Пойду и Умру за Тебя

Просто пойду и умру за тебя. Не потому, что смел и безрассуден – на самом деле, я многого боюсь. И, скорее всего, трус. Метро пугаюсь, пустых зданий, больших собак…

Зато, не боюсь бродить непроглядными ночными переулками – по той, лишь, причине, что мне почему-то кажется (не знаю – почему), что сам буду угрозой вероятному прохожему. Опасностью, шагающей сзади, чьи шаги все ближе. Эта мысль сопровождается сладким (и незнакомым) ощущением вседозволенности – покров темноты, беспечное неведение спешащей домой фигуры… Явно, не решившись на дурное и страшное (хотя, кто знает…!), я тешусь подобными мыслями…

Так же, как я люблю ходить в чистой одежде, возможно скрывая свое темное естество, некоторые мои попутчики на улице, не гнушаются быть самими собой. Пожалуй, это главные мои враги. Хотя, мне неведома ненависть, как и – нежность, любовь…

Однажды я вернулся глубоко за полночь и манжеты моего безукоризненно скроенного пальто были забрызганы кровью. Скорее всего, я испачкался темнотой и мрачными испражнениями города или… сам стал причиной некоего происшествия. Я помню лишь то, что испытывал сильнейший эмоциональный подъем столь же сильно пугавший меня, сколь и наливавший незнакомым и сладким возбуждением.С тех пор мои одежды все чаще носили на себе следы ночного насилия. Но, помеченный страшной тайной, самой смертью, я не избавился от страха. Напротив, моей единственный эмоцией стал непобедимый ужас. К прежним ощущениям добавилось то, что я стал бояться самого себя. И пришел к выводу, что таким вот удивительным извращенным образом во мне проявилась человечность. Но я бежал от подобных мыслей, устремляясь в ночь вновь и вновь.

Есть люди, достойные, избранные и знающие, что делать. Они-то обладают правом посылать на смерть, вершить судьбы и править. По каким-то нелепым причинам, я наделен этими качествами, явно лишними для меня и я устал от этой ноши.

* * *

Ты выросла по соседству. Однажды мы провели вместе пару дней и одну ночь. Мило, шелково, гламурно и… скучно. Осталось чувство, что мной поиграли, дабы легче забыть кого-то более важного, предыдущего… Впрочем – никаких претензий. Мне и так было зябко и неуютно в теплых и душистых подушках, среди глянца твоей устроенной жизни. Агрессивный макияж и такая же жизненная позиция, любовь к миру людей и миру в целом, исключали возможность быть вместе. Мое размеренный черный быт смело бы волной твоего искреннего жизнелюбия. Я спешил уйти и, когда меня попросили, сделал это с предельной галантностью. Но, это не меняло главного – я выбрал тебя, ты выбрала меня. Пусть – ненадолго… Мы тепло раскланивались в лифте или у подъезда… Ты осталась моей, частью меня. Это было выше моих сил. Стало данностью и я не пытался это менять. При этом степень моего безразличия к тебе равнялась глубине серого неба, висевшего над нами той октябрьской порой…

* * *

Знаю - у тебя проблемы… Какие-то долги, угрозы в этой связи, заплаканные глаза… Я не решил сначала – поучаствовать в твоей казни, как доброжелатель и помощник или… Я выбрал «или».

Их было четверо, с каменными лицами и железными кулаками и я без проблем умер за тебя. Кого-то из присланной пехоты успел забрать с собой, но шею мне свернули быстро, с будничным безразличием.

Умер. Не подумай, что за любовь. Да, плевал я на тебя, ненавижу любовь! Умер - потому что мне все равно, потому что я – вязкая тьма, сползающая по стенам домов, копоть выхлопных труб, густой туман безумия, грязь этого города и я устал быть таким…

Я знаю наше пребывание на Земле по времени, столь ничтожно, что в космическом смысле нас не стоит, даже, брать в расчет - мы - короче сполоха молнии за горизонтом. Я часто всматриваюсь в небо... Тьма - порождает тьму, в кромешной глубине, миллионы лет не знавшей солнца, перекатывались по дну простые беспозвоночные… И в этой тьме, спустя время, когда вода ушла, мы построили наши города, наш мир. В моей вселенной, где нет Бога и поэтому нет любви - все мы слепы и бродим по дну Великого океана… Он лишь временно отступил и временно отступила тьма… Обычные люди тоже устремляют глаза к небу и в отличие от меня видят Свет. И светятся сами. Так вот, ты светилась...

Прежде чем, мир странно порозовел, я успел разглядеть в твоем земном ужасе от происходящей экзекуции, неземную благодарность… Все-таки, боль, самая страшная боль, не так страшна, как забвение. Мне всегда было важнее победить свой страх, нежели остаться чистым перед Создателем. Я ошибался. Важнее всего и еще раз всего было то, что на долю секунды засветился и я...

08.12.2006.