работники делают свою тяжелую мужскую работу. Не бутафория.

Хотя иногда – может, для души, может, для поддержания уровня мастерства (не все ведь заказы высокохудожественны) – кузнецы балуются созданием различных поделок под старину, рыцарство или просто курьезов. Поэтому, помимо огромного количества различных сугубо деловых инструментов и приспособлений, кузницу украшали и рыцарские мечи, и боевые топоры всех времен и народов, ножи и сюррикены, которыми, наверняка, баловались капитан Флинт или бесстрашные японские ниндзя. Подсвечники и подставочки, нашлепки и булавы, фонари и висящие прямо в воздухе цепи, эскизы и заготовки будущих изделий.

На почетном, самом освещенном месте – узлом завязанный лом на овальном постаменте, а из этого грубого металлического постамента как бы вырос железный цветок и обвил своим тонким стеблем покоренный лом. Сила и нежность.

- Кузница – роддом для мужика! – наставлял кого-то Горин.

Она жила своей жизнью. Обилие украшений не превращало ее в музей. Чувствовалось, что кузнец просто повесил на стену или отложил в сторону ту или иную красивую безделушку, чтобы глаз иногда радовала или чтобы под ногами не валялась. Не для гостей и праздности эти диковинки. Скоро придет работник, и начнется работа, для которой и живет эта кузница. Только на один день стала она гостеприимной хозяйкой, разрешила смотреть и трогать свои накопления, фотографироваться на память и задавать глупые вопросы кузнецу. Потому что сегодня праздник, и кузница терпеливо подождет, пока отдохнет ее хозяин.

- Однажды Дьявол решил победить Бога. Но он был слабее, чем Бог и потому решил сделать себе меч. Чтобы не с голыми руками, а с оружием против Бога выступить. Пришел Дьявол к кузнецам и обещал хорошо заплатить и пожелания исполнить, если его заказ к сроку сделают. Посовещались кузнецы и отказались ковать меч против Бога. А Бог узнал об этом и с тех пор все грехи кузнецам прощает. А кто дружит с кузнецом, то и на того Божье снисхождение распространяется…

Пока подготавливали место для посиделок и накрывали на стол, Коля Горин, как и положено гостеприимному хозяину, развлекал нас экскурсией и знакомил с кузнечными шутками и прибаутками.

- Если баба никак родить не могла, то ее на ночь отводили к кузнецу.

- А зачем? – спросила одна из наших девчушек. Свои мысли покинули ее, она верила всему, о чем вещал этот, почти из иного мира, здоровяк.

- Слово волшебное знал кузнец, – хитро подмигивая глазом, шутил Горин.

Но девчушка все равно верила и этому. Тайна витала вокруг нее, и ощущение этой тайны полностью оболванило юную голову.

- А зачем на ночь-то?

- Традиция, – заканчивал Горин, пожимал плечами, давая понять, что истоки традиции уходят корнями уж в совсем далекое прошлое, и он за них не отвечает.


7.

Мы наполнили бокалы и, как виновник торжества, я сказал длинный тост.

- Друзья! Мне очень жаль, что сегодня не получилось задуманное мероприятие. Не потому, что каким-то образом это неприятно лично мне. Не поэтому.

У нас праздник – новорожденный, вот эта маленькая книжечка с именем «Азъ». О чем она? – О вечном, о Добре и Зле, о смерти и бессмертии. То есть о том, о чем люди не успевают подумать, зажатые суматохой буден.

Жизнь не дает пауз на раздумье, может поэтому, люди многое совершают необдуманно. Сегодня, когда нас приучают к мысли, что все продается и покупается, мы хотели дать повод, возможность - ту самую паузу - для раздумий и поговорить о том, что не продается. И очень жаль, что разговаривать было не с кем.

Ну, что ж, я расскажу вам то, о чем хотел рассказать всем.

