Только ты...

Всем безумно влюбленным посвящается...


 ***
 Зима доживала свои последние часы. Солнце за пыльным окном становилось все ярче, а световые дни все длиннее. Снег еще не начал таять, но в воздухе уже летал призрак весны.
И скоро весеннее обострение, но пока я спокоен. Пока не появились подснежники, все вокруг могут быть спокойны. Хотя я знал, что это случится снова. Это повторялось каждую весну.
 Утром я проснулся с ужасными болями в желудке. Капилляры в моих глазах полопались. Я дотронулся тыльной стороной руки до своего лба. Он был горячим. У меня был страшный жар. Я не стал завтракать, аппетит пропал совсем. Мне нужны были газеты, я хотел читать, когда она придет или, по крайней мере, делать вид что я читаю.
Боли в моем желудке не прекращались, казалось, что хирург ростом в несколько миллиметров проник внутрь меня и полосует своим скальпелем. Это существенно осложняло все.
Странно, на календаре только 25 февраля. Было еще слишком рано.
 Быстро одевшись, я решил сходить в киоск за газетами. На улице стояла отличная погода. По ту сторону окна было гораздо лучше, чем в моей квартире. Я подумал, когда вернусь домой, то обязательно открою балкон и впущу свежий воздух внутрь.
Киоск находился всего через два квартала от моего дома. Я добрался до него за семь минут. Приобретя пару газет, я отправился назад домой. По пути я решил купить ей букет из тринадцати роз. Она придет сегодня ко мне в гости. Сегодня она возвращается из путешествия и сразу ко мне. Я тосковал по ней. Чего стоит только тот случай, когда я исписал гелем для душа все стены в ванной ее именем. Я любил ее, безумно. Сегодня она приедет.
 Я уже видел свой подъезд, как новый приступ боли сковал меня. Это начиналось. Розы выпали из моих рук и упали на снег. Мои коленки подогнулись, я больше не мог стоять. Я терял сознание, боль была невыносимой, хуже всего то, что она распространялась, она захватывала все мое тело, а главное мой мозг. Она была уже там, она забралась в него. Я терял сознание, в глазах все потемнело. Я рухнул прямо на дорожку и забился в конвульсиях.
 Оно началось. Жизнь снова становилась настоящей, театр брал антракт, длиною в три месяца. “До встречи, карнавал закончен”.
 Маски закружились, зароптали вокруг, но теперь я видел сквозь них, теперь все предстало передо мной в естественном обличии.
“Парень, с тобой все в порядке?” человек с козлиной бородкой и острыми зубами пытался поднять меня. У него ничего не получалось, но человек-козел не унимался.
 Я открыл глаза, увидев его, я резко принял вертикальное положение и с силой ударил его в челюсть. Быстро схватив с земли букет, я растолкал остальных и побежал домой. Мне было душно, я задыхался, пот лился с моего лба, все тело горело огнем, температура, наверное, достигала 39 градусов. Но живот больше не болел, боль исчезла. Она всегда исчезает. Теперь я все видел. Они оставались позади. Человек со щупальцами вместо рук, человек без глаз, женщина-свинья и кровожадные человековолки. Я в ужасе старался как можно быстрее добраться до дома. Я видел их. Маски были надеты, но я снова видел сквозь них. Похоже, в этом году весна пришла не по календарю.
 Я торопливо и даже истерично закрыл железную дверь на все замки.
“Я не впущу их внутрь. Господи, только бы она не была среди них, только бы она оказалась другой”.
Я так хотел в это верить, но каждый год мои надежды сгорали и исчезали. Каждую весну маски исчезали.

