Территория грёз 14-20стр. 106

…
18:56 GMT +6:0
  У развитого человека мелькают десятки тысяч мыслей ежедневно и Косски незаметно для себя уже перебрал за этот день все последние факты, предположения сомнения относительно грёз – всю теорию и нисколько не продвинулся вперёд. Практика же возможна только ночью, по крайней мере он, физически способен проводить эксперименты со сном только ночью в связи с его дневным образом жизни. Поэтому он посчитал бесполезным, вечернее засорение мыслей и излишнее утомление мозга. Частенько он проделывал упражнения, расслабляющие мозг, они всегда помогали отбросить пустые изыскания до момента творческого подъёма или высвобожденного времени.
Доктор Косски подошёл к остановке к семи вечера, сразу же из-за поворота показался сто тридцатый автобус. Час пик ещё не прошёл, народу на остановках в это время как на митингах, и поэтому водитель обычно пропускал их через одну. Но, кажется пассажирам этой остановки повезло, автобус остановился.
Как хорошо! - прервал Виктор Михайлович свои мысли, - сто тридцатый!
Этим вечером ему повезло, - он смог сэкономить пять рублей на маршрутке. Им на кафедре, раз в месяц, выдавали единые проездные билеты на городской наземный транспорт. Некоторые преподаватели, что живут поближе к работе, продавали их в ближайшей диспетчерской, - если стоимость проездного колеблется от пяти до десяти процентов от общей суммы зарплаты гениев, будьте уверены: у диспетчерской соберётся целая очередь из академиков и докторов наук, чтобы их сбыть.
Сегодня у меня повышение, - подумал Косски, вися в автобусе между двумя лаборантами и кандидатом из института физики полупроводников, – В пятницу были лаборант и студенты – заучки, из тех, что остаются до вечера в ВУЗе.
Вдруг кто-то, с подножки прокричал:
- Отпустите хвост собаки!
Доктор обернулся и увидел человека с собакой. Надо ли в этой фразе поставить запятую, - Виктор Михайлович не уловил.
Странно – заметил про себя Косски, под смешки пассажиров, - такие шуточки легко проходят вечером, а вот утром, оставляются без внимания. Мда, если б в организме человека на сознательном уровне доминировала физиология, а не психика, было бы наоборот – шутили бы по утрам.
Человек с собакой всё-таки забрался в заднюю часть салона. Ей, на этот раз, не пришлось бежать за автобусом, тянутой на поводке, линяя от изнеможения на ходу.
  Автобус на этой остановке набился до отказа, хотя…нет, - отказ не влез. И Косски по русской недокументированной методике езды в набитом транспорте, тупо уставился в окно, стараясь несколько остановок ничего не чувствовать, даже собственные карманы.
Автобус медленно проезжал остановку за остановкой, разменивая вечерние весенние сполохи и чарующую природу Новосибирского Академгородка, на чувства томительного ожидания и беспричинной злобы на товарищей по давке, в салоне. Никто из пассажиров и не подумал наслаждаться жизнью в этой душегубке.
Виктор Михайлович попытался поменять руки, - осторожно вводя в лоно толпы затекшую руку, которой он держался за поручень, и медленно вытаскивая другую. Вдруг он мгновенно напрягся, - нервозно вскрикнула женщина, но вскоре оказалось напрягся он напрасно, обращение было направлено не к нему:
- Мужчина, почему вы меня лапаете? – не на шутку возмутилась женщина.
- Можно подумать, у меня руки грязные! – нагло отшутился мужчина.
- Виктор Михайлович, - Косски попытался обернуться, но не смог, хотя он и так узнал этот голос, это был один из его студентов - Макс Рим.
Талантливый парень, уже в эти годы начал защищать свои научные взгляды. Его, помнится, даже не пришлось вытягивать, как всех, за уши, - во втором семестре, когда им ввели предмет "Юридическая психология".
- Здравствуйте! – продолжал Макс, взрывая, как всегда, первую часть слова.