Всю свою жизнь я пишу одну единственную книгу, которая называется судьбой. Поэтому маленькая книжка «Азъ», хоть она и первая, которая была издана, не стала для меня чем-то особенным. Она – очередная страница моей главной книги.

Когда-то давно первые страницы этой книги написали мои родители. Они научили меня видеть мир, научили, как относиться к тем или иным его проявлениям. Мое отношение к миру, сформировало круг моих интересов, а круг интересов определил круг общения, круг моих друзей.

Мы мечтали, взрослели, влюблялись, мы сочиняли стихи и песни, мы совершали поступки. Так были написаны главы юности и молодости.

Эта книга пишется до сих пор. Ее содержание и сюжет становятся опытом и памятью, давая пищу для осмыслений и раздумий о будущем. Но так случилось, что впервые написанная на бумаге маленькая книжечка с именем «Азъ» вдруг начинает жить самостоятельной, почти не зависящей от меня, жизнью. И, самое интересное, что совершенно неожиданно ее жизнь бумерангом врезается в мою судьбу, и сюжет главной книги меняется. А дело было так.

Как отец и муж, я обеспечивал семью материально. Потому что так устроен наш мир и многие вещи зависят от денег. Это не значит, что моя семья озабочена богатством. Скорее, наоборот, мы никогда не придавали особого значения ни вещам, ни накоплениям. Мои усилия материализовались в то, что дети были обуты, одеты. Они имели возможность учиться в хороших школах, заниматься спортом, ходить в бассейн, учиться музыке, осваивать компьютер и читать полезные книги.

К сожалению, моя работа связана с продолжительными поездками и командировками. И большую часть времени я оторван от семьи. И вот, однажды, когда после очередной разлуки мы вновь были вместе, я вдруг увидел, что мой сын стал выше меня ростом. Мне все еще казалось, что он должен быть маленьким. А он – вырос. И я даже не заметил, когда.

Папа занимался заработками, а сын рос, превращался из ребенка в подростка, потом в юношу, формировался как будущий мужчина. А рядом вместо папы находился кто-то другой. Какие-то люди окружали моего сына, становились его друзьями и воспитателями. Их мнения определяли мир его ценностей и стремлений.

И вот рядом стояли два человека – отец и сын, которые ничего не знали друг о друге. Чем пристальнее я вглядывался в сына, тем отчетливее видел пропасть, которая разделяет нас.

У меня за душой, как мне думалось, есть нечто, что обязательно нужно передать сыну. Это богатство я собирал не только и не столько для себя. Но мир его ценностей не нуждался в моих подарках. Мы перестали понимать друг друга. Я с ужасом наблюдал, как теряю сына, как постепенно мы становимся почти врагами. И никакие рубли, и никакие оправдания не возместят потерю. Потому что нет больше и уже никогда не будет маленького мальчика, которому рядом нужен живой папа.

Когда летом наступают школьные каникулы, вся моя семья, как правило, уезжает в деревню. Там у нас дом. Мы специально купили его, чтобы детишки могли побыть вне города, отдохнуть и поправить здоровье. В прошедшее лето я отвез им в деревню наш домашний компьютер, поскольку в командировках мне он все равно не нужен. На этом компьютере хранились мои стихи, песни, проза и электронная версия «Аза», которую я готовил к публикации.

А там в деревне у Кирилла есть хороший друг, интересный человек, со своим видением и суждением. И так случилось, что именно он первым наткнулся на эти мои сочинения и стал их первым читателем. И вот однажды он сказал моему сыну: «Какой у тебя папа! Если бы у меня был такой отец, я бы гордился им…»