 Часы показывали,что до ее приезда оставалось всего три часа. Я снова увижу ее! Она с улыбкой кинется мне на шею, я обниму ее, и мы опять как дети будем играть в нашу игру – будем кусаться губами. Я так соскучился по ней. Расставание длиной в месяц, но это явилось для меня целой вечностью. Казалось, что даже секундная стрелка ползет медленнее, чем обычно.
 Почти каждый день мы созванивались, но этого было явно недостаточно. Слышать ее милый, ласковый нежный голос, но не вдыхать аромат ее утренней кожи, не гладить ее плечи. Это было сильнее меня. Я скучал, впервые в жизни так сильно ждал чьего-либо возвращения.
“Милый, не волнуйся, я люблю тебя и скоро приеду. Сейчас здесь уже вечер. Я пойду принять душ с твоим любимым мыльцем, ты, надеюсь, еще помнишь его запах? А потом лягу спать”
 Я помнил его. Думаю, что я никогда уже не смогу забыть этот запах. И ее влажные волосы после душа, как она была прекрасна в эти моменты, если бы я обладал даром художника, то нарисовал бы ее портрет, и он бы красовался у меня на стене словно икона. Я боготворил ее красоту.
 Чертова работа, как жаль, что я не мог поехать с ней. Я не мог бросить все. Оставался здесь, заложником являлся в офис каждое утро, мои мысли были там, с ней. Я ревновал ее. Никогда не признавался ей в этом, но ревновал ее безумно. Почти настолько же, насколько любил. Когда мы приходили в кафе, в кинотеатр, я видел, как другие мужчины смотрят на нее. Как они поедают глазами ее стройные длинные ноги, изящно обтянутые короткой юбкой и черными чулками. Господи, как же я ревновал и как был горд, что она со мной. Я нажимал “закончить вызов” и ее голос исчезал, она снова становилась такой далекой, такой несбыточной еще на вечер. В ярости я бросал трубку куда-то в направлении дивана.

Сегодня она приедет. Я верил, что все изменится именно этой весной. Но было еще рано, февраль на календаре. Я решил проверить, может я ошибся. Я подошел к окну и стал ждать прохожих. Через пять минут из-за угла вышла женщина с двумя черными пакетами в руках. Я впился в нее глазами, от жара меня трясло. Я плохо видел, но она постепенно приближалась к моему окну. Она была нормальной, обычной женщиной среднего возраста. На секунду на моем лице появилась улыбка и исчезла в тот же миг, женщина подняла голову вверх, и я увидел ее глаза. Они не были живыми, но самое ужасное, что их было несколько десятков, десятки паучьих глаз. И они собирали картину воедино. Мне казалось, что она смотрела на меня, и я чувствовал, как ее глаза собирают мой образ по кусочкам, как они словно мозаику складывают меня по фрагментам и отправляют импульс в мозг, где и запечатляется мое изображение. В ужасе я отпрянул от окна, разбив горшочек с кактусом. Я бросился к ящику с лекарствами. Меня знобило, я должен был сбросить температуру. Дрожащими руками я собрал в ладонь несколько разных таблеток и разом отправил их в рот. Вкус горечи. Я запил все содержимое водой из-под крана. Мне было плохо.
 Все снова началось. Карнавал. Все сняли маски. Не по плану, что-то сбилось на календаре. Все не настоящие. Я видел это. Только я. Люди, почему они не могут быть настоящими? Они скрывают себя месяцами, но когда тает снег, когда ручьи несутся по дорогам, они не могут больше. Они срываются, точнее я срываюсь. Я вижу их. Мне не нравится это. Все против меня, они агенты, возможно инопланетяне. Я не знаю, есть ли настоящие или все они пришельцы или шпионы? Лицемеры, все вокруг. Обман, ложь, все низменные, порочные качества изливались из людей, они фонтанировали перед моими глазами. Я видел их истинную сущность: ложь, обман, алчность и скудоумие. Но я хотел верить, что она другая. Я верил ей всегда, она никогда не лгала мне. По крайней мере, мне хотелось так думать. Но я уже не мог быть так в этом уверен. Все другие, все не настоящие, они хотят мне зла. Они знают, что я не как они, и они не оставят меня в покое. Они будут преследовать меня до самого лета. Тогда потом натянут обратно свои маски, и все станет как прежде, лицемерные улыбки вполне человеческих лиц, но только до следующей весны.
Но я не могу прятаться всю весну здесь дома. В этот раз я не успел запастись продуктами, мне придется выйти наружу, а вдруг они за дверью? Я открою дверь, а они уже в подъезде, на лестничной площадке стоят и курят, и ждут, и кровь со слюной капает на перила. Они увидят меня и тогда глаза их загорятся ярким пламенем, они набросятся на меня, только потому, что я другой, не как они. Но ее я впущу. Я не могу оставить ее там, не проверив. Вдруг она подобна мне? Она не среди них, ни одна из них. Такое может случиться. Должен же быть еще кто-то. Я не могу быть единственным, у всего в этом мире есть пара или хотя бы аналог. Раньше этого не случалось, но я тешил себя надеждой. Мне ничего не оставалось, кроме как надеяться.

