Ян колтунов. комментарии к статье м. и. руденко кто автор космич

Ян Колтунов. Комментарии к статье М.И. Руденко "Кто автор космической программы СССР?". Часть 1-1.
Ян Колтунов. Раритетная статья М.И Руденко обо
мне и мои комментарии к ней.

В феврале 2002 г. в Московской газете «Московская правда» № 8 (346) за 20-26 февраля была опубликована обо мне в разделе «Космонавтика» статья известного журналиста и научного работника академика М.И. Руденко: ««И судьбы не желаю иной...» Кто автор космической программы СССР?».
Оригинал газеты с этой статьёй Редакция любезно предоставила мне
По принятым в редакции данной газеты правилам статьи и сама газета могут быть напечатаны не во всех, а только в части областей России. Отмеченная статья была напечатана в рассылках газеты только в небольшой части областей России. Поэтому приводимая ниже данная статья М.И. Руденко является в известном смысле раритетом, в связи с чем и возник мой комментарий к ней.

«6 Интерфакс.ВРЕМЯ
«Московская правда» № 8 (346) 20 – 26 февраля 2002
 КОСМОНАВТИКА
«И судьбы не желаю иной...»
Кто автор космической
программы СССР?

Читатели старших поколений могут подтвердить: в 60-80-е годы в Советском Союзе велась самая масштабная и активная пропагандистская кампания с целью поддержания у «советского народа» иллюзии «неоспоримого превосходства нашей программы освоения космоса над жалкими поползновениями империализма в этой области».
С начала 90-х годов вопрос об этой самой «Программе» как-то разом заглох, как будто ее никогда и вовсе не существовало. А ведь она действительно была и имела конкретного автора, который жив до сих пор (хотя живется ему, надо признаться, совсем не сладко), и это не кто-либо из находящихся на слуху «национальных гениев», а простой, в сущности, россиянин. Это действительный член Российской академии космонавтики им. К.Э. Циолковского Ян Иванович КОЛТУНОВ.

ДОРОГА В КОСМОС

Родился Ян 3 марта 1927 года в Москве. Весной 41-го года он - учащийся средней школы - уже летал на планерах на окраине Москвы в Крылатском. "Он пытается поступить в аэроклуб, но тщетно: все они заняты важнейшим для последних предвоенных месяцев делом - подготовкой массовой кадровой базы для военной авиации».
22 июня 1941 года Ян прибегает в ближайший военкомат с просьбой записать его добровольцем на фронт. Его не берут как несовершеннолетнего. В следующем году он поступает на моторостроительный факультет МАИ им. С. Орджоникидзе, где с первых же дней учебы обнаруживает неподдельный интерес к той области воздухоплавания, которая относится к застратосферным высотам и сегодня именуется космонавтикой. Понимая, что решение столь масштабных и сложных проблем требует, кроме прочего, серьезной организации, Ян уже на втором курсе составляет первые наброски «Программы Всесоюзного общества космонавтов», которую с энтузиазмом одобряют его товарищи по учебе.
Я держал в руках эти чудом сохранившиеся тексты на ветхих, пожелтевших от времени страничках из ученической тетрадки: ясные, четкие формулировки разборчивым почерком, разделы и пункты, даже ориентировочные сроки выполнения, своего рода вехи будущей космической эры! Уверен, что место им, этим романтическим наброскам студента, в мемориальном музее.
Ян Иванович показал их мне в 2002 году, достав из картонного ящика, который хранил в квартире приютившего его такого же мечтателя.
В те же годы Ян организует кружок друзей космонавтики, вскоре разрастающийся до масштабов секции, а затем - и Межфакультетского отделения НТО студентов. Даже после лекций и по выходным Ян весь а работе: занят выпуском бюллетеней «Освоить стратосферу!» и «Путь в космос». На их страницах он оттачивает формулировки своей программы. Период доработки ее концепции займет у Яна время с 1943 по 1947 г., а в 48-м примет облик солидного документа из двух разделов. В первом из них (программе-минимум) - создание и запуск стратосферных ракет, а том числе и с людьми; создание и запуск спутников Земли, включая и пилотируемые космические корабли с экипажами; появление долговременных орбитальных станций. В центре второго раздела - осуществление межпланетных полетов в пределах Солнечной системы, создание ракетного транспорта.
В 1944 году, не подозревая, что Красная армия по мере освобождения Восточной Европы обнаруживает все больше признаков наличия у Третьего рейха мощных ракет "Фау-1» и "Фау-2", Колтунов и его товарищи проявляют инициативу в части организации в МАИ сначала реактивной кафедры, а затем и факультета. В этом вопросе они находят полное понимание у президента АН академика С. Вавилова, который оставляет на письме Яна в свой адрес резолюцию: «Дело считаю полезным, и АН окажет помощь лекциями и лабораториями». А вскоре первые лекции будущим ракетным двигателистам уже читают; по физике атмосферы - проф. Хвостиков, по ядерной физике - проф. Фрадкина, по проектированию ракет - известный гирдовец (Группа изучения реактивного движения) Павел Иванов. Ян не только работает над программным документом, но в составе студенческой конструкторской бригады и летной группы участвует в проектировании ионосферного самолета.
Наступает весна победного 1945 года. Еще один гирдовец проф. Ю.Победоносцев загорается идеей командирования активистов студенческого КБ в поверженную Германию для ознакомления с трофейной реактивной техникой. Именно в процессе оформления виз на выезд за рубеж однажды Ян встречает коренастого мужчину средних лет в потертом, с заплатами на локтях пальтишке, который сухо представился: «Королев». Это случится через несколько дней после того, как Королев выкарабкался из казанской «шараги», где в войну занимался летными испытаниями ракетных ускорителей разработчика и такого же зэка Валентина Глушко. Но в Европу Ян так и не попадет. К этому моменту правительство уже принимает принципиальное решение: разбираться со всеми «находками» не там, на немецкой земле, а тащить все подряд в Союз, где это можно делать «без помех». Против направления студентов в Европу оказывается и ректор МАИ.
К осени идея осуществления космическою полета настолько созревает в голове у Яна, что он считает своевременным доложить свои соображения лично президенту АН академику С.Вавилову. Студент 3-го курса МАИ Ян Колтунов несколько раз встречается с ним и подолгу беседует, обнаружив у корифея неподдельный живой интерес. Результатом этих «рабочих визитов» студента к академику оказывается поручение другому корифею - Борису Юрьеву - «подготовить предложения по организации Стратосферной комиссии при президиуме АН»,