 (Здесь я прерву пересказ своего тоста, чтобы восстановить некоторую справедливость. Дело в том, что я немного соврал. Не было друга. Точнее он был, только это была одна девушка. Просто я не хотел давать почву для ложных предположений и расспросов типа: «А что там у них с Кириллом?».
Зовут ее Лена Телешева. Она тоже каждое лето приезжает из Костромы в нашу деревню. Судьба жестоко обошлась с ней. С точки зрения обывателей «ей ничего не светит» в ее дальнейшей жизни. Она – инвалид. Детский церебральный паралич. У нее почти не ходят ноги. А в прошлом году умер ее отец. По-пьянке пошел в лес, там и умер, стоя, прислонившись к дереву. Не выдержало сердце. Говорят, пил всю жизнь.
Это я рассказываю не для того чтобы осудить, а для того чтобы было понятно, какое мужество проявляет эта девочка, оставаясь человеком. Она сохраняет ясный ум, умеет радоваться жизни и хочет прожить жизнь с пользой для людей. И я не удивляюсь, что мой сын дружен с таким человеком. В благодарность за ее влияние на моего сына, я один из первых экземпляров вышедшего «Аза» подарил ей.)

И вот тогда мой сын задумался о нас. Он перечитал мои стихи, мои воспоминания и прозу. Он переосмыслил и переоценил свой мир и сделал то, что не смог сделать его непутевый отец. Он вернул себе потерявшегося меня. Пару месяцев назад он подошел ко мне и сказал фразу, которую мечтает услышать любой из отцов: «Папа, научи меня жить».

Так небольшая книжка, в которой всего несколько страниц, вернулась ко мне и стала частью моей судьбы. Эту книжку я хочу подарить всем присутствующим. Читайте, может быть, она натолкнет вас на какие-то свои размышления, которые, дай Бог, вам тоже однажды помогут изменить ваши собственные судьбы к лучшему. А мне жизнь убедительно показала, насколько полезно размышлять о вечном.

Итак, за новорожденного! И пусть его путешествие будет ненапрасным!


8.

Удивительный вечер неожиданных сюрпризов, вечер открытий и превращений. Судьба как будто спешила вернуть все приятности, которые зачем-то попридержала ранее.

Иногда кажется, что твои усилия и мысли никому не нужны. Живешь, стараешься, делаешь свою работу и к чему-то стремишься, говоришь какие-то слова и что-то пишешь. И надеешься, что, однажды, хотя бы кто-нибудь подойдет и скажет: «Спасибо, мне было нужно то, что ты делал». Но никто не приходит. И ты поешь свои песни на кухне, читаешь стихи пустым кастрюлям и хранишь старую газету, чтобы поговорить и поспорить с собою. Один на один, через несколько лет.

- А помнишь ту свою статью - «Бардовская капоэйра»? – неожиданно спросил меня Валера Виноградов. – Я ее размножил и на всех фестивалях раздаю людям.

Вот тебе раз! Эту статью я написал более года назад. Там говорилось о хорошем и добром деле, которое усилиями чиновников и корыстолюбием людским было превращено в очередное коммерческое шоу, без души и цели. Потому что набивание карманов и самолюбование не может быть целью человека.

Статья прошла тихо, ни одного отзыва, ни одного знака от друзей и знакомых, что они, хотя бы бегло, прочитали ее. И вот сегодня я узнаю, что не зря была эта работа.

Поэтому, когда вам кажется, что ваши усилия и мысли никому не нужны, помните о том, что это только кажется!

А вечер продолжался. Мои друзья знакомились друг с другом, завязывались новые отношения, открывались иные грани бытия. С каким интересом и азартом общались вчера еще незнакомые между собой люди! Мне вдруг вспомнилась холодная решимость, которая наполняла их взгляды, когда в пустом зале каждый из нас сделал свой выбор. «Хорошая мина при плохой игре» – так, кажется, говорят о подобных ситуациях. Сейчас глаза моих друзей были совсем другими, они светились жизнью и дарили тепло.