 До ее прихода оставалось пол часа. Жар немного спал и я уже смирился, что карнавал исчез раньше, чем положено. Я приготовился, твердо решив, что когда она позвонит в дверь, то посмотрю в глазок, и если она “нормальная”, то впущу ее. Быстро, втолкну ее внутрь и закрою дверь, они не успеют ворваться, по крайней мере, я должен рискнуть. Ради нее, ради любви. Она всегда была чиста и откровенна. Она не могла быть подобной другим людям. Я разговаривал сам с собой. Но нет времени для полемики. Нужно приготовиться. Я налил в вазу теплой воды и поставил в нее розы. Накрыл стол и установил свечи в подсвечниках в шахматном порядке в самом центре. Это будет ужин при свечах. И если она будет отличаться от них, то я сделаю ей предложение. Я положил в ящик стола кольцо, которое купил ей позавчера. Рядом с ним лежал револьвер, на случай если она все же с ними. Осталось совсем немного времени. За окном уже стемнело, но фонари еще не включили, и это было самое удачное время для бродячих собак порыться на помойке. Я выглянул в окно, собаки лаяли и кусались друг с другом. Видимо боролись за кусок пропавшего мяса, как они были похожи на людей в этот момент. Как они ничтожны.
Я переживал за нее, когда же она придет, как доберется. В телефонном разговоре она пообещала, что возьмет такси и прямо из аэропорта примчится ко мне.
Я волновался, а вдруг они доберутся до нее?

Осталось одно приготовление, я чуть было не забыл о нем. Я ждал ее в домашнем трико и грязной футболке.
“Ну и идиот, пронеслось у меня в голове. Я забыл одеть костюм”.
Я ринулся переодеваться. Хорошо, что рубашка, висевшая в шкафу на вешалке, не потеряла своего вида и выглядела так, будто я погладил ее прошлым вечером. В спешке я натянул брюки и поменял носки на новые. Когда я застегивал рубашку, раздался звонок в дверь.
“Вот он, момент истины. Сейчас все решится. Все станет ясно”.

 Я открыл ящик письменного стола и посмотрел на два предмета, определяющих мою дальнейшую жизнь, револьвер и кольцо.

