Новая книжка пока в проекте

Часть 1.
Глава 1.
Вся задница в грязи.


Пятница, вечер. Я иду по улице мимо чужих окон домой. За окнами слышен смех, подойдешь поближе и почувствуешь запах ужина. Люди, проходящие мимо, спешат в свои скромные квартирки. Только там их ждут, только там они по-настоящему нужны. У меня же дома никого нет и не будет. Я иду и представляю себе тишину во мраке теплых стен моей комнаты. Я ухожу оттуда, и в комнате не остаётся ни одного признака, что там вообще кто-то когда-то жил. Комната существует без меня. Существует само по себе. Я ей не нужен, я лишнее в её белой прямоугольной гармонии.
Машины одна за другой проносятся мимо меня, освещая мне спину жёлтым светом. Мой чёрный пуховик откликается еле заметным сиянием. Он хочет идти за светом, но из-за чудовищной несправедливости вынужден везде таскаться за мной. Мои перчатки не греют. Руки совсем замёрзли. Я прохожу мимо небольшого магазинчика. Около него постоянно много людей. Еда странно притягивает людей к себе. Не важно голоден ты или нет, тебе всё равно хочется засунуть себе в рот что-нибудь вкусное. Даже если зашёл в магазин за хлебом, выходишь с целым пакетом различных ароматных вкусностей.
Асфальт попал во власть льда, а зима прячется за углом кирпичного дома, готовясь выпрыгнуть в любой момент. Улица боится, улица ещё живёт отголосками ушедшего лета, она обливается холодным потом , и это чувствуем мы, одеваясь как можно теплее. Не смотря на холод, этот бездомный сидел прямо на земле и читал сонеты. Ему кидали деньги, ему предлагали купить еду, но он отказывался.
- Не мы ли дети ушедших времён? Как нам идти вперёд, если наше всё умерло – говорил он.
Я поскользнулся и упал. Две подружки, стоявшие у рекламного щита посмеялись. Но по-доброму, не со зла. Наверно это и смотрелось со стороны забавно, но мне было не до смеха. Бродяга встал и помог мне подняться.
- Зачем вам это? – спросил я.
- Что это?
- Зачем вы сидите на земле, взывая к людям за просто так?
- Видишь ли, у меня ничего не осталось в этом мире. Я один, совершенно один. А это, не даёт мне спиться или ещё хуже покончить с собой.
- Чтение сонетов?
- Я раньше был поэтом, даже хотел стать писателем, но не вышло.
- А что произошло?
- Родились вы.
- Кто?
По мягкой улыбке на лице бродяги я понял, что он не желает больше об этом разговаривать. Его глаза были чистые, глубокие. Голубизна добрых глаз, сверкающих от электрического света вечера затмевала неопрятность, лохмотья. Казалось передо мной стоит не бродяга, а человек из особого теста. Двум подружкам девчонкам, всё ещё потешающимся надо мной, и невдомёк что такое читать душу. Что такое смотреть в глаза. Если бы каждый мог углядеть в человеке его мир, они бы стали корягами, по сравнению с могучим дубом бродяги.
- Я хотел бы дать вам немного денег, но у меня у самого их нет – сказал я бродяге.
- Не надо, я выживу без них – так же добро улыбаясь, сказал бездомный в ответ.
Мои джинсы запачкались сзади. Да и на пуховике были заметны следы грязи. Ещё бы, я на пару секунд стал асфальтом, который беспощадно бы затоптали. Наверно я этого хотел, но меня спасли. И кто? Таким высоким, таким сладким на вкус людям, считающим себя высшими существами, было наплевать на такого человека, упавшего на землю. Странный бродяга, неудавшийся поэт уберёг от участи асфальта.
Я стою на перекрёстке посреди машин. Светофор светит мне в глаза зелёным, но никто и не думает меня пропускать.
- Что мне правила? – думаю я – если, соблюдая их, я погибну.
Я быстро перебегаю дорогу. Оказавшись на тротуаре я по-прежнему не чувствую себя в безопасности. Но я не боюсь, я привык к тому, что в собственном дворе могут избить. Небо сегодня странного зелёного цвета. Кое где виднеются голубые пятна, хранящие в себе последние лучи тлеющего солнца. Небо надвигается на меня, становится всё больше и больше. Вот-вот упадёт и раздавит меня. Весь грязный, уставший и замерзший я стою посреди улице и смотрю на небо. Женщины в одинаковых пальто разного цвета удивленно смотрят на меня, но удаляясь забывают, что вообще меня видели.
Небо пожалело меня сегодня, не захотело давить. Огорченный, я двинулся дальше в сторону дома.
Мой дом представлял собой серую монотонную глыбу. Редки окна, освещали небольшое пространство перед собой. Недавно поставили домофон. Хм, его красные цифры встречают меня у подъезда, а веселая и бессмысленная мелодия приглашает войти. Пару минут в вонючем, загаженном лифте и несколько поворотов ключа отделяют меня от дома. Я пытался многое сделать, чтобы и я , и мои соседи с удовольствием заходили в подъезд, но сейчас я наплевал. Матерные стишки, выцарапанные на зелёных стенах, да дети, колющие себе вены этажом ниже дают мне стимул разнести что-нибудь в клочья.
Я живу один в однокомнатной квартире, учусь в университете. Скромная кухня и маленький стол – самые приятные вещи во всё квартире. По-крайней мере здесь я могу поесть. Ванная и туалет в несколько раз старше меня. Каждый раз я стараюсь как можно скорее выбраться оттуда. Ну а от письменного стола меня и вовсе тошнит. Он постоянно завален книгами и учебниками. Все эти пёстрые книжки исписаны абсолютным бредом человеческого учения. Окончу институт, забуду всё напрочь, а пока, мне приходится насильно вдалбливать себе в голову советскую веру в светлое будущие и деньги. Вся моя спальня – это кровать, письменным стол, с найденной у деда пишущей машинкой, маленький чёрно-белый телевизор, привезённый с огорода, да стопки книг на полу. Некоторые служат мне тумбой или даже подставкой для ног. Одежду я храню прямо в чемодане. Недавно въехав, я ещё не успел толком насладиться всеми ПРЕЛЕСТЯМИ жизни в своей квартире. Хм, радует то, что я могу остаться наедине со своими мыслями.
Оказавшись в своей квартире, я поставил себе чай, параллельно готовясь оттереть грязь с джинсов и пуховика.
Сделав свои незаурядные дела, я поел супа, оставшегося со вчерашнего дня, да пошёл в спальню. Я, как и тот бродяга, пытаюсь писать рассказы и стихи. Будучи школьником, я получал положительные отзывы, но сейчас, мне просто некому показать свои творения.