 Максу повезло, на последней остановке из автобуса вышла скромная старушка, стоявшая рядом с ним и салон обезлюдел эдак человека на три, и ему удалось развернуться лицом к профессору. Косски же мог только представлять его, понимая, что если он попробует повернуться, то вывихнет плечо, - это если не побьют! Но Виктор Михайлович - таки попробовал, и…смог повернуть только голову, налево, и тут же, встретил ненавидящий взгляд полной женщины. Тогда он попытался ответить стоя, так как есть, повернув голову правее, к мужчине в пальто:
 - Здравствуй, чего так задержался? – спросил Косски. - …Чего молчишь?
Макс пытался вытащить свою сумку-пакет, зажатую между ног у гордого пассажира набитого автобуса.
- Я в библиотеке “фи-феномен” разбирал! – отвечал Макс.
- У тебя проблемы со светящимися точками? – пошутил Доктор.
- Нет! Пытаюсь быть эрудированным!
- А что у тебя с “Мимикой”? – поинтересовался Доктор.
Пожилой мужчина, на которого Виктор Михайлович смотрел, говоря всё это возмущённо, по птичьи отвёл голову.
- Плохо пока, схватить конструирование бегло не могу! – жаловался Макс.
Они вышли вместе Максом. Косски давно обещал показать ему черновики его опуса “Мимика человека”, - парень так заинтересовался этой работой, что напоминал Виктору Михайловичу неоднократно, но Косски постоянно забывал тетрадь:
- Ладно, забежим ко мне, дам тебе черновики, - предложил Доктор, глядя на глухонемого, на остановке, просившего жестами собеседника перезвонить ему. Видимо у глухонемых свои шутки.
Когда они с Максом подходили к двери доктора, тот хитро прищурился. Макс не сразу понял, почему доктор ухмыляется. Косски открывая дверь, пытался загородить спиной от Макса дверной проём, чтобы Макс не увидел, до времени, интерьера квартиры.
Наконец, Виктор Михайлович распахнул дверь, Макс вошёл в квартиру, и…, утратив перспективу, в связи с неправильной геометризацией комнаты, потерял равновесие. Попытался удержаться за ручку шкафа, что ему благополучно не удалось – она была нарисована. Время потеряно – Макс, хватаясь за стену, упал на задницу.
  Сработало. Доктор очень любил экспериментировать с визуальным восприятием человека. Вся его квартира, визуально была неправильной. Сразу при первом же шаге на порог, "жертва" видит нарушение перспективы, - купол над косяком двери в кухню, находящийся прямо по курсу с порога, был изображён с нарушением перспективы оснований его колонн. Причём по бокам от входной двери, нарисовано то же самое, что и на стене внутри кухни, прямо по перспективе, видимой в дверной проём кухни. Подсознание входящего также охватывает и то, что и потолок в самой прихожей – тот же купол изнутри, того же цвета и стиля, с рисованными колоннами, спускающимися с потолка к полу. Первый раз человек, теряет перспективу, и хватается за стены, - когда видит неправильные основания. Ему кажется, что у него кружится голова. А второй раз падает, когда, двигаясь по прихожей и ожидая одного привычного движения перспективы, находит совсем другую, неправильную, если дверь в кухню открыта. Это уже эффект двойственной картины, - картина мелкой полоской, под определённым углом, ссечённого треугольника. Повозиться конечно надо с такой картиной, но эффект того стоит, - человек всегда падает. Потом тупо смотрит с глазами на выкате то на “это”, то на хозяина квартиры, мол, всё это неправильно.
 - Что случилось? – невинно удивился Доктор.
 - Я споткнулся,… кажется!? - Макс, хоть и упал, но быстро оправившись, попытался не показать виду профессору, что “потерялся” в пространстве. Он, желая потянуть время, встал, подошёл к зеркалу, затягивая момент для грамотной оценки всех этих иблисовых игр, и потерял таки над собой контроль:
- Зеркало не отражает! – удивился Макс.
- Максим! – осудительно, усиливая эффект от шутки, посмотрел на него Виктор Михайлович.
- Меня нет! – подтвердил Макс, вспомнив рассказы о вампирах, которые не отражаются в зеркалах.
