Себе во вред

После ужина пили коньяк, курили. Рюмка развязывала ей язык, с пунцовыми щеками она трещала, как сорока.
«Смотри, все слова переговоришь», - останавливал он ее.
«Это как?»
«А так… - загасив окурок, плотно устраивался он в кресле. – Давным-давно жил на свете неисправимый болтун, который мог часами распространяться, о чем угодно…»
«Он был политик?» - наморщила она носик.
Он пропустил мимо.
«От него уже разбегались все в округе, а, выходя из дому, молились, чтобы случайно не столкнуться с ним, и их молитвы были услышаны… Бывало, человек этот долбил, как дятел, одно и то же, а тут стал замечать, что раз произнесенное им слово навсегда исчезает из его речи… Он будто забывал его, скажет “дождь” – и забудет, скажет “лес” – и тот вылетит из головы...»
«Склероз?» - опять вставила она.
Он оставался невозмутим.
«Поначалу человек не обращал на это внимание, ведь он был великий оратор, перед которым мерк Цицерон, и легко находил новые выражения для своих мыслей... Он подбирал синонимы, вместо “дождя” говорил “вода, струящаяся с неба”, вместо “леса” - “группа растущих вместе деревьев”, отрицая противоположное значение слова, которое уже не мог употребить, объяснялся от противного, что выглядело иногда, как загадка… Так вместо “кошки” он однажды сказал “мяукающий зверек”, в другой – “домашнее животное, но не собака, не лошадь, не курица, не хомяк”…» и, перечислив с десяток домашних питомцев, вычеркнул их из памяти… Таким образом его лексикон катастрофически сужался, немота подступала к нему, как вода к княжне Таракановой, теперь он все чаще замолкал посреди разговора и, не в силах подобрать слова, объяснялся жестами… Тогда он стал выдумывать неологизмы, изобрел собственный волапюк, но и это не спасло – его языка никто не понимал… Пробовал он употреблять и знакомые ему иностранные слова, но они быстро исчерпались, а учить новые языки он не успевал – они забывались, прежде чем он овладевал ими…»
Сунув в рот сигару, он щелкнул зажигалкой, покосившись на дымивший конец.
Она сидела, поджав колени, и была вся внимание.
«Кончилось тем, что человек онемел… Он бродил в безмолвии посреди шумного, крикливого мира, страдая от того, что не может возвысить в нем голос… А однажды, созерцая толпу, заглушавшую пение птиц, вспомнил Карпократа, бога молчания, которого изображали безротым, и тут его осенило, что каждое слово создано, чтобы быть произнесенным единственный раз, только тогда оно действенно, только тогда несет смысл… А еще он понял, что в повседневной жизни, пресной и однообразной, можно обходиться без слов… И тут к нему вернулся дар речи, которым он до конца дней так и не воспользовался…»
Он выпустил дым: «Вначале было Слово, а потом слова, слова, слова…»
«Грустная притча, - пересела она к нему на колени. - От частого повторения слова затираются… - И тут же капризно надула губки: Глупый, зачем ты это рассказал, больше не буду говорить, что люблю тебя…»