Из давних глубин памяти выплыл Андрей Макаревич – кумир моей юности – с песней. Помните? – «Столько лет, столько зим я мечтал об одном… чтоб собрать всей друзей за одним столом и увидеть, как свят наш круг…» Там у Макаревича все кончилось плохо. Его друзья не стали друзьями друг для друга. Мне повезло больше, чем знаменитому музыканту.

Почему-то все получалось. После того, когда Афанасий Андреевич исполнил несколько песен, он решил показать нам «Опусы» – так называет он свои рифмованные творения, которые никак не ложатся на музыку. И прочел одно – про ощипанного Пегаса. Виноградов сказал:

- Афанасий Андреевич, а разрешите взглянуть на текст. Ради интереса, мне хочется попробовать-таки под музыку его озвучить.

- Да, пожалуйста, Валера! Только вряд ли что из этого выйдет…

Тетрадь Потапова перекочевала к Валере, десять секунд он разглядывал текст и примерял аккорды, и с ходу выдал новую песню! Крылокопытный не остался без музыки.


9.

Еще один человек, о котором я пока не сказал ни слова.

Когда мы готовили стол, в кузнице появился неказистого вида (извини, Владимир Викторович!) мужичок лет пятидесяти. Он пришел к Горину по каким-то своим делам. Ничего интересного не заметил я в этой личности, и в другой день мы бы просто разошлись с ним, даже не взглянув друг на друга. Но день сегодня был особенный.

Выпускник Института имени Репина, член Союза художников России, золотая медаль Академии художеств СССР, один из ведущих художников, работающих в акварели и графике, человек нестандартной, полной событий жизни. Он поразил наше воображение, рассказывая о своих приключениях и скитаниях по миру. Паскин Владимир Викторович. Так представил его Горин, когда мы рассаживались за столом. Я поднял глаза и увидел на стене репродукцию какой-то картины. Валуны на берегу Северного моря, почти на краю земли, так, по крайней мере, показалось мне. А поверх репродукции крупным шрифтом значилось по-английски – Paskin. Вот вам и «неказистый мужичок»!

В лице Паскина за нашим столом сидела сама скромность и тактичность. Он уважительно слушал разговоры, и, если вдруг что-то ему казалось интересным, то, прежде чем начать говорить, он дожидался паузы и спрашивал:

- Разрешите, я тоже скажу несколько слов?..

После этого он смотрел в лица разговаривающих, и только после того, как получал явное приглашение к беседе, начинал высказывать свою мысль. Но один раз он нарушил это правило.

Мы читали стихи, свои и наших друзей. Потом попросили Титова спеть – Серега здорово умеет это делать, если захочет. Как потом выяснилось, они давно знакомы с Паскиным, но Владимир даже представить себе не мог, какие таланты скрываются от него. Ну что же, ведь это был вечер открытий!

- Ну, даже не знаю… По поводу твоей книжки, Коля… не хочу сейчас, может быть потом, тем более тебе, конечно же, надо что-то сказать… Но сейчас я, наверное, просто спою. Навеяло…

Серега потрогал струны гитары и начал:

 Я вышел на поиски Бога.
 В предгорье уже рассвело.
 А нужно мне было немного –
 Две пригоршни глины всего…

Это «Псалом» Александра Аркадьевича Галича.

С Сережкой в школе мы учились в одном классе. Дружили. Он отличался от всех моих знакомых своим особым талантом чувствовать прекрасное. Таня Жмайло сказала как-то, что она до сих пор все свои новые стихи показывает именно Титову. Даже назвала его однажды «мой барометр». Благодаря этому Сережиному таланту я со школьной скамьи знаком с творчеством Галича, хотя наша школьная программа не предусматривала не то чтобы его изучения, а даже упоминания об этом человеке.

 …И, полон предчувствием смутным,
 Мечтал я при свете огня,
 Что будет Он добрым и мудрым,
 Что Он пожалеет меня!

 Когда ж он померк, этот длинный
 День страхов, надежд и скорбей,
 Мой Бог, сотворенный из глины
 Сказал мне:
 - Иди и убей!..