 Ветер ледяных равнин
Дует в лицо.
В бочке белых вин
Ржавеет кольцо.

Сидят жених и невеста,
Вспоминая далёкое детство
Орошая землю слезами,
Откупаясь заморскими дарами.

Ему заклеили рот
Костюм порвали.
У неё болит живот,
Только этого не ждали...

Погрязли в грёзах прошлых дней,
В воспоминаньях темных ночей.
Бояться завтрашнего дня,
Будто до сих пор жили зря.

Но жених ушёл, он смог,
А невеста сказала нет.
Настал идти дальше срок,
А ей плевать на багаж лет.

Она умрёт, не узнав отчего,
Лишь раз всопнит его.
Но ветер ледяных равнин
Скрыл как путь длин
До жениха в с глазами глубокими
Со старыми кедами, убогими.
С волчьей душою
Промолвила невеста: " Теперь ты не со мною..."

Очередное стихотворение слетело с пишущей машинки. Листочек, испачканный чернилами теперь, как и все остальные, валяется в папке на столе. Исчерпав лимит своих занятий, я пытался почитать книгу. Выбрав из стопки случайную. Ричард Адамс « Чумные псы». Прочитав первые 20 страниц, я со злости кинул книгу в самый дальний угол скромной спальни. Не могу читать такое, среди букв я не вижу ничего кроме букв. Телевизор показал мен поло Петросяна в чёрно-белом изображении. Раздосадованный я выключил бесполезный ящик. Хотелось плакать, но слёзы замерзли. Хотелось что-нибудь сломать, но ломать итак нечего. Можно сойти с ума, можно размазаться по стенке бесформенной жижей и побежать к родителям, просить денег, помощи. Ну нет, испытания придуманы для того, чтобы их преодолевать, а не бежать от них. И я встану, подставив под удары лицо, я всё вытерплю и выйду из этой пещеры в сером доме настоящим человеком. Я для этого сюда и приехал.
 
