Тайная жизнь памятников

***
Кто-то шагал по сумрачной площади. Он торопился - скоро будет совсем светло. Ускоряя шаг, он старался не думать о сегодняшнем свидании. Но тревожные мысли не хотели оставлять голову. Что он делает не так? Почему, не смотря на почти еженощные свидания, она по прежнему гранитно-холодна? И, все же, то, что она хотя бы не гнала его от себя обнадеживало.

Он вспомнил, как впервые увидел ее. Была кажется весна, а может и осень...Деревьев на площади нет, и он помнил только то, что люди были одеты тепло, но не по-зимнему. Только что прошел дождь. Ветер разогнал облака, площадь казалась голубой от отразившегося в мокрых камнях неба. Он помнил свое праздничное настроение и ожидание какого-то чуда. И чудо не заставило себя ждать. На площадь выехала большая машина с открытым кузовом. И он увидел ее. "Я помню чудное мгновенье - передо мной явилась ты. Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты..." Да, именно так! Машина проехала мимо, а он еще долго, несколько недель, перебирал в памяти эту встречу. Строгий профиль, нежные волнующие изгибы гранитного тела, опутанные толстым канатом.

А потом из случайно услышанного разговора он узнал, где она теперь живет. Той же ночью он пошел к ней. И вот прошли годы постоянных встреч. Но сегодняшнее, последнее свидание почти ничем не отличалось от первого. Она по-прежнему смотрит в сторону, грациозно наклонив голову. На губах легкая усмешка. Может она стесняется своего малыша? Эта маленькая бестия все время таращит на него свои хитрые глазенки.

На этот счет надо будет что-то придумать. Жалко, что это лишь сейчас пришло ему в голову. Может уже давно дело бы сдвинулось с мертвой точки? Впрочем, все поправимо, а он никуда не торопится.

Ведь встречался же он раньше с девушкой, возле которой постоянно торчали два здоровенных мускулистых парня. Она тоже поначалу стеснялась. А потом уже просто забывала обо всем в его объятиях. Если бы не новая любовь, он, наверное, до сих пор бы с ней встречался... Если бы не надоело...

Но эта любовь - что-то особенное! Где это видано - столько лет и ничего, кроме разговоров...

Он уже пришел. Подтянувшись на руках, влез на постамент. Потоптался, устраиваясь поудобнее, и принял привычную позу. Потом спохватился, поправил как надо зеленые потеки на голове и плечах и, наконец, застыл. Начался его рабочий день. Вдалеке показался первый автобус с туристами.


***
Сквозь сон она услышала скрежет открываемых дверей.
- Ну, принимай хозяйство! - раздался чей-то голос совсем рядом.
- А это что же за красота у вас тут пылится? - спросил другой голос, и она почувствовала прикосновение к своей руке.
- Эта баба? Она вон там в скверике стояла до войны. Тут ее от бомбежек схоронили, да так и забыли.

Шаги удалились, двери захлопнулись. Дни шли за днями привычной серой чередой, и она уже стала забывать это проишествие.

Неожиданно ее сонное спокойствие снова было нарушено. Раздался знакомый скрежет, топот множества ног. Ее грубо обвязали какими-то веревками, куда-то потащили. Все это было так не похоже на ее, ставшее привычным, уединение! Она даже засомневалась - не сон ли это?
Окончательно она очнулась оттого, что вода попала ей в нос. Стало щекотно и захотелось чихнуть. Тут тугая, бьющая из шланга, струя смыла толстый слой пыли с ее глаз. Боже, оказывается она уже отвыкла от такого разнообразия красок! Деревья, небо, люди, дома - все такое яркое, разноцветное! У нее даже голова закружилась.

Вода смывала остатки пыли и грязи с ее белого мраморного тела, вокруг стояли улыбающиеся люди, светило солнце - жизнь снова была прекрасна!

Присмотревшись, она едва узнала окружающий пейзаж. Деревья стали гораздо выше и толще с тех времен, как она видела их последний раз. Появились новенькие молодые клены. В сквере поставили другие скамейки. А на месте красивого старинного дома с атлантами и кариатидами - странное здание из одних окон. Зато она узнала фонарь у третьей слева скамейки!