ЗВЕЗДНЫЙ ПУТЬ

С этого самого дня в жизни Яна наступает поистине «звездная» полоса: он посещает с академиком Б.Юрьевым либо самостоятельно физиолога Леона Орбели, астронома Александра Орлова, директора Пулковской обсерватории Александра Михайлова, астробиолога Гавриила Тихова, профессора Александра Квасникова (ракетного двигателиста) и даже безумно засекреченных Игоря Курчатова и того же Сергея Королева!..
В процессе общения с ними юноша снова и снова шлифует свою космическую программу. Понимая роль партии в жизни советского общества, он считает необходимым передать экземпляр своего «программного документа» также в Отдел науки ЦК ВКП(б) и ЦК ВЛКСМ. Одновременно Ян участвует в пусках высотных пороховых ракет на Краснознамённом артиллерийском полигоне под Ленинградом и даже в полетах на стратостатах (не говоря уже о посещении курсов аэронавтов).
Во время визитов к знаменитым ученым непроизвольно рождается идея: придать всей совокупности высказанных соображений форму коллективного письма С.Вавилову, текст которого он набрасывает с включением в него основных тезисов из своей программы.
В 1947 году Ян делает следующий важный шаг: предлагает президиуму АН организовать секцию ракетной техники и космонавтики при Центральном совете ОСОАВИАХИМа. Против этого решительно восстает НИИ-4 Минобороны - головная организация ракетного профиля, видя в этом «непродуманном шаге» угрозу разглашения гостайны. Но выживает идея организации секции космонавтики (астронавтики), которую и возглавляет фанатичный мечтатель полковник Николай Варваров, недавно комиссованный из Дальней авиации.
В 1948 году Колтунов оканчивает МАИ. Консультантом его дипломного проекта является проф. М. Тихонравов из НИИ-4, беззаветно преданный идеям Циолковского о штурме космоса. Он не только одобряет 7-томный (!) диплом Яна, но и приглашает его «присоединиться к перспективным изысканиям, ведущимся в отделе».
В момент появления Яна в коллективе, вошедшем позднее в историю как «группа Тихонравова», там трудятся четыре человека; позднее все они окажутся & баллистическом отделе НИИ, где и выполнят приоритетные работы по ракетным «пакетам» и ИСЗ.
Самыми памятными для них оказываются посещения С.Королева в октябре - ноябре 1949 года «для ознакомления с наработками по тематике». Через несколько лет эти «дружеские контакты» неожиданно закончатся директивным указанием начальнику НИИ-4 «передать все заделы группы Тихонравова в ОКБ-1».
В 1950 году инженер Колтунов принимает решение о вступлении в ряды коммунистической партии. Как он теперь объясняет «тогда в секретном НИИ все были коммунистами - от уборщицы и до начальника-генерала!». На комиссии парткома Ян ошарашивает «верных ленинцев» заявлением о том, что «ему хотелось бы углубленно заняться кибернетикой». И это в самый разгар борьбы партии с этой «лженаукой»! Его тут же карают за «безответственную выходку» задержкой приема на целых три года.
Зато это время (вплоть до конца 53-го) он на пределе физических сил занимается воплощением своей космической программы в жизнь. Тем более что времени у него не полигонах для этого предостаточно. На «точках» Казахстана и Камчатки он вечерами активно изобретает: число поданных им заявок, превосходит количество подаваемых целым институтом НИИ-4 со штатом в несколько тысяч ИТР!
Неадекватная реакция на такую активность со стороны менее талантливых коллег не заставляет себя долго ждать; однажды, когда он отлучается буквально на минуту, из его секретного отчета кто-то похищает два фотоснимка, что подводит его под трибунал «за измену Родине в форме шпионажа». Но как только он вычисляет исполнителя этой подлой акции – снимки тут же ему подбрасывают в ящик рабочего стола.