Глава 2.
Он всё таки рядом с психом стоит…
Просыпаюсь рано утром в своей квартире в полном одиночестве. Тихо, даже шума улицы не слышно. Я лежу под одеялом и пледом. Кто то заботливо укрыл меня. Кто бы это мог быть? Ах да, это я сам сделал ещё вчера вечером. Кто же ещё мог проявить заботу о таком всеми забытом юнце? Телефон молчит, сообщений нет, да почта пуста. Накатывает ощущение, что ты никому не нужен, всем на тебя наплевать, а ведь у меня даже девушка есть. Ну точнее не девушка, а наверно просто человек, которого я люблю. Не привык называть её девушкой. Хм, даже она забыла мой телефон сегодня.
- А может у неё просто нету денег? – говорю сам с собой, с чего ты взял, что ей наплевать. Очень сомнительна эта мысль, но наверно самая бредовая идея – самая близкая к реальности.
- С каких пор ты стал таким размазней?
- С тех, как сказал ей, что люблю – начинаю диалог сам с собой.
- Да что ты говоришь, а может ты всегда таким был, просто скрывал это от всех?
- Нет неправда, я не размазня и никогда не был.
- Тогда как называются эти сопли?!
- Просто…
- Что просто?
- Просто я её очень люблю, и только с ней мне хорошо, легко и хочется жить. А в одиночестве я возвращаюсь за возведенную мной же кирпичную стенку.
Голоса в голове умолкли.
Я помылся, побрился, позавтракал. Утро сегодня стояло хоть и холодное, но очень приятное. Яркое ноябрьское солнце светило мне в глаза. Я превращал свой длинноволосый сеновал в некое подобие прически. Быстро собрав в сумку пару учебников, раскидав при этом все остальные, я побежал на метро.
В вагоне было много людей, мне было ехать далеко, так что на половине пути мне удалось сесть на старые коричневые сиденья. Если задуматься, столько народу сидело на том месте, где я. Это целая история. История чьих то задниц. В принципе вся история мира – это история задниц. Одни её подставляли, другие садились на неё, а третьи подмывали. Напротив сидели два мужчины и старушка посреди них. Меня удивило то, что оба мужчины читали одинаковые газеты. Было забавно, если бы одинаковые страницы. Оба были крепкого телосложения. У левого были чёрные густые волосы, его сосед через старушку же был абсолютно лысым. Недавно по телевизору я видел, как толкает свою речь Джордж Буш. Хорошо, что звук был выключен. По обеим сторонам от него стояли две гориллы с сёрными галстуками, телохранители. Так вот теперь Бушем стала эта старушка. Когда лысый наклонился к ней и спросил «Вам удобно здесь сидеть», я и вовсе еле удержался от смеха.
- Вам удобно здесь сидеть? – повторил он.
Старушка носила большие очки, бордовое пальто и чёрную шапочку. Она плавно и очень грациозно перевела взгляд с туалетной бумаги автора Дарьи Донцовой на лысого и ответила:
- А почему вы спрашиваете собственно?
Её подбородок слегка дёргался, это навевало мысли о том, что она хочет сказать ещё пару слов, но никак не решается.
- Мне интересно, провожу социальный опрос – ответил лысый.
- Надо же, и такое бывает – подумал про себя я.
Сидевший рядом брюнет не отрывался от свое газеты, а чтобы выглядеть ещё более увлеченным чтением, закинул ногу на ногу. На самом деле, по пустым глазам и скучающей физиономии я понял, что газета ему совершенно неинтересна. Просто надо было как то убить время.
Лысый заметил, что я чуть ли не помираю со смеху. Он провёл рукой по лысине, будто подумав, что я над его сверкающей головой потешаюсь, и обратился уже ко мне.
- А вот удобно сидеть?
Я сделал вид, что слушаю музыку. В глазах лысого медленно закипала злость.
- Вам удобно здесь сидеть? – повторил он погромче, думаю ,что я не слышу.
- Вы знаете совсем неудобно, тут такие пружины торчат, я высоко подпрыгиваю, когда вагон едет.
Глядя, как этот взрослый человек записывает всё, что я только что сказал, я развеселился ещё больше. Видимо мудрое вековое метро посчитало мою забаву лишней. Вагон подошёл к нужной мне станции и я вышел, сказав «до свидания» лысому. Тот всё продолжал записывать. На лекции я просидел два часа, потом пошёл пообедал, затем снова два часа лекции. Так проходило большинство моих дней. Вернувшись на метро в свой район Москвы, я вновь проходил мимо маленького магазинчика. Бродяга, будто поджидая меня, уже был там. Я зашёл в магазинчик, купил два пирожка с мясом и поделился с ним.
- Спасибо тебе, добрый человек.
- Пустяки.
Он принялся за свой пирожок. Я, обнаружив за его спиной записную книжку, взял её и раскрыл. Бродяга не возражал. Все страницы были исписаны синей пастой шариковой ручки. Стихи, какие то тексты и странные рисунки наполняли тетрадь в сети ровных клеток.
- Что это?
- Моя тетрадь – не прожевав пирожок, ответил бродяга.
Я читал, но никак не мог вчитаться.
- Ты не ответил на мой вопрос.
- Что?
- Я спрашиваю, что это? – тыкая в рогатого козла, нарисованного в тетради, говорю я.
- Это алчность.
- Как алчность?
- Переверни страницу.