Серега пел истово, с придыханием, наполняя песню откровением. Слова и ноты отзвучат и забудутся. Откровение остается с нами.

 …Но вновь я печально и строго
 С утра выхожу на порог –
 На поиски доброго Бога
 И – ах, да поможет мне Бог!

Песня окончилась. Сергея наградили аплодисментами. Лицо Паскина красноречиво говорило о глубине его удивления:

- Сережка! Я тебя так давно знаю, но даже в мыслях не мог предположить, что ты еще и такой! Почему ты мне никогда раньше этого не показывал?!

Титов еще спел несколько песен, передал кому-то гитару. И пока возникла пауза, начал нарастать этот понятный всем нам, беззаботный шум застольного праздника. Но он неожиданно для всех был прерван незнакомым голосом. Первое мгновение даже возникло некоторое всеобщее замешательство, поскольку никто не понял, откуда исходит этот голос.

Паскин! Растроганный Паскин читал нам стихи. Он даже не просил нас слушать, но разве можно не слушать открытое человеческое сердце!

 Над Онегой, над Онегой
 Солнце катит колобком.
 Обязательно приеду
 К тете Дусе в старый дом!

 Встретит добрая старушка,
 Банька топится с утра…
 Здравствуй, озеро Онега!
 Здравствуй, Андома-гора!..

Паскин рассказывал нам о простых и понятных вещах, которые у русского человека сидят, наверное, в подсознании, в генах. Там были мужики, комары и рыбалка, здоровая усталость и лесная вода, которая утоляет жажду и одновременно служит неким целебным напитком, как благословление на настоящую жизнь.

Эти стихи я слышал впервые. Поэтому вначале следил за «качеством» строк, но потом искренность голоса Паскина заворожила меня, и я позволил себе просто слушать и сопереживать. А когда наступила тишина, я спросил:

- Здорово! А кто автор?

Наверно более дурацкого вопроса я не мог придумать. По крайней мере, Паскину потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем это я, собственно. За мою недогадливость он даже чуть-чуть передразнил меня:

- Кто-кто… Я, конечно!


10.

Когда-то я работал на фанерно-мебельном комбинате – в ремонтно-строительной бригаде. У нас там был один парень, Игорь, который всегда опаздывал на работу. Поспать любил человек или еще чего – не в этом дело.

Ну, опоздания на десять-пятнадцать минут ему еще прощали. Пожурят, замечание сделают, предупредят, но, в целом, – без последствий. Такие нарушения и у других бывали. Но если, допустим, на два-три часа опоздает, а то и после обеда придет, тут – все, поскольку уже и начальству доложено, и допуск к работе теперь только через кабинет этого самого начальства. Объяснительные, выговоры, приказы и, если виноват, естественно, лишения всевозможные, вплоть до увольнения по статье.

И когда Игорь в очередной раз не выходил на работу, мы всегда с интересом ждали, чем дело кончится. Уволят – не уволят? Даже ставки между собой делали. Потому что неистощим был на фантазию парень. Правда, нельзя сказать, чтобы ему его победы доставались за здорово живешь. Потому что, судя по объяснительным, он уже похоронил всех близких и дальних родственников, некоторых даже дважды, всех друзей и домашних питомцев. Его кусали все псы города. Несколько раз он вступал в схватку с хулиганами, которые по своей наивности пытались кого-то обидеть прямо у него на глазах. Лифтеры никак не могли привести в порядок лифт в его пятиэтажном доме. А соседка так и норовила улизнуть куда-нибудь с его ключами, которые просто необходимо было передать неожиданно приехавшему, смертельно больному другу детства.

Но ничто не бывает вечным. И уловки приедаются. Повторяться в таких вещах опасно. Потому что, если начальство почувствует себя идиотом в глазах подчиненных, месть будет ужасной!