Ночью она подошла к нему поздороваться. Он кивнул ей и ласково подмигнул. Старушки-липы приветливо пошлепали по ее плечам своими листьями. Она тихо засмеялась от радости и, напевая, закружилась в танце по аллее. "Следующей ночью обязательно схожу на площадь. Он, наверное, все еще там. Может он еще не забыл меня?" - подумала она перед самым рассветом, успокоенно устраиваясь на постаменте.


***
Опять прилетела эта ворона. Снова села ему на плечо и принялась расхаживать. Туда - сюда. От воротника к рукаву. От рукава к воротнику.

"Глупая птица! - недоумевал он. - тут ведь нет ни крошек, ни червяков или букашек... Чего же ей надо?" Эта серая взъерошенная птица, неторопливо шагающая взад-вперед, ужасно действовала ему на нервы. "Если бы сейчас была ночь, - мечтал он, - я бы устроил этой вороне хорошую выволочку!" Но светило солнце, мимо сновали люди. Приходилось терпеть и сохранять неподвижность.

С наступлением сумерек ворона прекращала свое хождение, тяжело встряхивала крыльями и, сделав прощальный круг у него над головой, улетала. Плечо зудело пока ночью он, наконец не разминал его рукой, мечтая, чтобы завтра ворона не прилетела.

Но утром, едва затихал грохот первого трамвая на соседней улице, являлась ворона, словно она прибывала на этом самом трамвае.

Так продолжалось все лето... и всю осень... Когда начались затяжные холодные дожди, ворона все чаще садилась, прижавшись к его шее, и пряталась от воды под полями его шляпы.

Он уже начал привыкать к птице. Однажды зимой, вышагивая по обледенелой бронзе, ворона поскользнулась и начала падать. Он едва удержался, чтобы не подхватить ее рукой. Слава богу, ворона вовремя вспомнила, что она птица. После этого случая он понял, что окончательно к ней привязался. Он даже не стал возражать, когда обнаглевшая ворона устроила у него в ухе свой продовольственный склад. Однажды в феврале, когда подули пронизывающие северо-западные ветры, он нарушил неписанное правило - слегка сдвинул набок шляпу, чтобы вороне было где спрятаться от мороза.

Так, вместе, они дождались весны. Днем начало пригревать солнышко. Встрепанная, похудевшая за зиму, ворона стала чаще вылезать из укрытия под полями его шляпы и, растопырив крылья, грелась в теплых лучах. Постепенно она окрепла и похорошела. Ее перья заблестели, посадка головы и походка стали гордыми. Теперь она снова важно вышагивала по его плечу от рукава к воротнику и обратно. Но теперь его это уже не раздражало. Он даже гордился своей красивой вороной.

И однажды появился ОН. Он подлетел и сел на шляпу. Ворона кокетливо взглянула на НЕГО из-за крыла. Самец перебрался поближе. Ворона томно каркнула и потерлась клювом о его клюв. Словно по команде, птицы поднялись в воздух и улетели, синхронно взмахивая крыльями.
"Прощай!" - подумал он и притворился, что капли, текущие по лицу, просто первый весенний дождик.


***
Я стою на маленькой площади. Это, наверное, называлось бы сквером, будь тут деревья. Но деревьев нет. Есть выстроенные кружком скамейки, позади них чахлые подстриженные кусты. А еще дальше - дома. Улица, к которой примыкает моя площадь, прямо за моей спиной. Поэтому я лишен возможности наблюдать за ее оживленным движением. Таким образом, объектом моих наблюдений поневоле становятся люди, населяющие дома вокруг площади. Я знаю их всех. Знаю их привычки.

Вот этот серьезный гражданин, дом №2, четвертый этаж. В семь тридцать на работу, а по вечерам как ребенок резвится со своим рыжим пуделем на полу в гостинной. А эта старушка, дом № 5, второй этаж. По выходным играет с соседкамив лото. Но я помню, как она, еще девочкой с темными косами, рисовала на мостовой квадраты и прыгала, толкая лаковой туфелькой тяжелую свинцовую шайбочку.