 Медленно, я пошел к входной двери. Я знаю это она. Сейчас посмотрю в глазок, и все решится. Я так хотел, чтобы она была нормальной. Это же должно когда-нибудь случиться. Я желал этого и молился про себя.
 Она стояла с возмущенным выражением лица, уже несколько минут она давит на кнопку звонка, но никто не спешит открывать ей дверь. Какая же она у меня не терпеливая.
Я застыл у дверного глазка и любовался ей. В ее глазах читалась усталость, но она была собой! Той милой девушкой, которую я любил. Я был рад безмерно. Забыв обо всех предосторожностях, я открыл дверь, и тут же она кинулась мне на шею и прильнула губами. Какими сладкими они мне тогда показались, как ждал я этого момента, как мечтал о нем, сидя у телевизора каждый вечер. Она такая родная, такая любимая и главное настоящая. Это было чудо. Это было впервые. Она была человеком, прекрасной девушкой. Запах ее духов сводил меня с ума. Я закрыл за ней дверь, улыбаясь во весь рот, я чувствовал себя самым счастливым. Теперь я был не один. Теперь нас двое.
“Как ты добралась? Ничего не случилось в дороге, у тебя усталый вид?” Мне хотелось спросить все и сразу, но я не мог задать прямой вопрос о человекомасках, боясь показаться сумасшедшим. Все еще улыбаясь как дурак во весь рот, я помог ей снять пальто.
“Устала ужасно. Перелет был сложным. Ты же знаешь, я очень боюсь самолетов”
Она расстегнула сапоги, и быстро сняв их, прошла в комнату. Даже не прошла, а влетела. Ее походка была одним из ее бесчисленных достоинств, она словно летела над землей. Легкие шаги, грациозные покачивания бедрами. Я шел за ней следом, такой не одинокий, такой счастливый.
И тут глаза ее вспыхнули. - “Ой, это все для меня? Ужин при свечах?” В ее голосе была радость. Всплеск положительных эмоций после трудного дня. “Как же я по тебе соскучилась!”
И она вновь целовала меня, и вновь я купался в ее запахе, в ее нежности. Я обнимал ее тонкую изящную талию, гладил ее волосы.
“Сегодня особый для нас вечер, дорогая, - шептал я ей. У меня есть для тебя сюрприз. Но все по порядку. Сначала небольшой ужин с шампанским в честь твоего возвращения”.
“Я очень проголодалась, весь день с самого утра ничего не ела”, - она улыбнулась. Ее улыбка, ее ровные белые зубки, алые губы. Как она умела улыбаться, эти ямочки на щеках. Она казалась самой искренней в этот момент. Я наслаждался ей. Ее красотой. Ее душой. Всем. Она была одета безупречно. Белая пушистая кофточка, коротенькая темная юбочка и колготки. Косметики на лице почти не было, лишь немного подкрашены глаза. Она была красива от природы, выразительные черты лица, слегка вздернутый носик и пухлые губки делали ее королевой красоты для меня. Загар, приобретенный на отдыхе, очень подходил ей. Я поедал ее глазами, и она знала это и улыбалась.
“Я думала о тебе каждый вечер. Каждую ночь жалела, что ты не смог поехать. Там такие жаркие ночи. Я спала полностью обнаженная и совсем одна на большой кровати”
“Не продолжай”, - сказал я, зажигая свечи на столе. Эти слова были слишком сладкими для моего слуха, даже приторными.

 Мы почти не ели, я открыл бутылку с шампанским и наполнил бокалы. Через несколько минут мы уже не сидели напротив друг друга. Она удобно устроилась у меня на коленях и потягивала шампанское из бокала. Я целовал ее шею, мягкую и нежную. Я не мог оторваться. В тот момент я забыл обо всем, о температуре, о весне и человекомасках на улице, о приступах сегодняшним утром. Сейчас все было иначе. Только она и я. Возможно, я ошибался, и ничего не было на самом деле. А может, просто она излечила меня. На это мгновение у меня появился просвет. В моей голове появилась та самая мысль, что я все этот лишь выдумал. Это лишь гиперболизация низменной человеческой сущности, остальное дорисовывало мое воображение. В конце концов, нет идеального, непорочного человека. Как я много раз слышал, все лгут, и мама и папа, и тетя, и президент, и даже мистер Бог тоже лжет. Никто не идеален. Но я не мог это контролировать.
 Я быстро сообразил по выражению ее лица, что ужин закончен и пора переходить к следующей стадии сегодняшнего вечера. Она поднялась с моих колен и, покачивая бедрами, пошла в ванную. Меня поражала длина и какая-то идеальность ее ног. Они были стройными, длинными и безумно сексуальными.