Макс обернулся, - всё правильно, зеркало фотографически точно отражало противоположную стену, и полочку. Обернулся – его то, самого, - нет! Не отражает! Прошло ещё несколько тупых секунд, пока Макс додумался, что это не зеркало, а фото в рамке обычного зеркала. Сфотографированное с зеркала, висевшего здесь до неё. Доктор в это время успел вдоволь насмеяться.
“Зеркало” было расположено на входе в квартиру так, чтобы входящий заметил сначала детали противоположной зеркалу стены. А потом, подсознательно определив по форме, рамке и блеску зеркало на противоположной стене, подходил к нему и впадал в глухое замешательство, - его, родимого отражения в “зеркале”, не было!
Доктор Косски очень любил иллюзии: коллекционировал геометрически неправильные изображения, неправильные трёхмерные фигуры, загадки, парадоксы. До того любил, что вся его квартира, была воплощением иллюзии, - неправильной и удивительной геометрии. Он не пожалел ни сил не времени на такой поразительный интерьер. Не сам, конечно, ремонтировал, - приглашал знакомых рабочих, из ремонтной артели. Но и проект создавал, и в поте лица рабочим объяснял “чё за ботва”, - он сам. Все тогда, что он откладывал на машину, таяло в тумане его идей и «иллюзий».
Его знакомый художник, без академического образования, но очень талантливый, также не сразу понял, “чего за паровоз ему нужен”. Дело в том, что в зале у Косски, на стене находящейся напротив входа, был нарисован пейзаж с приближающимся паровозом, в стометровом отдалении. Это было хорошо видно человеку заходящему в зал! Там же слева, напротив “картины” стоял и диван. И когда человек, глянув на паровоз, садится на диван, то, нервозно вскинув руки, вскрикивает, совершенно нормально пытаясь отпрянуть, от внезапно приблизившегося к нему паровозу. Приближающийся паровоз под этим углом зрения занимает уже всю стену! Это, также, был эффект двойственной картины. На одной и той же стене, - под углом от входа одна картина, с отдалённым паровозом, а под прямым углом, та же самая но, с паровозом вблизи, от которого невольно хочется отпрянуть! Ох, и дорого же взял этот художник!
Изюминкой для гостей доктора Косски была дорогая на вид ваза, которая всегда падала, когда мимо кто-нибудь проходил, но не разбивалась, так как была куплена в магазине приколов.
 Что касается полов в доме Доктора Косски, то лучше было идти, не глядя на них: половицы, хотя и являли собой единую поверхность, были выполнены в обратном ракурсе, при восприятии предметов в перспективе. Представьте себе дорогу уходящую вдаль, у которой левая и правая стороны не сходятся в точку, вдали, а расходятся по вертикали. Например, левое движение идёт прямо, а правое вверх, и это при явной боковой параллели обеих внешних сторон. И человек, идя по такому полу, вынужден был очень медленно передвигать ноги, боясь споткнуться. Кроме того, те половицы, что были дальше от входа, были шире передних, что нарушало восприятие ровной поверхности. Ванная комната доктора Косски вообще была воплощением жестокой шутки. Дело в том что с угла зрения совпадающего с направлением взгляда человека, входящего в ванну, всё было обыденно скучно – стена, полка, напротив чугунная ванна. Гость начав мыться уже злорадствовал, что фантазии на ванну у хозяина не хватило, как поворачивался назад к полотенцу, вытереть руки. Но стоило ему посмотреть назад, как он падал в чугунную ванну, он видел падающую на него стену с полочками. Видно было что отвес в строительстве этой стены не участвовал – стена была в наклоне. Нормальная реакция человека в такой ситуации вскинуть руки, но и это было продумано надменным профессором – все полки от прикосновения к ним с грохотом складывались и всё их содержимое, ссыпалось на пол.
Были и ещё сюрпризы в квартире Виктора Михайловича: реалистично нарисованный вход в воображаемый подвал, фото на дверях их открытых положений, фото и рисунки подглядывающих людей в неподходящих местах и там где это было всего нелепее, висели различные “неправильные” картины, поделки, оригами.