ДОКЛАДНАЯ «НАВЕРХ»

В 1952 году молодого ученого избирают депутатом поселкового совета в ближнем Подмосковье. В качестве первого шага на этом посту он начинает борьбу с привилегиями генералитета и чиновников. Их месть Яну следует незамедлительно: как только М.Тихонравов включает его в состав творческого коллектива на присуждение Ленинской премии - его имя мгновенно вычеркивают, как «попавшее туда по нелепому недоразумению».
Весна 53-го - подлинная веха в творческой биографии Колтунова: наконец-то востребуется его космическая программа, которой отдано столько лет раздумий и напряженного труда. Однажды его приглашает М.Тихонравов и поручает, не мешкая, составить докладную записку «наверх» по проблеме создания и запуска искусственного спутника Земли:
- Сделай все в рамках своих обычных представлений, которые мне известны и с которыми я, как ты знаешь, полностью согласен!
Понимая, что настал его час, Ян а течение нескольких дней вписывает этот секретный документ в свою рабочую тетрадь. Но когда текст показывают начальнику института, тот решает повысить гриф секретности до невиданного уровня - «ОВ»! Коллега Колтунова Яцунскнй предлагает поставить под документом. «предназначенным для Политбюро», подпись Тихонравова…
Докладная уходит в ОКБ-1 С.Королева, а оттуда - в ЦК.
Сейчас, спустя полвека, Ян Иванович вспоминает:
- Это был добротный, подлинно программный документ на реализацию которого Советскому Союзу понадобилось полвека! Чего только там не было! Но что интересно: до сих пор никто из соратников Королева не осмеливается рассекретить и опубликовать мою программу! Потому что тогда станет ясно, как божий день, что вся деятельность того же Королева, как и Минобщсмаша (да и всей нашей «оборонки»), - не что иное, как талантливое исполнение замысла автора этого документа! И не более того!
В 1956 году Королев запрашивает у Тихонравова еще одну докладную записку по тому же вопросу; и снова ее составление поручается Колтунову, который дополняет документ предложениями по участию Советского Союза в мероприятиях Международного геофизического года и вносит в него дополнительную косметическую правку в сравнении с документом 1953 года.
Вставляет также предложение об организации НИИ ракетостроения, о котором так мечтает. Ставит свою подпись, которую тут же заменяют подписью его руководителя; и докладная уходит к С. Королёву, в НИИ-88, где обсуждается на президиуме Ученого совета, на заседание которого автора документа не пускают «ввиду секретности обсуждаемых там вопросов».
Как позднее удается узнать Колтунову, содержание составленной им программы принимают за основу; предложение относительно организации института снимается «во избежание дублирования тематики НИИ-88». От Колтунова же принятые на НТС решения будут скрываться целых полгода. Вот уж, поистине гримасы ее величества «системы», доведенные до абсурда!
Сам же сработанный им документ с сопроводительным письмом С. Королева снова будет направлен в ЦК. А копия его поныне остается на спецхранении. По единственной, надо полагать, причине - чтобы имя еще одного подлинного творца отечественной космической истории, самородка земли русской Яна Ивановича Колтунова осталось неизвестным.