 Температура все сильнее давала о себе знать. Я закрыл глаза и увидел, что лечу, раскинув руки, вдоль сонных окон домов, жители которых верят в правду, не зная где ее начало. Дальше в лес среди осин, замерзших, но не утративших надежду на тепло. Говорят деревья здесь особенные. Они обладают знаниями, но без стремлений и поэтому веками стоят недвижимо, и молчаливо покачиваются в такт пению ветров. Пропавшие поколения. В этой тьме полузабытых мест, среди осколков от полночной луны гравировка на коричневом камне. Рисунок…боль…смерть. И как кричит моя душа среди осин, которые покорно покачиваются, покачиваются, как ее бедра…

 Отогнав от себя эти мысли, я поднялся со стула и стал убирать стол. Отодвинув его дальше к окну, я расправил диван и уселся на него. Ждать ее. Легкая дрожь волнения пробежала по моему телу. Сейчас она выйдет, я признаюсь ей в любви в тысячный раз за последний месяц, достану из ящика кольцо и предложу стать моей женой. Она ответит мне согласием, и после мы всю ночь будем заниматься любовью.

 Я убрал покрывало и взял в руки ее сумочку, чтобы положить ее на кресло. Не обратив внимания на то, что она расстегнута, я ловким баскетбольным движением отправил ее в направлении кресла. Джордан бросает - Джордан попадает. Но из сумочки вывалились вещи, и я поднялся с дивана, чтобы собрать все обратно, пока она не вернулась в комнату. Не хотел ее расстраивать. Вдруг мое внимание привлекли фотографии выпавшие наружу. Это были снимки с отдыха. Пляж, она одна, несколько пейзажей, природа, вода и прочее. Я листал фотки и вдруг заметил ее обнимающуюся с каким-то парнем лет двадцати, длинноволосым и высокого роста. Я перелистал еще несколько снимков, в кафе, в номере, на пляже. На многих снимках она была с ним, то весело смеясь, то обнимаясь.
Сомнения зародились во мне. Семена в виде этих фотоснимков были посеяны в моей голове. Возможно, все нет так, как мне виделось. Любовь? Верность? А имели ли они место в наших отношениях с ее стороны? Я не был больше уверен. Я ревновал, жгучей ревностью.
Что за парень? Любовник или просто случайный знакомый? Она лгала мне? Я звонил, она говорила спокойной ночи любимый и шла с ним на пляж?