Тучи Серые, не грозовые
Свесились, закрывая луну.
Скоро будет дождь, хм.. ну ну,
Только если в дни лета былые.

Машины стальные, большие
Светят в глаза очередному козлу.
Он накличет твоему дому беду,
Отрубит головы молодые, удалые

Стоит дороги посреди,
Кричит каждому "Подожди!"
Сулит будущее, богатство и счастье,
Улыбаясь говорит всем " Здрасьте"

Он сделает всё, что нужно,
Чтобы вдруг дышать стало душно,
Чтобы забыл кто ты,
Чтобы ты мыл полы!

Продавать легко друзей,
Вот занятие Свиней.
У них за пазухой сотни змей,
Других нет идей.

Свиньей вдруг станешь и ты,
Лишь козлу откроешь окно.
В постели будут спать ежи... ХА!
А козёл поджидает тебя давно....

Над стихотвореньем было написано название – Алчность.
- Теперь понял.
- То та.
Бродяга сидел на земле, а я стоял над ним. Я чувствовал, что что-то хотел спросить, но никак не мог вспомнить вопроса. Две девушки, громко смеясь и разговаривая, прошли мимо.
- Точно! – радостно вскрикнул я.
- Что ещё?
- Я хотел спросить, что вы имели в виду, когда сказали, что всё закончилось, когда мы родились?
- А…это..
Бродяга сделал паузу, он старательно подбирал слова.
- Не знаю, как тебе это объяснить поточнее.
- Выкладывайте уж как есть.
- Ты же Сашка Морозов!
- Как вы узнали?
- Очень просто, ты вчера когда упал, выронил абонемент в бассейн, вот я и прочитал. На, держи – протягивая мне абонемент, сказал бродяга.
- Как хитро! – изумился я.
На самом деле, Александр, я прекратил писать, потому что думал, вам проблемы прошлого не нужны будут. Вы – дети перестройки, первое поколения в новой стране.
- С чего вы взяли?
- По тебе видно, ты же студент. 89 – 92 год рождения, не меньше.
- Хм, 91.
- А сейчас какой?
- 2009 кончается.
- Вот именно.
- Так вот - продолжил он – Я думал вам будет не нужны мои стихи, что они могут будут неактуальны, что всё у вас будет по-другому.
Я присел рядом на землю, мне было интересно, наплевать мне на холод и грязь.
- Я пытался найти себе работу, но очень скоро понял, что ничем больше не могу заниматься, кроме стихов. А сейчас я понял, что ошибался.
- Ошибались?
- Посмотри вокруг, парень – вскочил на ноги бродяга – школьницы торгуют телом прямо на улицах, из чужого горя делают сенсации, светлых людей топчут в грязь…
Прохожие подозрительно покосились на меня. Всё-таки я стою рядом с психом. Наверно именно такая мысль их посетила, но мне было плевать, я действительно понимал О ЧЁМ говорит бродяга, я сам ни раз бесился от того, что малолетние наркоманы гадят в моём подъезде и я ничего не могу сделать. Казалось бы обычная бытовая проблема, а ведь по всей стране такое творится в разных формах и видах.

Возвращался я домой опять таки грязный, как и в прошлый раз. От общения с бродягой света и грязи сразу же становится больше в моей жизни. Я случайно прихватил с собой его тетрадку.
- Ну ладно, завтра верну.
Дома меня опять ждала тишина. Я решил занять себя тетрадкой бедного поэта.