Михаил РУДЕНКО,
кандидат физико-математических наук

PS. Когда материал был уже подготовлен к печати, я встретился с Яном Ивановичем и задал ему последний вопрос:
- Если бы вам пришлось все начинать сначала, как бы вы поступили?
 Тот с готовностью ответил:
- Видите ли, в нашей стране выбор решений невелик и альтернатива такова: немедленно повеситься или же идти до конца, разделив судьбу моего народа. Я выбираю второе.


Комментарии Я.И. Колтунова к приведенной выше (без фотографий) статье М.И. РУДЕНКО

Автор многих сотен работ по истории космонавтики, радиолокации, по другим отраслям новой техники и науки академик Академии творчествоведческих наук и учений Михаил Иванович Руденко в своей статье, приведенной выше, касается ряда аспектов развития с моим участием в нашей стране конкретных прикладных работ и предложений, относящихся к периоду 1941-1957 годы. Этот период до сих пор освещен далеко не полно в средствах массовой информации, имеется много неточностей из-за отсутствия в открытой печати многих событий начала космической эры. Особенно мало освещен период 1941-1948 гг., за который произошли многие события, повлиявшие на все последующее развитие отечественной и зарубежной ракетно-космической науки и техники и космонавтики. Многие исследователи, в том числе ветераны из группы (Ассоциации) ветеранов ракетно-космической техники (РКТ) при Академии наук СССР полагают что этот период по существу является до последнего времени белым пятном в отечественной истории. Поэтому я рад, что статья М.И.Руденко частично освещает этот пробел. Хотелось бы высказать в дополнение некоторые соображения, касающиеся этого периода развития РКТ, относящиеся непосредственно к моей деятельности.
После репрессий против руководителей ракетной отрасли техники, сопровождавшихся предвзятыми по доносам арестами С.П.Королёва, В.П. Глушко и других, арестами и расстрелами по существу не виновных руководителей первого в мире отечественного реактивного НИИ - РНИИ - И.Т. Клейменова, Г.Э. Лангемака и других, оставшиеся после репрессий специалисты – ракетчики длительно находились под прессом угроз новых репрессий. Многие из них трудились в условиях жесткого контроля над ограниченными по значимости задачами, например созданием ракетных двигателей с тягой от нескольких сот килограмм до тонны с небольшим, созданием ракетных ускорителей относительно малой тяги для авиации и других. Многие специалисты отечественной ракетной техники в период с 1937-1938 гг. и до 1943-1945 гг., и даже позднее, опасались из-за возможных репрессий, режимов секретности, строгостей и напряжённости военного времени вступать в контакт с энтузиастами создания межконтинентальных ракет, космических полётов, ракетного транспорта, реактивной авиации из-за возможного преследования за «отвлечение трудовых, людских и других материальных ресурсов на решение задач космических полётов» и других «мечтаний», на осуществление «несбыточных» идей К.Э. Циолковского и т.д. Для большинства из них поэтому появление, попавших частично и ко мне, журнальных и других сообщений о создании, подготовке, испытаниях и пусках с 1942-1944 гг. в Германии и пусках в сторону Англии и частично в Польше управляемых боевых ракет А-4/V-2 с ракетными двигателями тягой 15-25 тонн на жидком топливе (жидкий кислород и этиловый спирт) с дальностью полёта 270 км с «полезным» грузом в 1 тонну и о других немецких ракетах было неожиданным, как и для многих руководителей страны. Пощёчиной горе-руководителям, по существу преступно убивавших отечественную ракетную технику в 1937-1944 гг., было и то, что даже враги – фашисты восприняли идеи К.Э. Циолковского и именно по его идеям создали ракету А-4/V-2.
Тем не менее, для энтузиастов, к которым я отношу и себя, и многих изолированных от общества репрессированных в рассматриваемый период ракетчиков СССР, была очевидна необходимость работать над созданием ракет и ракетных двигателей с тягой, измеряемой десятками тонн и более в интересах как защиты страны, так и освоения космоса. Но к ним и к нашим обращениям и письмам долго И.В. Сталин и другие руководители страны не прислушивались. Не помогли и «шарашки», в которых в тюремных условиях трудились репрессированные арестованные многие уцелевшие специалисты. Руководители страны, репрессии против ракетчиков и передовых идей ракетостроения и освоения космоса привели к значительному отставанию нашей ракетной техники от немецкой в начале и середине 40-х годов.