 Сложив все аккуратно на место, я вернулся на диван. Надо сказать очень вовремя, она вернулась, буквально в тот момент как я сел. Она села рядом со мной и обняла меня.
“Дорогой, мне так не хватало твоих объятий. Я так скучала по твоим ласкам”
Я не знал что сказать. Улыбка, они улыбались, может смеялись надо мной. Не хватало ласк? Этот юнец не такой умелый, не столь опытен? Я отгонял от себя эти мысли, но они все больше завладевали мной. Я не был уверен в ее верности.
“Я так ждала момента, когда вернусь. Когда снова обниму тебя”. Она нежно поцеловала меня в лоб. “Ты такой горячий, у тебя температура?”
“Я простыл немного, ничего страшного, не беспокойся”.
“Закрой балкон, а то ужасно дует. Я не хочу, чтобы ты заболел”
Я встал и пошел к балкону, закрыть окно. Отодвинув шторы, я увидел луну. Большой круглый шар. Полнолуние. Она сияла недобрым светом. Своим светом она будто бы поливала сомнения, навеянные мне фотографиями. Собаки за окном все еще лаяли и дрались друг с другом за новую добычу, измазанную гнилью, но все же не потерявшую запах мяса. Обман, лицемерие. Все врут. Карнавал масок. Каждый прячет свое истинное лицо. Скрывает себя. Но я вижу все. Я всех их вижу. Эти лица, исчерченные пороком. Зависть. Пошлость. Ложь – не любовь. Я был уверен, что она изменяла мне с ним. Он касался ее тела, он водил пальцами по ее спине, по ее груди. У меня перед глазами уже стояла картина, как он раздевает ее. Срывает с нее купальник и целует ее. Она стонет и глубоко дышит. Я видел все это в окне. Она была с ним. Теперь я не сомневался.
“Милый, ну что ты там увидел? Я жду тебя, дорогой. Поиграем в нашу игру. Любимый, пойдем же скорее ко мне”.
Я обернулся, и меня будто током ударило. Ее глаза, вертикальные зеленые полоски. Они светились. Она извивалась всем телом. Звала меня. Из-за спины я видел змеиный хвост.
Раздвоенным тонким языком она облизала свои губы. Она стала одной из них. Ошибки нет. Она врала мне. Нет не любви - есть присутствие лжи. Ложь. Измена. Она сняла маску, теперь я видел ее настоящее лицо. Змеиный, жаждущий моей крови, взгляд.
“Иди же ко мне. Любовь моя, я долго ждала этой ночи” – хриплым голосом она звала меня к себе. Заманивала, чтобы обвить меня холодной чешуей и впрыснуть яд мне под кожу.
Из ее голоса исчезла вся мелодичность и нежность. Теперь все выходило на поверхность. Я взял себя в руки и не подал виду, что испугался. Тем более что я стоял в метре от письменного стола.
“Подожди дорогая, у меня есть для тебя сюрприз. Я так люблю тебя. Я так хочу, чтобы все было хорошо. Я так хочу, чтобы мы были навсегда вместе”. Будто в бреду, в беспамятстве я что-то бормотал.
“Так иди же ко мне. Я уже устала тебя ждать”. Ее хвост тянулся в моем направлении. Казалось, он хотел схватить меня и насильно притянуть ближе к дивану, где, шипя и извиваясь, лежала огромных размеров змея.
Я открыл ящик и взял в руки револьвер. Другого выхода не было.
“Я так хотел, чтобы все сложилось по-другому. Прости меня, что не спас тебя”.
Я остановился, говорить было невыносимо больно. Разочарование сковывало дыхание. Боль разочарования – возможно одна из самых сильных разновидностей боли. Мои руки похолодели, а губы треснули, не выдержав температуры тела, и вкус крови попал в рот.
Гравировка на коричневом камне - одиночество, столетия тоски и невыносимая ухмылка несправедливости. Этот рисунок всплыл в моей памяти. Судьба. “В свою очередь, я прощаю тебя за то, что ты среди них. Ты как они. Прощай, моя любовь”.
В ее глазах появился ужас. “За что…?” Больше она ничего не успела сказать.
Выстрел. Пуля просверлила отверстие в ее груди. Кровь выступила на белой ткани. Она была красного цвета. Она схватилась руками за грудь и увидела на своих пальцах кровь, она хотела закричать, но следующий выстрел предотвратил это. Следующие три выстрела я сделал по уже мертвому телу. Ее взгляд застыл.

 Придя в себя, я смотрел на нее. Я не верил своим глазам, я сделал это. Она мертва.
Она погрузилась в самый крепкий сон. А ведь она так утомилась при перелете. Это был тяжелый для нее день. Но больше она не проснется. В ее груди сияли пять отверстий не совместимых с жизнью. Кровь заливала мой диван, и ее кофточка напрочь утратила свой белоснежный вид. Но даже в смерти она была красива. Остекленевшие глаза и замерший в ужасном крике полуоткрытый рот, не портили ее лица, пухлые губки и карие глаза. Взгляд холодных змеиных глаз исчез, и ее зрачки снова приняли свой обычный карий цвет. Я сел на пол, отложил револьвер в сторону и взял в руки бутылку шампанского. Сделав несколько больших глотков, я преодолел дрожь в теле.