Но, пожалуй, по-настоящему я привязан только к одной семье. На то есть несколько причин. Ну, во-первых, меня так установили, что смотрю я прямехонько на окна их квартиры. И вообще, создание этой семьи и вся ее жизнь происходила на моих глазах.

Сначала серьезный длинноволосый юноша с гитарой подкладывал записки под подошву моего ботинка. Их заменяла своими высокая смешливая девушка. Потом они начали по вечерам засиживаться на одной из скамеек. Он пел песни о любви и, не отрываясь, смотрел ей прямо в глаза. Она не отводила взгляд, и пение все чаще прерывалось поцелуями.

Мне было приятно смотреть на них. Сам я в это время вспоминал одну кариатиду. Она поддерживала балкон в доме на соседнем проспекте. Мы с ней встречались почти каждую ночь. То она придет посидеть на моей чугунной скамье, то я до рассвета помагаю ей держать балкон. А во время войны все кончилось. Как-то примчался я на свидание, а вместо ее дома развалины. Прямое попадание. От горя я даже позу свою забыл - то так садился, то эдак... Но время такое было - никто и не замечал.

Да, я отвлекся... Пели, целовались, пели... Потом гитара исчезла, остались одни поцелуи. А потом уж, как у людей полагается, машина с кольцами и каклой на капоте. В тот день в их квартире было людно, а вечером все ушли, оставив молодоженов вдвоем. Они тут же обнялись, юноша пытался нашарить выключательна стене, но запутался в фате и так и не нашел. Они упали на кровать и исчезли из моего поля зрения, а я и не подсматривал. Я лишь увидел, как взлетело белое платье и, зацепившись за рожок люстры повисло. Свет горел целые сутки, пока они, наконец, о нем не вспомнили.

В то лето девушка сменила прическу и стала носить просторные одежды вместо тугих джинсов. Потом она стала реже выходить из дому и часами сидела у окна, глядя на меня и на улицу за моей спиной. Уже зимой среди ночи примчсалась машина "скорой помощи" и увезла ее. Я переживал, но оказалось напрасно. Уже через пару недель, укутанная по самые брови, она прогуливалась с нарядной розовой коляской.

Их малышка росла. Сами они взрослели, ссорились, мирились... Однажды я видел, как они кричали друг на друга и кидались тарелками. Потом мужчина выбежал из парадного и растерянно остановился. Поглядев на меня, он рухнул на скамейку и закурил. А в это время женщина плакала на кухне. Через полчаса она вышла на улицу и осторожно присела рядом с мужем. Что-то тихо сказала ему. Он ее обнял и поцеловал. В тот раз, как в пору своей юности, они полночи целовались на скамейке.

Их дочка росла милым, непосредственным существом. В ней было поровну маминой смешливости и папиной серьезности. Когда ей было лет пять, она строго заявила мне: "Все люди должны иметь свой дом. Сейчас я нарисую тебе хорошенький домик, чтобы тебе было где спрятаться ночью." И действительно, вскоре у подножия постамента была изображена мелом какая-то кособокая избушка. Почти целую неделю она подправляла затоптанные места, пока зарядившие дожди окончательно не смыли рисунок.

С тех пор у нас установились дружеские отношения. Вечером, перед сном, девочка выглядывала в окно и желала мне спокойной ночи. Утром я провожал ее в школу и она неизменно махала мне рукой. Когда летом она уезжала на каникулы, я скучал и с нетерпением ждал осени.

Я и не заметил, как из румяной девчушки она вытянулась в стройную красивую девушку. Неожиданно для меня под моим каблуком снова появились записки. За ними приезжал на мотоцикле парень в черной куртке. Он по вечерам привозил девочку домой. Все позже и позже.

А в тот вечер она пришла пешком. Домой она не пошла, а села на скамейку, вытянув ноги и засунув руки в карманы курточки. Она буквально застыла в этой позе, и сидела так, пока исчезли последние прохожие. Тогда она рывком поднялась, быстро подошла ко мне, взобралась на пьедестал и кинулась мне на шею. Девочка обняла меня и долго плакала на моем плече. А я забыл все правила и гладил ее по голове, пока она не успокоилась.