Так как зрительное восприятие человека, это больше память, его опыт, чем сама сетчатка, - Макс даже уже потом “поняв” квартиру Доктора, не сразу к ней привык. Теперь же в полной растерянности первые секунды не знал как реагировать на эту оптическую атаку. Собственно он гостить и не собирался, взяв тетрадь с работой “Мимика человека” маленький человечек Макс «пополз» к выходу.
А Доктор, провожая Макса, мысленно снова переключился на своё ночное чудо-озарение. Он с ночи уже частично успел переварить первые впечатления от случившегося. Успел отказаться от первых более чем самокритичных предположений. Его можно понять, - у него, у учёного, не было подтверждений научного факта! Кроме своих субъективных ощущений, ему нужно было, на худой конец, субъективное подтверждение другого человека. Но кого?
Говорить, нет? - Косски не знал пока, кого выбрать для подтверждающего эксперимента.
Нет! - решил он, - не время!.
 Отдав черновик, доктор проводил своего студента:
- Потом принесу тебе статью “Эффект Зейгарника”! – пообещал Доктор.
…
20:18 GMT +6:0
Макс, первые месяцы своей жизни, провёл в тюрьме. Что поделаешь, незаконнорожденных в ОАЭ власти очень любят. Это не оговорка - в Эмиратах есть очень опасные виды развлечений, в которых участвующий специалист очень часто погибает. В этой фатальной для большинства стезе, не имея выбора и воспитываются «мальчики шейха» - незаконнорожденные дети незамужних матерей без виз, детей у которых отнимают прямо в роддоме. Например, любимое развлечение богатых арабов, - скачки на верблюдах. Верблюды, неуклюжие по своей природе, животные, несмотря на свои формы и размеры, если натренированны, то бегут и плюются очень эффектно. Верблюжий ипподром собирает множество болельщиков, как бы не больше чем на автогонках. И частенько, мальчик, восседающий на козлах, попросту падает и бывает затоптан. Это случается так часто, что порой не знаешь, что привлекает арабов больше сами скачки или гибель мальчиков.
Кандидат наук Люба Нахальцева, мать Макса, приехавшая за год до его рождения на конференцию по теории прибыли, посвящённой годовщине опубликования «Политической экономии» Вальраса, - так решила тогда: «- Нет, как хотите, а я не поеду назад в СССР!», и перешла на нелегальное положение, и забеременела от местного, не успев разобраться, кто, собственно, такие там местные. Однако её забрали прямо с роддома, в тюрьму.
Люба, с грудным младенцем отбыла тюрьме пять месяцев. Пять месяцев в палочном раю несколько поколебали её представления о нефтяном рае ОАЭ. Пять месяцев надзора и издевательств, надежд и мучений, пять месяцев страха за себя и своё дитя.
Каждую неделю её вызывали на допрос: «- Кто отец?» Ведь арабы, всеми правдами и неправдами, стараются оставить родившихся там, в Галфе. Люба сломалась на шестой месяц, но ребёнок не попал к шейху, а остался с отцом Александром Римом, холостяком полицейским, который очень удивился, что у него есть ребёнок. Он, собственно и спас маленького сына от яркой но очень короткой жизни "сына шейха".
Саму Любу Нахальцеву депортировали из страны, без права въезда обратно.
Так она и уехала, сумев оставить в Эмиратах, только частичку себя. А мальчик остался с отцом, в загнивающем тогда капитализме. Люба поехала в СССР, к себе в Болотное, что под Новосибирском, разумеется, не собираясь сдаваться.
Вывезти его в советский союз удалось лишь на пятый год его жизни, не без помощи отца, которому от роду тогда оставалось недолго. Мать нарадоваться не могла на сына, - он, её Максим, приехал, наконец, к ней навсегда.
Макс, к тому времени уже неплохо знал русский, его отец – чёт те знает кто по национальности: испанец, итальянец, американец Александр Рим, был полицейским, а полицейских в Эмиратах обучают русскому языку. Наивные россияне думают, что это из-за огромного количества российских туристов. А всё гораздо прозаичней, русские как бы не чаще, чем все остальные, вместе взятые, совершают там правонарушения. Поэтому сам Александр Рим не сразу успокоился, когда, по приезду в Россию, не обнаружил здесь мазуриков на дорогах с перевязанными на пиратский манер глазами, не изобличил в терроризме ни одного пассажира в общественном транспорте, и не увидел на улице злобных русских, избивающих мирных афганцев. И он, в конце концов, решил, что вся русская мафия выехала на разбой в Эмираты.