И вот помню один из дней, когда Игоря опять нет. Начинаем гадать, что будет в этот раз. Умер кто? – Нет, перебор выйдет. Лифт? – Еще смешнее. Долго гадаем, но не находим серьезной стопроцентной отмазки. В итоге приходим к выводу – уволят! Тем более, что и бригадиру уже дано задание обнаружить симулянта и вместе с ним немедленно предстать пред высокие очи.

Бригадир Слава как часовой месит снег у дверей проходной. А вот и наш герой. Он тут же взят за шиворот железной бригадирской рукой и увлечен к гибели. Точно уволят!

Как же мы ржали на обеде, сидя в раздевалке, где обычно играли в карты, когда появился деловитый Игорь и на наш естественный, почти риторический вопрос: «Ну, что, уволили?», получили возмущенный ответ: «С каких рыжов? Батарею в квартире прорвало, три часа воду убирал, чтобы соседей не затопить!»

Давно это было. Народ измельчал и выдумка у него не та. Я всегда с улыбкой вспоминаю былые деньки. Однако сегодняшний вечер подарил мне впечатления, которые когда-нибудь потом я тоже буду вспоминать с удовольствием.

И у меня, и у Гали еще теплилась надежда, что нынешний пустой зал – это просто какое-то недоразумение. Вдруг какая-нибудь путаница произошла? Ведь мы ЛИЧНО пригласили так много хороших друзей и знакомых. Но газеты дали противоречивые объявления, указав разное время начала нашего мероприятия. Может в этом дело?

Я позвонил одному из приглашенных. Он извинился, что не пришел. Он, мол, ранее договорился с женой, что наладит ей стиральную машину, которая сломалась. Починить машину не удалось. Поэтому помогал стирать вручную. «Ну, бывает», подумал я, причина уважительная. Ему просто не повезло. Я сказал, как жалею, что его нет сейчас с нами – такие вечера бывают нечасто…

Потом кто-то из ребят мимоходом бросил мне: «Слушай, звонил Х., дико извиняется. Он поздно узнал о концерте и затеял стирку. Передает тысячи приветов и поздравления». Я оценил тактичность сообщения.

А по другую сторону стола другой мой добрый друг тоже звонил нашему общему знакомому. Я слышал, как он говорил в трубку: «Слушай, у нас так здорово! Приезжай. У Коли Седова презентация книжки…» Через минуту мой добрый друг виновато посмотрел на меня. Попробуйте угадать, по какой причине не смог приехать наш общий хороший знакомый?

Я хохотал почти так же, как много лет назад, в рабочей раздевалке на ФМК.
 
 ________________

Тут все-таки необходимо кое-что пояснить. Я вовсе не обижаюсь на моих знакомых, которые не пришли. Возможно, кто-то действительно был занят. Вполне допускаю, что кому-то я вовсе неинтересен, тем более, что многие встречались со мною ранее и достаточно хорошо меня знают. Бог с ними!

Намного важнее другое. В нашем городе живет свыше трехсот тысяч человек. И подавляющее большинство никогда не знали Николая Седова. Не было причин для симпатий или антипатий.

Не раз я слышал горькие сожаления, что кто-то так хотел и не смог повстречаться с Потаповым, по которому этот кто-то так соскучился! – «А где можно купить его диск?»
С какой искренностью вопрошали поклонники поэзии Тани Жмайло! – «А когда и где можно Вас послушать?»
«Обязательно сообщите нам, когда Кирилл будет выступать! Нам это так интересно!»
Сколько хороших вопросов и побуждений!

Газеты и радио сообщили, когда и где.

И вот момент истины. Во всем большом городе не нашлось ни одного человека не то, чтобы стремящегося что-то новое узнать, увидеть или услышать, а даже просто любопытствующего!

Россия отдавалась рыночным ценностям. Город стирал и утюжил тряпки. Все чем-то и как-то заняты. Совершалась серьезная работа.