“За что ты так со мной? Ведь я давал тебе все, что ты хотела. Я доверял тебе. Ты была последней, кто не носил маску”. Я шепотом повторял в пустоту “Что ты в нем нашла? Что ты нашла в этом юнце?”
Встав на ноги, я подошел к креслу и взял в руки ее сумочку. Я хотел еще раз посмотреть на эти снимки. Я хотел видеть ее довольное предательское лицо. Я достал эти фотографии из кармашка во внутреннем отделе и стал их перебирать по порядку. Отель, пляж, ступеньки. Мои руки снова затряслись. Фотографии упали на пол. Я лихорадочно перебирал их. На всех снимках она была одна. Никакого длинноволосого парня рядом с ней не было. Она одна, улыбается. Кафе. Комната. Пляж. Одна. Это невозможно. Слезы появились на моих глазах. Я посмотрел на диван. Она мертва. Она была искренней передо мной. Она не изменяла. Мое сознание. Что же оно делает со мной. Что с моей головой? Что творится в моем чертовом воображении? Карнавала нет, а может никогда и не было, может он лишь в моей голове? Я вижу то, чего нет на самом деле.
Пронзительный крик отчаянья раздался в ночи, он заглушил даже лай собак за окном. Я кричал, ревел, бился в истерике. Она мертва. Я убил ее. Убил не за что.
 
 Я подполз к ней. Сняв рубашку, накрыл ее тело. Моя белая рубашка также быстро пропиталась ее кровью. Я должен укрыть ее, ей холодно. Моя бедная девочка она замерзла. С проклятого окна все еще дует. ”Я не хочу, чтобы ты заболела. Моя милая, бедная, мертвая девочка. Я все исправлю. Тише, все хорошо. В следующем году мы поедем вместе на отдых. На любой курорт, который ты только выберешь. Я брошу все, работу, дела. Мы поедем вместе. Я обещаю тебе”.
Я гладил ее волосы и ждал, что она очнется и ответит мне, простит меня, но она молчала.
“Милая моя, сегодня наш вечер. Все будет иначе. Все изменится. Ты слышишь?”
Но мертвые чаще молчат. Ни слова не слетело с ее губ, и в этом случае тишина была больнее любых звуков. Я хотел говорить, рассказать, все объяснить.

“У меня есть подарок для тебя”, - я поднялся и пошел к столу. Я открыл ящик и со второй за этот вечер попытки, наконец, достал оттуда нужный предмет. Кольцо, простенькое золотое обручальное колечко. Я сжал его в ладони.
“Сейчас, моя любимая. Сегодня я хочу сделать тебе предложение. Я хочу, чтобы стала моей женой. Ты согласна?”
В ответ молчание. Молчание, похоже, становилось ее пороком.
Я отвел глаза от дивана, и мой взгляд упал на револьвер. Там оставался еще один патрон.
Я взял его в правую руку.
 На ватных ногах я дошел до дивана. Она молчала. И в этой тишине я, казалось, слышал шелест тех осин, таких покорных и мудрых, но без стремлений. И когда небеса падали на них и ломали ветви, они, молча и смиренно стояли. А потом морозный утренний туман
бинтовал их раны.
 Она молчала. Но я знал, что она согласна. Я положил револьвер рядом с ней и взял ее руку. Она была теплой и мягкой, на пальцах были следы крови. Это вывело меня из равновесия, и слезы потекли по моим щекам. Я надел кольцо на безымянный палец ее правой руки и поцеловал ее в губы. Она уже не отвечала на мой поцелуй. Больше никогда она не станет играть со мной в “кусаться губами”. Господи, как же она красива. Даже в смерти она была прекрасна, несмотря ни на что.
“Спи спокойно, родная, я с тобой. Я за тобой”.
Осторожно ладонью я закрыл ей глаза и еще раз нежно поцеловал ее губы. Весна пришла слишком рано. А люди никогда не станут лучше. Притворство и лицемерие. Каждый год карнавал объявляется закрытым.
Вечный гость и вечный чужой на этом празднике.
Я обнял ее и приставил револьвер к своему виску…