Макс поступил в НГУ и, так как из Болотного в университет нужно было бы ездить каждый день на электричке, он поселился в студенческом общежитии, рядом с храмом наук. В котором и встретились ему впервые самые разные представители студенческой жизни: заучки, нарки, спортсмены, ленивцы - кабачники.
Сам Макс в личной жизни замечен не был, - с девочками ему не везло. Причём не везло фатально, критически, – так может не везти только когда ты сам, после пары неудач в любви, накручиваешь дальнейшие обороты, - поедаешь свою уверенность. А, что касается, хмельной праздности – у него, к ней, ещё в детстве сложилось отрицательное отношение. Оставалось учиться. Институтские предметы, кружки, олимпиады, общее развитие, весь его день был заполнен как у Эдисона или Ньютона. Утром успевал повторить задание по коллоквуму, после универа в библиотеку, - изучать эриксорианский гипноз, который он так и не освоил до конца в школе. Так, вся его молодая кипучая энергия, обращалась в учёбу. Поэтому те студенты, кому везло с формированием пары, и которые немало времени посвящали предмету обожания, с учёбой обращались к Максу.
В общем-то, не заимев в сложном процессе обучения лёгких связей, он, может быть и не потерял вовсе, а нашел. Например, Иван Матвеев, его товарищ, - единственный, с кем подружился Макс, - бегал по миллиону девчонок. По крайней мере, Иван так заявлял. С теми, что покрасивей, в институте шашкал, тех что поподатливей, в общагу звал. Но в учёбе он сразу скинул и был отчислен из ВУЗа на втором семестре.
Что касается общежития, то оно сначала, просто шокировало Макса, привыкшего к домашнему уюту. Вечная вонь пьянки, шум разборок дурных первокурсников, песни безголосых под плохо настроенную гитару, попытки гоп стопа друг друга, в зависимости: кого сейчас больше, гопников или стопников. Никак целеустремлённому человеку не найти в этом романтики. Макс было, сначала, увидев всё это, начал подбирать жильё для аренды, но вслед за ним, в общежитие въехали двое парней: Иван Матвеев, не желавший жить с матерью в Красном яре, под Новосибирском и Константин Параев, который был из такого далека что и не выгороворишь. С ними Макс быстро сблизился, даже сдружиться. Правда Ивана, потом забрили в армию, из-за плохой успеваемости, но Макс его всегда вспоминал, Матвеев был настоящий друг. Кроме того, им повезло с соседкой Кариной, которая иногда баловала их иногда без видимой причины домашними провиантами. И он, в конце концов, решил остаться в общежитии.
  Так вот и продолжил Макс жить и учиться. Что-то бесило, что-то радовало, - такова жизнь. Бывали случаи, которые он будет потом вспоминать с дрожью, бывали и те, что вспоминаются с ностальгией.
Макс легко использовал нажитый годами артистизм – с детства вбирая в себя самые яркие эпизоды из увиденных или прочитанных им художественных сцен, он легко привносил их в жизнь. Причём не любил повторяться. Мелочи, тысячи высокохудожественных мелочей ежедневно украшали его существование. Выразительный тон, красноречивые, из незначительных, жесты, перефразированные идиомы или острые фразы. Например пропуская вперёд девушку, Макс мог с серьёзным выражением лица кулаком ударить по противоположному плечу и выбросить ладошку в направлении её движения или просто навесив на себя делано презрительную гримасу прикрикнуть: шмыг, шмыг! Небрежно стреляя пальцами. Так же легко ему давались цитаты к месту, колоритная мимика. Причём всё это давалось ему без тени пафоса и трюкачества, - он никогда не переигрывал. Даже яркие жизненно необходимые импровизации не вызывали у окружающих сценических ассоциаций.