Учитель, поэтесса, пианист и начинающий писатель, кому вы нужны и зачем вы здесь?


11.

Есть замечательная фраза: «Талант делает то, что может, а гений – то, что должен». Наверное, поэтому в нашем мире, в котором «никто и никому ничего не должен», так много талантов. Их броскую наружность часто ошибочно принимают за одежды гениальности. А если это светящееся чудо еще и прокричит нечеловеческим голосом «Я – гений!», то с большой долей вероятности ему охотно поверят, ведь надо же кого-то, в конце концов, поставить на давно пустующий пьедестал. И тем самым утвердить правильность своих ориентиров.

Но гениальность не кричит о себе. У нее обычная внешность. Потому что не это главное в ее судьбе. Жизнь коротка, и нужно успеть сделать то, что должен! А были при этом накрашены глазки и губки, не имеет никакого значения.

Таких людей мало. Они живут среди нас, каждый день, год за годом отдавая нам частичку себя, чтобы в итоге отдать все без остатка. И уйти. И часто мы даже не осознаем что осиротели…

Наша музыкальная мама. Так мы с Галей называем Светлану Никифоровну. Нам здорово повезло, что Кирилл стал ее учеником. Мы очень благодарны ей за все, что она делала и продолжает делать для наших детей. И свою благодарность пытаемся выразить в пусть неуклюжих, но искренних подарках, которые порой дарим ей в праздники. Однако всякий раз у меня оставалось чувство неудовлетворенности, недовольства собой.

Светлана Никифоровна абсолютно равнодушна к вещам. Не они согревают ее сердце. А мы, зажатые в стереотипы, свое уважение и любовь все время пытаемся соединить с полезностью, допустим, электрического чайника. Не так надо дарить свое тепло!

Но сегодня был волшебный вечер. И когда я брал в руки гитару, чтобы спеть несколько песен, я даже не предполагал, что смогу все исправить.

- Есть у меня небольшая трилогия. Это три разных стихотворения, написанные в разное время, которые стали единым целым. Первое я читаю просто как стих, второе стало песней, а третье читается под гитару. Я очень люблю их, потому что, как мне кажется, в них я сумел на уровне стихотворения рассказать то, о чем позже написал в «Азе». И сейчас я с удовольствием покажу их вам.

 ***

 Будут сниться чужие века мне,
 Будет шлёпать о воду весло.
 И начертано будет на камне:
 Имя, отчество, год и число.

 Будет всё непривычно и ново -
 Путь загадочных звёздных костров.
 Я проследую без остановок
 Мимо белых и чёрных миров.

 Я оставлю и дождь и рассветы,
 Смысл названий, понятий, имён
 И уйду на другие планеты,
 Увлекаемый ветром времён.

 Но у двери основ мирозданья,
 Перед истиной снов и азов
 Я успею сказать: "До свиданья",
 Открывая скрипучий засов.

 В новом мире, далёком и зыбком,
 Через многие тысячи лет
 Мы, возможно, исправим ошибки
 И напишем счастливый сюжет.

 ***

 Ни мелка, ни глубока,
 Мимо леса, мимо пруда
 Всё течёт моя река
 В никуда из ниоткуда.

 Ниоткуда в никуда
 Устремляется водица.
 Бестолковая вода -
 Ни умыться, не напиться.

 Пыль со всех земных дорог
 Нанесли чужие ноги,
 Надломили стебелёк,
 В грязь втоптали у дороги.

 Нет беды - всему свой срок,
 Новые пробьются всходы,
 А иссохший стебелёк
 Унесут весною воды.

 И моя река меня,
 Позабытого, сухого,
 Заберёт с собой на днях
 Так легко и бестолково!

 И с моей рекой вдвоём
 Мимо леса, мимо пруда
 Мы тихонько проплывём
 В никуда из ниоткуда...

 ***

 Я - земля.
 И поэтому
 Место мне у тебя под ногами.
 Пусть когда-то водился с поэтами,
 Жил, буянил, сорил деньгами.
 Пусть старался и что-то делал
 И хотел удивить белый свет…
 Я - земля. А не это тело.
 В этом теле меня уже нет.

 Я - земля.
 Меня помнить не надо.
 Я естественен, как природа.
 И пока ты живешь - я рядом,
 Ближе, чем круговерть небосвода.
 А что кроме - забудется скоро.
 Пусть печалится глупая Смерть -
 Я отныне - твоя опора.
 Я - земля.
 Я - дорога.
 Я - Твердь!

Наверное, я все хорошо сделал. Меня шумно и долго благодарили. И просили спеть еще. Но, главное – ко мне подошла Светлана Никифоровна! И мы впервые обнялись, поцеловались и, глядя в глаза, сказали друг другу: «Спасибо!»


12.

А потом Горин переоделся в рабочую одежду и подготовил рабочее место, взял несколько заготовок и стал ковать нам маленькие сувенирные подковки на счастье. У него были сломаны его новые очки, а в старых он не очень хорошо видел. Поэтому постукивание молотка перемежалось равномерной, но не злой руганью.

Я сидел на корточках напротив и смотрел, как накалялось докрасна на углях железо. Коля выхватывал его щипцами и, сделав несколько ударов молотком, вновь кидал заготовку на разогрев. Одному тяжело приладить железку и ударить по ней. И я сказал:

- Давай подержу, неудобно ведь…

- Вот для этого у кузнеца есть помощник, а ты – гость! Расслабься, справлюсь.

Рядом закипал настоящий ведерный крестьянский самовар. Из комнаты, где накрыт стол, доносился смех моих друзей. Они обсуждали с Паскиным возможность совместной поездки в Париж. Сейчас это казалось вполне осуществимым, и они разрабатывали техническую сторону проблемы.

- Ребята! Как я буду без вас жить в этом долбаном Питере?! – голосил Антон. В течение вечера он несколько раз намекал, что собирается переехать из Череповца. И вот один вечер внес полный раздрай в его планы и чувства.

Я вспоминал уходящий день, своего сына и улыбающегося Бетховена, взволнованного Афанасия Андреевича и заболевшую Таню. Вообще всех, кто не покинул и не отвернулся. Я чувствовал, что очень богат, потому что подаренное ими тепло мне не растратить за всю оставшуюся жизнь.

Видения дня сегодняшнего причудливым образом переплетались с воспоминаниями о днях давно прошедших. Сюда же добавлялись уже совсем иные картины. Мне представилась наша планета, летящая в звездном сиянии. А мы облаками летали над планетой, и это почему-то было очень приятно и радостно. А вокруг, на всю вселенную, веселой музыкой звенел молоточек кузнеца. И звезды слушали эту музыку и радовались вместе с нами.

Самовар вскипел. Ребята заваривали чай и звали чаевничать. Я слушал их голоса и смотрел, как мой друг – кузнец Коля Горин – выковывает кусочки счастья…

 _________________

…Такси несло нас по ночному городу.

Мимо проплывали дома, в которых мои чистоплотные соотечественники наслаждались благоуханием отстиранного белья. Но я не мог понять их радость и не хотел дышать синтетической свежестью.

Потому что в моей ладони лежала маленькая подковка. И рядом со мной была моя Галка. Мы держали друг друга за руку и слушали музыку звезд. Наша планета летела в звездном сиянии. И мы знали, что на этой планете у нас есть друзья... А звезды смотрели сверху и говорили с нами о вечности, о Добре и Зле, о смерти и бессмертии.

Так заканчивался день 25 декабря 2005 года. Презентация моей первой книжки "Азъ", мой концерт и мой праздник.

Я был счастлив.


 ________________

27.01.2006
г.Череповец
Седов Николай Владимирович