Сам Макс вскоре, после проявления у него этого интереса заметил даже эволюцию этой стороны его личности. В седьмом классе он уже довольно профессионально мог отыграть комедию положений. Например, когда здоровенный полный одноклассник спросил спортивного Макса о секрете его быстрого бега, тот преобразился в строгого педагога заверив одноклассника что дело здесь в одной единственной фразе, «буквально пара слов», на поле, где играли в футбол пожарники. Там он и произнёс в полный голос эту фразу:
- Пожарники пид… , - в общем несколько не мужественны.
Жирный парень в оздоровляющем марафоне того дня потерял три кило сразу и ещё два после, когда ловил Макса.
В девятом классе для юного лицедея уже не существовало безвыходных ситуаций. Например однажды Макс идя в школу позади двух своих одноклассников, описанного выше толстого труса и его друга обеспеченного хлюпика, заметил что впереди, на углу их школы стоит группа вымогателей с хищными хорьковыми оскалами. Когда его одноклассники уже ровнялись дёргающимся от страха шагом к агрессивно глядящими на них хорьками, Макс, понимая что это же ждёт и его, перешёл в намёт. Ещё издали он закричал толстому, выдумывая тому на ходу грозное прозвище:
- Хук, не делай этого! – хотя кличка у толстого была проще – Щегол.
Переименованный щегол, итак уже наложивший в штаны, с ужасом обернулся – видимо бить его будут сразу с двух сторон.. Макс запыхавшийся, подбежав сразу же схватил толстого за плечи.:
- Не надо! Тихо, тихо расслабься. Никакой силы. Ну что тебе это даст? - и глядя на отморозков: Такой бешеный чуть что!
Хук еле стоял на ногах: конец – шептала дрожь в его руках, ярость – утверждал Макс, прощай молодость – шептали подкашивающиеся ноги, четыреста килограмм с правой – уверял сквозь какую-то пелену Макс, массируя толстому бицепсы..
Хук опёрся на Макса отрешённо глядя без конца расширяющимися от ужаса и фатальной неизбежности глазами куда-то вдаль, - убьют уже точно, а все эти красоты он ведь никогда и не замечал.
- Тебя тренер предупреждал! – продолжал укорять его Макс, уводя на себе труп Хука от вымогателей.
Вымогатели, в свою очередь знали точно, что это всё понт, чушь, что этого точно не может быть! Вот они стоят три лоха, и вот мы сейчас точно должны их бить, вроде бы... Но никто, почему-то не двигался с места.
- Тебе к области готовиться…! – они почти уже не различали голосов удаляющихся жертв.
Каким бы артистом Макс не был, но, однако такой акцент на художественной стороне его личности ничуть не мешал развиваться его стандартным социальным направлениям: семья, дом, институт друзья.
Макс очень рано сопоставил судьбы многих знакомых ему людей, все они без исключения оказались одинаковыми. Не поэтому ли люди придумали искусство? и не поэтому ли для некоторых уход от реальности в мир искусства является своего рода бунтом против монотонности существования социума.
Макс зашёл в вестибюль студенческого общежития и на входе попался их местному гею по принуждению Евгению Жирнову.
Сколько уже раз соседи по общежитию просили Макса вновь изменить профиль личности Жирнова. Макс их в своё время предупреждал, что постиг эриксорианский гипноз не в полной мере и иногда под его гипнозом образуется совсем иной профиль от ожидаемого. Но Жирнов толстый неудачник, настоял на том, чтобы Макс превратил его в секс машину. Настоять на этом Жирнова заставил его здоровый скептицизм – ну как можно в такое поверить! Но у Макса получилось профиль личности Жирнова был изменён, только он стал не секс машиной, а активистом коммунистической партии. Когда студентов достали бесконечные его призывы, листовки, сборы подписей, уговорили Макса попробовать ещё раз. Результатом второй процедуры явился злостный маньяк, которого скрутили уже на следующий день, когда Жирнов попытался задушить коменданта общежития, скрутили и потащили к горе гипнологу. В последний раз эскулап действительно сделал из того секс – машину, только вот совсем неожиданной ориентации. Сначала это всех устраивало, Жирнов даже стал помогать парням с учебой, но когда его притязания перешли границы, Максу досталось вновь. Но руки до Жирнова пока не доходили.